|
ОглавлениеГлава I. Понимание «понимания» Глава II. Пространство смыслозначимости Глава III. Герменевтическая процедура Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава III. Герменевтическая процедураПонимание — интеллектуальное страдание Герменевтическая процедура — особый тип искусства, развивающийся из потребности устанавливать смыслы, приписывать значения неоднозначно фиксируемым идеям, многозначным, многосмысленным выражениям, символам, знакам. Оттачивание техники истолкования символических форм питается необходимостью понимания: • тайных практик уловления высшей потусторонней воли — полумистический опыт оракульства, предрекания, прорицания в вариантах профетического, сакрального, оккультного сознания, институциализированного в жреческой, священнослужительной, вероучительной, окормляющей, шаманской, ведической деятельности; • «священных писаний», к тексту которых в силу иносказательности недопустимо относиться прямолинейно — как к прозрачно выполненным сочинениям; • шифрованных символосодержащих «прозрений» — «Столетия» Нострадамуса; • тропных текстов — воплощений fiction; • формальных знаковых исчислений, востребующих для наделения содержанием (установления непротиворечивости) сопоставления с предметно-смысловыми областями (системами, теориями). В данных и однопорядковых им случаях истолкование-интерпретация (разъяснение) — выступает орудием задания смысла, наделения значением символических (формально-знаковых) выражений. Искусство истолкования — искусство перевода (трансляции) символически представленных мыслей с одного — неопределенного, неясного языка на другой язык, способ представления мыслей которого определен, ясен. Основное, чем руководствуются при налаживании таковой трансляции: • идеальные правила логики: а) экстенсионала — использованием конкретизаторов, локализаторов добиться сопоставления единиц (формулы, записи) символического языка с конкретными объектами — техники уподобления имен остенсивам, декриптам (привязка к предметному деиксису); b) интенсионала — использованием специальных условий добиться приписания объектам фиксированных предикатов (соблюдение смыслового деиксиса); • идеальные правила культурологии: а) обеспечение в истолковании гуманитарных явлений (текстов) аутентичности авторских значений, смыслов (требования источниковедения); b) обеспечение в истолковании того же исторической, эпохальной правды (недопущение актуализма, презентизма). На деле, что очевидно, и в логике, и в культурологии не существует предпосылок выполнения данных руководящих правил. Свойством экстенсивности обладают далеко не все повествовательные синтаксические конструкции (лишь отвечающие свойству подстановочности в возможных преобразованиях, т. е. сохраняющие отношение равнообразности — тождественности по истинностному значению). Свойство интенсиональности (в виде сформулированного идеального правила) трудно выполнить с учетом зависимости истинностного значения от психологических, прагматических, модальных оттенков смысла. Свойство аутентичности истинностных значений подрывается привнесением дополнительных смыслов — следствие автономной трактовки явлений (текстов) ориентацией не на подлинные, а на собственные доминанты (как темпоральные, так и эпохальные). Итог — мультипликация смыслов, значений; кризис безотносительной хронологии, от чего шаг до релятивизирующей стандарты умственной нормологии софистики, методологии постмодернизма (утрирование феномена «смерть автора»), плюрализации любого понимания. Представляющая важное неудобство кажущаяся безопорность понимания в ранге философской пытливости получает отзыв схемой «понимание — страдание», поскольку с каждым привходящим взглядом наша душа изменяется так, что приобретает другие модусы мышления, которых раньше не имела да и не могла иметь. Идеал понимания — схватывание предмета либо в чувственной непосредственности (эмпиризм) — прямое сенсибельное узрение; либо во внечувственной опосредствованности — в созерцательной интеллектуальности: прямое эйдетическое (рационализм), интеллигибельное (интуитивизм) узрение. Как видно, утрируется созерцание в чувственном или сверхчувственном значении, дающее удостоверение «действительности бытия и бытия такого, как оно есть». «Созерцательная интеллектуальность — интеллектуальная созерцательность» — гносеологический хиазм, объемлющий всю полноту умиротворения гносеологического хилиазма… Во неисполнение эмоционализированного ритуала дело требует специального уяснения существа «созерцания» как инструмента внешнего и внутреннего обозрения и прозрения природы вещей. Акт созерцания — многосоставный, включает элементы: (а) установление объекта внешнего или внутреннего просмотрения; (b) сосредоточение на нем; элементы (а) –(b) — рецептивный темп созерцания, нацеленный на отграничение материи чувственного (внешнего или внутреннего) освоения; (с) переживание объекта; (d) придание «формы» переживанию согласно направляющей идее. Элементы (с)–(d) — продуктивный (творческий) темп созерцания, нацеленный на свободную трактовку, суверенную стилизацию обозреваемого (материи внешнего или внутреннего чувства). Вывод, к которому мы приходим, формулируется так: созерцание не только (или даже не столько) рецептивный, сколько продуктивный процесс. Оно есть симультанное восприятие-переживание и вещи, и идеи, представление воплощения идеи в вещи и выражения вещи через идею. Представление, что идея пребывает в непосредственной реальности вещей и может быть воспринята, заостряет Зиммель, не что иное, как объективированное выражение для определения продуктивности созерцателя (художника, ученого, поэта — символического агента, любой разновидности fiction), преживательный акт которого уже является образованием формы. Что в результате? Разочарование после взятия, казалось бы, самой приступной высоты пологого пика созерцания, оказавшегося наполненным запутанными хитросплетениями формообусловливающих идейных отягощений. Между тем главное достигнуто: развенчана иллюзия прозрачности, неопосредствованности созерцания; добыто знание принципиальной отличности второсигнального — символообразного от первосигнального — рефлексообразного чувственного созерцания. Одно стилизующее — насыщает эстезис эйдетической продуктивностью; другое копирующее — выхолащивает эстезис натуралистической рецептивностью. В тематизации результата позволительно пойти дальше. Гносеологически крайне важно зафиксировать: понимание — созидательно, а не регистрирующе, проистекает из формообразующего символического связывания идеи с вещью. «Чувственно-действительное, “образ” как таковой, служит непосредственным возвещением и зримостью идеи», придающей ему смысловую определенность. Тайна понимания суть тайна включения в эстетическое эйдетического, вложения в чувственно-образное идейного, играющего непреходящую роль смыслоупорядочивающего. Смыслоупорядовающее и есть нечто самодовлеющее в обозначении неких сверхценностей понимания. Смысло-óбразность, равно как и смысло-обрàзность, — реперы понимания, являющегося процессом умственного образования (созидания) смысла из идей. В подобной трактовке природу понимания, всего, что ему сопутствует, не передать претендовавшими на доскональность, прецизионность широковещательными, но провальными исследовательскими программами — такими, как формализм, финитизм, логический атомизм, радикальный эмпиризм (варианты универсальной элиминации Т-терминов из дискурса за счет редукции их к протоколам наблюдения). Откуда, между прочим, вытекает банкротство последовательно-всеобъемлющей эмпирической, логической, интуитивной представимости понимания. Во-первых, понимание многомерно — задается всем инвентарем дискурсивного и недискурсивного опыта. Во-вторых, гносеологически сюжетика понимания не покрывается сюжетикой эвидентности. Используя соображение Максвелла, мысль можно выразить так: познавательная (научная) правда представима разнообразными (как эвидентными, так и неэвидентными) формами и должна считаться одинаково ценной, будет ли она фиксироваться в прямом и ясном виде живых красок опытной иллюстрации или в непрямом и замысловатом виде символической версификации. Генеалогически эвидентное способно приближать наступление понимательного, однако функционально не заслоняет и не исчерпывает его. Нерв понимания — устремленность не на очевидное, а на смыслонесущее; на этом основании в гносеологических разработках понимания тема «эвиденция» отступает на задник сцены, освобождает пространство авансцены теме «смыслопорождение», которая сама по себе (психологически конституируемой) эвидентности может быть не релевантна. Сценография Античности — созерцательный квалитативизм; Средневековья — тео- и телеологизм; Нового времени — механицизм и активизм; Новейшего времени — органицизм и аксиологизм; всей классической культуры — локализм и объективизм; неклассической и неонеклассической культуры — глобализм и индивидуализм. Фазовые стадиальные переходы от одного к другому не имеют шансов обрести адекватную тематизацию в терминах эвидентности — они обретают ее исключительно в терминах смыслоотнесения, апелляции к смысловой норме (norma cognoscendi), категориальному умонастроению, обеспечивающему протекание «опыта бытия». Координатная схема ниже следующих рассуждений такова. 1. Все вовлекаемые в духовный опыт предметные отношения Homo Symbolicum опосредствуются знаковыми отношениями, которые в свою очередь опосредствуются смысловыми отношениями. Смысл — только и исключительно он — дифференцирует способы обозначения вещей именами. 2. Отношение имени к предмету (собственно его значение) в символической (знаковой) ситуации задано через смысл. Смысловое опосредствование отношения «имя — объект» (референт имени, денотат) предопределяет перспективу нетривиальных автоморфных знаковых преобразований, позволяя переводить тавтологии «а равнообразно, идентично а» («Вечерняя звезда суть Вечерняя звезда») в квазитавтологии — утверждения типа «а равнообразно, идентично b» («Вечерняя звезда суть Утренняя звезда»). Тавтология «а эквивалентно самому себе — а а» — малоинформативна; квазитавтология «а эквивалентно b – а b» более информативна. «Причина, по которой утверждение “Вечерняя звезда — это Утренняя звезда”, — говорит Сёрл, — может нести в себе больше фактической информации, чем утверждение “Вечерняя звезда — это Вечерняя звезда”, при том, что референт у используемых… имен один и тот же, заключается в том, что у языковых выражений “Вечерняя звезда” и “Утренняя звезда” разные смыслы, и утверждение тождества “Вечерняя звезда — это Утренняя звезда” передает информацию о том, что один и тот же объект обладает разными признаками, определяемыми разными смыслами этих двух выражений». Внимание! Авторские права на книгу "Теория познания. Герменевтическая методология. Архитектура понимания. Монография" (Ильин В.В.) охраняются законодательством! |