Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Дробышевский С. А.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 17.07.2014 ISBN: 9785392162789 Язык: Объем текста: 316 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Раздел 1. Политическая организация общества и право — феномены общечеловеческой культуры. Глава 1. Политическая организация общества и право в структуре социальной реальности

Глава 2. Развитие теоретических представлений о генезисе политической организации общества и права под влиянием прогресса исторического знания

Глава 3. Наиболее общие закономерности функционирования политической организации общества и права

Раздел 2. Генетически начальный тип политической организации общества и права. Глава 4. Общие закономерности функционирования политико-правовой системы и иных сторон древнейшего исторического типа общества

Глава 5. Специфические закономерности первоначального типа политической организации общества и права

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
Наиболее общие закономерности
функционирования политической организации
общества и права

Исследователи — сторонники сформулированных во второй половине XX в. научных выводов об имманентности политико-юридических явлений всякому человеческому обществу прошлого и настоящего — соответственно таким заключениям используют термины политическая организация общества, максимальная, всеобъемлюшая или суммарная политическая организация, полития, право и т. д.. Придерживаясь распространенного в политологии и юриспруденции воззрения, согласно которому «в политической и правовой культуре... остается некоторая преемственность от самых первых форм ее организации», эти обществоведы доказывают, что наиболее общие закономерности функционирования максимальной политической организации и права, установленные на протяжении всего развития политико-правовой мысли, действуют с момента завершения социогенеза и вплоть до нашего времени. Причем речь идет и о закономерностях, выявленных учеными, которые разделяли некогда или разделяют ныне иное мнение об историческом месте политико-правовых феноменов либо другие, более ранние, представления о повсеместном наличии политики и права в социальных организмах, начиная с самых древних. Одновременно мыслители, отстаивающие возникшую в последние десятилетия теоретическую позицию об универсальном присутствии политики и права во всех известных истории человеческих обществах, предпринимают попытки углубить исследование всеобщих, необходимых и существенных связей в политико-правовой системе на основе имеющейся ныне научной информации.

К сожалению, содержащиеся в специальной литературе их суждения о наиболее общих закономерностях функционирования политической организации общества и права, помимо того, что часто фрагментарны и разбросаны по многим работам, в ряде аспектов противоречат друг другу. Однако анализ указанных положений дает возможность, найдя в них соответствующее реальности содержание и проследив связь его элементов друг с другом, сконструировать относительно согласованную логически теоретическую модель действия наиболее общих закономерностей политической организации общества и права как явлений общечеловеческой культуры. Описание этой модели предлагается в данной главе.

Прежде всего для характеристики управления во всякой политии ученые, приверженные базирующейся на достижениях науки второй половины XX в. теоретической позиции о функционировании максимальной политической организации и права в течение всей прошедшей человеческой истории, нередко вводят в научный оборот понятие санкционирования. Оно обозначает присущую любой социальной организации нормотворческую, нормоприменительную и нормоохранитсльную деятельность ее органов управления, необходимую для поддержания здесь порядка. Сама полития описывается этими исследователями как имеющая два уровня санкционирования над каждым ее членом — уровень промежуточных групп и уровень максимальной политической организации, инкапсулирующей первые. При этом доказывается, что полномочия по общеобязательному нормативному регулированию в суммарной политической организации всегда рассредоточены среди нескольких общеполитийных органов управления. Соответственно, чтобы она могла функционировать как единый организм, ее общеполитийные руководящие институты должны реализовывать свои задачи по санкционированию во взаимодействии друг с другом, в качестве звеньев одной управленческой системы.

Уровень санкционирования промежуточных групп политии включает несколько (довольно много в сложно организованных политических телах) подуровней санкционирования, осуществляемого организациями, которые вставлены друг в друга как матрешки либо пересекают одна другую и совпадают лишь частично и вместе с тем находятся в пределах суммарного политического объединения. Естественно поэтому, что система социальных норм политии помимо общеобязательных правил поведения охватывает нормы, функционирующие на каждом подуровне инкапсуляции промежуточных групп. Причем нельзя сказать, что эти правила все без исключения создаются только для реализации. Среди них помимо ранее охарактеризованных правовых «мертвых» норм присутствуют и чисто декларативные правила, не имеющие общеобязательного характера. Многие специалисты в области нормативного регулирования согласны с Д. Фрэнком в том, что «все группы имеют свои псевдостандарты, свои “притворные правила”: частью норм любой группы является нарушение некоторых из ее собственных правил. Греки и тробрианцы, нью-йоркцы и готтентоты не только сохраняют, но и постоянно создают... нормы, которые они обходят или открыто нарушают, но отказываются отвергнуть». Наличие таких «мертвых» правовых и неправовых норм в цивилизованных и нецивилизованных политических телах подтверждается данными этнографических исследований.

Более того, во входящих во всякую политию организациях имеются особого рода правила, устанавливающие, когда именно их члены пренебрегают «официальными» нормами ассоциаций, находя при этом поддержку со стороны остальных членов организаций, особенно лиц, близких к нарушителям по своему положению в организационной структуре. Отсюда хотя и правильно мнение, согласно которому на основе знания «официальных» норм «мы можем предсказывать и в самом деле постоянно предсказываем события», сделать это верно возможно лишь при осведомленности о правилах, определяющих условия действительной реализации в человеческом поведении «официальных» правовых и иных свойственных политическому телу норм.

Органы управления любой составляющей политию организации в ходе нормативного регулирования поведения людей не полностью определяют его предписаниями положительных действий и запретами, а оставляют охватываемым организацией лицам некоторое поле выбора деятельности. Оно выступает для них как сфера свободы. Регулирующее воздействие общеполитийных руководящих структур на политическое тело также подчиняется этой закономерности. В частности, по словам Г. Кельзена, «правовой порядок может в разной степени ограничивать свободу индивида, приказывая и запрещая больше или меньше. Но минимум свободы, т. е. сфера человеческой жизни, куда команды и запреты не вмешиваются, всегда остается зарезервированной... существуя не как прирожденное и естественное право, а в силу ограниченных в техническом отношении возможностей позитивного регулирования поведения людей».

Реализация участниками каждой ассоциации возможных вариантов собственных действий в отмеченном поле выбора поведения обеспечивается предписанием всем остальным в пределах организации не препятствовать их осуществлению. Именно так всякая социальная организация создает и гарантирует свободу ее членов, которая возможна лишь как результат нормативного регулирования ассоциации. Иными словами, как заметил Э. Дюркгейм, «свобода... сама есть продукт регламентации. Я могу быть свободным только в той мере, в какой другой удерживается от того, чтобы воспользоваться своим... превосходством для порабощения моей свободы, и только социальный образец может воспрепятствовать этому злоупотреблению силой». Подобным образом политическая свобода немыслима иначе как продукт правового регулирования в рамках политии, а теоретическое представление, согласно которому все право является ограничением свободы, так что чем меньше правового регулирования, тем свободнее оказываются люди, является ложным.

В организации, призванной удовлетворять разнообразие материальных и духовных нужд людей, свобода никоим образом не может быть признана в качестве высшей цели нормативного регулирования. По отношению к предоставлению иных благ человеческим индивидуумам свобода является лишь средством, хотя и необходимым. Естественно, что и в максимальной политической организации, обязанной обеспечивать реализацию всей совокупности потребностей населяющих ее людей, является верховной именно последняя цель, а не политическая свобода. Более того, сама по себе политическая свобода может быть не только не полезной, но даже и явно вредной для претворения в жизнь верховной цели политии. Это имеет место в случае устранения ограничений, которые требуются для наилучшего удовлетворения системы нужд населения политии и которые общеполитийные руководящие органы ввели бы, если бы выполняли надлежащим образом свои обязанности перед субъектами внутриполитийной жизни. В этом смысле, по выражению Д. Остина, «политическая... свобода заслуживает похвалы не больше, чем политическое или правовое ограничение», ибо при правильной политике свобода и ее ограничение благотворны в равной степени, так же как и равно пагубны при политике неправильной.

Хотя система общеполитийных органов управления устанавливает юридические рамки поведения подчиненных ей лиц и организаций, сама она в правовом отношении в принципе вольна действовать по собственному усмотрению при реализации стоящих перед ней задач. Как заметил в свое время Б. Спиноза, «верховная власть не связывается никаким законом, но все должны ей во всем повиноваться». Эта мысль впоследствии была воспринята Д. Остином, также считавшим, что «каждое верховное правительство свободно от правовых ограничений: или (говоря иначе) верховное правительство всегда является юридически деспотическим».

Для реализации задач совокупности общеполитийных руководящих структур необходим и одновременно достаточен только такой объем властных полномочий. Другое дело, что результаты применения столь обширной власти не во всех политических телах одинаковы. Как писал Д. Остин, «права, которые правительство дарует, и обязанности, которые оно возлагает на своих подданных, должны дароваться и возлагаться для прогресса общего блага или с целью совокупного счастья всех членов общества. Но в каждом политическом теле правительство отклоняется, более или менее, от этого этического принципа или правила. При предоставлении прав и возложении обязанностей оно более или менее не принимает во внимание общее благо и смотрит с пристрастной любовью на специфические и более узкие интересы части или частей населения политии. И правительства, которые отклоняются меньше от этого этического принципа или правила, лучше, чем правительства, которые отклоняются больше».

Именно это обстоятельство, по мнению Д. Остина, имели в виду некоторые современные ему ученые, когда дифференцировали все «правления» на «свободные» и «деспотические». Они, цитирует Д. Остин О. Сиднея, не смогли понять, что «различие между хорошими и плохими правлениями заключается не в том, что один из этих двух видов правления характеризуется произвольной властью, в то время как другой ею не характеризуется, ибо правительства при любом правлении имеют такую власть; а в том, что в хорошо устроенных правлениях эта власть так используется, что она является полезной для народа».

Закономерность тождества полномочий совокупности общеполитийных руководящих структур во всех политиях нашла отражение в системе категорий политико-юридического знания. По Д. Локку, власть общеполитийных органов управления «действовать сообразно собственному разумению ради общественного блага, не опираясь на предписания закона, а иногда даже вопреки ему... есть то, что называется прерогативой». Он констатировал, что общеполитийным руководящим структурам «предоставляется свобода делать многое по собственному выбору, чего не предусматривает закон». Эта свобода, «пока она употребляется на благо общества и сообразно с ответственностью и целями правительства... никогда не ставится под вопрос».

Однако аппарат общеполитийного руководства сталкивается в своей деятельности с чисто фактическими ограничениями его свободы усмотрения. Так, подразумевая их, М. Вебер отмечал: «Наше физическое существование и в равной степени удовлетворение наших самых высоких идеальных потребностей повсюду наталкивается на количественную ограниченность и качественную недостаточность необходимых внешних средств». Более конкретно ситуацию, в которой вынуждены действовать общеполитийные органы управления, охарактеризовал Р. Паунд: «Задача, которую мы стараемся и должны решать в... обществе, — это согласование отношений и упорядочение поведения в мире, в котором жизненные блага, поле свободной деятельности и объекты, по отношению к которым свободная деятельность осуществляется, являются ограниченными, а потребности в этих благах и объектах безграничны».

Пожалуй, самым важным из указанных ограничений для функционирования системы общеполитийных органов управления является то, что всякая полития вынуждена удовлетворять систему потребностей своих членов только из произведенных ею ресурсов, если не имеет места передачи в нее части благ, выработанных другими максимальными политическими организациями. Последнего, как правило, не случается, если речь идет о больших объемах передаваемого и добровольных началах передачи, ибо всякая полития существует ради объединенных в нее людей, преследуя цель наилучшей реализации именно их потребностей, а не нужд посторонних по отношению к ней индивидов.

Отмеченная цель максимальной политической организации складывается из множества компонентов, каждый из которых представляет собой стоящую перед политией задачу удовлетворения отдельных надобностей охватываемых ею людей. Вырабатывая собственную политику, общеполитийные руководящие структуры сочленяют эти компоненты в иерархическую систему, где решение некоторых задач имеет приоритет перед реализацией остальных. Более того, часть целей, которые ставит руководство всякой политической организации общества, либо являются для нее уникальными, либо не преследуются управляющими структурами довольно многих суммарных политических организаций. Таким образом, общеполитийные управляющие органы одних политических тел стремятся, руководствуясь известными суждениями Платона и Аристотеля, сделать населяющих соответствующие политии лиц прежде всего образованными, затем здоровыми и лишь в последнюю очередь заботятся о внешних благах. В то же время руководство других политических организаций общества исходит из убеждения, что «надлежащей абсолютной целью суверенного политического правления является способствование, насколько это возможно, росту национального богатства», либо же признает в качестве верховных целей политики «дарование и защиту прав подданных политической организации общества», «контроль отдельным гражданином личной судьбы посредством его влияния на политическую систему» и т. п.

С точки зрения персонала общеполитийных руководящих структур, в той мере, в какой он добивается воплощения сформулированной им иерархии целей политии в системе правовых норм, осуществляется идеал материальной справедливости. Если же иные социальные силы в данной максимальной политической организации или за ее пределами хотят юридически закрепить другую соподчиненность задач политического тела, то для них сформированное в соответствии с устремлениями лиц из состава общеполитийных руководящих органов право несправедливо, а материальная справедливость восторжествует лишь в том случае, когда система юридических норм будет преобразована в соответствии с пожеланиями этих сил. Отсюда вытекает, что, как заметил Р. Штаммлер, содержание любого общеобязательного «правила поведения является справедливым, когда оно соответствует по своему специфическому характеру идее социального идеала». Сама же материальная справедливость «не имеет никакого абсолютного содержания».

Правда, по мнению ряда ученых, последнее заключение неверно. Имеется довольно много тождественных моментов в определении материальной справедливости всегда и везде. Например, в юридической литературе доказывается, что наличие одного из универсальных элементов содержания понятия материальной справедливости обусловлено очевидным фактом. Поскольку в системе правовых норм политии находят отражение несовместимые друг с другом цели, то происходит дезорганизация работы как общеполитийных руководящих структур, так и подчиненной им сферы. Естественно поэтому, что материальная справедливость в понимании и персонала общеполитийных органов управления, и остальных объединенных в максимальные политические организации лиц включает «идею рационального порядка и последовательности» задач, которые необходимо облечь в плоть юридических предписаний.

Едва ли такая аргументация убедительна. Логическая непротиворечивость закрепляемых в праве политических программ отнюдь не всегда ставится их составителями в качестве своей особой задачи, степень реализации которой затем оценивается. Отчасти вследствие этого юридические системы многих политий полны противоречий. Другое дело, что подобного рода промахи в правовом регулировании, несомненно, отрицательно сказываются на состоянии упорядоченности соответствующих политических тел.

Некоторые исследователи рассматривают в числе универсальных компонентов содержания категории материальной справедливости и другие теоретические положения, которые в действительности не могут трактоваться как повсюду присутствующие элементы объема этого понятия. Речь идет, в частности, об идее одинакового отношения общеполитийных органов управления ко всем членам максимальной политической организации в многообразных интерпретациях этого представления. Так, в соответствии с весьма распространенной концепцией подобного рода равенства ограниченность фонда потребления всеобъемлющей политической организации произведенным ею продуктом предполагает справедливое или несправедливое его распределение. Оно будет справедливым, если общеполитийные органы управления отнесутся к трудоспособным членам политии и группам этих людей одинаково, т. е. поставят посредством общеобязательного нормативного регулирования в равное положение применительно к удовлетворению систем их потребностей, а именно — в положение, в котором находится сама полития. Если всеобъемлющая политическая организация должна ограничивать свое потребление выработанными ею материальными и духовными благами, то и всякой группе трудоспособных лиц здесь, и каждому человеку из ее состава следует потреблять, за вычетом средств, идущих на содержание тех, кто находится на иждивении соответствующих работников, ровно столько благ, сколько данной группой трудоспособных или индивидом из числа последних произведено. Здесь налицо справедливое политическое устройство, функционирующее на основе справедливых общеобязательных правил поведения. Но и политическая организация общества, и правовые нормы не являются справедливыми, если указанного баланса производства и потребления нет. В этой ситуации политическая организация общества и нормы права «устанавливаются и управляются мощными субъектами, которые, осознают они это или нет, проявляют больше заботы и уважения по отношению к членам особенного класса или к людям с особенными талантами или идеями, чем к другим».

Как показано в антропологической литературе, заявления о повсеместном присутствии этого, а также иных представлений о равенстве в содержании категории материальной справедливости не соответствуют действительности, поскольку «при исследовании культур мира быстро обнаруживается, что равенство как универсальный принцип справедливости является мифом». Так, этнографами приводятся сведения о превалировании понимания материальной справедливости как неравного отношения общеполитийных руководящих органов к подчиненным им лицам за пределами Европы — в традиционном корейском обществе, у африканских лози и у эскимосов нунамиут. Однако разнообразные трактовки справедливости такого рода неравенства не чужды и общественному сознанию европейцев, получив развернутое изложение уже в произведениях Платона. Именно они многие века освящали рабовладельческие и крепостнические порядки на европейском континенте, будучи в известной мере ослабленными христианской идеей равенства всех людей перед Богом. И лишь в XIX в. на представления большинства европейцев о справедливости стала оказывать сильное влияние идея И. Канта, согласно которой «индивидуальное человеческое существо является целью само по себе», в связи с чем по справедливости «никакой человек не может быть произвольно пожертвован для обслуживания целей другого человека или любого числа иных людей». Таким образом, в известных истории человеческих обществах неравенство отношения общеполитийных органов управления к субъектам внутриполитийной жизни считалось и считается справедливым весьма часто. Очевидно, это одна из причин того, что, по словам Э.Б. Тейлора, «если мы будем искать примера для знаменитого основного принципа Соединенных Штатов “...все люди созданы равными”, то на самом деле вряд ли найдем подобное равенство где-либо, за исключением разве диких охотников и обитателей лесов — да и там далеко не всегда». Данный вывод Э.Б. Тейлора подтверждают не только уже приведенные материалы, но и иные многочисленные сведения из жизни разных народов мира прошлого и современности.

Какие бы цели субъекты внутриполитийной жизни ни стремились закрепить в праве, добившись этого, они оказываются заинтересованными в обеспечении формальной справедливости, т. е. точной, беспристрастной и беспрепятственной реализации юридических норм. Решение такой задачи означает установление в политическом теле режима законности. Связь формальной справедливости и законности характеризуется тем, что, как отмечает Д. Ролс, «при прочих равных вещах один правовой порядок более справедлив, чем другой, если в первом большая законность, чем во втором. Большая законность будет обеспечивать более безопасную базу для свободы и более эффективные средства для организации кооперативных схем». Причем так как принцип законности гарантирует «только беспристрастное и правильное проведение в жизнь норм, какими бы последние ни были», он совместим с эффективной реализацией любых воплощенных в праве представлений о материальной справедливости.

Утверждение прочного режима формальной справедливости и законности может произойти в политическом теле, лишь если в нем реализованы следующие условия. Во-первых, действия, предписываемые или запрещаемые нормами права, — такие, что их осуществления или избегания можно ожидать от разумных людей; во-вторых, подобные дела рассматриваются подобным образом; в-третьих, нет правонарушения, которое не предусмотрено нормой права; в-четвертых, существуют правила юридического процесса (нельзя быть судьей в своем собственном деле, судьи должны быть беспристрастны и независимы и т. д.); в-пятых, составляющие право нормы логически согласованы друг с другом. Наконец, в-шестых, в политии имеет место так называемое «господство права». В частности, всякий субъект внутриполитийной жизни, сформулировавший юридическую норму, связан ею до тех пор, пока она в установленном правом порядке не отменена или не изменена.

Воплощая в праве иерархию целей политического руководства обществом и делая реальностью в политии режим формальной справедливости и законности, система общеполитийных органов управления одновременно занимается еще одним делом. Она устанавливает классификацию всех подчиненных ей индивидов и организаций на ряд неидентичных по своим юридическим правам и обязанностям разрядов. Причем в случаях, когда разряд охватывает несколько лиц или организаций, вводится юридическое равенство входящих в эту классификационную единицу субъектов внутриполитийного общения. Таким образом совокупность общеполитийных руководящих структур создает именно те различные по правовому положению категории лиц и организаций, какие она считает нужным иметь, исходя из поставленных политических целей. Например, результатом правового регулирования может быть подобного рода дифференциация юридических прав и обязанностей населения максимальной политической организации в зависимости от состояния здоровья, степени трудоспособности и места жительства людей, их половых, возрастных, профессиональных, классовых, этнических и идеологических различий, принадлежности к тем или иным ассоциациям и т. д..

Эффективность работы персонала общеполитийных органов управления по осуществлению стоящих перед ним целей определяется степенью учета при ее проведении наиболее общих закономерностей социальной жизни в максимальной политической организации. При этом им, в частности, должно быть принято во внимание следующее. Прежде всего полития функционирует как система разделения труда и иной деятельности между ее членами и их группами таким образом, что усилия всякого отдельного человека в ней обслуживают нужды не только его самого, но и других членов всеобъемлющей политической организации, часть деятельности которых, в свою очередь, удовлетворяет потребности данного лица. Таково положение и любой внутриполитийной организации относительно подобных ей объединений.

Все внутриполитийные экономические обмены делятся на три вида. Один из них включает обмены между членами семьи, иными родственниками, друзьями и вообще знающими друг друга людьми, свойственные личным отношениям индивидов в развитых политиях и по существу поглощающие поле взаимообменных контактов субъектов простейших максимальных политических организаций, члены которых лично знакомы. Остальные два вида — это перераспределительные и рыночные обмены. При перераспределительных обменах «вещи текут от производителей к некой центральной власти или лицу и затем перераспределяются для определенных целей по всему обществу». Здесь производитель не может свободно распоряжаться своим продуктом. При рыночных обменах — другая картина. Производитель не обязан отдавать кому бы то ни было свой продукт, а выходит с ним на рынок — место, где встречаются продавцы и покупатели вещей и услуг. Здесь он в условиях конкуренции с другими производителями и действия закона спроса и предложения договаривается с покупателями, стараясь заключить максимально выгодные для себя обменные соглашения.

Юридическая Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Юридическая Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

В монографии на базе достижений отечественного и зарубежного обществоведения рассмотрены важнейшие вопросы общей теории, а также истории политической организации общества и права: место в структуре социальной реальности, происхождение, последующее развитие и исторические судьбы политической организации общества и права. Кроме того, проанализированы наиболее общие закономерности функционирования этих явлений на всех этапах политико-правовой эволюции и дана подробная характеристика исторически первого типа политической организации общества и права.<br> Издание адресовано политологам, юристам, студентам вузов, изучающим политологические и юридические дисциплины. Книга будет полезна также всем желающим приобрести фундаментальные знания в области политологии и юриспруденции. <br><br> <h3><a href="https://litgid.com/read/politicheskaya_organizatsiya_obshchestva_i_pravo_kak_yavleniya_sotsialnoy_evolyutsii_monografiya/page-1.php">Читать фрагмент...</a></h3>

Внимание! Авторские права на книгу "Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография" (Дробышевский С. А.) охраняются законодательством!