|
|
Оглавление1. Эволюция представлений власти и общества о правосудии и разработка проектов судебных реформ 2. Формирование демократического правосудия Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу4. ВЛИЯНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕФОРМИРУЕМЫХ СУДОВ НА ЭВОЛЮЦИЮ ГРАЖДАНСКОГО СОЗНАНИЯ И РАЗВИТИЕ МЕХАНИЗМОВ ОБЩЕСТВЕННОГО КОНТРОЛЯ
4.1. Эволюция гражданского сознания общества в процессе реализации судебной реформыФормирование гражданского общества, как и проведение модернизации в целом, обуславливает существенную эволюцию общественного сознания. Гражданское общество предполагает, с одной стороны, взаимную ответственность между государством и гражданами, а с другой — развитие гражданского сознания общества, т. е. такого сознания, для которого характерны высокое уважение к закону, правам и свободам личности, толерантность, готовность участвовать в решении общественных задач, осознание своей ответственности перед обществом и государством. Большая роль в трансформации общественного сознания принадлежит судебной реформе. Так как в ходе судебного разбирательства разрешаются самые острые, жизненно важные для людей и юридических лиц (которые тоже представляют интересы конкретных граждан) вопросы, то деятельность судебной системы значительно воздействует на общественное сознание. Для анализа роли судебных реформ в процессе становления гражданского общества необходимо показать влияние этих реформ на эволюцию общественного сознания. 4.1.1. Принцип гласности судопроизводства и его правовое закрепление. Существенной предпосылкой воздействия деятельности судебной системы на общественное сознание является принцип гласности судопроизводства. Под гласностью судопроизводства понимается открытость деятельности судов перед обществом, т. е. возможность получения информации о работе судебной системы каждым гражданином. В узком значении этого термина можно трактовать гласность относительно процесса отправления правосудия, т. е. возможность любого лица в той или иной форме получать информацию о ходе того или иного судебного процесса. Причем в первую очередь подразумевается, что лицо может непосредственно присутствовать при разбирательстве дела в зале суда. Исключение составляют процессы, в ходе которых может быть разглашена какая-либо тайна (государственная, коммерческая, семейная) или сведения об интимной жизни участников процесса. В этом смысле под гласностью подразумевается и возможность для средств массовой информации освещать ход того или иного судебного процесса, а для общества — узнавать о нем из средств массовой информации. Уже сама по себе гласность судопроизводства в этом узком смысле важна для общества. Можно согласиться с мнением дореволюционного юриста С. И. Викторского, который подчеркивал, что гласное судопроизводство, во-первых, повышает уровень доверия к суду. Во-вторых, как он отмечает, «гласность нужна и необходима для общества и потому, что она воспитывает и просвещает его». В-третьих, гласное судопроизводство более объективно, так как все доказательства представляются публично, и это заставляет стороны более тщательно продумывать свои аргументы. В более широком смысле гласность судопроизводства может трактоваться как открытость судебной системы для общества, информированность его о различных аспектах деятельности судов и определенная информационная политика со стороны государства. Так, общество вправе быть информированным, насколько оперативно действует судебная система, насколько высока репрессивность судов, какую зарплату получают судьи и т. п. В целом общество должно получать полную и достоверную информацию о ходе судебной реформы, чтобы повысить уровень правовой грамотности населения, а самое главное — получить представление о способах правовой защиты законных интересов и прав личности. В то же время информационная политика представляет собой неотъемлемую часть всего реформаторского процесса, так как только она способна сделать реформу более понятной для населения и повысить авторитет судов в обществе. Разъяснение целей судебной реформы, их пропаганда в той или иной форме, с одной стороны, облегчает ход реформы, а с другой — положительно воздействует на общество. В этом плане судебная реформа близка к реформе образования, медицины, т. е. таких сфер, которые касаются всех слоев населения. Поэтому проведение реформ в этих сферах должно сопровождаться определенной информационной поддержкой, разъяснением обществу целей и содержания реформаторских мероприятий. Становление гласности судопроизводства в узком и широком значении этого термина стало неотъемлемой частью судебных реформ и 1864 г., и рубежа ХХ–XXI вв. Гласное судопроизводство в нашей стране берет начало с судебной реформы 1864 г. Гласность становится одним из принципиальных новшеств российского правосудия, вводимых этой реформой. До нее все дела решались за закрытыми дверями, в зал суда не допускались не только посетители и пресса, но даже сами фигуранты по делу. Они в принципе были не нужны дореформенному правосудию, так как судопроизводство велось письменно, по поступающим в суд бумагам. Это давало возможность для любых злоупотреблений и произвола, сильно тормозило ход разбирательства. Поэтому за введение гласного суда настойчиво боролась либеральная пресса конца 50-х гг. XIX в. Судебные Уставы ввели и значительно закрепили этот передовой принцип. Статья 153 Учреждения судебных установлений определила: «Судебные заседания для решения уголовных и гражданских дел происходят публично». Данный закон никак не определял порядок работы средств массовой информации. И это понятно: в то время из всех средств массовой информации существовала только пресса, ни радио, ни телевидения не было, а работа журналиста-газетчика, в руках которого были только блокнот и карандаш, вряд ли могла помешать. Закон только оговаривал, что публика должна соблюдать тишину в зале, в противном случае председательствующий имел право удалить нарушителя из зала и даже очистить зал заседаний от публики, если не представится возможным выделить отдельных нарушителей. Устав уголовного судопроизводства также подчеркивал, что судопроизводство как у мировых судей, так и в общих судах ведется открыто (ст. 88 и 620 Устава), и определял случаи, когда возможно закрытое заседание. К ним относились дела о женской чести, разврате, богохульстве, т. е. дела, слушание которых могло поколебать нравственные устои общества; за закрытыми дверями также слушались дела о проступках и преступлениях, нарушающих семейные права. В любом случае после завершения прений сторон двери заседания должны были раскрываться, и вынесение вердикта и приговора должно было происходить публично. В Советском Союзе принцип гласности формально никогда не отрицался. Большинство уголовных и гражданских дел разбирались в открытых судебных заседаниях. Более того, открытые процессы не раз использовались властью как средство идейного воспитания масс. Практиковались показательные выездные процессы на предприятиях. Количество показательных выездных заседаний на предприятиях было одним из критериев оценки работы любого суда. Снижение числа таких процессов рассматривалось как снижение качества работы. Однако в целом работа судебной системы, как и все в государстве, освещалась очень дозированно и в строго определенном ракурсе. Публикации на криминальную тему не очень-то поощрялись (разве только в воспитательных целях), чтобы не портить идеальный облик первого в мире социалистического государства. Известный ленинградский следователь кандидат юридических наук Е. В. Топильская вспоминает, как однажды пыталась опубликовать статью, в которой содержались случаи из судебной практики. В редакции у нее попросили справку из городского суда о том, что суд не возражает против публикации этих сведений. В суде Е. Топильской отказали, сославшись на то, что статью могут прочитать на Западе. Расширение гласности стало важнейшим элементом судебной реформы рубежа ХХ–XXI вв. Принцип гласности судопроизводства получил закрепление в новой российской Конституции. Статья 123 Конституции Российской Федерации гласит: «Разбирательство дел во всех судах открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных Федеральным законом». Статья 9 Федерального конституционного закона РФ от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации» практически дословно повторяет слова Основного документа: «Разбирательство дел во всех судах открытое. Разбирательство дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных Федеральным законом». Новые процессуальные кодексы также закрепили данный принцип, четко ограничивая круг дел, при рассмотрении которых может проводиться закрытое заседание. В закрытом заседании дело должно рассматриваться только в следующих случаях: если может быть разглашена государственная или иная охраняемая федеральным законом тайна или могут быть разглашены сведения об интимной стороне жизни граждан. Так, в закрытом заседании предписывается рассматривать в качестве доказательств записи телефонных переговоров, информацию об усыновлении или удочерении, уголовные дела, где подсудимыми являются лица, не достигшие 16 лет. Во всех остальных случаях в зале суда могут присутствовать все желающие, достигшие 16 лет, а также представители средств массовой информации, однако видеосъемка и фотографирование допускаются только с разрешения председательствующего. На ведение письменных записей и аудиозаписей никаких ограничений не накладывается (ст. 241 УПК РФ, ст. 10 ГПК). На современном этапе рассматриваемые в закрытых заседаниях дела составляют около 20 %. Более высокий процент закрытых заседаний по сравнению с дореволюционным периодом объясняется более строгими требованиями закона к соблюдению прав и свобод граждан и к охране частного интереса. Таким образом, в нормативных документах обеих эпох принцип гласности получил правовое закрепление. 4.1.2. Реализация принципа гласности на практике. Необходимо проследить, как реально воплощался и воплощается этот принцип на практике. Изучение исторических документов показывает, что в XIX в. осознание значения принципа гласности и воплощение его в жизнь происходили быстрее, чем сегодня. Сухие цифры ежегодных отчетов показывают, что этот принцип в пореформенной царской России воплощался весьма полно. Количество закрытых заседаний составляло всего несколько процентов. По данным округа Московской судебной палаты (он включал в разные годы от 7 до 14 губерний), в 1867 г. 2 % дел рассматривались в закрытых заседаниях, в 1870 г. такие дела составили 8 %, в 1875 г. — 5 %, в 1881 г. — 3 % (Приложение 18). Новые суды стали объектом самого пристального внимания общества. В первые годы их работы публика всех сословий битком наполняла судебные залы, желая лично увидеть новинку российской жизни. В мемуарах этой эпохи часто можно встретить упоминания авторов о посещении судов как о непременном явлении в жизни обывателей 60-х гг. XIX в. У некоторых регулярное посещение судов вошло в привычку. Очевидцы отмечают необычайную атмосферу внимания и сочувствия к новому суду, царившую в зале. В дневнике русского писателя XIX в. сенатора В. Ф. Одоевского это описано кратко, но образно: «…Публики пропасть, и много крестьян (выделено автором дневника — А. П.), и слушают с большим вниманием. Заседания длятся до 7 часов. Настоящая юридическая обедня». Запись сделана 11 августа 1866 г. после посещения Санкт-Петербургского суда. После судебного заседания публика активно обсуждала увиденное и услышанное. Как пишет пореформенный судебный деятель Н. В. Давыдов, большой интерес вызывал мировой суд, но особо сильное впечатление производила на людей работа суда присяжных: «Приговоры присяжных горячо обсуждались в обществе, вызывая, конечно, различные мнения и страстные споры». И это было не случайно. Гласность судопроизводства имела огромное значение для формирования гражданского сознания. Для российского подданного новые суды были своеобразным «окном» в совсем иную жизнь, вобравшую традиции западноевропейской демократии и общие веяния Александровской модернизации. Именно здесь, в пореформенных судах, простой обыватель сталкивался с не виданными доселе проявлениями либеральной демократии: равенством всех перед законом и уважением к личности каждого человека независимо от его положения в обществе. Не попавшие на слушание могли удовлетворить свое любопытство чтением газет: редкое издание не имело рубрики «Из зала суда», где помещались подробные отчеты о наиболее интересных делах. XIX в. практически не дал примеров конфликтов между судом и прессой — можно привести только один эпизод, когда суд пытался ограничить деятельность прессы. В Нижнем Новгороде, когда только открылись новые суды, после рассмотрения дела об оскорблении крестьянином сотрудника полиции товарищ председатель суда потребовал от присутствующего журналиста не печатать речь защитника. Самое важное в этом эпизоде — реакция вышестоящих судебных инстанций. Товарищу председателя была разъяснена ошибочность его действий. Можно согласиться с оценкой этого эпизода, сделанной доктором юридических наук А. А. Демичевым: причиной инцидента следует назвать неопытность сотрудника нижегородского суда, а не умышленное противодействие прессе. В газетных публикациях судебное заседание чаще всего воспроизводилось не в виде судебного очерка с различными журналистскими интерпретациями событий и всплеском эмоций, а в виде сухого стенографического отчета судебного заседания или почти дословного воспроизведения всех выступлений в третьем лице. Единственно, что добавлял журналист «от себя», — это характеристики персонажей: «Небольшой мужичок, лет 60-ти, глуховатый, со слабым голосом». Иногда из номера в номер в течение нескольких дней (а то и недель) шло беспристрастное отображение хода судебного разбирательства без каких-либо комментариев и выводов. Стенографические отчеты готовились специальными стенографистами, которых приглашало Министерство юстиции и оплачивало их работу. На страницы газет попадали разные дела: гражданские и уголовные, мелкие и «громкие». В первую очередь освещали, конечно, ход «громких» дел. В то же время на страницах газет можно встретить стенографический отчет разбирательства незначительного гражданского дела в камере мирового судьи. Это повышало авторитет судебной власти. В провинции интерес к новым судам был особенно высок из-за скудости провинциальной жизни. В Рязани, например, с 1867 по 1871 г., когда вводилась судебная реформа, был закрыт местный театр. Поэтому при слушании интересного дела недостатка в зрителях не было. Временами большой наплыв публики затруднял нормальное функционирование судов: толпа желающих побывать на заседании, столпившись у дверей суда, мешала судьям и другим участникам процесса пройти в здание или так стремительно занимала места в зале, что страдала мебель. Это стало причиной издания специального циркуляра министра юстиции о порядке допуска публики в зал суда. Документ предписывал впускать желающих по особым билетам, которые предварительно выдавались в канцелярии. Однако в связи с не совсем последовательным правительственным курсом власть начала пугаться своих же нововведений и стала законодательно ограничивать принцип гласности. В 1872 г. издается закон, по которому любое дело о государственном преступлении по решению суда может рассматриваться в закрытом слушании. Более существенные ограничения начинаются после гибели Александра II. В 1881 г. принимается закон, по которому в местностях, объявленных в состоянии чрезвычайной охраны или на военном положении, генерал-губернаторы, военные начальники или министр МВД имели право требовать рассмотрения любого дела за закрытыми дверями. В ходе современной судебной реформы реализация принципа гласности в полном объеме происходила сложнее, чем в XIX в. Прежде всего, на реализацию данного принципа оказала влияние ситуация с помещениями судов. Как уже отмечалось, просторные судебные залы есть далеко не в каждом суде. Часто зал судебного заседания только условно может называться так, на самом деле он представляет собой небольшую комнатку, где кроме мест для судьи, секретаря, прокурора, адвоката и подсудимого помещаются одна — две лавочки для посетителей. Да и таких «залов» хватает не всегда. Нередко судье приходится разбирать дела в своем кабинете, где могут поместиться только стороны и их представители. Естественно, это уже негласное правосудие. К тому же далеко не все суды оказались в состоянии работать публично. В середине 90-х гг. ХХ в. под флагом борьбы за безопасность в судах начали ограничивать вход для публики. Вход в суды стали охранять судебные приставы, а на дверях начали появляться надписи типа: «Вход в суд только при предъявлении повестки». Более того, приставы выясняли, к кому (какому судье) направляется посетитель, звонили судьям и спрашивали, можно ли пропустить посторонних. Такая практика одно время имела место в Калужском городском суде. Председательствующий суда прокомментировал это очень просто: «Иначе любой человек с улицы может ходить в суд, как в кино». Даже если гражданину и удалось пройти в зал суда, еще не факт, что ему удастся поприсутствовать при рассмотрении дела. Одно время в некоторых судах практиковалось выяснять у лиц, находящихся в зале судебного заседания, их отношение к рассматриваемому делу с последующим выдворением посторонних. Конечно, меры безопасности типа проверки документов и использования металлоискателей должны применяться обязательно, однако они не должны ограничивать реализацию принципа гласности. Нелегко строились также отношения судей с представителями средств массовой информации. Перестройка и гласность в обществе в целом стали привлекать внимание журналистов и к судебным процессам. Однако о продуманной информационной поддержке судебной реформы в первой половине 90-х гг. ХХ в. говорить вряд ли приходится. В первую очередь публикации о работе судов и о проблемах судебной власти были вызваны поиском сенсаций. Если в орбиту судебного разбирательства оказалось вовлечено известное лицо или дело имело большой общественный резонанс, то для журналистов это становилось желанной темой для репортажа. В 90-е гг. ХХ в. взаимоотношения суда и прессы складывались крайне сложно. В проведенном в 1998 г. Фондом защиты гласности опросе судей и журналистов обе стороны высказали взаимные претензии. Например, 39 % опрошенных журналистов жаловались на факты необоснованного отказа в доступе к информации. Далеко не всегда судьи оказывались способными работать при наличии журналиста в зале суда. Так, корреспондент газеты «Тамбовское время», желая посетить один процесс, решил подстраховаться и спросил разрешения у судьи, хотя и не обязан был это делать. Судья категорически отказала, мотивируя тем, что не сможет вести процесс в присутствии прессы. Причем эта мотивировка была повторена даже в кабинете председательствующего суда, к которому журналист обратился за помощью. Другой работник пера был удален из зала суда за ведение записей во время судебного заседания. Эпизод имел место в Липецке. Аналогичный случай произошел в Орловской области. В Воронеже одна судья, прежде чем разрешить представителю прессы находиться на слушании уголовного дела, спросила согласия… у подсудимых; при этом журналисту было разъяснено, что он не имеет права пользоваться диктофоном. Однако пережитки старого сознания некоторое время встречались в коридорах судебной власти. Так, одно время нормы некоторых локальных правил поведения граждан в суде вызывали недоумение. На официальном сайте Верховного Суда Республики Башкортостан еще не так давно (в 2010 г.) был помещен «Перечень действий физических лиц, квалифицирующихся как нарушение установленного порядка деятельности судов». Пункт 4 к таковым относил «проникновение в здание суда и на судебное заседание представителей средств массовой информации без письменного разрешения председателя суда». Обращает внимание и само содержание нормы: представители прессы, как все граждане, имеют право присутствовать на любом заседании, если оно в силу закона не является закрытым, и сама формулировка: термин «проникновение» говорит о явно предвзятом отношении к представителям средств массовой информации. В Калужском областном суде одно время действовали аналогичные правила, разрешающие присутствовать на заседании только «по согласованию с соответствующим судьей». Еще один пункт запрещал проводить без разрешения судьи не только видео- и фотосъемку, но и аудиозапись, хотя согласно закону на последнее разрешение не требуется. Конечно, не во всех судах так: в целом ряде судов приняты почти дословно одинаковые правила, в которых п. 2.4 гласит: «Посетители судов вправе по своему усмотрению находиться в качестве наблюдателей при рассмотрении судом того или иного судебного дела, если судебное заседание не объявлено председательствующим по делу закрытым». Через некоторое время были изменены и правила для посетителей в Верховном Суде Республики Башкортостан и Калужском областном суде. Достаточно острыми взаимоотношения представителей судебной власти и прессы сохранялись в Воронеже. Дошло до того, что правозащитные организации провели летом 2006 г. специальный мониторинг открытости судов. Комментируя результаты мониторинга, председатель Воронежского областного суда В. Богомолов, с одной стороны, ссылался на объективные трудности (нехватка залов заседаний), а с другой — явно демонстрировал нежелание делать работу судов более открытой: «…Есть граждане, которым просто нечего делать. Они хотят прийти в суд, как на представление. Будут шататься по всем комнатам, мешая нормальной работе. Это будет называться открытостью судебной системы? Нет, это будет называться анархией и вседозволенностью». Сам факт подобных рассуждений от представителя судебной власти наглядно демонстрирует, что еще не все служители Фемиды осознали важнейшее значение принципа гласности. Конечно, плохо, если граждане будут ходить, заглядывать во все помещения суда, мешать нормальной работе, но почему председатель решил, что будет именно так? Обычно рядовой гражданин в коридорах власти лишний шаг боится сделать. Даже если и найдется один сверхлюбопытный и невоспитанный гражданин, то на то есть служба судебных приставов. В XIX в. почему-то не боялись пускать граждан в здания суда, более того, тогда действительно ходили на заседания как на представление, и никто из этого трагедии не делал. Судей не смущали ни журналисты, ни любопытствующие дамы, ничего не смыслящие в юриспруденции и явно пришедшие за острыми впечатлениями. Именно возможность для простых обывателей присутствовать на судебном заседании «просто так» становилась фактором, меняющим правовое сознание людей. В нынешнее время и судьи имеют обоснованные претензии к прессе. Согласно указанному опросу, более 80 % судей склонны считать, что журналисты допускают нарушения при освещении работы судов. В качестве самых распространенных были названы использование непроверенной информации (80,3 %), предвзятость (81,8 %) и некомпетентность (88,1 %), склонность к сенсации (89 %). Это признают и сами журналисты: «Сегодня в журналистике работает всего 7 % людей со специальным образованием. И когда были открыты все шлюзы, следует признать, что многие журналисты, многие СМИ повели себя недопустимым образом». Руководитель пресс-службы Рязанского областного суда И. С. Матвеева называет ряд наиболее типичных ошибок журналистов: — неправильное использование юридических терминов, подмена понятий (вместо «задержан» используют термин «арестован», вместо «кража» — «разбой»); — неверное изложение обязанностей должностных лиц (следователей, прокуроров, судей); — неправильная формулировка статей Уголовного кодекса; — суждение о судебном решении до приговора суда; — предвзятость в подаче материала, искажение фактов; — освещение только громких дел, пренебрежение рядовыми случаями. Самым распространенным и безобидным примером ошибок журналистов можно считать выражение «заведено (как вариант — “открыто”) уголовное дело», хотя в соответствии с УПК уголовные дела не «заводят», и не «открывают», а «возбуждают». В одной региональной новостной передаче прозвучало: «Прокуратура вынесла приговор злоумышленнику», хотя прокуратура может только расследовать уголовное дело и направить его для рассмотрения в суд, где и выносят приговор. Нередко бывает, что в погоне за сенсацией журналисты предают гласности подробности того или иного дела с такими деталями жизни свидетелей или потерпевших, что даже при изменении фамилии в публикации их личная трагедия или тайна становится всеобщим достоянием, причиняя дополнительную боль. Во взаимоотношениях прессы и судебной власти ситуация стала меняться с начала XXI в. Постепенно судебная власть становилась более открытой. Гласность и открытость судов стали частью всей реформаторской политики. В прессе все чаще появляются интервью с судьями. Сама судебная система начинает разрабатывать механизмы диалога с прессой и обществом. На одной из встреч с журналистами председатель Верховного Суда В. Лебедев подчеркивал, что судья обязан разрешать журналистам присутствовать в зале суда, пользоваться диктофоном, если заседание не является закрытым: «Мы заинтересованы, чтобы вы были в процессе». В принятом летом 2007 г. постановлении Пленума Верховного Суда, детально регламентирующем поведение судей как на работе, так и в быту, попытки строить помехи работе журналистов приравнены к нарушению профессиональной этики. Значимым шагом в развитии принципа гласности в ходе современной судебной реформы стало создание института пресс-служб в судах. Именно на них возлагается обязанность по освещению работы суда, осуществляется взаимодействие с прессой. Следующим шагом стало появление у судейского сообщества того или иного субъекта Федерации своих изданий. Затем к работе стали привлекаться информационные технологии: в Интернете появляется сайт Верховного Суда и целый ряд сайтов федеральных судов. На октябрь 2007 г. 42 из 88 судов областного звена имели свой сайт в Интернете. При написании работы было проанализировано 30 сайтов. Содержание сайтов примерно схоже и включает такие рубрики: «Новости» (из жизни суда — типа интервью председателя суда местной прессе, приезд иностранных гостей, результаты рассмотрения отдельных дел), «История суда», «Законодательство» (законы, регулирующие деятельность судов), «Структура суда» или «Состав суда». Также обязательной вкладкой является страничка «Контакты», где дается адрес суда, необходимые телефоны, схема проезда и вкладка с банковскими реквизитами суда для оплаты судебной пошлины. Многие добавляют к этим сведениям адреса и телефоны районных и мировых судов. Некоторые сайты содержат странички с образцами оформления документов, например кассационных жалоб. Ряд сайтов размещают графики рассмотрения дел, а также информацию о вынесенных приговорах и принятых решениях. Так, на сайте Московского городского суда в электронном виде выложены все сведения канцелярии: в любой момент гражданин, зайдя на сайт, может узнать, в каком состоянии находится его заявление, под каким номером зарегистрировано, в каком зале и когда будет слушаться дело. Есть сайты, которые разместили информацию о судебной системе в целом и даже дали отдельные странички о мероприятиях судебной реформы. Таким образом, анализируя содержание сайтов, можно заметить, что обычно в них сочетаются два элемента: просветительский — информация о суде, судебной системе в целом, и практический — схемы проезда, реквизиты для уплаты пошлины, образцы документов, график заседаний. Эти два элемента сочетаются по-разному, в некоторых судах преимущество отдают общей информации, в некоторых — практической. Очевидно, что для развития гласности судов и правового просвещения обывателя необходимы оба элемента. По Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России» на 2007–2011 гг. планировалось, чтобы каждый суд общей юрисдикции имел свой сайт в Интернете, предоставляя гражданам всю необходимую информацию — от графика приема посетителей до сведений о рассмотрении конкретного дела. Программа на настоящий момент реализована. На сайтах судов можно прочитать даже решения судов (из текста убираются фамилии, названия некоторых организаций и пр.). Большое значение в развитии гласности работы судов имело создание Государственной автоматизированной системы (ГАС)«Правосудие». ГАС — это электронная система хранения и представления судебных документов. Традиционно в России все документы, проходящие через суд, представляются на бумажных носителях, прошитых в дело. Порой это ряд тяжелейших томов. Чтобы ознакомиться с ними, например, адвокату приходилось стоять в очереди в канцелярии. Теперь все документы предполагается сканировать, чтобы они были доступны как минимум сторонам и их адвокатам на любой стадии дела и в любой момент (при сохранении делопроизводства на бумаге). Частично данные будут поступать и в Интернет. Это не только повысит уровень открытости судебной системы, но и оградит от всех возможных злоупотреблений и фальсификаций. Исправить в документе что-либо задним числом будет невозможно. Как остроумно заметил обозреватель «Новой газеты» Л. Никитинский, «и даже если в приговоре будет написано “карова”, то и это тоже будет висеть у всех на виду». В 2007 г. в Верховном Суде появился первый «электронный киоск» — специальный электронный терминал, аналогичный тем, которые стоят на вокзалах и в аэропортах. В нем каждый посетитель может получить доступ к любому документу, открытому для публичного просмотра. Это может быть информация как о работе суда, так и по рассматриваемым делам, включая вынесенные приговоры. Поиск, благодаря специальной поисковой системе, занимает секунды. Следует ждать появления таких киосков и в судах низших инстанций. 4.1.3. Информационная политика как фактор реализации реформы. Исторический опыт проведения судебной реформы 1864 г. дает еще один нужный урок: частью реформаторского процесса должна стать продуманная информационная политика. Успешность реформы зависит не только от продуманности ее мероприятий и уровня финансирования, но и от того, насколько население информировано о целях и задачах этой реформы. Надо помнить, что даже самая полезная реформа может достаточно болезненно восприниматься обществом, а также и то, что осведомленность граждан будет помогать эту реформу проводить. Соответственно, власть в самых различных формах должна разъяснять цели реформы, ее содержание, проще говоря, «пиарить» ее в средствах массовой информации. Особенно это важно, если реформа затрагивает интересы масс, а судебная реформа как раз такова. Как уже отмечалось, деятельность новых судов в XIX в. притягивала активное внимание публики и прессы. Однако печать освещала не только разбирательства по «громким» и не очень делам, а еще и ход судебной реформы в целом. Целый ряд периодических изданий, таких как «Колокол», «Голос», «Дело», «Отечественные записки», «Русский инвалид» и др., внимательно следили за ходом судебной реформы. На их страницах освещались все более-менее крупные события в жизни судебного ведомства. Каждое открытие нового окружного суда подробно описывалось в местной печати, где не только детально расписывалась процедура открытия суда, но и приводились речи выступавших. Печать не оставляла без внимания суды и после открытия, анализируя их деятельность; притом печатные издания не стеснялись освещать недостатки работы новых судов. Иногда со страниц газет и журналов раздавалась весьма острая критика работы судейских чинов, только, как правило, касалась она не рассмотрения дела по существу, а работы судов вообще. Так, на страницах журналов и газет обсуждались вопросы образовательного уровня судебных деятелей, медлительности судопроизводства, проблема авторитета мировых судей в обществе и др. Например, журнал «Отечественные записки» вводит в оборот термин «лежачая магистратура»: им журналист окрестил мировых судей, которые избегали выполнять свои прямые обязанности, лишая обывателей возможности обратиться к правосудию. Журнал «Дело» поднимал проблему объективности судей в провинции, где все друг друга знают и связаны различными отношениями. Некоторые такие публикации весьма остры и даже ехидны. Все это можно назвать информационной поддержкой судебной реформы 1864 г. Возможно, правительство Александра II не использовало этот термин, но старалось содействовать гласности судебной реформы и в результате обеспечило ей информационную поддержку. К сожалению, современная судебная реформа как таковая в отличие от XIX в. оказалась не избалована вниманием прессы, особенно в 90-е гг. ХХ в. Как показывают исследования Фонда защиты гласности, «”всерьез” судебная тематика освещается явно недостаточно». Более того, большинство (56 %) и так не очень многочисленных публикаций, посвященных судебной тематике, нацелены не на освещение работы судебной власти в целом, а на «громкие» процессы. В этот период в средствах массовой информации редко звучит голос самих судей: только 1,8 % газетных публикаций подготовлены с участием судей, больше половины из них представляют интервью с судьями. В целом журналисты и средства массовой информации, освободившись от цензуры и запретов, активно начали освещать запретную ранее тему криминала. Однако в центре внимания журналистов в первую очередь оказывался именно криминал, а не работа судов и правоохранительных органов. Погоня за рейтингом стала причиной того, что на первое место перед зрителем или читателем помещались различные «жареные» факты. В информационной политике и деятельности различных СМИ в первой половине 90-х гг. можно проследить две тенденции. Первая тенденция — большой интерес к криминалу в целом. В Советском Союзе к преступлениям относились как к отдельным случайным фактам, поэтому о них редко говорили в печати или с экранов телевизоров. Гласность сделала эту тему одной из наиболее популярных. С начала перестройки и по сегодняшний день появляется длинный ряд передач, существование которых раньше даже было трудно представить: «Криминальная Россия», «История любви», «Криминальное чтиво», «Честный детектив», «Программа максимум», «Территория закона», «Очная ставка» и пр. Практически каждый канал обзаводится своей передачей с криминальной хроникой: «ЧП» (НТВ), «Дежурный патруль», «Вести. Дежурная часть» (Россия), «Петровка, 38» (ТВ-центр). В совокупности с ростом преступности это существенно повлияло на общественное сознание. Элементы криминальной субкультуры широким потоком хлынули в массы. В частности, словарный запас российского обывателя обильно пополнился терминами из криминального арго. Теперь «забивать стрелки», считать деньги «лимонами» или «кусками», жаловаться на «беспредел» или «кидалово» стали не только представители криминального мира, но и законопослушные граждане. Зарубежным филологам, изучающим русский язык, пришлось проводить специальные исследования по новому русскому языку. Вторая тенденция — усиленное навязывание образа сотрудника правоохранительных органов как отрицательного героя. Если в Советском Союзе не разрешалось критиковать советскую милицию, прокуратуру, суд даже самую малость, то в начале 90-х гг. в поисках сенсации критика обрушилась потоком, огульно и безудержно. Средства массовой информации были переполнены публикациями и сообщениями о «плохих» органах. Это нашло отражение и в развитии киноискусства. В фильмах начала 90-х гг. детективный сюжет, как правило, содержит образ не только героя-супермена, который в одиночку борется с преступностью, но и коррумпированного сотрудника милиции или прокуратуры. Даже старые образы пытались поправить на потребу дня. Создатели знаменитого советского «милицейского» сериала «Следствие ведут знатоки» вспоминают, как при попытке создать очередную серию в начале 90-х гг. им на киностудии предложили: «Вот если б Знаменского и Томина арестовали за взятки! Как было бы интересно и свежо!» Естественно, это подрывало и авторитет судов: большинство граждан не делают различий между судом, милицией, прокуратурой. Поэтому если пишут плохо о милиционерах, то аналогичное отношение переносится и на суды. Канадский исследователь П. Соломон, анализируя ход российской судебной реформы, особо отметил, что при освещении работы судов журналисты в первую очередь показывали отрицательные стороны их работы, что негативно сказывается на отношении общества к суду. При этом надо отметить, что на Западе особое внимание со стороны государства уделяется поддержанию авторитета суда через прессу, кино и телевидение. В кинематографе даже существует отдельный жанр court drama (дословно — судебная драма), где суд никогда не будет показан отрицательно, в США действует специальный канал Court TV (дословно — телевизионный суд). В результате огульная критика судебной системы и правоохранительных органов негативно сказалась на проведении судебной реформы. Акцент на негативных чертах в работе судов, милиции, прокуратуры косвенно повлиял на решение кадрового вопроса и качество работы правоохранительных органов. Из милиции и прокуратуры опытные сотрудники стали уходить. На первом месте было, конечно, катастрофическое падение зарплат, но имело значение и падение имиджа правоохранительных органов. До начала перестройки милиция и суд хоть и воспринимались как органы карательные, и иметь с ними дело считалось недостойным для честного гражданина, но в то же время отношение было не столь одиозно негативным. Падение имиджа повлекло оголение кадрового состава, на место профессионалов пришли новички, порой без специального образования. В результате качество предварительного следствия ухудшилось, что, как уже говорилось, затрудняло работу судов, стало причиной снижения оперативности судопроизводства. Конечно, это повлияло на отношение граждан к судам, и если раньше в суд было ходить «неприлично», то теперь еще и незачем — все равно «все куплены» согласно новому стереотипу общественного сознания. Еще более важным итогом недостаточно продуманной информационной политики стало слабое представление граждан о задачах и мероприятиях судебной реформы. К сожалению, в общественном сознании суды сложно завоевывают репутацию защитника. Фондом «Общественное мнение» в 1997 г. был проведен ряд социологических опросов граждан об их отношении к судьям и судам. Как показал опрос, только 5 % опрошенных убеждены, что суд гарантирует беспристрастное рассмотрение дела, 24 % — гарантирует, но редко, 38 % — не гарантирует, 25 % затруднились с ответом. Только 35 % опрошенных уверены, что судьи при принятии решения руководствуются законом. Остальные опрошенные в качестве источника указаний для судей выбрали: органы исполнительной власти (15 %), высшие судебные инстанции (15 %), мнение прокуратуры (13 %), личные симпатии (12 %), криминал (10 %). Только треть (33 %) готовы обратиться в суд в случае нарушения их прав. Аналогичные данные получил и Фонд защиты гласности. Согласно их исследованиям 27,7 % опрошенных считают судей прислужниками властей, влиятельных и богатых людей, еще 26,8 % — бездушными чиновниками, 18 % — продажными людьми, взяточниками. Только 19,4 % опрошенных согласились с мнением, что судьи — это защитники граждан от произвола, 16,2 % — служители закона и гаранты справедливости, 10,2 % — независимые объективные арбитры в спорах и конфликтах. Конечно, плохое мнение о судах — это не только результат непродуманной информационной политики. Большую роль сыграли сами недостатки судебной системы, ее медлительность, плохое состояние судебных помещений, грубость в судах, как в канцеляриях, так и со стороны судей. Повлиял на падение авторитета суда и резкий рост преступности, произошедший в начале 90-х гг. ХХ в. Если государство не в состоянии справиться с преступностью, то падает авторитет не только милиции, но и всей государственной власти, в том числе судебной. В качестве результата плохой информационной поддержки судебной реформы следует отметить низкий уровень информированности общества о задачах и содержании судебной реформы. В Рязани весной — летом 2007 г. автором был проведен опрос граждан об их отношении к судебной системе и судебной реформе. Целью опроса было выявить мнение общества о проводимой судебной реформе. При этом ставились следующие задачи: узнать степень информированности граждан относительно целей и содержания судебной реформы, определить отношение рязанцев к судебной системе, проверить наличие некоторых стереотипов относительно судебной власти в общественном сознании, определить степень готовности граждан решать свои проблемы посредством обращения в органы судебной власти. |
||||||||||||||||||||||||||
