Хрестоматия по римскому праву. 2-е издание. Учебное пособие

Акимова М.А., Кожокарь И.П., Леус В.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 12.12.2018 ISBN: 9785392290192 Язык: Объем текста: 366 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Законы XII таблиц

Раздел I. Система римского частного права

Раздел II. Иски и лица

Раздел III. Семейные и наследственные правоотношения

Раздел IV. Вещное право

Раздел V. Обязательственное право

Краткий терминологический словарь

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Раздел I.
Система римского частного права

Понятие права у римлян

Цицерон. Об обязанностях

Книга I

(III, 7) Итак, я решил, поскольку все рассуждение последует об обязанности (officium), сначала определить, что такое обязанность… Всякое изучение обязанности двоякое. Одна группа — та, что относится к пределу добра, другая — та, что заключена в предписаниях, которыми можно обосновать бытовое поведение во всех его проявлениях… Что же до предписаний, даваемых насчет этих обязанностей, то хотя они и относятся к пределу добра, однако это проявляется в меньшей степени, поскольку считается, что они, скорее, обращены к наставлению в обыденной жизни: их нам и предстоит разъяснить в этих книгах. <…>

(IV, 11) В начале каждому роду живых существ природой даровано, чтобы он заботился о себе, о жизни и теле, отвергал то, что представляется вредоносным, все же, что необходимо для жизнеобеспечения, добывал и присваивал, как пищу, как кров, как прочее того же рода. Для всех живых существ является также общим стремление к совокуплению ради произведения потомства и некая забота о том, что они породили…

(VII, 20) Из трех остальных принципов самое широкое действие имеет тот, который заключается в объединении людей между собой и как бы общности жизни. Он имеет две части: справедливость, в которой блеск доблести наибольший, на основании которой люди именуются порядочными, и связанную с ней добродетель — ее можно называть еще милосердием или щедростью. Но первый долг справедливости в том, чтобы никто никому не вредил, разве только он был побужден к этому противоправным поступком, затем — чтобы общими вещами пользоваться как общими, частными — как своими. Частными же вещи являются не по природе, но или в результате первоначального захвата, как некогда приходили на свободные земли, или в результате победы, как захватывали на войне, или по закону, по соглашению, в силу условия, в результате жеребьевки; так и происходит, что арпинское поле называется арпинатским (то есть, принадлежащим арпинам), тускуланское тускульским (то есть, принадлежащим тускулам); так же описываются и частные владения. Поэтому, раз у каждого своим становится что-либо из тех вещей, которые по природе были общими, то, что каждый присвоил, то он и держит; и поэтому когда кто-либо стремится что-либо присвоить, он нарушает право человеческого объединения. <…>

(VII, 22) Но поскольку мы, как превосходно написано Платоном, рождены не только для нас самих и частью на нас притязает отечество, частью друзья, а также, как полагают стоики, то, что родит земля, создано для пользования всех людей, люди же порождены для людей, чтобы они сами могли приносить пользу одни другим, мы должны в этом следовать как вождю природе, вносить в общий котел общие выгоды, обмениваясь услугами, давая и принимая, там умениями, там трудами, там способностями связывать людей с людьми в общество.

(VII, 23) Основой же справедливости является верность, то есть стойкость и правдивость в том, что сказано, и в том, о чем был уговор. Поэтому, хотя это, возможно, покажется кому-то слишком строгим, все же попробуем подражать стоикам, которые старательно изучают, откуда взялись слова, и поверим, что верность (fides) была названа так потому, что то, что сказано, должно быть сделано (fit).

Но бывает два рода несправедливости (iniustitia): один относится к тем, кто совершает ее; другой — к тем, кто не защищают, когда могут, тех людей, против кого творится неправда. Ведь тот, кто совершает неправедное нападение на кого- либо, охваченный гневом или каким-либо другим смятением, уподобляется тому, кто налагает руку на сотоварища; тот же, кто не защищает и не противится неправде, когда может, настолько же впадает в порок, как если бы он покинул родителей, друзей или отечество. (24) Эти-то правонарушения, что творятся намеренно с целью причинить вред, зачастую порождаются страхом, когда тот, кто стремится навредить другому, боится, как бы ему самому, если он этого не сделает, не нанесли какого-либо ущерба. Но в подавляющем большинстве случаев люди вступают на путь правонарушения, чтобы достичь того, чего они возжелали: в этом пороке самым широким образом проявляется алчность.

(VIII, 25) К богатству же стремятся как ради удовлетворения насущных потребностей, так и для получения наслаждения. У тех же, у кого душа более возвышенная, у тех жадность к деньгам направлена на достижение богатства и возможности оказывать благодеяния, как недавно Марк Красс утверждал, что отнюдь не достаточно много денег у того, кто желая быть первым в государстве, не может на свои доходы содержать войско. К наслаждению ведет также пышная утварь, изысканный образ жизни, сочетающий изящество с изобилием, отчего и получилось, что жажда денег не знает границ. Все же не стоит порицать приумножение семейного добра, которое не вредит никому, но всегда следует избегать неправды. (26) Как правило же, большинство людей охватывает амнезия в отношении справедливости, стоит им поддаться стремлению к политической власти, магистратурам, славе. И то, что говорится у Энния:

Нет священной общности людской,
Нет верности ко власти царской –

имеет самое широкое распространение. Ибо везде, где нет места для успеха многих, зачастую возникает такое соперничество, что оказывается предельно трудно сохранить священную общность людей. Это сейчас показало безрассудство Гая Цезаря, который нарушил все божеское и человеческое право ради того, кто сам своим собственным и ошибочным решением определил для себя первенство в государстве. Порочно же здесь то, что в великих, славнейших и благородных душах зачастую поселяется жажда магистратур, политической власти, могущества, славы. И следует в наибольшей степени застраховаться от того, чтобы не впадать в грех такого рода.

(VIII, 27) Но в отношении любого противоправного деяния прежде всего важно, совершается ли оно вследствие какого-либо возмущения души, большей частью недолгого и случайного, или во здравом размышлении и с обдуманным намерением. Ведь не так тяжки те правонарушения, которые происходят внезапно по причине какого-либо волнения, как те, которые совершают, заранее обдумав и подготовившись. Но о совершении противоправных деяний сказано достаточно.

(IX, 28) Причин же для того, чтобы не оказать защиты и уклониться от исполнения обязанности обычно бывает немало: то ли не желают избежать вражды, усилий или понести расходы или же беспечность, лень, инертность, или занятость какими-то делами создают такие помехи, что они смиряются с тем, что те, кого они должны бы защитить, оказались покинутыми. Поэтому надо следить, чтобы не ограничиваться тем, что у Платона говорится о философах: поскольку они погружены в изучение истины и поскольку то, чего большинство людей усиленно добиваются, за что они ведут борьбу друг с другом, они презирают и не ставят ни во что, — оттого-то они и праведны. Ведь когда философы достигают справедливости одного рода: чтобы не причинять никому вреда противоправным действием, они впадают в несправедливость другого рода: ведь поглощенные учеными занятиями, они покидают тех, кого должны защищать. Поэтому полагают, что и за публичные дела они возьмутся не иначе, как по принуждению. Однако куда более справедливо будет делать это по доброй воле: ведь тогда только справедливо то, что делается правильно, если оно добровольно. (29) Есть и такие, кто из стремления защитить свое семейное имущество или из ненависти к людям заявляют, что они заняты собственным делом, и считается, что они никому не наносят обиды. Они избегают несправедливости первого рода, но впадают в другой род несправедливости: ведь они устраняются от общежития, не уделяя ему ни стараний, ни труда, ни способностей. Итак, предложив деление несправедливости на два вида и изложив причины их обоих, а прежде установив, в чем заключается несправедливость, мы сможем легко судить о том, каковы наши обязанности в тех или иных обстоятельствах, если мы не будем слишком любить себя самих.

(IX, 30) Ибо трудна забота о чужих делах. Хотя вот Хремет у Теренция полагает, что «ему не чуждо ничто человеческое»; но все же мы лучше воспринимаем и чувствуем то, что происходит с нами самими, будь то счастье или несчастье, чем то, что с другими, то что мы наблюдаем как бы издалека, и судим мы по-разному о других людях и о себе самих. Поэтому правильно учат те, кто запрещают совершать какое-либо деяние, если сомневаешься, справедливо оно или несправедливо. Справедливость светит сама по себе; сомнение свидетельствует о том, что замышляется несправедливость.

(X, 31) Но зачастую возникают обстоятельства, когда то, что считается вполне достойным праведного человека и того, кого мы называем честным мужем, меняется и приходит к своей противоположности, например, возвратить принятую на хранение вещь, пусть даже сумасшедшему, обещанное — исполнить, но что касается истины и добросовестности, то оно порой все меняет и оказывается справедливым не сдержать обещания. Подобает ссылаться на то, что я вначале установил как основы справедливости: прежде всего, никому не причинять вреда, затем, служить общей пользе. Это меняется вместе с обстоятельствами, меняются и обязанности и не всегда остаются одними и теми же. (32) Ведь может случиться, что исполнять что-либо обещанное и о чем был уговор, окажется бесполезным либо для того, кому было обещано, либо для того, кто пообещал. И не следует держаться тех обещаний, которые для тех, кому ты их дал, бесполезны и не противоречат обязанности — если они принесут больше вреда тебе, чем пользы тому, кому ты пообещал: например, если ты взялся как заступник по судебному делу (advocatus) явиться к слушанию, а тем временем тяжело заболел твой сын, то не противоречит обязанности не исполнить то, что ты сказал; скорее тот, кому было обещано, нарушит свою обязанность, если даст ход жалобе о том, что его оставили без защиты. И кто не согласен с тем, что не должны иметь силы те обещания, которые кто-либо дал под воздействием страха или будучи умышленно введен в заблуждение? Впрочем, большинство таких сделок расторгаются по преторскому праву, а некоторые — по закону.

(X, 33) Зачастую правонарушения возникают благодаря как бы извращенному, и даже не хитрому, а злонамеренному истолкованию права. И вот это «высшее право — высшая несправедливость» (summum ius summa iniuria) уже стало избитой поговоркой. И в публичных делах совершается немало нарушений такого рода, как тот, который, когда с врагом было заключено перемирие на тридцать дней, по ночам опустошал вражеские поля, будто бы перемирие было заключено на тридцать дней, а не ночей…

(XI, 34) <…> Некоторые же обязанности таковы, что их надо соблюдать даже в отношении тех, от кого мы испытали обиду. Ведь есть мера в возмездии и в наказании; и я не совсем уверен, достаточно ли, когда тот, кто нанес вред, раскается в своем правонарушении, чтобы и сам он впоследствии не совершал подобного и другие отвратились от правонарушений. И в публичных делах в наибольшей степени заслуживает строгого соблюдения право войны. Ибо раз существует два вида разрешения споров: один — через разбирательство, другой — силой, и первый свойствен человеку, а последний — диким зверям, то ко второму следует прибегать, когда нет возможности воспользоваться первым.

Книга III

(XVI, 65) А в отношении права земельных участков у нас установлено цивильным правом, чтобы при их продаже указывались недостатки, известные продавцу. Ибо в то время как по закону XII таблиц ответственность ограничивалась тем, что было названо при заключении договора, и тот, кто отступался от своих слов, присуждался к возмещению в двойном размере, юристы установили ее даже за умолчание. А именно они решили, что продавец отвечает за любые недостатки участка, о которых он знал, за исключением тех, которые он оговорит специально. Так, когда авгуры собрались провести птицегадания с Капитолийской крепости и приказали Титу Клавдию Центумалу, которому принадлежало здание на Целийском холме, разрушить его из-за того, что его высота мешала наблюдениям за птицами, Клавдий выставил дом на продажу, и его купил Публий Кальпурний Ланарий. Авгуры сделали ему такое же заявление. Когда же Кальпурний снес здание и узнал, что Клавдий выставил его на продажу после того, как авгуры приказали ему его снести, то он выставил иск с притязанием на «все то, что в его пользу следовало дать или сделать по доброй совести».

Решение вынес Марк Катон, отец нашего Катона, ведь если прочих людей следует называть по отцу, то его, породившего такой светоч, — по сыну. Итак, он в качестве судьи заявил, что раз продавец знал о ситуации и не объявил, то он отвечает перед покупателем за убытки. То есть он решил, что в понятие добросовестности входит, чтобы покупатель был осведомлен о недостатках товара, известных продавцу… Но умолчания такого рода не могут учитываться цивильным правом; те же, что могут — тщательно соблюдаются. Марк Марий Гратидиан, наш родственник, продал Гаю Сергию Орате тот дом, который он сам у него купил несколькими годами ранее. Он был обременен сервитутом, но Марий не упомянул его при манципации; дело поступило в суд. Орату защищал Красс, Гратидиана — Антоний. Красс ссылался на право: «за те пороки, которые продавец, зная о них, не назовет, он должен нести ответственность», а Антоний на справедливость: «поскольку этот порок был известен Сергию, который прежде продал это здание, то не было необходимости на что-либо указывать и не был обманут тот, кто знал правовой режим того, что он покупал». К чему я это говорю? Чтобы ты понял, что нашим предкам были не по нраву хитрецы.

(XVII, 69) Хотя я понимаю, что из-за порчи наших нравов это нельзя ни признать позорным по обычаю, ни запретить по закону или по цивильному праву, все же это воспрещено правом природы (lex naturae). Ведь существует товарищество (societas), — хотя об этом и часто говорилось, однако следует говорить еще чаще, — распространяющееся весьма широко, общее для всех, более узкое среди тех, кто принадлежат одному народу, специфическое среди тех, кто принадлежат одной гражданской общине. Поэтому наши предки пожелали, чтобы право народов было одно, цивильное право другое: то, что является цивильным, не являлось в то же время правом народов, то же, что является правом народов, должно в то же время быть цивильным правом. Но мы не подчиняемся полному и ясному представлению об истинном праве и о настоящей правовой справедливости, а пользуемся лишь их тенью и подобием. Если бы мы следовали хотя бы им! Ведь они проистекают из превосходных примеров самой природы и правды.

Цицерон. О государстве

Книга III

(VIII, 13) Ведь право, которое мы исследуем, есть нечто, относящееся к гражданственности, но отнюдь не к природе. Ибо, если бы оно относилось к природе, то — подобно горячему и холодному, подобно горькому и сладкому — справедливое и несправедливое были бы одинаковыми для всех людей. <…>

(XI, 18) [Если бы сама природа] для нас установила права, все люди пользовались бы одними и теми же [законами], а одни и те же люди не пользовались бы в разные времена разными законами. Но я спрашиваю: если долг справедливости человека и честного мужа — повиноваться законам, то каким именно? Всяким ли, какие только ни будут изданы? Но ведь доблесть не приемлет непостоянства, а природа не терпит изменчивости; законы же поддерживаются карой, а не нашим чувством справедливости. Таким образом, право не заключает в себе ничего естественного; из этого следует, что нет даже людей, справедливых от природы. Или законы, как нам говорят, изменчивы, но честные мужи, в силу своих природных качеств, следуют той справедливости, которая существует в действительности, а не той, которая таковой считается? Ведь долг честного и справедливого мужа — воздавать каждому то, чего каждый достоин.

(XXII, 33) Истинный закон — это разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга, приказывая; запрещая, от преступления отпугивает; оно, однако, ничего, когда это не нужно, не приказывает честным людям и не запрещает им и не воздействует на бесчестных, приказывая им что-либо или запрещая. Предлагать полную или частичную отмену такого закона — кощунство; сколько-нибудь ограничивать его действие не дозволено; отменить его полностью невозможно, и мы ни постановлением сената, ни постановлением народа освободиться от этого закона не можем, и нечего нам искать Секста Элия, чтобы он разъяснил и истолковал нам этот закон, и не будет одного закона в Риме, другого в Афинах, одного ныне, другого в будущем; нет, на все народы в любое время будет распространяться один извечный и неизменный закон, причем будет один общий как бы наставник и повелитель всех людей — бог, создатель, судья, автор закона. Кто не покорится ему, тот будет беглецом от самого себя и, презрев человеческую природу, тем самым понесет величайшую кару, хотя и избегнет других мучений, которые таковыми считаются (Лактанций. Instit. div., VI, 8, 6–9).

Цицерон. О законах

Книга I

(V, 16) <…> Марк. — И ты вполне прав. Вы можете быть уверены, что ни в одном виде рассуждений нельзя лучше выявить, что именно природа дала человеку; сколь велика сила наилучших качеств человеческого ума; какова задача, для выполнения и завершения которой мы родились и появились на свет; какова связь между людьми и каково естественное объединение между ними. Когда все это будет разъяснено, станет возможным найти источник законов и права.

Леус В.А. Хрестоматия по римскому праву. 2-е издание. Учебное пособие

Леус В.А. Хрестоматия по римскому праву. 2-е издание. Учебное пособие

Хрестоматия содержит отрывки из основных источников римского права (Законы XII таблиц, Институции Гая, Дигесты Юстиниана). Материал тематически структурирован в соответствии с рабочей программой дисциплины «Римское право». Тексты из хрестоматии могут быть использованы для подготовки курсовых работ и докладов к практическим занятиям.<br /> Для студентов, аспирантов и преподавателей, а также всех интересующихся римским правом.

Внимание! Авторские права на книгу "Хрестоматия по римскому праву. 2-е издание. Учебное пособие" ( Акимова М.А., Кожокарь И.П., Леус В.А. ) охраняются законодательством!