Философское исследование науки

Ивин А.А.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Философия Издательство: Проспект Дата размещения: 15.08.2015 ISBN: 9785392189748 Язык: Объем текста: 603 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава I. Наука, паранаука и псевдонаука

Глава II. Научный метод

Глава III. Научные категории

Глава IV. Идеалы науки

Глава V. Нормы науки

Глава VI. Научное обоснование

Глава VII. Контекстуальное обоснование

Глава VIII. Научная критика

Глава IX. Многообразие ценностей

Глава X. Ценности в науке

Глава XI. Объяснение, предсказание, понимание

Глава XII. Проблемные ситуации

Глава XIII. Наука и общество

Глава XIV. Типы социальных теорий

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава VII.
КОНТЕКСТУАЛЬНОЕ ОБОСНОВАНИЕ

§ 1. Традиция

Универсальные приемы обоснования применимы в любой аудитории, контекстуальное обоснование эффективно лишь в определенных аудиториях. Контекстуальные способы обоснования должны включаться, как уже говорилось, в число рациональных способов убеждения.

«Размышление о том, чем является истина в науках о духе, не должно стремиться к мыслительному выделению самого себя из исторического предания, связанность которым сделалась для него очевидной. Такое размышление должно, следовательно, поставить себе самому требование, добиться от себя наивозможной исторической ясности своих собственных посылок... Оно должно ясно сознавать, что его собственное понимание и истолкование не является чистым построением из принципов, но продолжением и развитием издалека идущего свершения. Оно не может, поэтому просто и безотчетно пользоваться своими понятиями, но должно воспринять то, что дошло до него из их первоначального значения».

В случае контекстуальных способов обоснования речь нужно вести, однако, не столько о «науках о духе» (науках о культуре), как это делает Гадамер, сколько о науках, истолковывающих мир не как бытие, а как становление. Именно в них всегда фигурирует «настоящее», от которого исследователь не в состоянии избавиться. Как раз они учитывают «стрелу времени», делающую контекстуальные аргументы необходимой составной частью всякого процесса обоснования. Что касается наук о культуре, то контекстуальное обоснование необходимо в них прежде всего потому, что они предполагают оценки.

Из всех контекстуальных аргументов наиболее употребимым и наиболее значимым является аргумент к традиции. В сущности, все контекстуальные аргументы содержат в свернутом, имплицитном виде ссылку на традицию. Признаваемые авторитеты, интуиция, вера, здравый смысл, вкус формируются исторической традицией и не могут существовать независимо от нее.

Чуткость научного сообщества к приводимым аргументам в значительной мере определяется теми традициями, которые оно разделяет. Это верно не только для обоснования в науках о культуре, но во многом и для обоснования в науках о природе. Традиция закрепляет те наиболее общие допущения, в которые нужно верить, чтобы аргумент казался правдоподобным, создает ту предварительную установку, без которой он утрачивает свою силу.

«...Один и тот же аргумент, выражающий одно и то же отношение между понятиями и опирающийся на хорошо известные допущения, в одно время может быть признан и даже прославляться, в другое – не произвести никакого впечатления». В качестве примера Фейерабенд приводит спор между сторонниками и противниками гипотезы Коперника. Стремление Коперника разработать такую систему мироздания, в которой каждая часть вполне соответствовала бы всем другим частям и в которой ничего нельзя было бы изменить, не разрушая целого, не могло найти отклика у тех, кто был убежден, что фундаментальные законы природы открываются нам в повседневном опыте, и кто, следовательно, рассматривал полемику между Аристотелем и Коперником как решающий аргумент против идей последнего. Из анализа индивидуальных реакций на учение Коперника следует, заключает Фейерабенд, что «аргумент становится эффективным только в том случае, если он подкреплен соответствующей предварительной установкой, и лишается силы, если такая установка отсутствует... Чисто формальных аргументов не существует».

Традиция представляет собой анонимную, стихийно сложившуюся систему образцов, норм, правил, которой руководствуется в своем поведении достаточно обширная и устойчивая группа людей. Традиция может быть настолько широкой, чтобы охватывать все общество в определенный период его развития. Наиболее популярные традиции, как правило, не осознаются теми, кто следует им. Особенно наглядно это проявляется в «традиционном» обществе, где традициями определяются все сколько-нибудь существенные стороны социальной жизни.

Традиция является формой передачи социальных ценностей и способом воздействия прошлого на настоящее. Взаимодействие, говорит Г. Зиммель, сплетающее индивидов в их совместном бытии, постоянно пересекается с традицией, где определенное содержание переносится одним индивидом на другого, но не вызывает его противодействия. Это превращает общество в подлинно историческое образование: оно уже не только предмет истории, но прошлое еще обладает в нем действенной реальностью, в форме общественной традиции прошедшее становится основанием для определения настоящего. «Традиция – поразительное и создающее, собственно говоря, всю культуру и духовную жизнь человечества явление, посредством которого содержание мышления, деятельности, созидания, а также чувствования становится самостоятельным по отношению к своему первоначальному носителю и может передаваться им дальше, как материальный предмет. Это освобождение духовного продукта от его создателя – даже если этот продукт чисто духовен, если он состоит только в учениях, в религиозных идеях, в возможности распространения чувства или в выражениях чувства, – есть подлинное условие роста культуры. Ибо культура прежде всего создает возможность суммирования достижений человечества, ведет... к тому, что человек не только потомок, но и наследник».

Традиции, как уже говорилось, имеют отчетливо выраженный двойственный, описательно-оценочный характер. В них аккумулируется предшествующий опыт успешной деятельности, и они оказываются своеобразным его выражением. С другой стороны, они представляют собой проект и предписание будущего поведения. Традиции являются тем, что выражает пребывание человека в историческом времени, присутствие в «настоящем» как звене, соединяющем прошлое и будущее.

Просвещение истолковывало традицию как одну из форм авторитета. На этом основании был выдвинут общий лозунг преодоления всех предрассудков и, прежде всего, предрассудков авторитета и предрассудков поспешности. Поспешность – источник ошибок, возникающих при пользовании собственным разумом. Она может быть устранена или скорректирована путем методически дисциплинированного употребления разума. Предрассудки авторитета проистекают из того, что люди вообще не пользуются собственным разумом, передоверяя способность рассуждать авторитету. И эти предрассудки самые опасные.

Как указывает Х.-Г. Гадамер, действительным результатом Просвещения является подчинение разуму всех авторитетов и в конечном счете – их отрицание. Противоположность между верой в авторитет и использованием собственного разума сама по себе вполне оправдана. «Авторитет, если он занимает место собственных суждений, и в самом деле становится источником предрассудков. Однако это не исключает для него возможности быть также источником истины; эту-то возможность и упустило из виду Просвещение, безоговорочно отвергнув все предрассудки». Учение о предрассудках должно быть освобождено от просвещенческого экстремизма, вообще отрицающего авторитет как источник вне разумных суждений.

К традиции, истолкованной как разновидность авторитета, относится все, что касается авторитета вообще. «То, что освящено преданием и обычаем, обладает безымянным авторитетом, и все наше историческое конечное бытие определяется постоянным господством унаследованного от предков – а не только понятого на разумных основаниях – над нашими поступками и делами».

В значительной степени благодаря обычаям и преданию существуют нравы и этические установления. Все попытки основать систему морали на одном разуме, остаются абстрактными. Философы, начиная с Декарта, много раз обращались к проблеме рационально обоснованной системы морали, но в сущности ничего или почти ничего не достигли. Романтизм, достигший своего расцвета в начале XIX в., возвеличивал традицию и противопоставлял ее разумной свободе. Он рассматривал традицию как историческую данность, подобную данностям природы. В результате традиция оказывалась противоположностью свободного самоопределения, поскольку выступала как некая самоочевидность и не нуждалась в разумных основаниях.

«На мой взгляд, – пишет Гадамер, – безусловной противоположности между традицией и разумом не существует. Сколь бы проблематичной ни была сознательная реставрация старых или сознательное основание новых традиций, романтическая вера в «естественные традиции», перед которыми разум якобы просто-напросто умолкает, исполнена не меньших предрассудков и в основе своей носит просвещенческий характер». Истолкование Гадамером соотношения традиции и разума удачно избегает крайностей и Просвещения, и романтизма. Традиция завоевывает свое признание, опираясь прежде всего на познание, и не требует слепого повиновения. Она не является также чем-то подобным природной данности, ограничивающей свободу действия и не допускающей критического обсуждения.

Традиция – это точка пересечения человеческой свободы и человеческой истории. Следствием ошибочной трактовки соотношения традиции и разума является заключение о решающем влиянии традиции на убедительность аргументации. «У каждой традиции имеются свои способы привлечения сторонников, – пишет П. Фейерабенд. – Некоторые традиции осознают эти способы и варьируют их в соответствии с особенностями той или иной группы. Другие считают, что существует лишь один способ заставить людей принять эти взгляды. В зависимости от принятой традиции этот способ будет считаться приемлемым, смехотворным, рациональным, глупым или будет отброшен как “обычная пропаганда”. Один и тот же аргумент будет для одного наблюдателя лишь пропагандистской уловкой, для другого – выражением существа человеческого рассуждения».

Традиция действительно способна усиливать или ослаблять значение аргументов и даже производить определенную их селекцию. В первую очередь это касается контекстуальной аргументации. Но возможности традиции являются ограниченными. Она может снизить воздействие универсальной аргументации, но не способна отменить ее полностью. Точно также она не способна превращать любой аргумент в простую пропагандистскую уловку.

Противоположность традиции и разума носит относительный характер: традиции складываются не без участия разума. «Даже самая подлинная и прочная традиция, – пишет Гадамер, – формируется не просто естественным путем, благодаря способности к самосохранению того, что имеется в наличии, но требует согласия, принятия, заботы. По существу своему традиция – это сохранение того, что есть, сохранение, осуществляющееся при любых исторических переменах. Но такое сохранение суть акт разума, отличающийся, правда, своей незаметностью. Отсюда проистекает то, что обновление, планирование выдают себя за единственное деяние и свершение разума. Но это всего лишь видимость. Даже там, где жизнь меняется стремительно и резко, как, например, в революционные эпохи, при всех видимых превращениях сохраняется гораздо больше старого, чем предполагают обыкновенно, и это старое господствует, объединяясь с новым в новое единство. Во всяком случае, сохранение старого является свободной установкой не в меньшей мере, чем переворот и обновление. Поэтому ни просвещенческая критика традиции, ни ее романтическая реабилитация не ухватывают ее подлинного исторического бытия».

Обращение к традиции для поддержки выдвигаемых положений – обычный способ аргументации в обществах, где господствует традиционализм и где традиция ставится если не выше разума, то, по меньшей мере, наравне с ним. В закрытых (коллективистических) обществах и сообществах с жесткой структурой аргумент к традиции является одним из самых весомых и убедительных. Это относится и к «нормальной» науке, продолжающей и развивающей определенную традицию.

Аргумент к традиции неизбежен во всех научных рассуждениях, в которые входит «настоящее» как тема обсуждения или как один из факторов, определяющих позицию исследователя. Иными словами, эксплицитное или имплицитное обращение к традиции является обычным приемом обоснования в науках о становлении, исходящих из «настоящего» и включающих не только историю, описывающую становление современного человечества, но и космологию, говорящую и формировании нынешней Вселенной. Поскольку традиция имеет не только дескриптивную, но и прескриптивную природу, социальные науки, тяготеющие к явным и неявным оценкам, так или иначе развиваются в контексте традиции.

Обращение к традиции – обычный способ обоснования в морали. Наши установления и поступки в значительной степени определяются традицией. Все попытки обоснования или усовершенствования системы морали, абстрагирующиеся от традиции, неизбежно являются декларативными и не имеющими никаких практических последствий. «Совершенно немыслимо было бы ожидать от совершенной науки и ее прогресса обоснования новой морали».

§ 2. Авторитет

Аргументу к традиции близок аргумент к авторитету – ссылка на мнение или действие лица, прекрасно зарекомендовавшего себя в данной области своими суждениями или поступками. Традиция складывается стихийно и не имеет автора, авторитетом же является конкретное лицо. Аргумент к авторитету встречается во всех областях познания и деятельности. Но если в науках о природе он представляется весомым на первых этапах развития новых теорий, то в науках о культуре аргумент к авторитету сохраняет свое значение и после того, как научная теория уже сформировалась и имеет уже достаточно твердые основания. Наиболее част аргумент к авторитету в закрытых обществах с жесткой структурой, немыслимых не только без сохранения и соблюдения определенных традиций, но и без собственных, признаваемых всеми авторитетов.

Научный авторитет обычно пользуется одновременно и признанием и уважением. Его труды являются источником идей, определяющих направление исследований в соответствующей области знания, а его поведение представляет собой образец для подражания со стороны коллег по научному сообществу. Иными словами, научный авторитет, как правило, соединяет вместе авторитет эпистемический (авторитет знатока) и деонтический (авторитет вышестоящего лица), причем деонтический авторитет является не авторитетом санкции, а авторитетом солидарности: у следующих ему есть общая цель.

«Первым суеверием, связанным с авторитетом, является мнение, что авторитет и разум – вещи, противоречащие друг другу. На самом деле прислушиваться к авторитету – значит вести себя вполне благоразумно, в соответствии с разумом. ...Даже в науке мы прибегаем к авторитету. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на обширные библиотеки, имеющиеся в любом научном институте. Книги в этих библиотеках чаще всего содержат обзоры научных результатов, полученных другими учеными, т. е. высказывания эпистемических авторитетов».

Философия Ивин А.А. Философское исследование науки

Философия Ивин А.А. Философское исследование науки

В книге обсуждаются основные идеи и проблемы современной философии науки. Особое внимание уделяется развитию науки, анализу научного метода, описанию научных категорий, идеалов и норм науки, научному обоснованию и научной критике, ценностям в научном познании, операциям объяснения, предсказания и понимания. На материале наук о природе и наук о культуре анализируются такие понятия, как наука, паранаука и псевдонаука, научная теория, научный закон, причинность, истина, объективность и др. Подробно рассматриваются проблемы философии гуманитарных и социальных наук.<br /> Книга рассчитана на философов, ученых и всех тех, кто интересуется развитием науки, основными особенностями научного познания и ролью науки в современном обществе.

Внимание! Авторские права на книгу "Философское исследование науки" (Ивин А.А.) охраняются законодательством!