Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Дробышевский С. А.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 17.07.2014 ISBN: 9785392162789 Язык: Объем текста: 316 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Раздел 1. Политическая организация общества и право — феномены общечеловеческой культуры. Глава 1. Политическая организация общества и право в структуре социальной реальности

Глава 2. Развитие теоретических представлений о генезисе политической организации общества и права под влиянием прогресса исторического знания

Глава 3. Наиболее общие закономерности функционирования политической организации общества и права

Раздел 2. Генетически начальный тип политической организации общества и права. Глава 4. Общие закономерности функционирования политико-правовой системы и иных сторон древнейшего исторического типа общества

Глава 5. Специфические закономерности первоначального типа политической организации общества и права

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 2.
Развитие теоретических представлений
о генезисе политической организации общества
и права под влиянием прогресса
исторического знания

Определившись в том, о какой реальности ведут речь специалисты при рассуждениях о политической организации общества и праве, обратимся к проблеме, когда эта реальность возникла, как долго существует и каковы ее исторические судьбы. Сразу следует отметить, что решение поставленных вопросов исследователями политико-юридических явлений в каждую эпоху общественного развития происходило на основе тех знаний о ходе исторического процесса, которыми они располагали. Причем уже в Древней Греции и Древнем Риме эти сведения носили такой характер, что на их фундаменте вырастали взаимоисключающие друг друга теоретические представления о временных рамках функционирования политической организации общества и права: и уже отмеченное мнение о том, что без политики и права человеческое общество невозможно, и точка зрения о существовании политико-юридических феноменов на протяжении лишь части истории человечества.

Древнегреческие и древнеримские мыслители смогли дать развернутое изложение этих воззрений. Так, согласно взглядам Аристотеля политическая организация общества «есть естественная форма общежития и человек по природе своей существо политическое», поскольку должен удовлетворять систему свойственных ему потребностей, а это возможно лишь в имеющей такую цель ассоциации и вызывает к жизни последнюю. Она-то и является политической организацией общества. По Аристотелю, «кто не имеет ни в чем нужды, потому что сам доволен собою во всем, тот не составляет никакой части» политической организации общества «и есть или зверь, или бог». К тому же, следуя, по-видимому, традиции, идущей от софистов, доказывавших немыслимость политической организации общества без права уподоблением политии музыке, а права — закону этой музыки, Аристотель заявляет, что «весь строй политического общежития держится на праве», придавая тем самым и праву статус явления, естественного для человеческой природы.

С точки зрения Аристотеля, разнообразие существующих у народов мира политико-правовых систем не противоречит идее о естественности политики и права. Он считает, что имеется общечеловеческое «естественное право», в котором отражены основы политической организации общества как «естественной формы» человеческого общежития. По Аристотелю, естественное право составляют общие моменты в правовых системах всех коллективов людей.

Многочисленные греко-римские сторонники описанных воззрений Аристотеля предполагали, что естественное право воплощено в постоянных во все времена и у всех народов нормах. В Древнем Риме эти правила зачастую отождествлялись юристами с совокупностью предписаний так называемого «права народов». Само существование естественного права считалось неоспоримым свидетельством того, что всякий человек немыслим вне некой воображаемой всемирной человеческой общности людей, по отношению к которой «все остальные государства только отдельные домохозяйства», а именно является «космополитом», т. е. гражданином мира, представляющего собой «единое государство». Произведения античных авторов содержат множество образцов подобного рода рассуждений о связи естественного права и его политической базы. Например, один из них, обосновывая существование единой для всех людей политико-правовой системы, утверждает: «Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон».

Поддерживавшие идею о естественности политики и права грекоримские мыслители изложили главные постулаты своего учения об имманентности политико-юридических феноменов всякому человеческому обществу ясно и в лаконичной форме. В частности, их теоретическая позиция об историческом месте права дошла до нас через тысячелетия в знаменитом римском изречении «ubi societas, ibi jus» («Везде, где есть общество, есть и право»). Не менее четко сформулирован и взгляд этих мыслителей о наличии на всем протяжении эпохи существования человечества политической организации общества. Например, Марк Аврелий, характеризуя идею повторяемости событий, подразумеваемую влиятельной в Древней Греции и Древнем Риме концепцией цикличности и кругооборота исторического процесса, констатирует: «Куда ни повернись, всюду найдешь одно и то же: оно составляет содержание истории древней, средней и новой, к нему же сводится в данный момент жизнь государств и отдельных домохозяйств ...Оглянись на прошедшее: сколько переворотов пережили уже государства! Можно предвидеть и будущее. Ведь оно будет совершенно в том же роде и не выйдет из ритма происходящего ныне. Поэтому ...безразлично, будешь ли ты наблюдать человеческую жизнь в течение сорока лет или же десяти тысяч лет. Ибо что увидишь ты нового?».

Такое воззрение на исторический процесс и место в нем политики и права резко контрастирует со свойственными некоторым греко-римским авторам взглядами иного рода. В соответствии с ними в истории человечества, начиная с самой глубокой древности, постоянно происходят необратимые изменения. Одним из них было появление политической организации общества и права, которые в начальный период существования людей отсутствовали.

Древнейшее прошлое человеческого рода эти мыслители представляли себе как его «естественное» или «природное» состояние. С точки зрения одних авторов, «естественная» жизнь людей была гармоничной и полностью справедливой. Как писал Овидий, «золотой век был сначала, когда человек... не знал никаких правил, а руководствовался неиспорченным разумом», добровольно «делая благие дела» без какой-либо угрозы наказаниями за плохие поступки. Общество не было разделено на угнетателей и угнетенных, и не существовало права и судей. Все было безопасно, так как человек охранялся совестью своих товарищей. Причем, как отмечал Сенека, у первых людей не только «царила справедливость», но и не было войн, а «благами земли» они «все сообща владели». Затем, по мнению этой группы авторов, человеческая жизнь постепенно ухудшалась.

С точки зрения других античных авторов, в самой глубокой древности «золотого века» не было. Люди жили разрозненно, без регулирования отношений друг с другом, в нищете и невежестве. Они «общего блага... не блюли и в сношеньях взаимных были обычаи им и законы совсем неизвестны. Всякий, добыча кому попадалась, ее произвольно брал себе сам, о себе лишь одном постоянно заботясь». Однако со временем человеческая жизнь улучшалась, и в конце концов через ряд нововведений человечество возвысилось до высокой культурной ступени.

Наконец, отдельные греко-римские мыслители синтезировали идеи «золотого века» и примитивности существования людей на первой стадии общественной эволюции в единую картину. Согласно этой теоретической позиции первобытные люди жили просто и скудно «во взаимной любви, не зная употребления огня, не имея ни царей, ни правителей, ни господ, ни войн, не зная ни актов насилия, ни грабежей». Последующее же развитие социальной жизни соединяло в себе как прогрессивные, так и регрессивные тенденции.

Переход к политической организации общества и праву, по мнению ряда древнегреческих и древнеримских авторов, произошел путем заключения людьми друг с другом договора об установлении политико-правовой системы. Это соглашение явилось одним из длинного ряда изобретений человечества в ходе его истории. Причем тот факт, что «род людской... сам добровольно игу законов себя подчинил и стеснительным нормам», стал возможен потому, считали многие мыслители — сторонники идеи прогрессивного развития общества, — что в естественном состоянии «каждый... сам за себя порывался во гневе жесточе мстить, чем... дозволяет закон справедливый. И потому опротивела жизнь при насилии вечном». Однако приверженцы взгляда о «золотом веке» в прошлом не рассматривали введение политической организации общества и права в качестве блага. Так, с точки зрения Сенеки, после того как человеческий род «и царство, и границы установил, воздвигнул города... совсем забытая с земли бежала» богиня справедливости, «отринув нравы дикие людей и оскверненные убийством руки; и жажда войн росла, и голод злата, и роскошь, эта ласковая язва, по всей земле распространилась».

Относительно присутствия политико-юридических явлений в обществе будущего древнегреческие и древнеримские мыслители, отрицавшие естественность политики и права для природы человека, не имели единой теоретической позиции. Одним из них политическая организация общества и право представлялись после своего становления вечными спутниками человечества. Другие же полагали, что со временем придет новый золотой век со всеми присущими ему свойствами. Причем в Древнем Риме в сознании народных масс «ожидания грядущего благоденствия» часто связывались «с надеждами на деятельность различных политических лидеров», которые для привлечения себе сторонников в политической борьбе широко использовали как провозглашения «грядущего золотого века», так и «обещания достичь этого благоденствия».

Сформулировав противоречащие друг другу концепции исторического места политической организации общества и права, древнегреческие и древнеримские мыслители не смогли убедить друг друга в том, что одна из них является верной, а остальные — нет. Установить истину в этом их теоретическом споре не удалось и последующим поколениям европейских мыслителей, которые до середины XIX в. выдвигали аргументы в пользу и против идеи имманентности политико-юридических явлений всякому человеческому обществу, в целом оставаясь приверженцами созданных древними греками и римлянами теорий. А именно — либо концепций естественности политики и права самой природе человека, либо учений о природном состоянии человечества в начале его существования и о договорном образовании политической организации общества и права, предполагающем возможность жизни людей в будущем без них. В частности, как отмечают В.В. Хасин и С. А. Лосев, «идея земного рая, в котором люди жили бы сообща в состоянии братства, без законов и без тяжелого труда, тысячелетиями преследовавшая человечество, находила еще поддержку у наследников нидерландской, английской, французской и американской революций».

Со второй половины XIX в. эти греко-римские концепции все чаще стали отвергаться учеными, поскольку развитие науки, по выражению Г.С. Мэйна, «переросло тот умственный уровень, которому они принадлежали». Однако введенные в европейское и соответственно мировое обществоведение новые теории об эволюции политико-юридических феноменов оказались подобными старым в том, что не помогли исследователям прийти к единому мнению о временных рамках функционирования политической организации общества и права, о чем свидетельствуют уже описанные разногласия между современными учеными.

Само сосуществование кардинально различных концептуальных подходов к проблеме эволюции политики и права в течение 2,5 тыс. лет истории европейской политико-правовой мысли до нашего времени объясняется достаточно просто. Для доказательства верности одного из взаимоисключающих друг друга взглядов на развитие политической организации общества и права и тем самым для опровержения другого ученые должны иметь в распоряжении убедительную для всех них концепцию исторического процесса, дающую возможность безошибочно определить, на каких его стадиях политико-правовая реальность имеет место. Однако подобного рода теории в европейском обществоведении никогда не было и нет до сих пор. В качестве одной из причин, препятствующих ее созданию, очень долго выступала природа знаний о первом этапе жизни человечества, которые исследователи могли приобрести из доступных им источников.

Сначала круг последних был довольно узок. Так, совсем не сразу в науку пришло и завоевало широкое признание философов, историков, политологов и юристов осознание того, что передовые народы в целом (хотя и не каждый из них в отдельности) некогда пережили те этапы развития, на которых находятся современные им отсталые социальные организмы, и что, изучая неразвитые общности людей, возможно получить информацию об истории развитых. Пока же это осознание не утвердилось, по крайней мере, среди обществоведов и высокообразованных людей вообще, как заметил Г.С. Мэйн, «высокомерное презрение, с каким цивилизованный народ смотрел на варваров соседей, не дозволяло делать наблюдений над их бытом; это презрение со временем еще более усилилось под влиянием страха, религиозных предрассудков и даже от употребления и строгого противоположения слов: цивилизация и варварство, понимавшихся часто в смысле различия не только по степени, но и по самой сущности».

Известно, что зародившееся еще у досократиков не омраченное провиденциалистскими догмами понимание прогрессивного характера и поступательности истории человечества как охватывающего все поколения людей совершенствования их жизни с течением времени не было преобладающим в европейском обществоведении раньше XIX—XX вв.. До этой эпохи среди европейских мыслителей сначала пользовались большим авторитетом уже отмеченная концепция цикличности или кругооборота исторического процесса, которой, в частности, придерживались Фукидид и Полибий, и ранее охарактеризованная идея регрессивного развития, которая предполагает совершенное состояние человечества в прошлом и последующее ухудшение положения людей. С утверждением христианства в Европе получило широкое распространение истолкование истории как последовательности событий, представляющей собой развертывание провиденциального замысла, который реализуется в определенный момент в будущем. Причем в умах европейских мыслителей эта идея нередко соединялась с мыслью о постепенном изменении человеческого общества в сторону улучшения. Что же касается атеистической концепции прогрессивного развития социальной жизни, позволяющей понять, что одни народы находятся на стадии развития, когда-то пережитой другими, то она не разделялась рядом крупнейших европейских ученых еще в XVIII в..

Поэтому неудивительно, что в Европе большинство обществоведов в течение многих столетий не только не изучали отсталые по их меркам народы для получения данных о ранней истории обществ, к которым принадлежали сами, но и скептически относились к использованию в целях приобретения такого рода сведений сочинений, подобных работе Тацита о варварской Германии. Отсюда ясно, почему «Германия» Тацита в этих условиях редко воспринималась исследователями в качестве хорошего примера, которому нужно следовать в их собственной научной работе.

Разумеется, описания «современников, имевших случай делать наблюдения над цивилизацией, стоявшей на менее высокой ступени, чем их собственная», не являются единственным источником информации, способной пролить свет на начало социального развития. Важные в данном отношении сведения может дать анализ остатков материальной культуры древнейших обществ, обнаруживаемых археологическими методами. Однако европейцы вплоть до второй половины XIX в. не могли широко пользоваться для познания первого этапа истории человечества и достижениями археологии. Даже во времена Г.С. Мэйна эта наука все еще находилась в столь неразвитом состоянии, что он не упоминает результаты археологических изысканий в качестве предмета, который должен заинтересовать исследователя древнейших обществ.

Таким образом, в течение более двух тысячелетий после генезиса политико-юридических исследований в Древней Греции объектом анализа европейских ученых, размышлявших о начале истории человечества, не были сведения, полученные археологами при непосредственном наблюдении материальных остатков древнейших в мире коллективов людей. Не обладали эти ученые и информацией этнографического характера, относительно которой имелись базирующиеся на данных археологии бесспорные основания утверждать, что она иллюстрирует образ жизни социальных групп, действительно являвшихся самыми первыми человеческими общностями. Исследователи располагали только, во-первых, мнениями о далеком прошлом человечества, ранее уже высказанными их коллегами, а также неспециалистами, например, авторами художественных произведений. Во-вторых, воззрениями на древнейшее общество, запечатленными в текстах религиозного содержания и продуктах устного народного творчества разнообразных жанров, как зафиксированных в памятниках письменности, так и нет. В-третьих, теоретическими реконструкциями древнейшего общественного строя на основе фрагментарных фактических данных об отсталых народах, подобных собранным Тацитом. Причем мыслители, разделявшие идею о прогрессивном развитии человечества, не имели возможности достоверно установить, характеризуют ли такие сведения один из исторических этапов эволюции, пережитых передовыми европейскими обществами, и если да, то какой именно: начальный или более поздний.

Степень соответствия действительности не только последнего, но и остальных компонентов столь ограниченной эмпирической базы исследования было невозможно проверить методами верификации, которыми наука располагала в продолжение этой длительной эпохи. Поэтому по своей познавательной ценности имевшиеся объяснения древнейшего прошлого человечества являлись, по словам Г.С. Мэйна, не более чем «догадками», представляя собой «теории довольно правдоподобные и понятные, но совершенно непроверенные». В такой ситуации предпринятые различными исследователями многочисленные попытки доказать состоятельность предлагаемых ими концепций эволюции политической организации общества и права материалами, характеризующими первобытное прошлое людей, не привели и объективно не могли привести к демонстрации большей правильности какого-либо одного из обосновываемых теоретических построений, хотя их авторы обыкновенно и были искренне убеждены в обратном. Сформулированные еще в глубокой древности противоречащие друг другу гипотезы о распространении и о нераспространении эпохи функционирования политической организации общества и права на начало истории человечества оставались одинаково вероятными относительно своей адекватности реальному положению дел.

От этого взгляда, по-видимому, был далек Э.Б. Тейлор, известный сторонник точки зрения о функционировании политической организации общества и права уже в древнейших человеческих коллективах. Во всяком случае, подобное заключение можно сделать из его слов: «Тот, кто поддерживает мнение, что мышление и поведение людей были в первобытные времена подчинены законам, существенно отличным от законов современного мира, должен подтвердить такое аномальное положение веским доказательством, иначе надлежит отдать... в этой области предпочтение учению о неизменном принципе». Отсюда вытекает, что, по Э.Б. Тейлору, если бы не было достоверных данных о древнейшем прошлом человечества для проверки существующих гипотез об историческом месте политики и права, то более вероятной являлась бы та из них, которая постулирует извечность политико-правовых феноменов, только потому, что и авторы рассматриваемых гипотез никогда не видели жизни человечества без политики и права, и современные люди живут в политически организованном обществе в условиях правового регулирования.

С такой теоретической позицией согласиться нельзя хотя бы в силу того, что постоянное возникновение нового не менее характерно для общества, чем сохранение в течение некоторого времени старого. Уже это означает, что присутствие политики и права в условиях современности, а также при возникновении гипотез об их историческом месте никак не свидетельствует о наличии политико-юридических явлений в более древние времена и не может служить в качестве основания дифференциации всех существующих концепций эволюции политической организации общества и права на более и менее вероятные относительно их соответствия действительности.

Ситуация в науке, характеризующаяся одинаковой вероятностью достоверности гипотез о наличии и об отсутствии политической организации общества и права в начале истории человечества, была преодолена в XX в. Это произошло потому, что ученые оказались способными получить достоверные данные о древнейшей социальной жизни. Накопление их осуществлялось этнографическими и археологическими методами, степень развития которых в XX в., наконец, позволила добывать с их помощью такие сведения. Применение же этнографических и археологических способов научного познания стало возможным на базе представления об историческом процессе, которое постепенно приобретало все больший авторитет среди обществоведов в конце XVII—XIX в. Тогда многие передовые мыслители, первыми из которых были Й.Р. и Г. Форстеры в Германии, А. Фергюсон в Великобритании, Ж. Кондорсе во Франции и У. Робертсон в США, осознали, как отмечает В.К. Никольский, что «все народы мира делятся на исторические и неисторические: первые поднялись на высокие ступени культуры, вторые... иллюстрируют прошлое исторических народов», так как «их современное состояние» является этапом «культурного развития всего человечества».

Для продвижения научного познания дальше его стадии, на которой одинакова вероятность истинности точек зрения о возникновении политики и права одновременно с человечеством либо позже, потребовалась вполне определенная сумма достоверных данных о самых древних социальных организмах: объем информации, позволяющий с уверенностью сделать вывод о наличии или отсутствии в них трех описанных в первой главе аспектов действительности, совокупность которых свидетельствует о существовании политической организации общества и права. На сбор такого количества адекватных реальности сведений о начале общественной жизни ушло много десятилетий после конца первой половины XIX в., когда в науке завоевала прочные позиции концепция истории человечества как прогрессивного развития с древнейших времен до современной эпохи.

Эта включающая учение о первобытном обществе теория имела материалистический характер, поскольку и ее уже указанные сторонники в европейских странах XVIII в., и довольно многочисленные продолжатели их идей в XIX в. осознавали, подобно У. Робертсону, что во всяком «исследовании деятельности объединенных в общество людей первоочередное внимание должно быть обращено на способ производства средств существования. Соответственно его вариациям различны и законы, и политика».

Каждый последующий из приверженных этому принципу научного творчества, а также концепции прогрессивного развития человечества ученых конца XVIII—XIX в. опирался на заключения своих предшественников и прибавлял в общую копилку исторических знаний собственные материалы и выводы. В 60—80 гг. XIX в. такого рода работу с учетом имевшихся тогда этнографических сведений о ходе социальной эволюции выполнил и разделявший отмеченный методологический постулат У. Робертсона известный американский исследователь общественного развития Л.Г. Морган, основной труд которого — «Древнее общество» — во многом определил взгляды целого ряда видных мыслителей конца XIX—XX в. на историю общества вообще и место в ней политико-юридических явлений в частности.

На базе имевшихся в его распоряжении данных исследования самых разных по уровню развития обществ, начиная с наиболее примитивных по сравнению с капиталистическими государствами XIX в., он пришел к выводу об истории человечества как эволюции последовательно сменяющих друг друга социальных организмов (дородовых и затем родоплеменных групп, цивилизованных общественных структур) и в самом общем плане сделал прогноз о перспективах социального развития в будущем. При этом Л.Г. Морган интегрировал в написанную им картину эволюции человечества те сформулированные предшествующими ему учеными теоретические заключения об общественном развитии в целом и его отдельных этапах, которые воспринял в качестве верных.

Юридическая Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

Юридическая Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография

В монографии на базе достижений отечественного и зарубежного обществоведения рассмотрены важнейшие вопросы общей теории, а также истории политической организации общества и права: место в структуре социальной реальности, происхождение, последующее развитие и исторические судьбы политической организации общества и права. Кроме того, проанализированы наиболее общие закономерности функционирования этих явлений на всех этапах политико-правовой эволюции и дана подробная характеристика исторически первого типа политической организации общества и права.<br> Издание адресовано политологам, юристам, студентам вузов, изучающим политологические и юридические дисциплины. Книга будет полезна также всем желающим приобрести фундаментальные знания в области политологии и юриспруденции. <br><br> <h3><a href="https://litgid.com/read/politicheskaya_organizatsiya_obshchestva_i_pravo_kak_yavleniya_sotsialnoy_evolyutsii_monografiya/page-1.php">Читать фрагмент...</a></h3>

Внимание! Авторские права на книгу "Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Монография" (Дробышевский С. А.) охраняются законодательством!