Современное общество. В поисках оснований Социо-Логоса. Монография

Курлов А.Б.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Наука Издательство: Проспект Дата размещения: 31.01.2018 ISBN: 9785392272198 Язык: Объем текста: 200 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава 1. Становление социо-логоса: обзор актуальных ретроспекций

Глава 2. Информационное общество в фокусе социальной теории: основные ракурсы концептуализации

Глава 3. Социальное познание: актуальные методологические аспекты

Глава 4. Инструментарий создания презентантов социальной реальности

Заключение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 1.
Становление социо-логоса: обзор актуальных ретроспекций

§ 1. Социальная теория как продукт развития практической философии

В начале пути разберемся с понятиями, определяющими существо и содержание оппозиции, — социальная — социологическая теория.

Так, социальная теория несет в себе концептуальные, методологические основания практически всех «общественных» наук, интенциально ориентируясь на наиболее общие проблемы развития социальности, которые так или иначе отражены во всех ее уровнях и формах. Э. Гидденс, определяя ракурс проблемного охвата социальной теории, отмечает, что она ориентирована на вскрытие существа: человеческого действия, как в индивидных, так и в ассоциированных его формах; природы социальных отношений, включая институциональные.

Последние, благодаря своему императивному статусу, оказываются и вне субъекта, и внутри него; выступая и как возможность действия, и как его реальное воплощение.

Это означает, что социальная теория оперирует обобщенными гностическими конструкциями (социальная реальность, человеческое действие, оппозиция socio — existence и др.), в которых анализ взаимо­связи символов (значений, где доминируют акценты объективистского) и кристаллизует категориальные смыслы. Последние подвергаются постоянной проверке изменяющейся социальной реальностью, вводя познанные ее проявления не только в зону существующего универсума представлений, но и в структуры когнитивного и практического опыта субъекта познания и действия.

В отличие от социальной, социологическая теория есть результат иной рефлексии. Ее объектом являются результаты восприятия человеком сущего, локализованные преимущественно знаками (признаками, презентантами). В процессе рефлексии их совокупности появляется возможность формирования различных конструкций социальной реальности и ее структур, преддетерминированных модусами интериоризации, которые неизбежно привязаны к конкретному времени и месту и, поэтому, рождающиеся представления (образы) не могут не быть партикулярными.

Такая форма рефлексии не претендует на поиск оснований социальности в формате a priori с использованием средств «отвлеченного мышления». Это даже не «критическое движение ума», как форма отражения, «…переработанная разумом на основе сомнения». Это скорей всего reflexio, основанная на «…опыте, пополняемом наблюдением, осмысление которого формирует идеи практической деятельности». Более того, эта рефлексия характеризуется обращением лишь к практико-преобразовательным формам отношения человека к миру, ибо «…только практическая деятельность — исходный пункт и основа социального познания».

Вместе с тем, еще Парменид, взыскуя к рефлексии, обосновывал примат разума над чувственным и опытным восприятием: «…пусть не принудит тебя накопленный опыт привычки зрение свое утруждать, язык и нечуткие уши. Разумом ты решишь труднейшую эту задачу». В этом и состоит существо оппозиции рассматриваемых теорий, где первая пытается совместить в своем научном инструментарии модусы socio и existents на основе рациональных методов познания существа их вечной конфронтации, которая и формирует абрисы целостности реальной социальности. Вторая, устремляя свой взгляд на status populis, а posteriori, развивает свой потенциал (опыт) преимущественно благодаря результатам эмпирических изысканий, заточенных на фиксацию локальных проявлений динамики различных структур «ан­самбля» отношений с несбыточной надеждой на возможность их последующего обобщения на основе практической рефлексии над результатами все той же интериоризации (восприятия) чреды знаков сущего.

В результате такого подхода индивид неизбежно представляется лишь в статусе партикулярной единицы данного «ансамбля». В силу этого, его существо подвергается существенной вивисекции и рассматривается только в формате безликого субъекта социального действия. Такая предметная ориентация, не покидающая зону указанной практической рефлексии, не способна породить апологетику, достаточную для полноценного существования этого когнитивного продукта в пространстве научного логоса. Поэтому «…социологическая теория, несомненно, нуждается в оплодотворяющей связи с другими науками, чтобы с ее помощью справиться с настигающим ее внутренним саморазложением, ибо … кризис научного сознания здесь должен быть опустошительным». Думается, что именно поэтому рассматриваемая оппозиция и представляется в следующем ракурсе: «…социальная теория, чтобы быть адекватной современным запросам, должна стремиться к изменению базовых (партикулярных. — А.К.) представлений о мире, на которых зиждется социологическое понимание общества».

Итак, когнитивный жанр социологической теории вполне очевиден — это выраженный позитивистский эмпиризм. Его предметом являются элементарные события. Эта когнитивная позиция взыскует к редукции социальной онтологии к эпистемологии, ибо данное в опыте постоянство наблюдаемых связей есть необходимое и достаточное условие такого эмпирического анализа. В итоге формируется унифицированный когитальный продукт, который отражает только то, что открылось в процессе практической рефлексии над результатами наблюдения сущего. Этот массив эйдосов может иметь только партикулярный статус, а его распространение на иные явления данной природы неизбежно требует конвенции в рамках сообщества исследователей. Конвенция, как правило, всегда является «спасательным кругом», когда ощущается крайний дефицит средств эмпирического познания. Так позитивистский эмпиризм в социологии дополняется конвенционалистским подходом, причем основанием этой конвенции, совсем не обязательно является принцип объективизма. Последний подчас попирается принципом должного, который неизбежно отталкивается от идеологизмов. В связи с этим социология и занимает промежуточное место в трехмерной координации: между наукой, идеологией и социальной практикой, ибо она далеко не всегда апеллирует к ноэзису, подчас презентуя расколотое единство смыслового восприятия предмета, латая трещины материалом конвенции и идеологизмов. Она не попадает и в лоно предметного праксиса, ибо дистанцируется от него, представляя не реальное действие, а рефлексию действий «социального другого» (см. положения Дж.Г. Мида).

В итоге рождаются социологизмы, взыскующие к биологическим и системным аналогиям и презентующие унифицированные схемы понятий общества и его структур, как объектов эмпирической данности. При этом существо последних загоняется в шаблоны: «социации», «ансамбля отношений», «идеального типа», «социального акта», «идеальных факторов», «форм обобществления» и др. На их базе, благодаря конвенции и формируется специфический тип когнитивно-практического холизма под названием «социологическая теория».

С социальной теорией все гораздо сложнее и интересней. Рискнем, вслед за Р. Бхаскаром и У. Аутвейтом, обозначить ее когитальное пространство как трансцендентальный реализм, представив его содержание с учетом определенных корректив позиций названных ученых.

Предметом этого направления социального познания выступают транзитивные структуры и механизмы, которые порождают различные явления, а также знание, рожденное в процессе социальной практики. «Предметы познания здесь не являются ни просто феноменами (эмпиризм), ни конструкциями, которые навязаны явлениями (идеализм), но они есть реальные социальные структуры, которые существуют независимо от наших знаний, опыта и от условий, обеспечивающих к ним доступ». Вместе с тем, эти структуры существуют только посредством человеческого действия, а само оно принимает ту или иную социальную форму. При этом бытие этих форм обусловлено многофакторностью и мозаичностью их взаимосвязей. Поэтому, общество и различные проявления социальности человеческого действия нельзя отождествлять или сводить друг к другу, ибо между ними всегда существует определенный онтологический разрыв. Последний, с позиций указанных авторов, возможно заполнить только средствами «трансцендентального сдвига», благодаря которому рождаются обобщенные представления о социальном сущем a priori. Таким образом, общество представляется как сущность, которую нельзя зафиксировать и описать только с помощью эмпирических методов, ибо бытийствовать для него, отнюдь, не значит быть воспринимаемым.

В силу указанных причин, в рамках рассматриваемой гностической позиции, и формируется когнитивный цикл, структура которого оказывается существенно более сложной по отношению к короткой чреде актов, характерных для традиционного социологического изыскания. Ниже мы представим фазы этого цикла, обозначив границы как социологического, так и социального познавательных форматов (см. рис. 1.1).

Рис. 1.1. Циклы познания социальной реальности

Как видно, в центре этого цикла находится тот самый «трансцендентальный сдвиг», который обусловливает возврат к дорефлексивному состоянию нашего сознания, в котором мы дистанцируемся от реального эмпирического объекта и начинаем вновь рефлексировать, но на этот раз уже над содержанием опыта, обогащая его априорным знанием. Это как раз то, что Кант называл трансцендентальным уровнем сознания, «…занимающегося не столько предметами, сколько нашими понятиями a priori об этих предметах». Другими словами, «трансцендентальный сдвиг» — это разворот в сторону субъектного сознания, от эмпирически зарегистрированных явлений к условиям априорного представления этой социальной фактуры. Такой сдвиг открывает перспективу перевода унифицированного опытного знания в формат рационально взаимосвязанных ноэм, что и способствует формированию системного гностического конструкта под названием социальная теория.

В плане предметного обращения эта теория апеллирует к следующим основным положениям, сформулированным Р. Бхаскаром, которые требуют некоторых комментариев:

• «общества не сводимы к людям», ибо: во-первых, они не есть подобия математического множества, а представляют собой сложные системы, воспроизводящие различные мультипликационные эффекты; во-вторых, любая социальность строится на основе ценностно заданного единства общественных нравов, ментальных установок ценностей и жизненных образцов, полносубъектным носителем которых является только общность;

• «общество есть вездесущее условие (материальная причина) и непрерывно воспроизводимый результат человеческой деятельности», ибо общество рождается благодаря усилиям людей по созданию деятельностных ассоциаций, оно координирует и субординирует развитие этого процесса, фундируя его результат;

• «социальные формы являются необходимым условием любого интенционального акта, предсуществование которых основывает их автономию, как возможных объектов социального исследования», ибо только интенция, обращенная во вне, дает результат, который способен не только удовлетворить когнитивную потребность человека, но и его потребность в реальном конструировании реального мира; так формируется потенция человека к упреждающему управлению социальными проблемами;

• «практика действующих людей совершается внутри совокупности структурно и реляционно определенных социальных позиций», ибо она (социальная практика) возможна только в условиях организационного порядка, который координирует и субординирует направления различных порядков ассоциированной деятельности.

Итак, начиная рассматривать гностические и эпистемные основания социальной теории, необходимо подчеркнуть, что они выступают важнейшим средством получения инструментальных знаний, главной функцией которых является не только адекватное и объективное понимание существа социальной действительности, но и стремление к целеосознанному преобразованию человеком объектов второй природы. Именно поэтому мы и апеллируем к практической философии, которая обращена к проблемам организации, оптимизации и продуктивной реализации различных форм человеческого действия.

Значимость практической философии вытекает из того фундаментального факта, что объективные инструментальные знания могут и должны непосредственно влиять на характер действия человека, его направленность на предмет, формировать оптимальную технологию целедостижения. По сути, такая философия кульминирует основную проблему предназначения человека познающего и действующего, которая в терминах И. Канта может быть выражена в формах ответа на вопрос: «Что я должен делать?». Но, в данном контексте, безусловно, с учетом классической моральной ориентации данного вопроса, он детализируется в следующем комплексе его импликаций: «на что я должен направить свои усилия?»; «как, и с кем, я должен действовать?»; «какие средства использовать?»; «как я смогу использовать полученный результат в будущем?».

Другими словами, практическая философия должна указать, открыть субъекту те условия социального познания и последующего оптимального действия, которые позволят ему достичь определенного состояния гармонии. Истоки последней И. Кант видел в нравственности отношений и действий человека, которые предопределяют возможность благостного результата при ответе на вопрос: «на что я могу рассчитывать?». Но, по сути, если в категорическом посыле Канта несколько изменить тональность обращения к абсолюту, то можно понять, что речь идет о формировании нравственной социальности, которая, безусловно, должна достигать определенных порядков гармонии, либо, по меньшей мере, иметь эффективные механизмы согласования разнонаправленных интересов людей — быть бесконфликтной, замиренной. Поэтому моральность общественных связей, отношений и действий всегда имела мощное критериальное значение для оценки уровня развития социальности человека познающего и действующего.

В связи с этим И. Кант и актуализировал роль практической философии, акцентируя внимание на субъекте — носителе нравственных качеств, обусловливающих степень его включенности в различные порядки социальной практики. «В конце концов, все сводится к практическому, и в этой тенденции всего теоретического, в отношении его применения, и состоит практическая ценность нашего познания. Но эта ценность лишь тогда безусловна, когда безусловна цель, на которую направлено практическое применение знания. Единственная безусловная цель, к которой должно относиться все практическое применение нашего познания, есть нравственность, которую мы называем поэтому просто, или абсолютно, практическим (социальным). И та часть философии, которая имеет предметом моральность, должна быть названа практической философией...». Именно поэтому практическая философия и является основанием любого действия индивида, ибо вплетает его в структуры целе- и ценностноосознанной ассоциированной деятельности, составляющей субстрат любого общества.

Итак, теоретическая и практическая философия — это различные части философского знания. Практическая содержит знания-инструменты, а теоретическую философию составляют знания-описания и представления. Практическая философия есть генетически первичная форма, тогда как теоретическая вторична по отношению к ней. Примат практической философии над теоретической, генетическая зависимость и обусловленность содержания теории от задач практики является закономерностью историко-философского процесса. Сколь ни сложна была бы теоретико-философская надстройка, в конечном счете, она функционирует как инструмент обеспечения базисной философской практики познания социального мира.

Кроме того, философия способствует, прежде всего, постановке новых проблем на стыке разных наук и сфер человеческой культуры и деятельности. В этом и заключается ее интегративная, синтетическая функция в социальной науке и обществе. Философия выполняет также свою аналитическую, исследовательскую функцию в широком значении этого понятия. Данная функция может быть охарактеризована также как методологическая, связанная с анализом путей познания и действия, методов и логических форм. Наконец, все большее значение в современных условиях приобретает ценностно-регулятивная, аксиологическая функция практической философии, состоящая в соотнесении целей и путей познания и действия с гуманистическими идеалами, в их социально-этической оценке.

Таким образом, отнюдь не потребность в спекуляции, а именно практические соображения побуждают человеческий разум выйти из своего круга и сделать шаг в сферу практической философии, чтобы получить здесь сведения и ясные указания относительно источника своего познания и действия в сопоставлении с максимами, которые опираются на социальные потребности и склонности человека. Это должно помочь ему выйти из затруднительного положения и избежать опасности лишиться всех подлинных принципов из-за неопределенности, в которой он легко может запутаться.

Следовательно, практическая философия выступает в качестве главного средства снятия, преодоления неопределенности в процессе познания и последующего действия, определения их целей и технологии целедостижения, что с очевидностью требует постоянного уточнения знания о социальных дериватах ассоциированной деятельности.

В рамках этой книги мы актуализируем именно указанную выше функцию практической философии, ибо получение нового инструментального знания, выступающего в качестве главного средства преобразующей деятельности современного человека, предполагает использование всего методологического арсенала социального познания. Последний достаточно обширен и включает в себя широкий спектр подходов и методов — от основоположений трансцендентального познания через принципы постижения предмета в интенции и создания его (предмета) поисковых моделей, до методов вычерпывания эмпирических данных из структуры предмета и разработки технологий упреждающего управления возникающими социальными проблемами.

В связи с этим достаточно остро встает вопрос определения статуса предмета Социо-Логоса, который кристаллизуется в лоно практической философии, постепенно обретая относительную автономность. Она (автономность) оформляется изначально в модусе empirical, в котором рассматриваются реальные формы и порядки социальности. Последняя и является истоком особого коллективного бытия, где бесконечно воспроизводится процесс «взаимообработки особями друг друга». Таким образом, познание этого процесса и очерчивает границы предметной сферы социальной теории.

При этом она рождается благодаря движению «вверх» — от регистрации явлений к их описанию в абстрактно логических абрисах, формируя тем самым собственный эпистемологический инструментарий. Благодаря такому «восхождению» и рождается модус ratio, легитимизирующий научный статус данной теории. Но, учитывая специ­фику предмета этой теоретической системы, необходимо определить ее место в зазоре: «status populis — ratio».

Координация позиции этого места может быть определена в следующем трехмерном пространстве:

• постановка задачи, в которой всегда присутствует предпосылочный и априорный аспекты, порой выводящие рациональность за границы его измерения;

• выбор методологии и разработка эпистемной технологии решения задачи; последняя может рождаться в широких рамках диапазона когнитивных средств, несущих как чистое ratio, так и доминанту heuristic;

• преобразование социальной реальности всегда осуществляется сообразно ценностно-целевым преференциям акторов, расстановке их сил и балансу условий, что свидетельствует о выраженном конъюнктурном статусе данной процедуры, находящейся далеко за пределами компетенций теории и научной мысли.

Таким образом, позиционирование социальной теории осуществляется только в средней зоне данного трехмерного пространства — в зазоре, через который она возводит мост, связующий цель с ценностью через методологию и технологию анализа социальной динамики, разрабатывая фундированные ratio алгоритмы возможной преобразующей деятельности. Последние реализуются в широком спектре конъюнктурных (экономических, политических, культурных, технико-технологических, и др.) импликаций, воспроизводя мозаичное разнообразие проявлений социальности. Понятно, что к этой конъюнктуре, обусловливающей партикулярные феномены социальности, социальная теория отнюдь не взыскует. Вектор ее целевой функции направлен в сторону фиксации и удостоверения обобщенных форм «взаимообработки», построенных на сложной конъюнктуре целого — «ансамбля» отношений, и его же части — человека как гуманитарного актора, преображающего социальный мир и себя в нем.

Что же касается социологической теории, а также многих ее отраслевых фракций, то они, апеллируя к данной мозаичной реальности, дробят ее на локальные фрагменты, планомерно вытравливая из них индивида. Взамен поднимаются на щит, порой, иллюзорные «типы», «факторы», «общности» и т.д., которые внедряются в редукционистские методики фиксации «сущего», которого нет, ибо оно схвачено дискретно и выведено из «ансамбля». Допустима ли такая партикуляризация предмета анализа — социальности? Думается, что нет, ибо социальная среда личностна, персоналистична, и как таковая должна находить адекватное рефлексивное воплощение. «Если социальная жизнь складывается из «самости», «жизни» и «жизни самости», то данные слагаемые не подлежат устранению из предмета социальных изысканий».

Кроме того, далеко не каждое сущее изначально является предметом познания. Оно обретает данный статус только тогда, когда актуализировано человеком, более того, эта актуализация обусловлена объективным наличием реальной, либо потенциальной социальной проблемы. Именно тогда это сущее и становится предметом социального познания, результаты которого пополняют структуру рассматриваемой теории.

Предметное бытие вообще — это лишь внешняя характеристика сущего как такового. Только для человека оно является чем-то существенным, ибо имеет выраженное практическое значение, открывающее некие перспективы развития предметно-деятельностной практики в дальнейшем. При этом когнитивная деятельность субъекта является лишь интенцией на нечто реальное. Она не перестает быть таковой и после получения результата, так как он сразу же становится предметом последующих изысканий, интенциально осмысленных субъектом.

Таким образом, становится очевидным, что социальное познание, использующее определенный арсенал методологических средств, и последующая предметно практическая, преобразовательная деятельность, представляют собой перманентный процесс. Каждый из его циклов состоит как минимум из следующих четырех фаз:

• проявление некоего социального феномена;

• актуализация проблем, связанных с этим явлением;

• становление интенции (предметной сферы) исследования, формирование системы научных представлений о предмете (концепция), аргументированное обоснование форм позиционирования предмета в структуре объекта и выделение структурообразующих признаков этой целостности (теория);

• разработка программных стратегий предметно-практической деятельности, направленной на оптимизацию позиционирования предмета в структуре объекта.

Как видно, по крайней мере, на двух, завершающих этот цикл фазах, будет востребована методология социальной теории, как средства получения инструментальных знаний и, одновременно, как мощный инструмент формирования информационной ресурсной базы, необходимой для создания технологий упреждающего управления социальными проблемами в процессе предметно-практической деятельности человека.

Становление и развитие инструментария социального познания имеет долгую историю и процесс наращивания его потенциала бесконечен, как бесконечен процесс познания человеком бесконечной сложности мира и опредмечивания его модусов. Но сейчас можно с уверенностью сказать о том, что благодаря использованию когнитивных методов были созданы не только эффективные технологии предметно-практической деятельности людей, но и сформированы масштабные инновационные теоретические конструкты, объективно представляющие существо различных компонентов и процессов метаморфозно изменяющегося современного социального мира.

Именно эти конструкты и составляют структуру современной практической философии. Они же, будучи подвергнуты определенной операциональной коррекции и, тем самым, адаптированные к предметной (проблемной) сфере человекоразмерной реальности функционирования «ансамбля» отношений, нашли свое место в качестве оснований современной социальной теории. Здесь мы апеллируем, прежде всего, к таким методологическим системам, как социальная философия, аксиология, логика, праксиология, эпистемология, этика, эстетика и др. Кроме того, серьезное инструментальное значение для предметного анализа различных проявлений современного социального бытия имеют следующие теоретические конструкты, обладающие высоким эвристическим потенциалом: концепция постиндустриального или информационного общества (Даниэл Белл, Элвин Тоффлер, Ален Турен и др.), общества второй модернити (Зигмунд Бауман, Энтони Гидденс) и примыкающие к ним концепции общества риска (Ульрих Бек), общества спектакля (Э. Ги Дебор), дисциплинарного общества (Мишель Фуко), сетевого общества (Мануэль Кастельс), общества потребления (Жан Бодриар) и другие. Эти методологические конструкты, после определенной жанровой (предметной) реконструкции, также нашли место в структуре социальной теории, превратив ее в инструмент не только понимания и удостоверения знаний о наличной социальности, но и в потенциальное средство упреждающего управления проблемами различных форм современной социальной практики.

§ 2. Становление инструментального потенциала Социо-Логоса

В этом разделе мы рассматриваем процесс становления и наращивания методологического арсенала средств социальной теории, как инструментария необходимого для выполнения ею своей главной функции — познания социальности. Кульминируя эту целевую установку, ниже мы будем акцентировать внимание на эпистемных аспектах, которые являются важными позициями любой теории, в том числе и социологической, обеспечивая ее аналитический потенциал. Последняя же, в своих многих современных редакциях, практически лишена указанных основоположений, что может сделать ее уязвимой в процессе дискурса и лишить важнейшего предиката, стоящего под знаком указанной выше функции — удостоверение знаний.

Итак, относительно времени возникновения Социо-Логоса до сих пор не утихают споры, тем не менее, большинство ученых локализуют его в пределах эпохи Нового времени, вполне обоснованно утверждая, что именно в этот период оформляется его проблемное поле. В данном случае речь идет о кристаллизации интенции, которая, претендуя на определенную автономность, требует создания собственного методологического инструментария, необходимого для анализа фундаментальных определений социальности. И это серьезный аргумент для фиксации начала процесса становления социальной аналитики. Но, когда мы обращаемся сначала к гностическим, а затем и к эпистемологическим средствам рефлексии и удостоверения форм понимания становящегося социального, то вынуждены апеллировать к античности.

Еще Аристотель (384–322 до н.э.) задавался вопросами о том, какой тип связи присутствует в структурах самого полисного гражданства, а также между городами-государствами «ведомого» мира. Последние выступают не только как автономные «виды» социальных конгломераций, но и как «части» некоего охватывающего их «общения». Существо порядков этого «общения» и оказывалось, в частности, в фокусе его исследовательских интересов, что и обусловило необходимость разработки базовых правил получения нового знания, вычерпывания его из объекта.

Они содержатся в его известных трудах — «Первая аналитика», «Вторая аналитика», Метафизика» и других текстах «Органона» (греч. organon — «орудие», средство познания). Но, если в ранней «Топике» и иных трактатах Аристотель искал ответы на вопрос «Что анализируется?», то во «Второй аналитике» он раскрыл основы получения «выводного» знания.

Исключительную ценность представляет его исследование доказательства, которое он привел во «Второй аналитике». Доказать что-либо — значит связать необходимой связью то, что связано в самой действительности. Для этого надо чтобы связь через «средний термин» была «правильной» (непротиворечивой). Однако для получения истины одной логической непротиворечивости мало. Требуется еще истинность посылок, в которых связь субъекта и предиката отражала бы связь, присущую самой действительности. При этом она должна быть необходимой, т. е. выражать не случайные, а существенные зависимости.

Аристотелю принадлежит и первенство в описании основных приемов поиска «подобного» и отличительного в знании, получения «соотнесенного» знания, построения утверждения, отрицания и противоречия, умозаключения в целом. Он показал, что «…всякое основанное на размышлении учение исходит из ранее имеющегося знания», а «…для решения проблем следует выбирать расчленения и деления…».

Благодаря своей силлогистике Аристотелю удалось создать методологические конструкты, представляющие и удостоверяющие существо властных, субординационных связей в социальных структурах. Тем самым он предопределил понимание институциональных феноменов и их социальных функций, создав гностический продукт, некоторые элементы которого и сегодня рассматриваются в качестве актуальных эпистем социальной теории.

Развитие его социальной силлогистики осуществляется, в частности, в труде Порфирия «Введение в Категории Аристотеля», который стал «учебником» в средневековой Византии и Западной Европе. Истолковывая «пять звучаний» — род, вид, отличительный признак, существенный признак и случайный признак, он фактически заложил методологические основания для изучения элементных, функциональных и иерархических структур общества. Например, им была предложена наглядная схема (известная как «древо Порфирия»), отражающая родовидовые отношения понятий в строгой иерархии. Через 16 столетий этот подход будет использован при разработке классификаций в структурно-функциональном и стратификационном подходах современной социологии.

В начале VI века последний представитель античной философии Боэций (Аниций Манлий Торкват Северин Боэций) написал комментарии к сочинениям Аристотеля, а также к трудам Платона, Порфирия и Цицерона, переведя их на латинский язык, что послужило толчком к дальнейшему распространению идей этих мыслителей.

Заметим, что Комментарии Боэция к «Категориям» Аристотеля, написанные около 510 г., входили в корпус логических сочинений, составляющих так называемую «старую логику» (logica vetus, или ars vetus). В Средние века это сочинение пользовалось огромной популярностью, о чем свидетельствует большое число (более трехсот) дошедших до наших дней манускриптов.

Курлов А.Б. Современное общество. В поисках оснований Социо-Логоса. Монография

Курлов А.Б. Современное общество. В поисках оснований Социо-Логоса. Монография

В монографии раскрываются проблемы оформления дихотомии Социо-Логоса: социальной метафизики и социологии, рожденной в лоне позитивизма, как конструкта опытно-практической ориентации. Определяется место этих гностических систем в иерархии средств современной когнитивной деятельности человека. Особое внимание уделяется анализу инструментов социального познания.<br /> Книга адресована специалистам в сфере социальной аналитики, аспирантам и магистрантам, осваивающим философские и социологические дисциплины, а также всем интересующимся методами получения достоверных знаний о современной социальной реальности.

Внимание! Авторские права на книгу "Современное общество. В поисках оснований Социо-Логоса. Монография" ( Курлов А.Б. ) охраняются законодательством!