Аргументация в процессах коммуникации. Pro et contra

Ивин А.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Философия Издательство: Проспект Дата размещения: 27.01.2017 ISBN: 9785392239900 Язык: Объем текста: 508 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава 1. Человеческая коммуникация — кажущиеся естественность и простота

Глава 2. Предмет теории аргументации и ее история

Глава 3. Эмпирическая аргументация

Глава 4. Теоретическая аргументация

Глава 5. Неуниверсальные способы аргументации

Глава 6. Аргументация и ценности

Глава 7. Операции объяснения и понимания в аргументации

Глава 8. Некорректные способы аргументации

Глава 9. Проблемные ситуации

Глава 10. Искусство спора и переговоров

Глава 11. Внешние факторы убеждения

Глава 12. Аргументация и человеческая история

Глава 13. Аргументация как продукт коллективного творчества

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 6.
Аргументация и ценности

1. Особенности обоснования оценок и норм

Оценки и их частный случай — нормы не являются истинными или ложными. Они говорят не о том, какой является реальность, а о том, какой она должна быть. Вместе с тем это не означает, что оценки и нормы не могут быть более или менее объективными, в существенной мере независимыми от высказывающего их субъекта, от того контекста, в котором они существуют. Полная объективность оценок и норм — недостижимый идеал, но повышение их объективности — обычная процедура оценочных и нормативных рассуждений.

Основное средство объективирования оценок и норм — их обоснование. Во многих существенных чертах оно отличается от обоснования описательных утверждений, приближающего такие утверждения к истине. Обоснование оценок и норм не связано с истиной, оно может быть направлено только на повышение их эффективности, результативности той деятельности, которая опирается на них.

Существенным недостатком современной философии является то, что в ней по старой, ошибочной традиции оценки и нормы истолковываются как частный случай описаний, не представляющий самостоятельного интереса. Считается, что способы обоснования, применяемые в случае описаний, автоматически приложимы и к оценочным и нормативным утверждениям. Своеобразие аргументации в поддержку ценностей остается пока совершенно не исследованным.

Оставляя в стороне ценности, философия науки повторяет ошибку философии в целом, интерес которой к ценностям был до недав­него времени минимальным.

Далее будет подробно рассмотрена проблема обоснования оценок и норм. Поскольку нормы являются, как уже говорилось, частным случаем оценок, а именно оценками с санкциями — прямо речь будет идти об обосновании оценок. Все сказанное на эту тему будет непосредственно относиться и к проблеме обоснования норм.

Проведение четкого различия между описаниями и оценками — предпосылка правильной трактовки ценностей в философии вообще и в философии науки в частности. Если убедить научное сообщество (аудиторию) в приемлемости какого-то описательного ут­верждения, значит, прежде всего, продемонстрировать ему истинность или, по крайней мере, высокую правдоподобность этого утверждения, то совершенно иначе обстоит дело с оценочными утверждениями. Они не являются ни истинными, ни ложными, поэтому попытка по аналогии с описаниями продемонстрировать аудитории истинность оценоч­ного утверждения — пустая трата сил.

В науке лучший и, пожалуй, единственный способ убеждения — абсолютное или сравнительное обоснование.

Однако между обоснованием описательных утверждений и обоснованием оценочных утверждений имеется существенная асим­метрия.

Во-первых, оценочные утверждения не допускают прямого и косвенного эмпирического подтверждения: в строгом смысле оценки не поддерживаются ни непосредственным наблюдением, приведением фактов, ни подтверждением в опыте их логических следствий.

Во-вторых, оценочные утверждения не могут обосновываться и построением объяснений, поскольку посылки последних всегда являются опи­сательными утверждениями.

В-третьих, применительно к оценкам бессмысленно говорить о фальсификации, неуспех которой мог бы ис­толковываться как свидетельство их обоснованности.

В-четвертых, относительно оценок не могут быть поставлены вопросы о прин­ципиальной возможности эмпирического подтверждения и эмпири­ческого опровержения оценок.

В-пятых, оценки нельзя обосновывать путем их дедукции из истинных описаний: они вообще не выводимы логически из описаний.

С другой стороны, есть способы обоснования оценочных утвержде­ний, не приложимые к описаниям. Во-первых, это — целевое подтверждение, являющееся параллелью косвенного эмпирического под­тверждения описательных утверждений. Во-вторых, оценки могут быть составными элементами актов понимания, параллельных актам объяснения. Адекватное понимание сложного явления — одно из важ­ных средств утверждения той общей оценки, которая используется в акте понимания. В-третьих, оценка может быть обоснована путем дедукции ее из других оценок, что невозможно для описаний. Описа­тельные заключения вообще не выводимы из оценочных посылок.

Коротко говоря, oпиcательные утверждения обосновываются принципиально иначе, чем оценочные утверждения, и, соответственно, аргументация в поддержку описаний должна быть другой, нежели аргумен­тация в поддержку оценок.

В науке и описательные, и оценочные утверждения должны иметь достаточные основания. Эти основания обеспечиваются процедурами абсолютного и сравнительного обоснования. Характер обоснования, а значит, и характер опирающейся на него аргументации, зависит oт того, к какому из употреблений языка относится обосновываемое положение. Процедура обоснования радикально меняется в зависимости от того, идет ли речь об обосновании описательных утверждений или об обосновании оценок.

2. Принцип Юма

Обсуждение про­блем обоснования оценок должно учитывать то обстоятельство, что из описаний логически не выводимы оценки, а из оценок не выводимы описания.

Описательные утверждения обычно формулируются со связкой «есть», в оценочных утверждениях нередко употребляется «должен». Поэтому идею о не выводимости оценок из описаний и описаний из оценок выражают также в форме положения, что от «есть» нельзя с по­мощью логики перейти к «должен», а от «должен» — перейти к «есть».

Английский философ XVIII века Д. Юм первым подчеркнул невозможность логического перехода от «есть» к «дол­жен» и упрекнул всю предшествовавшую этику в том, что она не считалась с этим важным обстоятельством.

«...В каждой этической теории, с которой мне до сих нор приходилось встречаться, — писал Юм, — автор в течение некоторого времени рассуждает обычным образом, устанавливает существование бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих; и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно: «есть» или «не есть», не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки «должно» или «не должно». Подмена эта происходит незаметно, но, тем не менее, она в высшей степени важна. Раз это «должно» или «не должно» выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него... Я уверен, что этот незначительный акт внимания опроверг бы все обычные этические системы и показал бы нам, что различие порока и добродетели не основано исключительно на отношениях между объектами и не познается разумом».

Этот отрывок из «Трактата о человеческой природе» Юма очень популярен. Положение о невозможности логического перехода от фактических утверждений к утверждениям долженствования получило название принципа Юма.

Данный принцип служил отправным пунктом для важных методо­логических заключений, касающихся этики и иных наук, устанавли­вающих или обосновывающих какие-то утверждения о долженствова­нии. Утверждалось, в частности, что если моральные заключения не могут логически следовать из неморальных посылок, значит, нельзя обосновывать моральные принципы, выходя за пределы самой морали. Это положение, утверждающее, как кажется, независимость морали от фактов, получило название «принцип автономии морали» и вызвало большие споры.

А. Пуанкаре, используя такой аргумент, пытался показать невозможность научного обоснования морали, или этики: все научные предложения стоят в индикативном на­клонении, а все моральные предложения являются императивными; из индикативных предложений с помощью логического вывода могут быть получены только индикатив­ные предложения; следовательно, невозможно вывести моральное предложение из на­учных предложений.

Положению о невыводимости оценочных утверждений из фактов важное значение придавал К. Поппер. «Наши решения, — писал он, — никогда не выводятся из фактов (или утверждений о фактах), хотя они и имеют некоторое отношение к фактам».

Поппер рассматривает два примера.

Решение бороться с рабством не зависит от факта, что все люди рождаются рав­ными и свободными и никто не рождается в цепях. Действительно, даже если все рож­даются свободными, скорее всего, найдутся люди, пытающиеся заковать других в цепи и даже верящие в то, что они должны это сделать. Если человек заметит, что некоторый факт можно изменить — например, факт, что многие люди страдают от болезней, — то по отношению к этому факту он может занять совершенно разные позиции: принять решение сделать все возможное, чтобы изменить этот факт, решить бороться со всякой попыткой его изменения или решить вообще не предпринимать по отношению к нему никаких действий. Действие по принятию решения, введению нормы или стандарта — факт, но сами введенные норма или стандарт фактами не являются.

То, что большинство людей следует норме «Не укради», есть социологический факт. Однако норма «Не укради» — это не факт, и она не может быть выведена из утверждений, описывающих факты. По отношению к определенному факту всегда воз­можны различные и даже противоположные решения. Так, зная о социологическом факте, что большинство людей подчиняется норме «Не укради», мы можем решить либо подчиняться этой норме, либо бороться с ней; мы можем либо приветствовать тех, кто ей подчиняется, либо бранить их, убеждая подчиняться другой норме.

«Итак, невозможно вывести предложение, утверждающее норму, решение или, скажем, политическую рекомендацию, из предложения, утверждающего факт, — иначе говоря, невозможно вынести нормы, решения, предложения-проекты или рекомендации из фактов».

Идею дуализма фактов и решений (норм) Поппер непосредственно связывает с доктриной автономии морали и либерализмом. «...Учение о дуализме фактов и норм, — пишет он, — это одна из основ либеральной традиции. Дело в том, что неотъемлемой частью этой традиции является признание реального существования в нашем мире не­справедливости и решимость попытаться помочь ее жертвам. Это означает, что имеется (или возможен) конфликт (или, по крайней мере, разрыв) между фактами и нормами. Факты мoгyт отклоняться от справедливых (верных или истинных) норм, особенно те социальные и политические факты, которые относятся к принятию и проведению в жизнь сводов законов. Иначе говоря, либерализм основывается на дуализме фактов и норм в том смысле, что его сторонники всегда стремятся к поиску все лучших, норм, особенно в сфере политики и законодательства».

Таким образом, принцип Юма, утверждающий невыводимость оценок, в частности норм и решений, из фактов, имеет важное эпистемологическое значение. Несомненно и его значение для методоло­гии: если этот принцип верен, должно быть признано несостоятельным всякое доказательство, в котором оценочный тезис поддерживается фактическими (описательными) аргументами.

Обоснование принципа Юма

Однако Юм не привел никаких аргументов в поддержку идеи о невыводимости «должен» из «есть». Он ссылался на то, что было бы ошибочным вводить в заключение некоторое отношение или утверж­дение, отсутствующее в посылках, и указывал, что отношение или ут­верждение, выражаемое с помощью «должен» или «не должен», явно отлично от отношения или утверждения, выражаемого посредством «есть». М. Блэк справедливо отмечает, что довод Юма неубедителен. Конечно, «должен» отличается от «есть», но Юм ошибается, думая, что этого достаточно для дисквалификации логического перехода от «есть»–посылок к «должен»–заключению. Смысл, нужный для опро­вержения данного перехода, таков: термин А явно отличен от термина В, если и только если утверждение, содержащее А, не может быть вы­ведено из посылок, содержащих В и не содержащих А. Иными словами, чтобы показать, что «должен» явно отлично от «есть», надо показать, что утверждение с «должен» не выводимо из утверждения с «есть». Но именно в этом состоит проблема, в качестве решения которой предла­гается ссылка на «явное отличие» одной связи от другой.

Как можно было бы обосновать принцип Юма, не впа­дая в порочный круг?

Можно выдвинуть два довода в поддержку этого принципа. Во-первых, все попытки его опровержения ни к чему не привели. Неуспех фальсификации служит аргументом в пользу приня­тия утверждения, устоявшего под напором критики. Во-вторых, принципу Юма может быть дано теоретическое обоснование путем включения его в теоретическую систему, в рамках которой он будет следствием других, более фундаментальных положений. В частности, такой является система, противопоставляющая описания и оценки как два полярных употребления языка.

К принципу Юма были предложены многочисленные контрпри­меры, в которых из посылок, кажущихся чисто описательными, дедук­тивно выводилось оценочное (нормативное) заключение. Однако более внимательный анализ показал, что ни одно из предлагавшихся в качестве контрпримера умозаключений не достигало своей цели: или его посылки содержали неявную оценку (норму), или между посылка­ми и заключением отсутствовала связь логического следования. Можно сказать, что никому не удалось продемонстрировать логичес­кий переход от «есть» к «должен» и опровергнуть тем самым принцип Юма.

Более существен теоретический аргумент. Описание должно соответствовать миру; задачей оценки является, в конечном счете, приведение мира в соответствие с оценкой. Эти две противоположные задачи не сводимы друг к другу. Очевидно, что если ценность истолковывать как противоположность истины, поиски логического перехода от «есть» к «должен» лишаются смысла. Не существует логически обосно­ванного вывода, который вел бы от посылок, включающих только опи­сательные утверждения, к заключению, являющемуся оценкой или нормой.

Хотя принцип Юма представляется обоснованным, некоторые методологические выводы, делавшиеся из него, нуждаются в уточне­ниях.

Так, А. Пуанкаре, К. Поппер и др. полагали, что из-за отсутствия лоической связи оценок и норм с описаниями этика не может иметь какого-либо эмпирического основания и, значит, не является наукой. «Наиболее простым, по-видимому, и наиболее важным результатом в области этики является чисто логический результат, — писал когда-то Поппер. — Я имею в виду невозможность выведения нетавтологических этических правил... из утверждений о фактах. Только учи­тывая это фундаментальное логическое положение, мы можем сфор­мулировать реальные проблемы философии морали и оценить их трудность».

Принципу Юма нередко и сейчас еще отводится цент­ральная роль в методологии этики и других наук, стремящихся обо­сновать какие-то ценности и требования. Иногда даже утверждается, что в силу данного принципа этика не способна перейти от наблю­дения моральной жизни к ее кодификациии, и поскольку все системы (нормативной) этики не опираются на факты, и в этом смысле они автономны и равноценны.

Несмотря на то, что принцип Юма справедлив, принцип автономии этики ошибочен. Ни логика норм, ни логика оценок не санкционируют выводов, ведущих от чисто фактических (описательных) посылок к оценочным или нормативным заключениям. Конечно, обсуждение особенностей обоснования моральных норм требует учета этого логи­ческого результата. Вместе с тем ясно, что он не предопределяет реше­ние методологических проблем обоснования этики, точно так же как невозможность перехода с помощью только логики от фактов к науч­ным законам не предрешает ответа на вопрос об обоснованности тео­ретического знания. Научные законы не вытекают логически из фак­тов, но это не значит, что опыт для них безразличен. Переход от эм­пирического описания к закону не является логическим выводом, это всегда скачок в неизвестность, связанный с тем, что закон имеет двойственное, описательно-оценочное значение. Закон не только обобщает известные факты, но и выступает критерием оценки новых фактов и других законов. Безусловно, двойственность научных законов не озна­чает, что каждая наука автономна и не зависит от эмпирического ма­териала.

То, что моральные утверждения не могут быть выведены по прави­лам логики из описательных утверждений, представляет особый инте­рес в связи с тем, что в философии морали есть множество концепций, обосновывающих нормы нравственности, ссылаясь на некое их соот­ветствие определенным реалиям внешнего мира: законам природы, направлению естественной эволюции, объективному ходу истории и т. п. Все эти концепции некорректны, поскольку предполагают нару­шение принципа Юма.

Допустим, в истории господствует необходи­мость и переход от одного этапа в развитии общества к другому совер­шается закономерно, но это вовсе не означает, что каждый человек морально обязан содействовать исторической необходимости и даже пытаться ускорить диктуемый ею переход. Из социологических зако­нов не вытекают моральные нормы точно так же, как из закона при­роды, что все люди смертны, не следует моральный долг способствовать этому исходу.

Сведение морали к исторической или природной необходимости не только методологически несостоятельно, но и опасно. Как пишет Поппер, «...философия, представляющая собой попытку преодоления дуализма фактов и норм и построения некоторой монистической сис­темы, создающей мир из одних только фактов, ведет к отождествлению норм или с властвующей ныне, или с будущей силой. Эта философия неизбежно приводит к моральному позитивизму или моральному ис­торизму...».

Проще обстоит дело с принципом, согласно которому из оценоч­ных утверждений логически не выводимы описательные утверждения. Ни логика оценок, ни логика норм не считают переход «должен → есть» обоснованным. Если ценность понимается как противополож­ность истины, то лишаются смысла не только поиски логического перехода «есть → должен», но и поиски перехода «должен → есть».

В качестве иллюстрации рассмотрим «принцип Канта»: если чело­век обязан что-то сделать, он способен это выполнить. Если этот прин­цип истолковывать как допущение возможности логического перехода от суждения долженствования (т. e. оценки) к описанию (а именно к описанию способностей человека), он неверен. Но данный принцип представляет собой, скорее, совет, адресованный нормативному авто­ритету: не следует устанавливать норм, выполнение которых выходит за пределы (обычных) человеческих способностей. Этот совет, как и всякий другой совет, является оценкой. «Принцип Канта» можно интерпре­тировать, также как описание: из утверждения о существовании нормы можно с определенной уверенностью вывести утверждение, что пред­писываемое этой нормой действие лежит в пределах человеческих воз­можностей. Но эта дескриптивная интерпретация, конечно, не явля­ется контрпримером к положению о невыводимости описаний из оце­нок.

Трудности в приложении принципа Юма

Ценности не даны в непо­средственном опыте, поэтому оценки не способны иметь прямого эмпирического подтверждения. Из оценочных утверждений не вытекают эмпирические следствия, подтверждение которых в опыте могло бы истолковываться как свидетельство в поддержку таких утверждений. Это означает, что, во-первых, к оценкам не применимо не только прямое подтверждение, но и косвенное эмпирическое подтверждение, и во-вторых, что оценки нельзя не только подтвердить, но и опроверг­нуть с помощью опыта. Таким образом, принцип, отрицающий воз­можность выведения описательных утверждений из оценочных ут­верждений, является столь же важным, как и принцип Юма. Эти два принципа прямо говорят о том, что оценки должны обосновываться со­вершенно иначе, чем описания.

Вместе с тем рассматриваемые принципы только ограничивают способы обоснования оценочных утверждений, но не исключают самой возможности их обоснования.

Принцип Юма говорит об отсутствии логической связи между опи­саниями и оценками. Однако в реальной ситуации дело осложняется тем, что чистые описания и чистые оценки встречаются в гуманитар­ных и социальных науках не так часто. Гораздо более употребительны двой­ственные, описательно-оценочные утверждения. Такие выражения размывают границу между описаниями и оценками, вследствие чего принцип Юма лишается той ясности, которой он достигает при про­тивопоставлении чистых описаний и чистых оценок.

Обилие в науках о культуре двойственных выражений, переплета­ющих между собой «есть» и «должен», — источник многих неясных рассуждений о связях фактических и оценочных утверждений в этих науках.

«В настоящее время, — пишет, например, социолог Ч. Р. Миллс, — едва ли не об­щепринятым стало убеждение в том, что нельзя вывести оценочные суждения из фак­тических утверждений и определений основных понятий. Но это не значит, что такие утверждения, и определения совершенно лишены оценочности... в большинстве иссле­дований социальных проблем переплетены фактические ошибки, нечеткие определения понятий и предвзятость оценок. Только после логического анализа можно установить, присутствует ли в постановке конкретной проблемы какой-нибудь конфликт ценнос­тей».

Под «фактическими утверждениями» и «определениями основных понятий» здесь явно имеются в виду двойственные, описательно-оценочные утверждения. Именно они не лишены оценочности, в том время как собственно фактические утверждения и те определения понятий, которые являются реальными и не содержат в себе оттенка тре­бования, ничего общего с оценками не имеют.

Далее Миллс пишет: «Мы не можем выводить — гласит знаменитое юмовское правило, — как нам должно поступать, из того, во что мы верим. Равным образом, нельзя делать выводы о том, как должны поступать другие, исходя из собственных убеждений о том, как бы поступили мы сами. Но если такой итог действительно приходится подводить, нам остается лишь бить по головам тех, кто с нами не согласен; можно надеяться, что такие исходы бывают редко». Выра­жение «то, во что мы верим» включает в общем случае как те описания, в истинности которых мы убеждены, так и те оценки, которые принимаются нами.

В рассуждении Миллса это выражение должно обозначать, однако, только описания, иначе от принципа Юма ничего не останется. Далее, данный принцип вовсе не связан с идеей, что поведение других нельзя оценивать на основе собственных представлении о долге. И, наконец, принципом Юма аргументация в поддержку оценок не сводится, вопреки предположе­нию Миллса, к одному аргументу к силе («бить по головам»). Неясности и передержки в истолковании принципа Юма связаны здесь в первую очередь с тем, что он требует такого четкого разграничения факта и ценности, какое в науках о культуре встречается редко.

Философия Ивин А.А. Аргументация в процессах коммуникации. Pro et contra

Философия Ивин А.А. Аргументация в процессах коммуникации. Pro et contra

Исследуются основные идеи и проблемы современной теории аргументации. Выявляется роль аргументации как того каркаса, на котором держится здание человеческой коммуникации. Анализируется структура эмпирической и теоретической аргументации. Особое внимание уделяется исторической изменчивости приемов аргументации, неуниверсальным способам аргументации (аргументы к традиции, здравому смыслу, вере и т.п.), широко используемым в гуманитарных и социальных науках, их зависимости от социальной среды и конкретной сферы приложения. Анализируется искусство переговоров, полемики и дискуссии.<br /> Книга рассчитана на философов, социологов, политологов, правоведов, лингвистов и др. Она может использоваться также всеми, кто желает усовершенствовать свое искусство убеждать.