Страсти у трона

Павленко Н.И.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: История Издательство: Проспект Дата размещения: 21.08.2017 ISBN: 9785392263486 Язык: Объем текста: 337 стр. Формат: epub

Оглавление

Часть 1. Страсти у трона. Глава 1. Екатерина Первая

Глава 2. Петр Второй

Глава 3. Анна Иоанновна

Глава 4. Немцы сменили немцев

Глава 5. Елизавета Петровна

Глава 6. Петр III

Глава 7. Екатерина Вторая

Часть 2. Страсти вокруг трона. Глава 1. Фавориты

Глава 2. Вельможи

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
Анна Иоанновна

1. Корона, свалившаяся с неба

Анна Иоанновна была средней по возрасту дочерью сводного брата Петра – болезненного и слабоумного Иоанна Алексеевича. Семнадцати лет Петр, руководствуясь введенным им обычаем преследовать брачными союзами политические цели, выдал Анну Иоанновну за курляндского герцога Фридриха-Вильгельма. Царь рассчитывал в отдаленном будущем присоединить Курляндию к России.

В ноябре 1710 года в Петербурге отпраздновали пышную свадьбу. Гвоздем празднества, устроенного во дворце Меншикова, были свезенные со всей страны карлы и карлицы, для которых смастерили специальную мебель и изготовили миниатюрную посуду. Из двух разрезанных пирогов вылезли модно одетые карлицы, которые обратились к новобрачным со словами приветствия. Затем, по свидетельству очевидца, «заиграли менуэт, и карлицы весьма изящно протанцевали этот танец на столе перед новобрачными. Каждая из них была ростом в локоть».

Два месяца брачной жизни сменили долгие годы вдовьего прозябания – в начале 1711 года во время переезда супружеской четы из Петербурга в Курляндию Фридрих-Вильгельм заболел и умер. Вдова тем не менее по настоянию дяди должна была отправиться в столицу герцогства Митаву (Елгаву), где в скуке и нужде коротала дни и годы среди чуждого ей курляндского дворянства, потомков немецких рыцарей. Петр велел отпускать ей на содержание из курляндских доходов столько, «без чего прожить нельзя». Это повеление властного и прижимистого дяди обрекало молодую вдову на постоянное попрошайничество денег у царской четы. В редком письме к Екатерине она не жаловалась на отсутствие средств, крайне необходимых ей для поддержания престижа герцогини. Она, оказывается, не имела даже «нарочитово платья», так что ей было неловко появляться в обществе местных дам, роскошно одетых и щеголявших отнюдь «не убогими» драгоценностями.

Иногда дядя разрешал племяннице появляться в Петербурге, и тогда герцогине доводилось испытывать еще одно унижение – заискивать перед вельможами, рассчитывая, что, может быть, когда-либо пригодятся ее добрые отношения с А. Д. Меншиковым, канцлером Г. И. Головкиным, вице-канцлером А. И. Остерманом. С ними она не теряла связей и после возвращения в Митаву.

Унылую, ничем не примечательную жизнь в Митаве скрашивала незаурядная личность Петра Михайловича Бестужева-Рюмина, выполнявшего при немногочисленном дворе герцогини три обязанности: в должности гофмейстера он управлял скудными вотчинами; эту свою службу он совмещал с обязанностями резидента русского двора в Митаве, присматривая за поведением Анны. Наконец, Петр Михайлович до появления при дворе Бирона, которому поначалу протежировал, тащил нелегкую ношу фаворита. Деликатные связи вызвали гнев матери герцогини, престарелой Прасковьи Федоровны – она едва ли не прокляла свою дочь, хотя в молодости сама не отличалась безупречным поведением и прижила трех дочерей не от законного супруга Иоанна Алексеевича, а, согласно молве, от Василия Алексеевича Юшкова, управляющего двором и имениями.

В 1726 году в монотонной жизни герцогини мелькнул просвет – появилась возможность выйти замуж. Впрочем, такие возможности бывали и раньше, но сердце вдовы было намертво приковано к герцогской короне, и Анна Иоанновна не шла на поводу у своих привязанностей, если в их итоге мог последовать брачный союз, противоречивший интересам России. Тем больше было оснований использовать едва ли не последний шанс приобрести законного супруга – она находилась в том критическом возрасте, когда женихами не разбрасываются.

В роли жениха подвизался побочный сын саксонского курфюрста и монарха Речи Посполитой Августа II граф Мориц Саксонский, приобретший в Европе громкую славу дамского угодника и дуэлянта. «А персоною он, Мориц, походит много на отца, токмо выше его и попригожее. К тому же он брунет, только шириною не против отца и носит свои волосы долгие».

Анна Иоанновна влюбилась в Морица Саксонского, как говорится, с первого взгляда, но на пути к ее семейному счастью встал А. Д. Меншиков, намеревавшийся водрузить на свою голову герцогскую корону. Ее он мог обрести только в том случае, если герцогиня останется вдовой. Справедливости ради отметим, что старания светлейшего были вызваны не только честолюбивой мечтой прибавить к своему пышному титулу еще два слова – герцог Курляндский, – но и видами правительства: в случае, если бы супругом Анны Иоанновны стал Мориц Саксонский, надежды на присоединение Курляндии к России навсегда были бы похоронены, и она стала бы одним из воеводств Речи Посполитой. Сколько ни умоляла Анна Иоанновна светлейшего пойти ей навстречу, сколько ни проливала слез, чтобы князь смилостивился и разрешил ей вступить в брак, Александр Данилович оставался неумолимым. Однако и князь должен был довольствоваться лишь половинным успехом: брак он расстроил, но герцогом не стал.

Герцогине так бы и довелось коротать дни до кончины. Единственное утешение – ее новый фаворит Бирон, которому она отдалась всей страстью уже увядшей молодости. И вдруг Анне Иоанновне подвалило счастье, которого она не видела и во сне, – ей предложили российскую корону.

Из Митавы возвратимся в Москву и поприсутствуем на памятном заседании Верховного тайного совета. После того как были отклонены кандидатуры Елизаветы Петровны, Екатерины Алексеевны Долгорукой, герцогини Мекленбургской Екатерины Иоанновны, к собравшимся с речью обратился Дмитрий Михайлович Голицын. Почему именно он? Не только потому, что он был самым старшим по возрасту, после занемогшего Г. И. Головкина, членом Верховного тайного совета, но и потому, что имел репутацию самого образованного и эрудированного вельможи.

Голицын, подведя итоги обсуждению кандидатов на трон, отклонил всех претендентов, за исключением Анны Иоанновны. «Это умная женщина, – заявил он, – правда, у нее тяжелый характер, но в Курляндии на нее нет неудовольствий». Кандидатура «умной женщины» была одобрена всеми восемью членами Верховного тайного совета. После этого состоялся памятный разговор, ставший достоянием всех учебников.

– Ваша воля, – обратился с заключительными словами к присутствующим князь Дмитрий Михайлович, – кого изволите, только надобно себе полегчить.

– Как это – полегчить? – спросил Г. И. Головкин.

– Так полегчить, чтобы воли себе прибавить, – ответил Голицын.

– Хоть и начнем, да не удержим этого, – высказал сомнения Василий Лукич Долгорукий.

– Право, удержим, – убеждал присутствовавших князь Дмитрий Михайлович.

После обмена мнениями верховники вышли из покоев, где заседали, в общий зал (их решения ожидали сенаторы и генералитет), чтобы объявить о намерении пригласить на царствование курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, утаив при этом о намерении «себе полегчить».

Когда сенаторы и генералитет разошлись, верховники продолжили заседание, решив составить «пункты» для предъявления их курляндской герцогине. Поскольку это был экспромт, то в палате начался галдеж. Секретарю Верховного тайного совета Василию Петровичу Степанову, которому поручили записывать предложения, диктовало одновременно несколько человек, но чаще всего раздавались голоса князей Дмитрия Михайловича и Василия Лукича. Записывать «пункты» в обстановке гвалта было невозможно, и тогда канцлер Г. И. Головкин и фельдмаршал М. М. Голицын обратились к А. И. Остерману, чтобы тот, «яко знающий лучше штиль, диктовал». Осторожный и хитрый Остерман решил остаться в стороне от затеваемого дела и долго отказывался от чести формулировать «пункты», ссылаясь на то, что он, как иноземец, «в такое важное дело вступать не может». В конце концов уклониться от роли редактора Остерману не удалось, и он придавал литературную форму пунктам, произносимым В. Л. Долгоруким и Д. М. Голицыным.

Хотя работа не была завершена, верховники решили для кратковременного отдыха разъехаться по домам, чтобы вновь собраться утром. К десяти утра съехались все, за исключением двух воспитателей скончавшегося императора – А. И. Остерман и А. Г. Долгорукий отправились к гробу покойного в Лефортовский дворец. Находившимся в залах Кремлевского дворца «членам Синода и знатным духовного чина, Сенату, генералитету и прочим временным и стацким чинам и из коллегий немалому числу до бригадира» верховники официально объявили как о кончине Петра II, так и об избрании Анны Иоанновны, причем спросили у них, согласны ли они с избранием курляндской герцогини. Получив утвердительный ответ, верховники распустили собрание и возобновили составление «пунктов».

В окончательном варианте «Кондиции» (так был назван документ, ограничивший самодержавную власть императрицы) состояли из восьми пунктов. Фактически условий было десять, ибо две позиции авторы изложили в преамбуле: обязательство не вступать в супружество и не назначать себе преемников.

«Кондиции» фактически превращали царскую власть в номинальный институт – без ведома Верховного тайного совета не предпринимался ни один серьезный шаг как во внутренней, так и во внешней политике. Без согласия Верховного тайного совета Анна Иоанновна не имела права совершать более или менее значительных акций: не могла начинать войны и заключать мир; вводить новые налоги и жаловать чинами выше полковничьего ранга; лишать шляхетства, имений и жизни без суда; жаловать вотчинами; распоряжаться казенными суммами. Венчал «Кондиции» пункт, требовавший от Анны Иоанновны безоговорочного их выполнения: «А буде чего по сему завещания не исполню и не додержу, то лишена буду короны Российской».

Верховники поручили отправить в Митаву «Кондиции» специальной комиссии из трех человек: В. Л. Долгорукий, глава депутации, представлял Верховный тайный совет, Михаил Михайлович Голицын-младший – Сенат, генерал-майор Михаил Иванович Леонтьев – генералитет. Фельдмаршал В. В. Долгорукий предложил назначить четвертого депутата, от духовенства, но встретил решительное возражение Д. М. Голицына: «Нет, духовенство не заслужило никакого уважения. Оно опозорило себя согласием на воцарение Екатерины, не имевшей на то никакого права».

Задача депутации состояла в полной изоляции Анны Иоанновны, не допуская ее общения с посторонними не только в Митаве, но и на пути в Москву, куда ей надлежало немедленно выехать.

Верховники предусмотрительно позаботились и о том, чтобы никто из противников их «затейки», как назвал Феофан Прокопович попытку ограничить самодержавие, не прибыл в Митаву раньше депутации и не известил герцогиню, что «Кондиции» выражали волю не народа, а интересы «осьмеричных затейщиков», то есть восьми членов Верховного тайного совета. С этой целью заведующему почтой бригадиру Полибину велено было оцепить Москву заставами по всем трактам и разрешать выезд из столицы только по паспортам, выданным Верховным тайным советом.

19 января «Кондиции» подписали все члены совета, кроме А. И. Остермана, как всегда сказавшегося в критической ситуации больным, и депутация отбыла в Митаву. Хотя депутация двигалась в Митаву, по словам Феофана Прокоповича, «с такою скоростию, что на расставленных нарочно для того частных подводах, казалось, летели они паче, нежели ехали», противникам «затейки» верховников удалось прибыть в столицу Курляндского герцогства раньше В. Л. Долгорукого и его спутников. Гонец Рейнгольда Левенвольде, обрядившийся в крестьянскую одежду, все же упредил депутатов на целые сутки. «Он, – по свидетельству Миниха-младшего, – первый возвестил новоизбранной императрице о возвышении ее и уведомил о том, что брат к нему писал в рассуждении ограничения самодержавия». Левенвольде советовал Анне Иоанновне подписать предложенную депутатами бумагу, «которую после нетрудно разорвать». Не упустил случая противодействовать верховникам и Феофан Прокопович.

Наибольшие злоключения выпали на долю доброхота будущей императрицы генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского. 19 января, в день кончины Петра II, в коридорах Лефортовского дворца Павел Иванович затеял разговор с Василием Лукичом Долгоруким.

– Батюшки мои, прибавьте нам как можно воли.

– Говорено уже о том было, но то не надо, – слукавил князь Василий, утаив от своего собеседника намерение воли прибавить, но не многим, а всего лишь восьми человекам. Ягужинский при этом рассчитывал, что воли будет прибавлено и ему, Павлу Ивановичу, но верховники обошлись без него. Это была крупнейшая их тактическая ошибка. Если бы «затейщики» привлекли на свою сторону церковных иерархов во главе с Прокоповичем, Сенат, генералитет, то события развивались бы не по столь катастрофическому для них сценарию.

Ягужинский потому и отважился на рискованные поиски счастья у будущей императрицы, что ему ничего не досталось от верховников. Для осуществления своего плана Павел Иванович привлек камер-юнкера голштинского герцога Петра Спиридоновича Сумарокова.

– Не жалей денег и поезжай как можно скорее в Митаву, – напутствовал он курьера, вручая ему послание к Анне Иоанновне.

Наставление Ягужинского принципиально отличалось от инструкции гонца Левенвольде. Сумароков должен был убеждать Анну не подписывать никаких документов до предоставления веских доказательств, «что они от всего народа оное привезли». В противном случае герцогиня должна была заявить, что подпишет «Кондиции», когда прибудет в Москву и лично убедится, что действия депутации соответствуют интересам и воле народа. Герцогиня должна была держаться до последнего даже в том случае, если депутаты станут угрожать избранием другого, более покладистого претендента на трон. Однако Сумароков опоздал на три часа, был опознан Долгоруким и взят под стражу.

Анне Иоанновне не надо было обладать глубокой проницательностью, чтобы усвоить несложную мысль: депутаты действовали от имени не «всенародна» (то есть широких кругов шляхетства), а ограниченного круга лиц, и что эти лица не пользуются поддержкой дворянской массы. Если бы было наоборот, то депутация не окружала бы переговоры с нею глубокой тайной.

Из донесения В. Л. Долгорукого Верховному тайному совету следует, что депутация в сношениях с Анной Иоанновной не испытывала никаких трудностей: в Митаву она прибыла в седьмом часу вечера 25 января, спустя шесть суток после выезда из Москвы, и в тот же вечер встретилась с герцогиней. По словам Долгорукого, она «повелела те кондиции пред собою прочесть и, выслушав, изволила подписать своею рукою так: «По сему обещаюсь все без всякого изъятия содержать. Анна».

Василий Лукич сознавал вполне, какой важности документ оказался в его руках, и поэтому не рискнул отправить его с нарочным: «Те подписанные кондиции мы удержим и привезем с собою, а с курьером не посылали, чтоб каким несчастней в дороге не утратить». Верховники явно переоценили, как покажет будущее, старания Василия Лукича принудить Анну Иоанновну подписать кондиции, когда в ответ на его донесение писали: «вам за толикий труд ваш к Отечеству премного благодарствуем».

Верховному тайному совету не терпелось как можно быстрее получить подписанные «Кондиции». 1 февраля генерал Леонтьев вручил их главному зачинщику – князю Д. М. Голицыну. Теперь, казалось, все трудности позади, оставалась пустая формальность – торжественно обнародовать «Кондиции» и согласие императрицы соблюдать пункты. В девять часов утра 2 февраля 1730 года Верховный тайный совет начал свое заседание, на котором присутствовали все его члены, за исключением все еще продолжавшего болеть А. И. Остермана и сопровождавшего Анну Иоанновну В. Л. Долгорукого. На заседание были приглашены три члена Синода, Сенат в полном составе, генералитет, президенты коллегий и прочие лица, получившие повестки. Присутствующим огласили подписанные герцогиней «Кондиции», а также ее письмо, заранее приготовленное самими верховниками, Верховному тайному совету, подписанное ею 28 января, с объяснением причин, побудивших ее ограничить собственную власть.

Верховники обставили дело так, что инициатива ограничения самодержавия якобы исходила от самой Анны Иоанновны, уподобившейся унтер-офицерской вдове. С подобной ситуацией в отечественной истории мы встречаемся впервые.

Потрясение, вызванное чтением «Кондиций» и письма императрицы, красочно описал Феофан Прокопович: «Никого, почитай, кроме верховных, не было, кто бы, таковое слушав, не содрогнулся, и сами те, которые всегда великой от сего собрания пользы надеялися, опустили уши, как бедные ослики, шептания некая во множестве оном прошумливали и с негодованием откликнуться никто не посмел. И нельзя было не бояться, понеже в палате оной по переходам, в сенях и избах многочисленно стояло вооруженное воинство. И дивное было всех молчание! Сами господа верховные тихо нечто один другим пошептывали и, остро глазами посматривая, притворялись, будто бы они, яко неведомой себе нечаянной вещи удивляются. Один из них только, князь Дмитрий Михайлович Голицын, часто похаркивал: «Видите, как милостива государыня! И какого мы от нее надеялись, таковое она показала Отечеству нашему благодеяние! Бог ее подвигнул к писанию сему: отселе счастливая и цветущая Россия будет».

Молчание все же было нарушено коварным вопросом князя Алексея Михайловича Черкасского: «Каким образом впредь то правление быть имеет?». Без ответа остался и другой вопрос, кем-то робко заданный: «Не ведаю, да и весьма чуждуся, отчего на мысль пришло государыне так писать?». Обсуждение вопроса кончилось тем, что Черкасский испросил у верховников разрешения ему и другим желающим подать мнение о государственном устройстве. Просьбе пришлось уступить.

Не менее деликатным был и второй вопрос, обсуждавшийся верховниками на этом же заседании. Леонтьев помимо «Кондиций» и письма Анны Иоанновны доставил в первопрестольную закованного в кандалы Сумарокова. Верховники распорядились для острастки взять под стражу Ягужинского, как лаконично записано в журнале Верховного тайного совета от 2 февраля, «за некоторые подозрения». Арест Ягужинского возбудил не страх, а возмущение – за спиной бывшего генерал-прокурора стоял его тесть Г. И. Головкин и сродники рангом пониже.

10 февраля 1730 года Анна Иоанновна прибыла в подмосковное село Всехсвятское, где она задержалась в ожидании завершения похорон Петра II. С 3 по 12 февраля в Москве развернулась кипучая деятельность противостоявших группировок. Прочие провинциальные дворяне, прибывшие в старую столицу на свадебные торжества, силою обстоятельств оказались свидетелями похорон Петра II и участниками важных политических событий. Разбившись на множество групп, они были озабочены составлением проектов государственного устройства, для чего собирались в домах, в которых могли свободно разместиться несколько десятков человек.

Мы не станем излагать содержание каждого из семи проектов. Все они с большей или меньшей определенностью высказались против олигархических притязаний верховников и одновременно требовали расширения дворянских привилегий. Один из проектов отличался особой радикальностью. Его авторы требовали упразднения Верховного тайного совета и провозглашения высшим органом власти Сената в составе 30 человек во главе с императрицей. Сенаторы, президенты коллегий, губернаторы, равно как и придворные чины, не назначаются, а избираются обществом, то есть дворянами. Его авторы настаивали на отмене указа о единонаследии (1714), ограничивавшего право помещиков на распоряжение вотчинами, требовали облегчить военную службу дворян – для них должны быть созданы «особливые роты шляхетские».

Шляхетские проекты были солидарны с «Кондициями» в главном – ни один из них не защищал самодержавие. Расхождения с верховниками относились лишь к численности Верховного тайного совета и способам его комплектования. Напомним, из существовавшего Верховного тайного совета пять членов были назначены Екатериной I и Петром II и три члена – кооптированы самими верховниками. Дворянские проекты предлагали довести состав Верховного тайного совета до 12–16 человек, причем все они не назначаются, а избираются «обществом», состоящим из 80–100 членов.

Оппозиционность шляхетства, а также вельмож, оказавшихся за бортом Верховного тайного совета, к верховникам и их «затейке» не являлась для них тайной. Лидер «затейщиков» Д. М. Голицын попытался перехватить инициативу у шляхетства и подготовил встречный проект. По своей обстоятельности, глубине и охвату затрагиваемых вопросов предложения верховников выгодно отличались от шляхетских планов.

С одной стороны, верховники, учитывая настроение шляхетства, пошли навстречу их пожеланиям. В их проекте отсутствуют пункты, ограничивающие власть императрицы. Более того, проект провозглашал принцип, свойственный правовому государству: «не персоны управляют законом, но закон управляет персонами». По идее этот принцип должен был положить конец произволу фаворитов, временщиков и властей предержащих. Парадокс состоит в том, что проект верховников учитывал интересы шляхетства в большей мере, чем шляхетские проекты. Обещано было рядовых дворян «содержать так, как в протчих европейских государствах, в надлежащем почтении, в ее императорского величества в милости». Если самые смелые шляхетские проекты ограничивались требованием сократить службу дворян 20 годами, то проект верховников отменял обязательную службу. Отменял он и установленный Петром Великим порядок прохождения службы дворянина, начинавшего ее рядовым. Отныне для дворян учреждались кадетские роты, после обучения в которых выпускники определялись офицерами в армию и на флот. Проект гарантировал сохранение за родственниками имущества, принадлежавшего осужденным или казненным дворянам. Не были забыты и интересы прибалтийских дворян – им сохранялись привилегии, предусмотренные Ништадтским мирным договором. Наконец, верховники, пытаясь заручиться поддержкой духовенства, включили в свой проект пункты, обязывавшие Верховный тайный совет строго блюсти догмы православной церкви и беспощадно преследовать нарушителей ее уставов.

С другой стороны, проект верховников трогательной заботой об интересах аристократии не мог не вызвать раздражения шляхетства. Так, в проекте сказано, что выбывшие члены Верховного тайного совета – кстати, его численность оставалась неизменной – могут замещаться кандидатами «из первых фамилий, из генералитета и из шляхетства, людей верных и обществу народному доброжелательных». На все должности в центральных учреждениях могли претендовать только лица «из генералитета и знатного шляхетства». В то же время право вершить судьбы страны предоставлялось заседавшим в Верховном тайном совете – первым фамилиям, остальным вельможам и генералитету предоставлялось право совещательного голоса только в тех случаях, когда решался принципиально важный вопрос.

Опытный дипломат, поднаторевший в компромиссах, В. Л. Долгорукий предлагал своим коллегам сделать еще один шаг навстречу шляхетской массе – от обещаний перейти к немедленной их реализации, «чтоб народ узнал, что к пользе народной дела начинать хотят», приступить к избранию Сенатом и генералитетом дополнительных членов Верховного тайного совета. Тем самым, считал Василий Лукич, удастся «вышепомянутых трудностей и нарекания убегнуть».

«Убегнуть» трудностей и нареканий не удалось. Накал страстей достиг того градуса, когда частичные уступки шляхетству не могли принести ему успокоения. Противники верховников развили энергичную агитацию по их дискредитации. Среди шляхетства распространялись о верховниках были и небылицы, особенно о Долгоруких. Наибольшую враждебность вызывал А. Г. Долгорукий, открыто проявлявший после объявления своей дочери Екатерины невестой императора аристократическую спесь, непомерное высокомерие и пренебрежение.

К одиозной личности Алексея Григорьевича гвардейские офицеры высказывали открытую ненависть и презрение, требуя отстранения его от всех должностей. Польско-саксонский посланник Лефорт доносил: «Полагают, что князь Иван Алексеевич Долгорукий легко может отправиться в Дербент, а отцу его готовится сюрприз в тысячеверстном путешествии в страну звериной ловли».

Успех шляхетской оппозиции обеспечивался участием в движении таких талантливых публицистов, «птенцов гнезда Петрова», как Феофан Прокопович и Василий Никитич Татищев. Потаенным дирижером происходивших событий был Остерман, почувствовавший угрозу быть изгнанным из Верховного тайного совета.

Сказавшись больным, обложив себя подушками, Остерман не покидал покоев и изыскивал способы противодействовать верховникам.

Анна Иоанновна провела в Всехсвятском пять томительных дней. Располагая сведениями о шляхетском движении, Анна Иоанновна 12 февраля сделала рискованный шаг, объявив себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов. Это был прямой вызов Верховному тайному совету, ибо в подписанных императрицей «Кондициях» право распоряжения гвардейскими полками должно было находиться в ведении верховников.

Проба сил оказалась успешной – Верховный тайный совет никак не отреагировал на этот поступок Анны Иоанновны.

Павленко Н.И. Страсти у трона

Павленко Н.И. Страсти у трона

В книге известного российского историка Н. И. Павленко излагаются подробности политической истории страны со времени смерти Петра Великого до воцарения Екатерины II. Для этой эпохи характерны частая смена лиц, сидящих на троне и громоздящихся подле него, головокружительная карьера ничем не примечательных лиц и сокрушительные удары судьбы, обрушивающиеся на умудренных опытом государственных мужей.<br /> Для студентов, преподавателей и всех интересующихся историей России.

Внимание! Авторские права на книгу "Страсти у трона" (Павленко Н.И.) охраняются законодательством!