|
|
ОглавлениеОсновы формирования уголовной политики Динамика уголовного закона как политическая проблема Понимание преступного в контексте уголовной политики Уголовно-правовая политика: некоторые перспективы Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуПОНИМАНИЕ ПРЕСТУПНОГО В КОНТЕКСТЕ УГОЛОВНОЙ ПОЛИТИКИПроблемы политического в преступленииО методологии исследования и интегративном понимании преступления. В начале XXI столетия на передний край наиболее сложных и не имеющих однозначного решения проблем отечественной уголовно-правовой теории парадоксальным образом выдвинулась проблема понимания преступления. Подчеркнем – не просто определения, а именно понимания. Сама по себе дефиниция преступления, закрепленная в ч. 1 ст. 14 УК РФ, хотя и вызывает у юристов некоторые, по большей части давно ставшие «вкусовыми» нарекания, связанные с соотношением признаков преступления, нам представляется теоретически состоятельной и вполне пригодной для решения прикладных задач уголовно-правового противодействия преступности. Но, как ни странно, понимание того, что же собой представляет виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом под угрозой наказания, в современной науке отсутствует, его еще только предстоит сформировать. В этом, пожалуй, и парадокс ситуации. Несмотря на вековую историю уголовно-правовой доктрины, тысячи страниц научных текстов, сотни диссертационных и монографических работ, десятки уголовных законопроектов и законов, проникнуть в суть преступления нам (и правотворцам, и правоприменителям, и исследователям права), пожалуй, так и не удалось. Не стоит интерпретировать сказанное как упрек научному сообществу, основоположникам и продолжателям лучших традиций российского уголовного права. Преступление, со всей очевидностью, относится к тому классу явлений, исследование которых лишь приближает к пониманию их сути, но никогда не позволяет раскрыть ее полностью. Это многогранный феномен, включающий различные оттенки исторического, социального, правового, политического, психологического, экономического, нравственного и иного проявления жизни человека, функционирования общества и государства и их взаимодействия в рамках этой триады. Охватить их все вряд ли возможно даже в рамках комплексного суперисследования, базирующегося на универсальной методологии познания. Этого не произошло в прошлом и вряд ли ожидается в будущем. Надо откровенно признать, что в качестве методологии, использование которой (хорошо ли, плохо ли – сейчас не обсуждается) объективно давало возможность анализировать преступление всесторонне и целостно, на определенном историческом отрезке развития российской науки выступала материалистическая диалектика в ее марксистско-ленинской интерпретации. Она задавала границы, общую рамку и единое направление различных аспектов исследования преступления, во многом тем самым предопределяя его результаты. Опять же, не входя в оценку самих этих результатов, признаем, что они в своей совокупности создавали внутренне непротиворечивую, согласованную уголовно-правовую и уголовно-политическую концепцию преступления, органично вписанную в теорию права, управления, государства, общества и т. д. Не случайно работы отечественных специалистов середины – второй половины прошлого столетия, составляя «золотой фонд» российской науки, становятся сегодня все более и более востребованными. Они представляют читателю достаточно полную, композиционно целостную, логически завершенную картину преступления. Вместе с тем очевидно, что универсальность этой методологии одновременно означала и ее ограниченность. В силу исходных методологических принципов некоторые грани феномена преступного были недоступны для исследования, другие – замалчивались, третьи – сознательно искажались. Создаваемое в итоге понимание преступления становилось полностью справедливым и верным лишь при определенных теоретических и идеологических допущениях, лишь в данной конкретной системе социально-политических координат, за пределами которой оставалась широкая область непознанного в преступлении. Снятие идеологических оков, тектонические подвижки в методологии науки, развитие модернистских и постмодернистких течений в философии и праве, одновременно отражая и обусловливая процессы социального и политического переустройства мира, позволили в некоторой степени компенсировать издержки универсальной методологии в познании преступления. Появился ряд публикаций, вскрывающих не вполне традиционные для отечественной науки стороны и грани преступного. При всей их несомненной значимости надо все же заметить, что реализованные в этих публикациях подходы, раскрывая отдельные оригинальные и крайне важные аспекты проблемы понимания преступления, каждый в отдельности все же редко могут претендовать на роль полноценной теории, способной стать убедительной основой формирования завершенной уголовно-правовой концепции. Как верно отмечает В. А. Бачинин, несмотря на многообразие существующих определений преступления, ни одно из них не высвечивает его сути полностью. «В нем всегда остается нечто загадочное и таинственное, пребывающее на глубинных уровнях, непроницаемых для научного анализа. Так возникает проблема недостаточности аналитических средств, которыми располагают частные дисциплины, и необходимости в интегративном и одновременно глубинном философском подходе к преступлению». Построение интегративного понимания преступления – задача важная и архисложная. Современная методология, как правило, предполагает плюрализм и комбинаторность отдельных теоретических построений, что ставит первостепенную задачу отбора принципов и исходных посылок интеграции знания, поскольку любая мозаика и любые пазлы с необходимостью требуют общего поля и точек соприкосновения для того, чтобы составить целостную картину. И в этом отношении Е. В. Епифанова совершенно права, когда задается вопросом о том, что «до сих пор не ясно, на основе какой философии, при отсутствии единой марксистско-ленинской идеологии, каких идей и теорий, каких научных школ, направлений должны разрабатываться проблемы отечественного права». Однако проблема, пожалуй, в том и состоит, что сегодня нет, а возможно, и не должно быть универсальных теоретико-методологических мегаконструкций, претендующих на исчерпывающее, и тем более единственно верное, объяснение преступления (равно как и иных правовых и социальных явлений). В условиях современности специфика интеграции многочисленных подходов к пониманию преступления состоит, на наш взгляд, в том, что интеграция эта происходит под непосредственным и определяющим влиянием субъективных устремлений, ценностей, мотивов и мировосприятия автора-исследователя. Это обстоятельство не может и не должно оцениваться с позиций «хорошо – плохо», оно объективно и закономерно. Необходимо сознавать, что любая интегративная концепция преступления всегда авторская, а потому уже в силу самого этого факта она столь же полна и всестороння, сколь ограниченна и субъективна. Именно от автора зависит, какие аспекты и нюансы в понимании преступления высветить наиболее ярко, какие – оставить в тени, как скомпоновать различные оценки и толкования преступления и какие в конечном итоге выводы и рекомендации предложить научной общественности и уголовно-политическим акторам. Между тем представляется, что именно таких авторских концепций преступления в современной России нет. Большинство обобщающих научных сочинений, посвященных проблеме преступления, либо не выходит за пределы толкования понятия и признаков, отраженных в действующем уголовном законе, либо интерпретирует феномен преступления в известных координатах, заданных еще классической и социологической школами уголовного права. Вне сомнений, это необходимый и важный компонент исследования. Вероятно, он имеет решающее значение для догматического толкования и уяснения смысла закона, для целей учебно-методической подготовки специалистов, для решения иных, по большей части тактических задач уголовно-правового воздействия и регулирования. Однако вряд ли такой подход способен претендовать на то, чтобы составить оригинальную интегративную теоретическую концепцию преступления. Между тем, как писал М. П. Чубинский, «общество, страдающее от зла преступления, имеет право предъявлять к науке более обширные требования, чем познание, разработка и систематизация юридической оболочки явлений преступности». Крайне сложно рассуждать о причинах такого положения вещей в отечественной науке. Но как минимум одна из них откровенно «находится на поверхности» и способна объяснить многое, если не всё. Речь идет о том, что создание авторских интегративных концепций преступления возможно лишь на определенном этапе развития научного знания, когда будет накоплен некоторый, желательно весомый, багаж разносторонних учений и теорий; и в связи с этим возникнет объективная потребность в консолидации имеющегося исследовательского материала. В этом отношении развитие науки, по верному замечанию цитированного выше В. А. Бачинина, напоминает движение маятника, крайними точками амплитуды которого выступают соответственно: методологически единообразное, цельное понимание преступления и множество конкурирующих концепций, вскрывающих лишь отдельные грани преступного. Отечественное уголовное право уже отошло от методологически монохромного описания преступления. Но чтобы начать движение в сторону создания новой интегративной концепции (а оно в силу законов диалектики не может пониматься как примитивное возвращение на исходные позиции), необходимо достичь крайней точки движения в противоположном направлении: разработать и представить ряд новых и нетрадиционных трактовок преступления. Это неизбежный и необходимый путь, игнорируя который наука будет обречена постоянно вращаться вокруг затертых истин, занимаясь схоластическим толкованием закона и произведений «отцов-основателей». Разработка множества конкурирующих и дополняющих друг друга учений о преступлении становится сегодня актуальной научной задачей. Слово «задача», вероятно, здесь не самое лучшее. Решение по сути своей методологических проблем не может быть поставлено перед научным сообществом в качестве плановой цели в журнальной статье, в резолюции конференции или в партийной директиве. Это должно быть самостоятельное, закономерное и объективное движение научной мысли. Сегодня, как представляется, имеются все необходимые предпосылки для начала такого движения: снят идеологический диктат одной методологии; стал доступен для анализа широкий спектр научных сочинений зарубежных коллег, давно и плодотворно решающих сходные проблемы; имеется необходимая инфраструктура в виде научных институтов, кафедр и организаций, журналов и издательств, профессиональных ассоциаций и клубов (пока еще не дифференцированных на основании научных и методологических предпочтений, но вполне возможно двигающихся в этом направлении); развивается сеть программ магистерской подготовки специалистов в системе высшего профессионального образования, которая, делая ставку на авторские курсы, позволяет относительно успешно решать и узкопрофильные, и междисциплинарные задачи. В сочетании с высоким творческим потенциалом отечественных юристов все это создает реальные возможности для развития науки. Главное – ими правильно распорядиться. О статусе и познавательных возможностях теории криминализации. Констатируя этот вывод как данность, отметим, что сложившаяся сегодня ситуация отчасти напоминает российский исследовательский опыт прошлого, а именно крайне плодотворный период второй половины XIX столетия, когда на фоне развития позитивистской методологии, успехов в статистике, социологии, антропологии, иных социальных и точных науках стала остро ощущаться недостаточность сформированного в недрах классического уголовного права знания о преступлении. Как известно, большая и содержательная дискуссия о понимании преступления была поднята в то время до уровня обсуждения вопросов предмета и методов уголовного права, что в конечном итоге немало способствовало оформлению в качестве самостоятельной науки особой отрасли знания, которая именуется сегодня криминологией. В настоящее время потребность в углублении и расширении представлений о преступлении вновь подогревает застарелый спор между «классиками» и «социологами». Но, как и раньше, проблема состоит не в том, чтобы изучать или не изучать нестандартные характеристики преступления; по большей части она сводится к тому, кто и как эти характеристики должен исследовать. Причем единства оценок и суждений относительно методологии познания ключевых проблем противодействия преступности нет ни в стане криминологов, ни среди представителей уголовно-правовой науки. Так, если А. Э. Жалинский отчаянно пишет о кризисе российской уголовно-правовой науки и ее «консервации», связанной с чрезмерной опорой на старые источники и игнорированием современных проблем, то https://ru.wikipedia.org. А. В. Наумов спокойно полагает, что корни современного уголовного права лежат в идеях, выдвинутых в XVIII–XIX вв., что никакого нового уголовного права не требуется, а необходимо лишь органическое развитие старого с его приспособлением к новым реалиям https://ru.wikipedia. org. Если И. М. Мацкевич упрекает криминологов в оторванности от уголовного права, то В. В. Лунеев адресует претензии в недостаточном оперировании криминологическим знанием уже представителям уголовно-правовой науки. Подобного рода взаимные претензии и противоречия весьма точно характеризуют состояние отечественной науки, хотя, надо признать, сами по себе мало способствуют определению путей ее дальнейшего развития. Но они констатируют главное – наличие некоей проблемной области, которая в сегодняшних условиях не может быть полностью поглощена ни уголовным правом, ни криминологией (либо не желает быть ими освоена). На рубеже XIX–XX столетий потребность в новом знании о преступлении, как уже было отмечено, стимулировала развитие новой науки – криминологии. Сегодня же, при недостаточности уже и уголовно-правовых, и криминологических воззрений, эта потребность может быть удовлетворена в процессе интенсивного развития относительно обособленного от этих наук, в равной степени самостоятельного и комплексного направления научной мысли. Речь идет о давно (хотя и не явно) существующей, но в должной мере недооцененной теории криминализации. Статус этой научной теории в полной мере не ясен, равно как и круг составляющих ее проблем. Доктрина содержит несколько суждений по этому поводу. Так, по мнению В. Н. Кудрявцева и В. Е. Эминова, проблемы криминализации составляют часть предмета криминологии и выступают, согласно Я. И. Гилинскому, одним из направлений социального контроля над преступностью. Одновременно криминализация исследуется в некоторых учебных пособиях по уголовному праву в рамках обсуждения темы «Преступление». Но, пожалуй, наиболее полно и комплексно вопросы криминализации раскрываются в работах, посвященных уголовной политике. Здесь специалисты усматривают в криминализации часть предмета уголовной политики, один из ее методов, элемент содержания. Как бы то ни было, именно в рамках науки уголовной политики криминализация выступает непосредственным объектом познания. Охватить весь комплекс проблем, связанных с криминализацией, под силу лишь отдельной, комплексной, междисциплинарной науке уголовной политике. Проблемы криминализации составляют один из центральных компонентов предмета этой науки. Именно при обсуждении вопросов о том, лежат ли в основе криминализации объективные обстоятельства (например, вредоносность определенных поступков) либо же субъективный фактор (политическая воля, чье-то мнение, усмотрение властей), какое влияние на процесс криминализации оказывают нормы морали, общественное мнение, разного рода предубеждения и неприязнь к людям, поступающим неадекватно социальным стереотипам, идет установление и характеристика обстоятельств, которые следует учитывать при объявлении того или иного деяния преступным, а следовательно, и о признаках, которые отличают (должны отличать) преступление от иных деяний. Вместе с тем важно подчеркнуть, что исследование проблем криминализации, хотя и составляет часть уголовно-политической науки, на сегодняшний день еще не может претендовать на то, чтобы считаться самостоятельной научной теорией. Для этого недостаточно исследовательского материала, методического инструментария, а возможно, и методологического аппарата. Компенсируя эту недостаточность и развивая теорию криминализации, можно не только обогатить уголовно-политическую науку, но и, что особенно важно в свете рассматриваемых в настоящей работе проблем, всесторонне исследовать и оценить феномен преступления. О преступлении как о средстве политического управления. Одно из направлений развития теории преступления видится в том, чтобы некоторым образом сместить акценты в исследовании проблем криминализации и, соответственно, понимания преступления. Традиционный ракурс научного познания предполагает выяснение вопроса о том, каким образом и в какой мере многообразные экономические, социальные, политические и иные факторы влияют на определение деяния в качестве преступного. Такой подход позволяет относительно успешно решать вопросы наполнения уголовного закона необходимыми (а иногда и не очень) составами преступлений. Но это лишь один вектор взаимодействия социальных условий и криминализации. При акцентировании внимания только на нем упускается из виду обратная связь: то или иное деяние, будучи криминализированным, хотя и остается, как и прежде, частью (элементом) социальной действительности, приобретает в соответствии с законом новую окраску и уже в этом новом качестве трансформирует саму социальную действительность, выступая в качестве фактора, который следует учитывать уже при определении путей развития экономической, социальной, культурной и прочих отраслей внутренней и внешней политики государства. Равно как комплекс объективных и субъективных факторов социальной жизни влияет на процессы криминализации и преступление, так и они, в свою очередь, влияют на содержание комплекса социальных и иных факторов. Внимание! Авторские права на книгу "Проблемы российской уголовной политики" (Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
