|
|
ОглавлениеГлава I. Признание обвиняемым своей вины: исторический и ценностный аспекты Глава II. Признание обвиняемого как разновидность показаний по уголовному делу Глава IV. Позиция обвиняемого как фактор, влияющий на процедуру уголовного судопроизводства Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава I. Признание обвиняемым своей вины: исторический и ценностный аспекты§ 1. Значение и место признания вины в уголовном процессе (исторический аспект)На протяжении всего развития уголовного судопроизводства признание обвиняемым своей вины особо выделялось среди доказательств по уголовному делу. В разные исторические эпохи признание (сознание) обвиняемого выделялось в качестве самостоятельного доказательства по уголовному делу. Однако значение данного вида доказательства (его ценность) в уголовном процессе было различным: от доказательства «лучшего», «совершенного», наличие которого устраняет необходимость собирания других доказательств, до рядового, не имеющего заранее установленной силы и подлежащего проверке на основе собранной совокупности доказательств. Отношение законодателя и правоприменителя к признанию обвиняемого во многом было обусловлено той или иной формой уголовного судопроизводства, определяющей цели, на достижение которых направлена уголовная юстиция, и устанавливающей соответствующие средства (способы), позволяющие эти цели достичь. В то же время сама процессуальная форма судопроизводства, будучи политически, экономически, социально обусловленным явлением, отражала уровень развития человечества от эпохи «кровной мести» до суда присяжных. Равно как требование безоговорочного и безропотного подчинения высшей (божественной, публичной, государственной) власти постепенно сменялось признанием за человеком определенной свободы, изменялись и в уголовном процессе взгляды на роль и значение, которые играют в уголовном судопроизводстве показания обвиняемого против самого себя. Для раннего уголовного судопроизводства характерным было отношение к преступлению как к нарушению прав частного лица, от воли которого и зависело возникновение процесса. Каждая из сторон в обвинительном процессе обязана была доказать свою правоту. Судебный процесс был направлен на отыскание «воли Божьей», а исход дела во многом зависел от соблюдения формальных условий состязания. Сознание обвиняемого в тот период признавалось «царицей доказательств» (regina probationum), и его было достаточно для вынесения решения по делу. В тех случаях, когда признания не было либо оно было недостаточно убедительным, использовались иные средства к установлению истины («воли Божьей»), в числе которых были судебные поединки, испытания железом и водой (ордалии). В. А. Случевский по этому поводу отмечал: «Две силы проявляли свое исключительное действие в человеке того периода — физическая сила и сила суеверия поэтому естественно, что ум его, неспособный к отвлечению, в этих двух источниках искал средств борьбы с преступлением». Виновным признавался тот, кто был побежден на судебном поединке (поле), либо тот, кто, будучи брошен в воду, выплывал на поверхность воды, либо тот, у кого на руке через определенное время после погружения ее в кипящую воду имелись следы ожога. Источники древнерусского права периода XIV—XV вв. в качестве самостоятельного доказательства по делу предусматривали присягу, которая состояла в целовании креста на судной грамоте в подтверждение соблюдения ее положений. В случае отказа обвиняемого дать присягу (отказа от крестного целования) он признавался виновным: «а не поцелует креста, тем его и обвинить». В условиях существования обязанности давать правдивые показания, о чем надлежало присягнуть, собственное признание обвиняемого, считавшееся полным доказательством виновности, носило характер вынужденного. Последующее развитие уголовного судопроизводства в России (XV — начало XVI в.) происходило на фоне образования централизованного Русского государства и установления на всей территории власти единого монарха. Существовавший обвинительный процесс не мог в полной мере обеспечить стоявшие перед централизованным государством задачи предотвращения беспорядков, причины которых во многом были обусловлены недостатками судебной процедуры: несовершенством доказательств (испытаний, поединков), возможностью для преступника избежать наказания по формальным основаниям. В этот период происходит изменение понятия преступления: вместо «обиды» по Русской правде, причиняемой частному лицу, в Судебнике Ивана III 1497 г. под преступлением стали пониматься так же всякие действия, которые посягали на господствующий феодальный порядок, преследование которых осуществлялось не потерпевшим, а государством. В целях обеспечения правопорядка и предотвращения разбоев дополнительно к общему обвинительному порядку рассмотрения уголовных дел государственная власть вводит новую форму судопроизводства по наиболее опасным преступлениям (государственные преступления, душегубство, разбой, татьба с поличным, поджог и т. д.), именуемую розыском. Розыск производили специально назначенные чиновники (губные старосты, целовальники), которые в силу своей должности обязывались лихих людей, разбойников и татей «обыскивать и доведши на них» преступление наказывать. Губная Белозерская грамота 1539 г. предписывала, чтобы губные старосты «лихих людей разбойников сами обыскивали по нашему крестному целованию вправду без хитрости, да где которых разбойников обыщете, или кто у себя разбойников держит, или к кому разбойники приезжают и разбойную рухлядь (украденные вещи. — С. К.) привозят, и вы б тех разбойников ведомых (подозреваемых) меж собя имали да обыскивали их, и доведчи на них и пытали накрепко, и допытався у них, что они разбивают, да тех бы естя разбойников бив кнутьем да казнили смертью». Розыскной порядок предусматривал соединение в руках одного государственного органа (чиновника) полномочий по возбуждению дела, его расследованию с проведением повального обыска и применением пытки, вынесению приговора и его исполнению. Главными доказательствами в сыске были: собственное признание, повальный обыск, поимка с поличным, очная ставка. Судебник 1550 г. предусматривал для дел о первой краже с поличным две формы судопроизводства в зависимости от результатов обыска (ст. 52). В том случае если обвиняемого по результатам обыска называли «добрым человеком», дело подлежало рассмотрению «по суду», т. е. обвинительным процессом. Если обвиняемого называли «лихим человеком», следовало «его пытати». Собственное признание («и скажет на собя сам»), совпадающее с результатами повального обыска, становилось безусловным доказательством виновности, и обвиняемый подлежал смертной казни («ино его казните смертною казнью»). Если пытаемый не признавался, он подвергался пожизненному тюремному заключению. В случае совершения повторных краж собственного признания вины, полученного под пыткой, было достаточно для казни обвиняемого. Если же «пытан на себя не скажет», требовалось проведение повального обыска, по результатам которого обвиняемый мог быть либо брошен в тюрьму на пожизненный срок (если его называли «лихим человеком»), либо отпущен на свободу под «крепкую поруку», т. е. поручительство авторитетных в обществе людей (если обвиняемого называли «добрым человеком»). Таким образом, в этот период по некоторым категориям дел об особо опасных преступлениях признание обвиняемого приобрело значение главного доказательства, получение которого под пыткой должно было предшествовать всем остальным способам расследования дела (ст. 56, 57 Судебника 1550 г.). Отсутствие признания обвиняемым своей вины могло спасти последнего от смерти ценой пожизненного тюремного заключения. В то же время по делам о разбоях при наличии доказательств виновности, полученных на очной ставке и во время повального обыска «с доводом» (с представлением улик), могли быть признаны виновными и казнены даже те обвиняемые, которые не подтвердили своей вины («не учнут, пытаны на себя и на товарищев своих говорити вразбоех»). Процесс усиления государственной (царской) власти в период с конца XVI до начала XVII в. характеризуется расширением сферы применения розыскного порядка судопроизводства. Соборное уложение 1649 г. сохраняет обвинительный порядок разрешения уголовных дел, для которого добровольное признание обвиняемого считалось полным доказательством виновности. Так же, как и по Судебнику 1550 г., в случае частичного признания обвиняемыми своей вины предписывалось в этой части вынести решение сообразно с тем, «в чем они начнут винится»; в остальной части дело надлежало рассматривать «по суду же, до чего доведется» (ст. 136). В случае добровольного признания обвиняемым претензий истца (равно как и в случае молчания обвиняемого) в самом начале судебного разбирательства (ст. 101) суд был вправе вынести решение в пользу истца («того ответчика без суда обвините»). В то же время Уложение, отказавшись от проведения судебных поединков (поле), для установления истины в обвинительном процессе допускало использование по усмотрению суда обыска, что отражало розыскное начало. Дела о грабежах, кражах, убийствах, когда разбойник или тать были пойманы с поличным либо облихованы на повальном обыске, либо оговорены «язычной молкой» (во время пытки. — С. К.), были отнесены к ведению Разбойного приказа, в подчинении которого находились все губные старосты и целовальники, т. е. административные органы, осуществлявшие розыск, суд и исполнение наказания. Особый порядок расследования и разрешения вышеуказанных дел, так же как и ранее, требовал получения от обвиняемого под пыткой собственного признания. Уложение 1649 г. по сравнению с Судебниками расширило круг дел, по которым проведение пытки являлось обязательным, предусмотрев вместе с тем и иные, помимо смертной казни, виды наказания. Вор, сознавшийся под пыткой в совершении кражи впервые и без убийства, подвергался «торговой казни» (битье кнутом), тюремному заключению на два года, отрезанию левого уха, а его имущество переходило к пострадавшему (ст. 9). В Соборном уложении 1649 г., в отличие от ранее действовавшего законодательства, заметно изменился порядок оценки собственного признания обвиняемого в качестве доказательства по делу. В ст. 41 Уложения появилось положение: «А на которых людей языки с пытки в разбое говорят, а сами на себя с пыток не говорят, а в обыскех их многия люди назовут лихими людьми, и тех людей по язычным молкам и по лихованным обыском казнити смертию, а животы (имущество) их продать в выть». Предписывая применение пытки для получения признания вины, законодатель, тем не менее, решающее значение для разрешения дел о разбоях придавал не собственному признанию, а оговору или облихованию обыском, которые влекли смертную казнь даже в случае отсутствия признания вины под пыткой. Признание обвиняемого в розыскном процессе, так же, как и в обвинительном, рассматривалось в качестве лучшего (совершенного) доказательства с той лишь разницей, что розыск, проводимый в государственных интересах, допускал, а в последующем и прямо предписывал в качестве средства для получения собственного признания применение пытки. Применение пытки кроме получения собственного признания имело и иную цель — получение показаний в отношении соучастников преступления, а также иных лиц, могущих представлять угрозу государственному порядку. Суд в розыскном производстве, продолжая оставаться лишь регистратором событий (фактов), в отличие от своего предшественника в обвинительном процессе призван был не просто наблюдать за исходом состязания между сторонами, но и заботиться о предупреждении и пресечении преступлений («лиха»), об охране общественного порядка, т. е. о государственном интересе, обеспечиваемом средствами уголовной юстиции. Главнейшим из них становится пытка. Уже приступая к разбирательству дела, суд исходил из того, что подсудимый виновен, и потому к нему должно быть применено насилие. Насилие было возведено в ранг государственного права. Суд «предписывает мучить человека вследствие сомнения о том, виновен он или нет; он наказывает его на основании подозрений, чтобы знать, будет ли он иметь право его наказать; он обходится с ним, чтобы добыть доказательство преступления, так, как обходился бы, когда он уже имел бы это доказательство». Признание вины не освобождало от применения пытки: «сознавшегося следовало все же пытать в иных разбоях и иных татьбах». По мнению В. Д. Спасовича, розыскной порядок расследования уголовных дел, «предающий человека в жертву государственным целям, был грубым полицейским произволом». История применения в суде пытки в качестве необходимого способа отыскания истины связана со средневековой эпохой западно-европейских духовных судов над еретиками, именовавшимися инквизицией (начало XIII в.). Приводимое ниже описание процедуры суда инквизиции, излагаемое по работе американского ученого Генри-Чарльса Ли «История инквизиции в Средние века», исследовавшего обширный архивный материал, представляет особый интерес в свете последующей характеристики российского процесса периода второй половины XVII — начала XVIII в. и места в нем собственного признания обвиняемого. Столь подробное описание судопроизводства в судах инквизиции приведено в данной работе намеренно: суд инквизиции постепенно стал оказывать влияние и на светские суды, следствием чего стали изменение существовавшей процедуры судопроизводства, переход к новому виду розыскной формы процесса — процессу инквизиционному, во многом вобравшему в себя те правила и процедуры, которые были свойственны классической инквизиции. Судопроизводство по типу инквизиционного розыска появляется в России в эпоху правления Петра I. В период становления абсолютизма, сопровождавшийся многочисленными крестьянскими восстаниями, суд призван был стать быстрым и решительным орудием в руках государства для пресечения всякого рода попыток нарушить установленный порядок. В задачи судебных органов входило не столько установить истину, сколько предотвратить нарушения царской, государевой воли (общая превенция достигалась путем устрашения). Этой цели вполне соответствовало положение, позволяющее покарать пусть и невиновного, чем вообще никого не покарать. Инквизиционный процесс как «политическая разновидность розыска» получил свое законодательное закрепление в Кратком изображении процессов или судебных тяжб (1715 г.). На обвиняемого возлагалась обязанность доказать свою невиновность: «невиновность свою основательным доказыванием оправдать и учиненное доношение правдою опровергнуть». В числе доказательств Краткое изображение процессов называет своевольное признание, которое определяется следующим образом: «когда кто признает, чем он виновен есть, тогда далняго доказу не требует, понеже собственное признание есть лутчее свидетельство всего света». При наличии полного признания обвинения суд обязан был вынести приговор без исследования вопроса о том, соответствует ли такое признание действительности или нет. Вместе с тем в Кратком изображении процессов перечисляются условия, которым должно было отвечать собственное признание, чтобы оно могло быть положено в основу приговора. К таким условиям относятся: 1) полнота и безоговорочность признания («чтоб признаное в действе всеконечно было»); 2) добровольность («чтоб оное признание вольное было»); 3) признание должно быть сделано перед судом («вне суда учиненное признание не имеет за действительно признано быть»); 4) чтобы обвиняемым были изложены обстоятельства дела, подтверждающие достоверность сделанного признания («чтоб притом доказать такие обстоятельства, которые б могли быть достоверны, и о правде б не сумневатца»). В целях получения признания обвиняемого Краткое изображение процессов (ч. 2 гл. 6) разрешало использовать допрос с пристрастием (допрос с угрозой применения пытки, предшествующий ее применению), а также пытку. Основания и правила проведения пытки получили при Петре I законодательное закрепление. Достаточным основанием для проведения пытки обвиняемого, не признающего своей вины, являлось наличие у суда «совершенного подозрения», например свидетельских показаний знатного человека о том, что он видел обвиняемого в момент совершения преступления, либо показаний двух свидетелей, которые хотя и не видели самого преступления, но видели обвиняемого в месте его совершения. Степень тяжести применяемой пытки была отдана на усмотрение суда («на разсуждение судейское»): чем более тяжкое преступление, тем более жестокие способы пытки могли быть использованы. Кроме того, определяя степень тяжести пытки, суд должен был принимать во внимание и качества личности подозреваемого: «твердых, бесстыдных и худых людей» пытать следовало жестче, чем тех, кто «деликатного тела и честные суть люди». По групповым делам пытать предписывалось сначала тех, от кого суд «мнит скорее уведать правду», либо, если подозрение падало на отца и сына или мужа и жену, то пытать следовало сначала сына или жену. Ниже приводится описание пытки, изложенное в работе проф. В. Линовского. Внимание! Авторские права на книгу "Признание обвиняемого. Монография" (Касаткина С.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
