|
|
ОглавлениеЖизненный путь Платона (427–347 гг. до н. э.) Глава 2. Небытие и утверждение блага Глава 3. Русский завет с платонизмом? Заключение, или «Темного хаоса светлая дочь» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 1. Раннее благоИдея блага — вот это самое важное знание. Платон. Государство VI 505 а § 1.1. Космос или бесчинство?Душа человека, особенно чистая «философская» душа, — в центре философии Платона. Таким оказался и ранний, «сократический» период творчества (конец V в. до н. э. — 90-е годы IV в. до н. э.). Ведь она — источник самого важного: самопознания, знания, разумения, мудрости. Она — источник разумного, нравственного, религиозного, деятельностного и любого другого выбора человека. Только она достойно и разумно может вести человека. Она — сам человек, как бы человеческая самость: «…Тот, кто велит нам познать самих себя, приказывает познать свою душу» (Алкивиад I 130 de). C. Ritter в своем большом труде о Платоне пишет: «Die Pflege der Seele ist für uns das Allerwichtigste; denn sie ist unser wertvollstes Besitztum, das wir in bedeutsamsten Sinn unser eigen nennen» («Попечение о душе для нас самое важное; потому что она — наше ценнейшее достояние, которое мы называем в знаменательнейшем смысле нашим собственным». — перевод с нем. В.К.). И Платон всеми способами доказывает и убеждает, что самая важная часть этого попечения — нравственная и религиозная. Например, в диалоге «Протагор» он говорит: «Быть ниже самого себя — это не что иное, как невежество, а быть выше самого себя — не что иное, как мудрость» (Протагор 358 с). «Быть ниже самого себя» — это не проигрыш в споре или бою, не утрата здоровья, а нечто более серьезное: утрата душевных и духовных качеств, порча души и духа, которая обязательно затрагивает стержень личности, ее религиозно-нравственные основы. И одна из главных причин этой порчи, согласно Платону, — неразумие и невежество. Э. Целлер в «Очерке истории греческой философии» пишет о душе, об «ihrer Vernunft (λογιστικον)»: «Sie allein ist der göttliche und unsterbliche Bestandteil derselben; erst beim Eintritt in der Leib verband sich mit diesem der sterbliche…», со смертными частями души — θυμοζ (греч. мужеством) и έπιθυμητιχον (греч. вожделением). Невежественный человек не просто многого не знает, но он не знает самого важного — когда его душа живет правильно, а когда нет. Не знает, «какой человек счастлив, а какой нет» (Горгий 472 с). То есть истинно не знает ни самого себя, ни людей, ни жизни. Платон, по сути, предваряет хайдеггеровское Dasein (нем. экзистенциальное; здесь — бытие, присутствие) — когда человек жив экзистенциально-онтологически и понимает себя и свое временнóе место в мире. Хайдеггер так же перекликается с Платоном в объяснении не-присутствия: «…Непрозрачность присутствия коренится не только и не прежде всего в «эгоцентрических» самообманах, но равным образом в незнании мира». Невежество легко порождает сомнительные философии. Такие, как, например, «философия» сильных и слабых софиста Калликла. Сильные (они же у Калликла — «счастливые») дают «полнейшую волю своим желаниям» (Горгий 491 е). «Так вот тебе истина, — говорит Калликл Сократу, — роскошь, своеволие, свобода — в них и добродетель, и счастье… а все прочее… — никчемный вздор» (Горгий 492 с). Однако на пути Калликла встает со своей глубокой аргументацией Сократ. «Свои желания» уже у Платона раннего периода — вещь сомнительная и низшего порядка. Все гедонистическое и индивидуалистическое (что святые отцы называли самоугодием) поставлено под вопрос. Доказываются духовно-нравственные ценности. Аргументируется высокий духовный путь разумного человека — философский и религиозный. Путь же невежд бездумен и несложен: их не мучают вопросы Еврипида и Сократа — а не есть ли жизнь — смерть? А смерть — жизнь? И святые, уже опытно и в духовном знании, подтвердили эту догадку: «Конец настоящей жизни несправедливо, думаю, называть смертию, а скорее избавлением от смерти, удалением из области тления, освобождением от рабства… выходом из тьмы». Невежды не способны подумать о своем теле, как о «могиле души». Не способны усмотреть подобие своей души с «дырявой бочкой (выделено нами. — В.К.)» (Горгий 493 аb). Такая душа тоже дырявая, поскольку ничего не способна удержать, — она изменчива, неверна и забывчива. Но при этом даже гордится своей забывчивостью. Об этом несчастном и низком состоянии души через несколько веков сокрушенно, в духе Платона, писали святые отцы. Например, св. Марк Подвижник говорил: «Когда душа покрыта (как покровом каким мрачным) всезлым забвением, пагубным разленением и, мáтерию и питательницею всего злого, неведением (выделено нами. — В.К.); тогда жалкий слепотствующий ум удобно привязывается к каждой вещи видимой, или мысленной, или слышанной». То есть слепая умом душа такого человека блуждает в неведении от вещи к вещи и, как дырявая бочка, легко пропускает через себя что угодно, ни на чем не задерживаясь. Такая душа не просто дырявая, но и пустая. Поэтому святые призывали к тому, «чтоб тело смирилось пред душею, а душа покорилась уму и соделалась невестою, чистою от всякой скверны». Но еще хуже, когда такая душа обладает сильной волей и становится необузданной. «Давать волю необузданным желаниям… это нескончаемое зло, это значит вести жизнь разбойника» (Горгий 507 е). А такой человек «не мил» ни богам, ни людям, и не способен к общению и дружбе. «Мудрецы учат, Калликл, что небо и землю, богов и людей объединяют общение, дружба, порядочность, воздержность и высшая справедливость; по этой причине они и зовут нашу Вселенную «космосом», а не «беспорядком», друг мой, и не «бесчинством» (выделено нами. — В.К.)» (Горгий 507 е — 508 а). В этих гениальных словах молодого Платона уже звучит симфония всей последующей его работы, вплоть до житейского понимания блага в «Законах». И уже сияет его великая и прозорливая концепция, покорившая многие поколения мыслителей и обычных людей. Она, конечно, плоть от плоти древнегреческая, но были даже рядом с Сократом те, кто думал совсем иначе: киренаик Аристипп, киники Антисфен и Диоген Синопский и другие. Этой концепции поклонились христианские платоники. И ее глубоко полюбили в России (даже зная о Платоне понаслышке). Запад, несомненно, тоже ее друг, но друг более рациональный и прагматический. Платон называет «людей, не просвещенных разумом, — непосвященными (выделено нами. — В.К.)» (Горгий 493 b), то есть лишенными знаний (в том числе знаний эзотерических) касательно человека и человеческих ценностей. Согласно св. Евагрию Понтийскому, невежество еще хуже: «Незнание (άγνοια), в своем крайнем пределе, не что иное как ад — предел падения человеческой личности». Эзотерика Платона явно перекликается с будущей христианской, поскольку говорит, прежде всего, о житейской и метафизической ценности добра и Блага. Благо признается Платоном высшей целью во всех земных и небесных делах. Именно присутствие Блага в душе человека научает «обходиться как дóлжно и с богами и с людьми» (Горгий 507 а). И при этом, конечно, на основе разумности. Таким образом, неумный человек может не посчитаться с ценностью Блага (например, по той причине, что оно якобы делает жизнь слишком постоянной, «каменной») и предпочесть необузданность и своеволие. Согласно Калликлу, «в том лишь и состоит радость жизни, чтобы подливать еще и еще!» (Горгий 494 ab). В понимании Платона — это не только иллюзия полноты «сосудов жизни», но и опасная игра со своей душой. Потому что душа такого человека легко может стать порочной, дурной, даже преступной и, в конце концов, по-настоящему несчастной. Жизнь человека с такой душой будет складываться позорно и скверно, а после смерти его ждет суровое наказание в Аиде. В понимании христианства подобное «подливание» — это служение своим страстям на радость дьяволу. Такой человек ввержен будет «во тьму кромешную, где пребывает диавол, одетый в одежду страстей, кои суть: блуд, похотение, сребролюбие, оглаголание, гнев, завиствование, тщеславие, гордость». Этим «ветвям зла» подобны и другие страсти — «украшение тела, развлечения, леность, смехотворные речи, бесстыжие взгляды» и так далее. Несомненно, все это имел в виду Калликл, всему этому он и призывал давать полный ход. А Платон указывает еще на одну опасность подобной жизни — неразумие и своеволие направляют человека к несправедливости и нечестивости. «Болезнь несправедливости» (выделено нами. — В.К.), говорит Платон, может растлить душу «окончательно и безнадежно» (Горгий 480 b). Поэтому с малых лет необходимо удалять из души пороки и всякую несправедливость, «удерживать ее от желаний и не разрешать ей ничего, кроме того, что сделает ее лучше» (Горгий 505 b). Единственная альтернатива души и жизни человека, согласно ранним диалогам Платона, — обходиться с людьми и богами справедливо и благочестиво. За этим видится не просто морализм Платона, а вещи гораздо более фундаментальные — путь человека в соответствии с Истиной и его спасение. А Платон по-своему обещает справедливым людям высокие награды и спасение — блаженство и счастье в этой жизни, и чудесные «острова блаженных» в жизни иной. Э. Целлер оценил эту метафизическую сторону философии Платона следующим образом: «Plato’s Philosophie ist von Hause aus Ethik» («Философия Платона с самого начала этика» ‒ перевод с нем. В.К.). И эта этика, связанная с мифологией и религией, действительно, совсем не светского характера, а понята Платоном (как знать, может быть, и через его личное откровение) поистине глубинно, онтологически и нетленно. Как сказал бы Хайдеггер — экзистенциально-онтологически. Нравственность и религиозность души, согласно ранним диалогам Платона, дороже почестей и наград, радостей и «приливов» жизни, свободы и роскоши, силы и превосходства. Самое позорное и несчастливое, как полагает Платон, — не оказаться жертвой, а оказаться злодеем. «…Переноси спокойно и позор, и побои: с тобою ничего не случится дурного, если ты поистине достойный человек и предан добродетели» (Горгий 527 d). «Не случится дурного», — вероятно, означает, что душа пострадавшего не станет грязнее. А после смерти тела ее не будет ожидать Тартар. Здесь тоже очевидна перекличка с учением Иисуса Христа: «Кто сам за себя мстит, тот как бы осуждает Бога в недостатке правосудия». В то время как злодея, порочного человека и при жизни подстерегают несчастья, и после смерти ожидает «величайшее зло» — ужасный Тартар. Такое слово для обозначения ада использовали также многие христианские святые, которым каким-либо образом были открыты тайны этого подземного тонко-вещественного мира. И не все смогут, согласно Платону, перенести подземные муки и выйти оттуда очищенными от несправедливости. Виновные в самых тяжких злодействах неисцелимы и поэтому останутся навсегда в ужасных пропастях Тартара. Их печальная, но справедливая участь — служить «примером и предупреждением» для других. Платон вспоминает «прекрасное предание» о суде над умершими людьми: Зевс запретил людям что-либо знать о своей смерти, а кроме того, быть после смерти одетыми, красивыми и такими же знатными. Нагие души судей будут судить нагие души умерших, внимая наличию самого важного — справедливости, честности, порядочности, доброжелательности, прямоты, благочестия, достоинства, разумности, мудрости, воздержности, мужества. «Надо искать способ провести дни и годы, которые… предстоят, самым достойным образом» (Горгий 512 е), то есть служа Благу. Так могли сказать и отцы Церкви. Но святые обязательно добавили бы: «Попечение о душе — злострадание (подвиги самоумерщвления) и смирение, ради коих Бог прощает все грехи». Но все-таки оппонент Сократа Калликл оставляет человечеству мучительные вопросы: каковы границы человеческой свободы и самоограничений? Наслаждений и воздержаний? Морального равенства и неравенства? Дерзновения и скромности? Не должен ли философ быть тем, с уст которого будет слетать, как вещает Калликл, «свободное, громкое и дерзновенное слово» (Горгий 485 е)? Но вот только — из какой почвы или беспочвенности? Однако в пользу Платона говорит нечто более важное — его глубочайшая философская мудрость и почти несомненные эзотерические тайны, — то ли личные, то ли воспринятые (возможно, в Египте или Финикии, в том числе у знатоков Ветхого Завета). § 1.2. «Самое дорогое» (благо)Тайна блага в философии раннего Платона заявлена столь мощно, что нуждается в дополнительном прояснении. В диалоге «Горгий» все тот же спор Сократа с Калликлом обнаруживает, быть может, самую заветную мысль Платона о высшей цели и ценности человека и государства: «У всех действий цель одна — благо и… все прочее должно делаться ради блага, но не благо ради чего-то иного (выделено нами. — В.К.)» (Горгий 499 е — 500 а). Св. отцы христианской Церкви, разумеется, по-своему, говорят почти то же самое: «Добро не должно быть для чего-либо другого, напротив все другое должно быть для него». Однако спросим: почему же у действий не может быть иной цели, например радостной жизни, как доказывал Калликл? Почему «все прочее должно делаться ради блага»? Насколько мудры эти слова Платона? Чтобы ответить на подобные вопросы, надо прежде всего внимательно присмотреться к определениям блага у Платона и платоников. И при этом не забыть, что уже в ранних диалогах философ исключительно благочестив, религиозен. Только у человека, как повествуется в мифе Протагора (диалог «Протагор»), — родство с богами и причастность божественному уделу. В Библии человек тоже понимается как совершенно особое живое существо, сотворенное по образу и подобию Божию, с душой — дыханием Божиим. А Платон о причинах родства почти не говорит, но подчеркивает, что только человек стал признавать и почитать богов. А значит, жить безбожно и нечестиво — жить худшим образом и ложно. И определение блага у платоников несет в себе это указание: «Благо — причина благополучия живых существ; причина всего, что направлено само на себя; то, из чего проистекает все, долженствующее быть избранным» (Определения 414 е). Господь Бог христианства — тоже «причина благополучия», и Он Тот, от Которого «проистекает все» хорошее и наилучшее. По Его милостивой воле происходит как все благое, так и то, что направляет человека ко благу. Св. Силуан Афонский пишет: «А кто просит, тому Господь дает все не потому, что мы этого стόим, но потому, что Господь милостив и нас любит. Я пишу об этом потому, что душа моя знает Господа (выделено нами. — В.К.)». Св. Силуан долгие годы страдал головными болями, молился по этому поводу, но боли не проходили. Его заключение простое: значит, мне «не на пользу» (чтобы болей не было). В зрелом «Государстве» Платон едва ли не так же описывает благо: это бог, Солнце в умопостигаемом мире высших идей, источник всяческой жизни и всего хорошего, наилучшего. Хотя, разумеется, это расходится с известным христианским пониманием причины всего благого: человек получает «в крещении благодать Духа (выделено нами. — В.К.) — причину всего благого, не только тайных и духовных, но и явных добродетелей». Внимание! Авторские права на книгу "Платон: агатофилософия. Монография" (Курабцев В.Л.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
