|
|
ОглавлениеГлава 1. Предмет и структура методологии научного познания Глава 2. Структура научного знания Глава 3. Методы чувственного познания Глава 4. Методы эмпирического познания Глава 5. Проблема оправдания индукции Глава 6. Методы теоретического познания Глава 7. Методы метатеоретического познания Глава 8. Методологические аспекты динамики научного знания Глава 9. Методологические аспекты истинности научного знания Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГЛАВА 7. МЕТОДЫ МЕТАТЕОРЕТИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯКак уже отмечалось выше, при характеристике структуры научного знания, четвертым, самым высоким и самым общим уровнем знания в любой из наук является метатеоретический. Он состоит из трех подуровней: 1) частнонаучное метатеоретическое знание (конкретно-научные метатеории); 2) общенаучное знание (научная картина мира, а также идеалы и нормы научного исследования); 3) философские основания науки. Вполне естественно, что каждый из подуровней метатеоретического знания имеет специфические методы своего построения и обоснования. Начнем с рассмотрения методов построения конкретно-научных метатеорий и характеристики их основных функций. Среди множества научных метатеорий следует различать два вида метатеорий:1) математические и логические; 2) естественнонаучные и социально-гуманитарные и соответствующие методы их построения. Предметом математических метатеорий являются реальные математические теории (арифметика, геометрия, алгебра, математический анализ, теория множеств и др.). Все математические теории, хотя и имеют дело не с эмпирическими объектами, а с идеальными математическими объектами (точки, прямые, числа, множества, структуры и др.), являются тем не менее содержательными теориями. Содержательное знание вовсе не обязательно должно быть эмпирическим знанием. Содержательное знание — это такое знание, термины и высказывания которого имеют некоторое значение и смысл, то есть определенную интерпретацию. Быть содержательным и означает не что иное, как иметь интерпретацию. Итак, предметом метаматематики как особой области математического знания являются обычные математические теории. Какие же цели и задачи стоят перед метаматематикой? Такими целями являются изучение и исследование реальных математических теорий на предмет их непротиворечивости, доказательности и полноты как необходимых свойств состоятельности любой математической теории. Установление формально-логической непротиворечивости некоторой теории означает доказательство того, что в ней никогда не появится логическое противоречие между любыми ее высказываниями, доказательство того, что в этой теории в принципе невозможно получить высказывание вида А&˥А. Поскольку математические теории, как правило, строятся аксиоматически, постольку метаматематика ставит перед собой в качестве одной из главных задач определить, является ли множество аксиом некоторой математической теории действительно достаточным, а точнее, необходимым и достаточным для чисто логического выведения всех остальных ее высказываний только из ее аксиом. Эта проблема получила название проблемы полноты системы аксиом. Третьей задачей или функцией метатеории является установление независимости аксиом друг от друга, то есть невыводимости любой из аксиом из других аксиом данной теории. И, наконец, четвертой задачей метаматематики является решение проблемы эффективности той или иной математической теории, то есть установление того, что любое из ее высказываний действительно может быть получено из ее аксиом в конечное число шагов и с помощью конечного числа операций. Названные выше проблемы: установление логической непротиворечивости реальных математических теорий, полноты и независимости их аксиом, эффективности их доказательств и являются главными задачами метаматематического исследования. Какими методами и средствами могут быть решены эти задачи? Оказалось, что главным и абсолютно необходимым средством решения всех этих задач является метод формализации той конкретной математической теории, которая является предметом метатеоретического анализа. 1. Метод формализацииФормализация некоторой содержательной теории означает построение для нее формальной модели, то есть отображение теории в некоторую чисто синтаксическую языковую конструкцию, состоящую только из терминов и символов, не имеющих никакой интерпретации, никакого внешнего значения. Все собственные термины, а также логические и не логические символы формальной системы обозначают только самих себя и ничего более. Как известно, первым идею формализации всех математических теорий для установления их реальной логической структуры и решения проблем их непротиворечивости, полноты и эффективности выдвинул Д. Гильберт. Для решения этих задач он сформулировал программу обоснования математики, которая получила название формалистская программа обоснования, или просто формализм. Гильбертовская программа обоснования математики была альтернативой другим программам обоснования математики, выдвинутым в начале двадцатого века, и прежде всего логицизму (Б. Рассел, А. Уайтхед и др.) и интуиционизму (Л. Э. Брауэр, А. Гейтинг, А. Пуанкаре, Г. Вейль и др.). Выше, рассматривая дедуктивно-аксиоматический метод построения научных теорий, мы уже частично раскрыли подход Гильберта к формализации эвклидовой геометрии. Неожиданным результатом этого процесса стало установление того факта, что всем известная в течение многих веков система аксиом геометрии Эвклида оказалась явно неполной. Гильберт доказал, что для строго аксиоматического построения геометрии Эвклида требуется не пять аксиом, как это было у Эвклида и что считалось чем-то очевидным для всех математиков в течение многих столетий, а двадцать независимых аксиом. Тем самым Гильбертом была одновременно доказана и неполнота систем аксиом неэвклидовых геометрий, построенных Н. И. Лобачевским, Я. Бойаи и Б. Риманом. В построенной Гильбертом формализованной системе эвклидовой геометрии термины точка, прямая, плоскость обозначали только самих себя, и с ними не нужно было связывать никаких других значений. Правда, логические правила вывода не были формализованы Гильбертом в его системе эвклидовой геометрии, поэтому его построение в целом носило полуформализованный характер. Затем, при построении формализованной системы арифметики, Гильберту уже удалось устранить этот недостаток и формализовать не только аксиомы арифметики, но и правила вывода, то есть логику, используемую при доказательстве теорем арифметики. Прежде чем описать систему формализованной арифметики Гильберта, вернемся еще раз к понятию формальной теоретической системы, или просто формальной системы. Как строится такая система? Для ее построения необходимо осуществить следующие действия. Сначала вводится набор знаков формальной системы. Это — некоторое множество символов, как правило, множество букв некоторого алфавита, например, заглавных и прописных букв латинского алфавита (А, B, С… а, b, c…); запятые, отделяющие символы или строчки символов друг от друга; логические символы: → («если, то»), & («и»), ⌵ («или»), ˥ («не»), (х) («все»), (Ех) («существует x»); и, наконец, скобки для отделения одних групп символов от других (). Затем вводится понятие формулы. Под формулой данного языка понимается любая строчка или последовательность исходных символов данного языка. Затем вводится понятие правильно построенной формулы для данного формального языка. Как правило, это делается индуктивным способом, путем демонстрации отдельных случаев как правильно построенных формул, так и неправильно построенных. Например, правильно построенными формулами являются такие формулы: a&b; (a&b)&c↔a&(b&c); a ⌵ b; (x) A(x) → B(x); Еx A(x). Примерами неправильно построенных формул являются: A, B, Е; (x) A; (a), b; →x; b→; b, →. и т. д. Далее. Из всего множества правильно построенных формул выбирается некоторое небольшое подмножество, которое должно стать основанием, фундаментом формальной теории. Это подмножество исходных формул формальной теории называется ее аксиомами. Следующий шаг в построении формализованной теории — это введение правил преобразования одних правильно построенных формул (строчек символов) в другие. Эти правила называются также правилами формального вывода. Введем вслед за Гильбертом такие правила. В принципе число таких правил может быть бесконечным, поэтому среди них выбирают небольшое множество так называемых основных, к которым должны быть сводимы все остальные правила преобразования, разрешенные в данной формальной системе, или законные правила вывода. Пусть заглавные буквы латинского алфавита (A, B, C…) обозначают любые правильно построенные формулы нашего формального языка. Разобьем вслед за Гильбертом все основные правила преобразования одних правильно построенных формул в другие на следующие группы [12, с. 367–369]: I 1–4. Логические аксиомы следования 1. А→(В→А) 2. (А→(А→B))→(A→B) 3. (A→(B→C))→(B→(A→C)) 4. (B→C)→((A→B)→(A→C)) II 5–10. Логические аксиомы, касающиеся конъюнкции и дизъюнкции 5. A·B→A 6. A·B→B7. A→(B→(A·B)) 8. A→AVB9. B→ AVB10. ((A→C)·(B→C))→((AVB→C)) III 11–12. Логические аксиомы отрицания 11. (A→(B&B))(закон противоречия) 12. A→A (закон двойного отрицания) Эти двенадцать аксиом образуют полную систему аксиом такой формально-логической теории, как исчисление высказываний. Из этих аксиом можно вывести неосновные логические правила вывода (правила преобразования одних правильно построенных формул исчисления высказываний в другие). Например, из аксиом 11 и 12 исчисления высказываний следуют в качестве теорем следующие правила преобразования: (A· A)→B, а также логический принцип: ((A→B)·(A→B))→B. Далее к 12 аксиомам исчисления высказываний Гильберт добавляет еще одну аксиому, чтобы превратить (достроить) исчисление высказываний в более широкую формально-логическую систему — исчисление предикатов. Последнее позволяет формализовать любые высказывания (в том числе и высказывания арифметики) с кванторами (логическими функциями), такими как «все» («любой»), обозначаемый символом (х), «тот, который», обозначаемый символом A(a) (дословно — «тот a, который имеет признак A»), и «существует», обозначаемый символом E(x) (читается как «существует некоторый объект x»). Эта 13-я аксиома выглядит так: A(a)→A(ε(A)) или, более точно, A(a)→εx A(x), где ε — трансфинитная логическая функция выбора. Она читается так: «Высказывание A(a) верно, по крайней мере, для одной вещи x». Аксиома 13 образует IV группу аксиом. На основании аксиомы 13 вводятся такие формулы: (x) A(x) →A(a) (аксиома Аристотеля); (x) A(x) →E(x) A(x) (закон исключенного третьего). Затем к логическим аксиомам исчисления предикатов Гильберт добавляет уже собственно арифметические аксиомы, образующие уже V и VI группы аксиом формализованной арифметики. V 14–15 Аксиомы равенства, определяющие отношение равно 14. a = a 15. (a=b) → (A (a) →A(b)) VI 16–17 Аксиомы числа 16. a’≠0, где a’ — «число, следующее за a» 17. (A(0)·(x)(A(x)→A(x’))→A(a) — принцип полной индукции для последовательностей Целые числа 1, 2, 3… в системе формализованной арифметики натуральных чисел Гильберта записываются с помощью символов 0’, 0’’, 0’’’… Гильберт так подводит итог сущности построенной им системы формализованной арифметики натуральных чисел: «…В моей теории содержательные выводы заменены внешними действиями, подчиняющимися определенным правилам; тем самым аксиоматический метод получает ту надежность и законченность, которая для него доступна и в которой он нуждается для того, чтобы служить основным средством теоретических изысканий» [12, с. 369]. Что отличает формализованную научную теорию от неформализованной? Главное и принципиальное отличие состоит в том, что в формализованной (или формальной) теории доказательство является: а) предметом чувственного (наглядного) созерцания; б) полностью обозримым от начала до конца (или, как говорит Гильберт, оно является «полностью сообщаемым»). Таким образом, основным критерием надежности, строгости и эффективности того или иного доказательства в формализованной теории является его контролируемость чувственным созерцанием, его прозрачность и очевидность для последнего. В формализованных теориях правильность мышления и его результатов берется под контроль чувственного созерцания. И в этом отношении (формальная) математика сближается с естествознанием и его стандартами и критериями существования, истинности, обоснованности и определенности знания. Интуитивные же аспекты математического и естественнонаучного мышления рассматриваются при таком подходе как выполняющие лишь эвристическую функцию в научном познании, но отнюдь не критериальную, как, например, в эпистемологии Р. Декарта. Интеллектуальная интуиция попадает при этом под двойной контроль: с одной стороны — под контроль логики, а с другой — под контроль чувственного созерцания и его разрешающей способности как средства познания. Однако в 30-е годы XX в. одним из учеников Гильберта — К. Геделем — были получены принципиальные результаты, показавшие познавательные границы возможностей формализации содержательных теорий и лежащей в основе метода формализации предпосылки об исключительной надежности метода чувственного созерцания знаков и символов как материальных объектов элементарного (простейшего) характера. С одной стороны, метод формализации оказался абсолютно надежным средством построения таких теорий формальной (математической) логики, как исчисление высказываний и исчисление предикатов первого порядка. Полноту и абсолютную непротиворечивость исчисления высказываний впервые доказал Г. Фреге в конце XIX в. Затем этот результат был получен и другими известными логиками и математиками (Б. Расселом, А. Уайтхедом, Д. Гильбертом, П. Бернайсом, В. Аккерманом, Я. Лукасевичем) для различных систем исчислений высказываний, имеющих своим основанием разные системы аксиом. В 1939 г. К. Гедель доказал теорему о полноте исчисления предикатов, используемую в качестве формальной логической системы при формализации математики. Согласно этой теореме, множество всех логических утверждений математики совпадает (равно) с множеством всех формул исчисления предикатов. Позже полноту и абсолютную непротиворечивость исчисления предикатов первого порядка доказали и другие выдающиеся логики XX в. (Р. Карнап, А. Черч, С. Клини и др.). Таким образом, полностью формализованные теории в науке возможны, но, к сожалению, таких теорий оказалось только две и притом чисто логических: исчисление высказываний и исчисление предикатов первого порядка (термины, обозначающие только свойства объектов, но не отношения между ними; термины, обозначающие отношения, — это, как минимум, двухместные предикаты, или предикаты второго порядка). Любая же простейшая содержательная теория в науке, начиная с арифметики натуральных чисел, описывает не только свойства некоторых объектов, но и отношения между ними, то есть включает в свой язык двухместные (и более местные) предикаты или термины, обозначающие отношения между объектами. Могут ли быть полностью формализованы такие теории? А ведь таких теорий — подавляющее большинство даже в математике и логике, не говоря уже о естествознании и социально-гуманитарных науках. Занимаясь проблемами полноты формализованной арифметики натуральных чисел и ее непротиворечивости, К. Гедель в 1931 г. получил результаты, радикально расходящиеся с первоначальным оптимизмом сторонников программы обоснования математики Д. Гильберта и достаточно драматичные по их философскому значению, но при этом абсолютно формально строгие в плане их доказательности. Первая теорема Геделя гласит, что нельзя полностью формализовать такую теорию, как арифметика натуральных чисел, а значит и все другие научные теории, включающие эту теорию в качестве своей части. А это — практически все математические и физические теории (геометрия, алгебра, математический анализ, теория вероятностей, теория функций действительного и комплексного переменного, механика и все другие физические и социальные теории, где применяется количественное описание действительности). С чисто технической стороны, теорема Геделя утверждала, что в любой формализованной системе арифметики всегда можно сформулировать на ее языке некую правильно построенную формулу (и, возможно, имеющую содержательный исторический эквивалент), которую нельзя будет ни доказать, ни опровергнуть средствами этой системы. При этом данная теорема никак не запрещает сколь угодно полную формализацию любой содержательной теории. Она утверждает лишь принципиальную невозможность абсолютно полной формализации реальных содержательных теорий. Вторая теорема Геделя имела еще более пессимистическое эпистемологическое звучание. Гедель доказал строгим, финитным образом, что непротиворечивость любой достаточно богатой формализованной системы (и, в частности, формализованной системы арифметики натуральных чисел) нельзя доказать средствами самой этой системы. А это означало, что для любой формализованной теории, например, арифметики натуральных чисел, невозможно в принципе получить доказательство ее абсолютной (или синтаксической) непротиворечивости (то есть доказать невозможность получения в ней в качестве одного из ее следствий формулы A&A). А ведь вера в возможность доказательства абсолютной непротиворечивости всех формализованных математических теорий, в том числе содержательно простейшей из них — арифметики натуральных чисел, — была главной целью программы обоснования математики Гильберта как программы обоснования надежности, строгости и непротиворечивости математики, как программы, альтернативной по отношению к программам логицизма (Г. Фреге, Б. Рассел и др.) и интуиционизма (Л. Э. Брауэр, А. Гейтинг и др.). Поскольку логицистская программа обоснования математики обнаружила трудности своей реализации уже в 20-х годах XX в. (после попытки ее реализации Б. Расселом и А. Уайтхедом в «Principia Mathematica»), постольку единственной серьезной альтернативой программе Гильберта была только программа интуиционизма (конструктивизма). Но это была уже другая метаматематика, на анализе которой мы пока останавливаться не будем. Подчеркнем лишь, что, так же, как и формалисты, интуиционисты не отрицали огромной роли формального построения математических теорий, правда, уже «вмонтированных» в другую философию математики, нежели та, которую разделял и развивал Д. Гильберт. Так, например, в 30-х годах 20 в. А. Гейтинг построил формальную систему интуиционистской логики, а в 50-х годах С. Клини — формальную систему интуиционистского математического анализа [19]. Обратное влияние интуиционизма на формалистскую программу обоснования арифметики сказалось, например, в том, что тот же Гедель показал возможность доказательства непротиворечивости формализованной арифметики, но уже интуиционистскими методами, то есть с помощью средств некоей метатеории, которые выходят за рамки языка логически формализованной системы арифметики. Однако теперь стало уже окончательно ясно, что любое обоснование арифметики и доказательство ее непротиворечивости с помощью и в рамках любой другой теории всегда будет только относительным. Оно будет верным только по отношению к той математической теории, средствами которой оно было осуществлено. Разумеется, при принятии допущения (гипотезы), что сама эта последняя теория непротиворечива. Доказательство же непротиворечивости последней теории потребует новой метатеории и т. д. Поскольку непротиворечивость последней метатеории всегда останется только условной, предположительной, постольку и все остальные теории, которые использовали данную метатеорию для доказательства своей непротиворечивости, будут также непротиворечивыми лишь в условном смысле. В любом случае регресса в бесконечность (метаматематическую) при таком способе обоснования арифметики, как и любой другой теории, очевидно, избежать не удастся. И здесь возникает законный вопрос о ценности и необходимости использования метода формализации в науке. Ведь сама по себе формализация математических теорий была только средством, но не целью. Она была средством решения метатеоретических проблем математики, средством обоснования содержательных математических теорий и решения проблем их полноты, непротиворечивости и доказательности. Но если эти проблемы, как оказалось, не могут быть решены с помощью формализации научных теорий, тогда нужна ли формализация научных теорий вообще? С нашей точки зрения, ответ на этот вопрос должен быть, безусловно, положительным. Почему? Во-первых, потому, что только с помощью формализации теорий можно строго определить, достаточна ли аксиоматическая база тех или иных теорий как основание их логической доказательности. Только при формализации геометрии, арифметики, логических теорий, математического анализа, теории структур и др. впервые удалось выявить действительно необходимую аксиоматическую базу этих теорий. Как правило, оказывалось, что она должна быть значительно мощнее, чем это прокламировалось ранее в конкретных содержательных теориях. А это значит, что практически все реальные содержательные (даже математические) теории были логически доказательными лишь частично, хотя при этом выдавали себя как строго доказательные. Яркий пример тому — традиционная геометрия Эвклида. Если мы хотим показать, что научные теории являются действительно строго логически доказательными, для этого существует только один путь — их формализация. Это — разумеется, не достаточное, но абсолютно необходимое условие обоснования логической доказательности теорий. С гносеологической точки зрения, формализация научных теорий полезна также тем, что позволяет минимизировать решение проблемы их истинности. Эта минимизация заключается в том, что проблема истинности теории при ее формально-аксиоматическом построении сводится только к проблеме доказательства истинности ее аксиом. Формализация научных теорий имеет также ту пользу, что расширяет (практически неограниченно) область их применения, не ограничиваясь только первоначальной областью объектов, с которой было связано их историческое возникновение. А безусловно, что максимально точное, строгое и доказательное описание как можно большего количества объектов является одним из идеалов и главных целей научного познания действительности. Далее. Формализация научных теорий позволяет существенным образом задействовать возможности чувственного познания при построении и обосновании научных теорий и тем самым осуществить гармоничное дополнение и взаимодействие в рамках теоретического моделирования действительности рационального, чувственного и интуитивного познания как одинаково необходимых компонентов при построении научных теорий. Далее. Только формализованное научное знание может быть передано вычислительным машинам и компьютерам, поскольку последние могут работать и совершать операции только с материальными объектами (в данном случае с символами, строчками символов и формулами). Конечно, вычислительная математика требует особых способов формализации эмпирического и теоретического научного знания, подчиняя их задачам составления соответствующих программ на языке, распознаваемом машиной и «понятном» для нее. В любом случае без формализации реального научного знания и реальных содержательных теорий здесь не обойтись. В этой связи важно подчеркнуть следующее немаловажное обстоятельство: известная теорема Геделя о неполноте, о которой говорилось выше, не налагает никаких принципиальных ограничений на возможность сколь угодно полной формализации научных теорий. Единственное, что она утверждает, так это то, что невозможна абсолютно полная (стопроцентная) формализация содержания теории. Но она не запрещает возможность формализации любой теории, например, на 99,999%. Да, 99,999% — это, конечно не 100%. Но с точки зрения практики это — почти полная формализация. По крайней мере, она вполне достаточна и даже избыточна для решения многих практических задач, связанных с практическим использованием научного знания. Наконец, только при формализации научного знания удается максимально точно и однозначно определить многие понятия, что также является одним из идеалов научного познания. Например, именно на этом пути удалось получить строгое определение понятия алгоритма, которое на интуитивном уровне всегда широко использовалось не только в математике, но и в науке в целом. Так, А. Черч в 1936 г. доказал, что широко используемое в математике понятие рекурсивной функции может быть определено как функция, вычислимая с помощью некоторого алгоритма. И только после уточнения понятия алгоритма удалось обнаружить существование в реальной математике целого ряда реальных алгоритмически неразрешимых проблем. Разработка точного понятия алгоритма позволила, в свою очередь, уточнить понятие эффективной деятельности, в том числе на уровне теоретического познания [13, с. 15]. Как известно, большинство современных метаматематических и металогических теорий строится сегодня именно конструктивистским образом, сознательно опираясь на понятие алгоритма на уровне построения метатеорий. Однако метатеоретический уровень научного познания не исчерпывается построением специальных метатеорий так, как это имеет место в математике и логике. В естествознании и в социально-гуманитарных науках в роли метатеорий часто выступают уже имеющиеся фундаментальные (парадигмальные) или наиболее общие конкретно-научные теории из этих областей науки. Но главный смысл этих метатеорий — тот же, что и у метатеорий в области математики. А именно, фундаментальные теории в естествознании и социально-гуманитарных науках также выступают в качестве средства обоснования менее фундаментальных и частных по отношению к ним научных теорий. И в качестве не только средства обоснования, но и критерия истинности для частных теорий соответствующей области научного знания. Для этого слоя метатеоретического знания и способа обоснования научных теорий в естественных и социальных науках не существует какого-то общепринятого названия. Назовем этот способ обоснования теорий методом парадигмального обоснования конкретно научных теорий. 2. Метод парадигмального обоснованияРаскроем его сущность и функции на ряде примеров из истории науки. Первое, что необходимо подчеркнуть, так это то, что при парадигмальном обосновании научных теорий используется не общенаучное и тем более не философское знание, а фундаментальное конкретно-научное знание из соответствующей области науки. Например, в физике эту роль играют фундаментальные (парадигмальные) физические теории (например, механика Ньютона), в биологии — биологические фундаментальные парадигмальные теории (например, теория эволюции видов Ламарка) и т. д. Парадигмальному методу обоснования научных теорий значительное внимание уделено в монографии В. С. Степина «Теоретическое знание» [39]. В частности, в общей структуре теоретического знания любой из наук он различает два слоя: 1) фундаментальные теоретические схемы; 2) производные теоретические схемы. Согласно В. С. Степину, производные теоретические схемы строятся (а точнее, должны строиться) генетически-конструктивным методом из исходных. Например, теория движения математического маятника является производной теоретической схемой по отношению к классической механике (фундаментальной теоретической схеме по отношению к теории математического маятника). Конечно, отношение между фундаментальными и частными теориями в любой области науки (даже в физике) не всегда является генетико-конструктивным. Но для нашего рассмотрения важно подчеркнуть лишь то, что фундаментальная научная теория всегда выполняет для частной или производной по отношению к ней теории роль метатеории. Что это означает? Во-первых, то, что частная теория не должна противоречить положениям и законам фундаментальной теории. Если такое противоречие существует, то необходимо вводить коррективы в частную теорию, при условии что фундаментальная теория находится в соответствии с другими частными теориями этой области науки. Санкцию на свою истинность частная научная теория получает только от своего соответствия некоторой фундаментальной теории, принятой в качестве истинной. Конечно, в истории науки время от времени случаются ситуации, когда в противостоянии частной и фундаментальной теорий побеждает частная теория, но тогда появляется новая фундаментальная теория. И теперь уже от нее победившая частная теория получает санкцию на свою истинность. Например, долгое время, на протяжении почти 20 веков, фундаментальной теорией (метатеорией) в физике была физика Аристотеля. По отношению к ней астрономическая теория Птолемея была не просто частной теорией, но и теорией, получавшей от физики Аристотеля санкцию на свою истинность. Теория Птолемея полностью соответствовала положениям физики Аристотеля, согласно которой движения небесных тел могут быть только совершенными, что означало равномерный характер их вращения по круговым орбитам вокруг некоторого другого, центрального по отношению к ним тела. Таким телом в теории Птолемея считалась Земля. В пользу данного утверждения выдвигался ряд серьезных философских и религиозных аргументов. Геоцентрическая же теория Н. Коперника как частная теория противоречила не только астрономической теории Птолемея, но и физике Аристотеля. Небесная механика И. Кеплера с ее законами эллиптического вращения Земли и планет вокруг Солнца противоречила уже не только равной по степени ее общности теории Коперника, в которой утверждалось круговое движение небесных тел вокруг Солнца, но и еще сильнее, чем теория Коперника, — физике Аристотеля. В конечном счете «проигравшими» в историческом споре этих теорий оказались как теория Коперника, так и физика Аристотеля. Победила небесная механика Кеплера. Но санкцию на свою истинность она получила, в свою очередь, только от другой фундаментальной физической теории, а именно от механики И. Ньютона. Механика Ньютона явилась метатеорией по отношению к небесной механике Кеплера. Механика Ньютона подтвердила статус метатеории и по отношению к другим физическим теориям своего времени: гидродинамике, термодинамике, оптике (корпускулярная теория света), электродинамике М. Фарадея, теории сопротивления материалов, теории механических устройств и систем и др. Все эти теории не только не противоречили механике Ньютона, но и являлись конкретизацией ее законов по отношению к своим предметным областям. Не могло быть и речи о том, чтобы законы этих теорий противоречили законам механики Ньютона, которая оставалась парадигмальной физической метатеорией вплоть до начала ХХ века. Внимание! Авторские права на книгу "Методология научного познания. Монография" (Лебедев С.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
