Показания с «чужих слов» как производные доказательства в уголовном процессе. Монография

Галяшин Н.В.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 19.07.2017 ISBN: 9785392254699 Язык: Объем текста: 189 стр. Формат: epub

Оглавление

От автора

Глава 1. Институт производных доказательств (Hearsay) в англосаксонском праве Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Соединенных Штатов Америки

Глава 2. Показания с чужих слов в системе производных доказательств в уголовном судопроизводстве Российской Федерации

Глава 3. Совершенствование правового регулирования производных доказательств в уголовном судопроизводстве России

Заключение

Приложение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 1.
Институт производных доказательств (Hearsay) в англосаксонском праве Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Соединенных Штатов Америки

§ 1. Становление и развитие правила о недопустимости производных доказательств (Hearsay)

Доказательственное право Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии (далее — Соединенного Королевства) и США, развиваясь на протяжении нескольких столетий, состоит из множества правил оценки доказательств, некоторые из которых представляют собой обширные институты.

Одним из таких институтов (правовых моделей) является правило о недопустимости производных доказательств Hearsay, включающее в себя множество исключений, которые тоже изначально, как и само правило, формировались судебной практикой, а затем кодифицировались.

Указанное правило, а также его применение являются одной из особенностей доказательственного права Соединенного Королевства и США. Основной целью правила Hearsay является недопущение использования в доказывании так называемых показаний с чужих слов, доказательств из вторых рук (производных доказательств). В состязательном англосаксонском уголовном процессе запрещается использовать в качестве доказательств показания, данные свидетелем до и вне судебного заседания. Однако есть и ряд исключений из этого общего запрета, которые ниже будут подробно рассмотрены.

Правило о недопустимости показаний с чужих слов (дословный перевод с английского языка — «показания по слуху») «часто рассматривается теоретиками и практиками как одно из самых сложных и самых запутанных в доказательственном праве Соединенного Королевства и США».

Мы полагаем возможным определить правовую модель Hearsay как правило о недопустимости доказательств, полученных не из первоисточника, с рядом исключений из общего правила.

К сведениям Hearsay относятся показания свидетеля (потерпевшего), сообщенные вне судебного заседания либо сообщенные в судебном заседании со слов другого лица, а также показания в судебном заседании, противоречащие показаниям, данным вне суда.

Иногда термин Hearsay не совсем удачно переводят как «запрет свидетельствования по слуху». Однако этот английский термин включает в себя не только случаи, когда «свидетель не может указать источник своей осведомленности» (что обычно и понимается как свидетельствование по слуху), но и нечто более широкое, в том числе случаи, когда свидетель сообщает сведения, полученные от конкретного другого лица, которое по каким-то причинам не может быть вызвано для допроса.

Известный английский правовед профессор Дж. Спенсер полагает, что так называемое правило Hearsay является в системе доказательств англосаксонского права наиболее специфическим феноменом. По сути, оно «заключается в том, что факт не может быть установлен на основании показаний А., который сам непосредственно не был его очевидцем, однако слышал, как В. рассказывал об этом. В таком случае для установления факта В. должен предстать перед судом и лично дать суду показания, либо данный факт должен быть установлен иными способами».

Институт производных доказательств Hearsay развивался на протяжении нескольких веков и претерпел множество изменений. Его исследование невозможно без обращения к историческим документам и анализа причин, оказавших влияние на его становление и развитие.

В силу того, что правило о недопустимости показаний с чужих слов как производных доказательств Hearsay развивалось на протяжении многих столетий, необходимо сделать краткий исторический экскурс.

Правовед Дж. Г. Вигмор называл правило Hearsay наиболее характеризующим англосаксонское доказательственное право, которое оценивается учеными почти так же, как суд присяжных, т. е. как величайший вклад не только в сугубо практические правовые системы, но и в процессуальные средства, признанные во всем мире. Изначально и до сих пор это правило, которое не столько требует особого внимания к форме доказательства, сколько направлено на недопущение сведений, относящихся к Hearsay, для рассмотрения жюри присяжных. Понятно, что становление данного института тесно связано с развитием такой формы процесса, как рассмотрение уголовного дела судом с участием присяжных заседателей. Хотя институт, напоминающий суд присяжных, существовал в Соединенном Королевстве уже в XII в., если не раньше, практика заслушивать показания свидетелей в суде сложилась не ранее конца XV в.

Переход к современному представлению о том, что достоверным источником доказательств является не информация, известная индивидуально конкретному лицу, и не результаты расследования, а свидетельские показания, данные в открытом судебном заседании, стал результатом последующей эволюции общественных отношений. Только с этапа постепенного развития института публичных свидетельских показаний в суде в английском обществе начинает складываться понимание необходимости правила о недопустимости доказательств Hearsay.

Предметом дискуссии на этапе становления названного правила явилась ценность показаний с чужих слов и их надежность как доказательств.

На протяжении правления династий Тюдоров и Стюартов наблюдается постепенное нарастание критики и возражений со стороны защиты против принятия в качестве доказательств устных показаний с чужих слов. Хотя такие доказательства продолжали принимать в суде, доверие к ним неудержимо слабело. Показания с чужих слов насмешливо называли «сказками о сказках» или «рассказами из чужих уст».

Одновременно с дискредитацией обычных устных показаний с чужих слов складывалось аналогичное скептическое отношение к протоколу показаний, данных под присягой судье или судебному чиновнику и не подвергнутых перекрестной проверке лицом, против которого показания даны. В уголовных делах XVI — середины XVII в. сторона обвинения, преследуя свои цели, преимущественно полагалась на использование подобных письменных показаний. По мере дискредитации устных показаний с чужих слов стали появляться сомнения относительно возможности принятия письменных показаний: сначала в виде ограничения, которое разрешало их использование только при невозможности обеспечить явку свидетеля в суд. Следует отметить, что недостатком таких доказательств было не только отсутствие присяги или собственно ненадежность показаний одного лица о том, что говорило другое лицо. В большей мере их критике способствовали невозможность проверки показаний при перекрестном допросе и отсутствие у суда возможности непосредственно наблюдать поведение свидетеля при оценке правдивости его слов.

Дж. Г. Вигмор считал, что «история правила о недопустимости показаний с чужих слов в качестве отдельного института начала зарождаться только в 1500-х годах, причем в полном и окончательно разработанном варианте данное правило появилось только в 1700-х годах».

В первое десятилетие после Реставрации столетие критики показаний с чужих слов наконец принесло свои плоды в виде решений об их недопустимости сначала в отношении устных, а затем — в отношении письменных доказательств. В течение некоторого времени это правило было ограничено условием о том, что, хотя показания с чужих слов недопустимы сами по себе, они могут быть приняты в качестве подтверждения других доказательств, причем это условие сохранялось до конца XVIII в. в ограниченной форме допустимости предыдущих непротиворечивых показаний свидетеля, данных вне суда, в целях подтверждения его последующих показаний.

Было ли правило о недопустимости показаний с чужих слов, подобно всему английскому доказательственному праву, «детищем суда присяжных» или же продуктом состязательного процесса — в настоящее время уже не имеет большого значения. Важно то, что правило о недопустимости показаний с чужих слов, сформировавшееся в конце XVII в., не было ни наследием старинных обычаев, ни наследием Великой хартии вольностей, а в контексте всей истории английского права явилось поздним продуктом развития общего права (common law), т. е. было сформулировано не в писаном законе, а в судебных решениях (прецедентах).

В статье профессора юридического факультета Йельского университета Дж. Лангбейна обращается особое внимание на поразительный контраст между англосаксонской и континентальной правовыми системами по их отношению к доказательствам и источникам их происхождения. Он указывает, что в Англии или США « достаточно посидеть в любом зале судебного заседания по любому гражданскому или уголовному делу, чтобы услышать, как председательствующий судья прерывает свидетеля или потерпевшего из-за наличия возражений сторон относительно нарушения правила о недопустимости показаний, данных с чужих слов или по слуху». В Соединенном Королевстве и США это уже настолько стало привычным, что вошло в массовую культуру и даже зачастую используется в кинематографе.

«Вместе с тем достаточно оказаться в другой стране (во Французской Республике, Федеративной Республике Германия, Итальянской Республике или Королевстве Швеция) — и в зале судебного заседания ничего подобного услышать невозможно: за все время нахождения в залах судебных заседаний он (профессор Дж. Лангбейн — Н. Г.) ни разу не встретил классических английских возражений «Показания с чужих слов!», «Это лишь мнение!», «Наводящий вопрос!».

Стоит также отметить и приводимое Дж. Лангбейном знаменитое изречение об институциональной логике использования показаний с чужих слов как доказательств: «В большинстве континентальных государств судьи опираются на факты в споре, а также на закон; и они думают, что нет никакой опасности в исследовании показаний с чужих слов, потому что, когда они рассматривают уголовное дело, они могут полностью себе доверять и не учитывают показания с чужих слов либо относятся к ним скептически.

Но в Соединенном Королевстве, где суды присяжных рассматривают большое количество уголовных дел, показания с чужих слов надлежащим образом исключены, потому что ни один человек не может сказать, какой эффект это могло оказать на их умы».

Необходимо также упомянуть и судебные заметки сэра Д. Райдера, главы Отделения королевской скамьи Высокого суда правосудия, датируемые 1754–1756 гг., который указывал, что «неотъемлемым атрибутом современного (на тот период. — Н. Г.) доказательственного права являлась попытка исключить имеющие юридическую силу, но проблемные устные показания лиц, такие как показания с чужих слов, опасаясь невозможности их должной оценки присяжными заседателями».

Английский историк права сэр У. Холдсуорт писал, что «непосредственными обстоятельствами, приведшими к формированию правила о недопустимости показаний с чужих слов, в частности в конце XVII века, стали, во-первых, авторитетное заявление сэра Эдварда Коука в “Третьем институте”, осуждающее “странную фантазию, будто можно выдвинуть обвинение на основании показаний с чужих слов”», так как «свидетель может говорить о факте, который он воспринял одним из пяти своих чувств. Он должен говорить о вещах, которые он видел, слышал, пробовал на вкус, нюхал или осязал, но он не может говорить о том, что он слышал об их существовании от других лиц». Во-вторых, отказ судебной практики и законодателя от попытки внедрить в английское право требование канонического и римского права о «“двух свидетелях”, что вызвало необходимость предусмотреть вместо него некую иную гарантию».

Кроме того, уже в 1668 г. можно найти решения судов об отклонении показаний с чужих слов на том основании, что «другая сторона не могла подвергнуть перекрестному допросу сторону, приведенную к присяге».

Судебные формулировки подчеркивают, что это стало основной причиной применения правила о недопустимости показаний с чужих слов. Перекрестный допрос, как отмечает Дж. Бентам, являлся отличительной чертой английской судебной системы и более всего способствовал престижу института суда присяжных. Он назвал его «гарантией правильности и полноты показаний».

Характер этой гарантии, которая отсутствует при показаниях с чужих слов, описан в 1812 г. судьей Верховного суда штата Нью-Йорк Дж. Кентом следующим образом: «Показания с чужих слов по свой природе сопряжены с неразрешимыми сомнениями и сложностями… человек, пересказывающий информацию, полученную от другого лица, не обязан вдаваться в детали, отвечать на вопросы, устранять затруднения, разрешать противоречия, объяснять неточности, устранять двусмысленности; ему достаточно сказать, что он пересказывает то, что слышал, переложив таким образом все бремя на покойный или отсутствующий источник информации». В своем, возможно, самом известном замечании Дж. Вигмор называет перекрестный допрос «вне всякого сомнения, величайшим из когда-либо созданных правовых средств установления истины».

Кроме того, У. Бест отмечал, что доказательство бывает или первичным (original), или вторичным (unoriginal). Первичным доказательством называется доказательство, у которого или изнутри, или извне есть собственная независимая доказательная сила; вторичное («производное», «переданное из вторых рук») доказательство — это то, которое получает свою силу посредством или благодаря какому-то другому доказательству.

У. Бест подразделил производные доказательства на следующие пять форм:

1) когда предполагаемое устное свидетельство выведено через другое устное сообщение. Это свидетельство по слуху в строгом и первоначальном смысле этого термина;

2) когда представляемое письменное доказательство передается другим письменным доказательством;

3) когда представляемое устное доказательство приводится через представление письменного;

4) когда предполагаемое письменное свидетельство представляют через устное;

5) когда о вещественном доказательстве сообщают или устно, или иначе.

Также он отмечал, что слабость производного доказательства по сравнению с его первичным источником очевидна при ближайшем рассмотрении: «Возьмите самый очевидный случай: предложено устное доказательство, представленное через другое устное».

Так, например, A. утверждает, что B. сказал ему, что он был очевидцем определенного факта. Если бы B. был свидетелем, утверждающим о наличии факта, то было бы только две возможности для ошибки в принятии его показаний, а именно: то, что он, возможно, ошибся относительно того, что он думал, что он засвидетельствовал, или то, что его рассказ мог быть преднамеренно ложным.

«Но когда показания В. приходят к нам через отсылку к A., тогда появляются еще две новые возможности ошибки; т. е. A. может неправильно понять слова, произнесенные B., или может намереваться исказить их. Наверное, излишне добавлять, что опасность увеличивается с увеличением числа посредников, через которых получается доказательство; поскольку с каждым дополнительным свидетелем или другим посредником вводятся две новые возможности для ошибки».

Как мы видим, установлению правила о недопустимости производных доказательств предшествовало столетие нарастающих протестов против использования показаний с чужих слов. Тем не менее большинство недостатков показаний с чужих слов, ставших коренной причиной введения правила Hearsay и объясняющих его сохранность вплоть до настоящего времени, не были четко обозначены вплоть до начала XVIII в., когда судьи и авторы юридической литературы стали обосновывать новое правило.

Некоторые ученые считают, что модель отправления правосудия в Соединенном Королевстве в классическом ее виде сформировалась около 1800 г. До этого судья в значительной степени руководил процессом вынесения присяжными вердикта и «правила игры» в судебных слушаниях были совсем другими.

Они же считают, что в XVIII в. английское доказательственное право было сосредоточено в основном на письменных доказательствах; в отношении разных видов документов существовали различные правила допустимости.

В Соединенном Королевстве Закон об уголовной юстиции (1925) предусматривал положение о возможности использования в суде полицейских протоколов иных свидетельских показаний (т. е. показаний тех лиц, которые не стали обвиняемыми) в случае смерти свидетеля, его помешательства или серьезной болезни. Закон Соединенного Королевства об уголовной юстиции (1988) «дополнил число таких случаев пребыванием свидетеля за пределами Соединенного Королевства, его исчезновением или страхом расправы за дачу показаний, хотя все предусмотренные этим законом исключения из запрета Hearsay являются факультативными и могут иметь место лишь с согласия судьи с учетом обстоятельств конкретного дела. Закон Соединенного Королевства об уголовной юстиции 1988 года не связывает форму показаний отсутствующего по указанным причинам свидетеля исключительно с протоколом полицейского допроса: они могут быть представлены сторонами также в виде писем, магнитофонных и видеозаписей и т. д. (но все равно рассматриваются как разновидность свидетельских показаний, а не как «иное» доказательство)».

Следует отметить, что в доказательственном праве государств англосаксонской правовой системы содержатся положения о таких свойствах уголовных доказательств, как относимость, допустимость, достоверность, достаточность и сила.

Как указывают некоторые авторы, в праве Соединенного Королевства, как и в праве США, «“относимость доказательства” (наиболее правильный перевод с английского — «релевантность», «существенность») понимается как условие допустимости, и между этими понятиями не делается такого четкого различия, как в российском праве».

Вместе с тем еще в 1977 г. Г. М. Резник рассматривал вопрос относимости (релевантности) доказательства через призму «формирования вывода о соблюдении требований закона, предъявляемых к его процессуальной форме, которая включает в себя: источник; условия; способы получения и закрепления сведений об обстоятельствах дела».

«Относимость доказательств» (relevance of evidence) — термин, характеризующий отношения между доказательством и доказываемым фактом.

Английский подход к оценке доказательств «нельзя однозначно отождествлять ни с формальной теорией доказательств, господствовавшей во времена инквизиции, ни с подходом, ориентированным на свободную оценку доказательств, господствовавшим в более поздние времена в России. В Королевстве Великобритании и сложился промежуточный вариант, вобравший в себя черты как формальной теории доказательств (что проявляется в меньшей степени), так и черты свободной оценки теории доказательств по внутреннему убеждению (в большей степени)».

Юридическая Галяшин Н.В. Показания с «чужих слов» как производные доказательства в уголовном процессе. Монография

Юридическая Галяшин Н.В. Показания с «чужих слов» как производные доказательства в уголовном процессе. Монография

Работа посвящена комплексному анализу показаний с «чужих слов» в общей системе средств уголовно-процессуального доказывания, а также отдельным способам получения производных доказательств по уголовным делам и процессуальным средствам проверки их достоверности. Дефицит нормативного регулирования производных доказательств порождает в теории и практике доказывания проблему обеспечения процессуальных гарантий использования в уголовном судопроизводстве производных доказательств, полученных со слов участника уголовного процесса или иного лица.<br /> В работе обобщена прецедентная практика Европейского суда по правам человека, выраженная в решениях, принятых по жалобам против стран – участниц Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» от 4 ноября 1950 года, по вопросу нарушения права на допрос свидетеля, показывающего против обвиняемого, и права на справедливое судебное разбирательство, которые рассматриваются в работе в системной взаимосвязи.<br /> Издание подготовлено по состоянию законодательства на 1 января 2017 г.<br /> Книга будет полезна научным и практическим работникам, адвокатам, следователям и дознавателям, судьям, преподавателям, аспирантам, студентам, а также всем, кто интересуется проблемами доказывания в уголовном судопроизводстве.