|
|
ОглавлениеГлава 2. Революция 1905—1907 гг. и ее последствия Глава 3. Первая мировая война и крушение монархии в России Глава 4. Духовная, художественная и научная жизнь в России во второй половине XIX — начале XX в. Глава 5. Революция 1917 г. Истоки и причины Глава 6. Гражданская война в России Глава 7. Укрепление большевистского режима Глава 8. Советская модель модернизации Глава 9. СССР и вторая мировая война Глава 11. Первые попытки либерализации советской системы Глава 12. От стабильности к кризису Глава 13. Крах тоталитарного коммунистического режима Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГЛАВА 3. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И КРУШЕНИЕ МОНАРХИИ В РОССИИ§ 1. Место России в мировой системе военно-стратегических коалиций. Балканский узелК началу XX в. в Европе существовало два военно-политических блока, потенциально враждебных друг другу. Первый — союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, а второй — альянс Петербург — Париж. Определяющим центром оси Берлин — Вена — Рим была Германская империя, претендующая на роль ведущей мировой державы и все откровенней демонстрировавшая имперские претензии. В этот период интересы рейха выходят за пределы европейского континента; Германия настойчиво и целеустремленно утверждает свое экономическое и военно-стратегическое присутствие на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и Китае. Вторая же коалиция носила откровенно оборонительный характер. Для Франции она являлась международной опорой ее суверенитета. Россия же, поддерживая Париж, стремилась не допустить полной гегемонии в Европе Германии, которую саму по себе и не воспринимали в Петербурге как врага, но ее поддержка своего верного союзника — Австро-Венгрии — в ее поползновениях на безраздельное господство на Балканах, где у России были давние интересы и цели, была чревата в перспективе серьезными осложнениями русско-германских отношений. Еще одни важнейший фигурант мировой политической сцены — Великобритания — к началу XX в. ни формально, ни фактически ни к какой коалиции не примыкала. Однако становилось все более ясным, что при наличии системы военно-стратегических блоков — Тройственного союза и русско-французского союза — оставаться и дальше в состоянии «блестящего одиночества» было невозможно. Островное положение уже не гарантировало безопасность в случае военного столкновения в Европе, а мощное наращивание вооружений Германией, в том числе и создание сильного военно-морского флота, делало старые географические преимущества призрачными. Поиск союзников становился настоятельно необходимым. В конце концов Великобритании и Франции удалось преодолеть старые разногласия, и в апреле 1904 г. в Лондоне было подписано англо-французское соглашение, разграничивавшее сферы влияния Англии и Франции в Африке и Юго-Восточной Азии. Ликвидация геополитических противоречий между двумя великими колониальными империями открывала возможность сблизить позиции межу Лондоном и Петербургом. Этого достичь было значительно сложней, чем между Лондоном и Парижем. Но подобная заинтересованность после окончания Русско-японской войны проявлялась и в Петербурге, и в Лондоне. Угроза германского гегемонизма заставляла преодолевать старые антипатии, страхи и предубеждения. В таком развитии событий были заинтересованы и французские правящие круги. В 1906 г. по инициативе Лондона начались дипломатические переговоры между Россией и Великобританией с целью урегулировать наиболее острые разногласия между двумя империи. Переговоры тянулись год, и весной 1907 г. появились сообщения в прессе, что они близки к благополучному завершению. Во Франции эта новость вызвала радость, в Германии — разочарование и недовольство. Беспрецедентный договор между Россией и Великобританией был подписан 18 (31) августа 1907 г. Эпоха враждебного отчуждения подходила к концу. Две страны вступали в новую полосу отношений. Англия отказывалась от прав на Тибет (формально находившийся в составе Китая, но фактически состоявший в полном подчинении у англичан). Обе страны признавали в этом районе суверенитет Китая. Россия отказывалась от притязаний на Афганистан; обе державы обязывались уважать неприкосновенность и независимость этого государства. Еще одним важным пунктом разграничения интересов была Персия (Иран). Россия и Великобритания делили эту страну на три сферы влияния: северная часть признавалась областью экономических интересов России, южная — Великобритании, а центральная часть объявлялась нейтральной зоной. Одновременно Лондон и Петербург брали на себя обязательства гарантировать целостность и неприкосновенность Персии. К концу 1907 г. уже вполне определенно обозначилась новая геополитическая коалиция, включавшая Францию, Россию и Англию, получившая название Тройственного согласия (Антанта). Хотя между Петербургом и Лондоном не было заключено военной конвенции, достигнутая договоренность сближала позиции двух стран. Это особенно проявлялось в Европе, где их интересы все ближе и ближе смыкались под угрозой германского гегемонизма. В 1908 г. в отношениях между Лондоном и Петербургом произошло еще одно важное событие: с официальным визитом в Россию прибыл английский король Эдуард VII (сын покойной королевы Виктории). Это был первый за всю историю визит английского монарха в Россию (второй визит состоялся лишь в 1994 г., когда Россию посетила королева Елизавета II). Эта поездка долго обсуждалась в Великобритании, и реакция на нее не была однозначной. Либеральное общественное мнение считало подобный вояж неуместным, так как согласно непререкаемому либеральному канону Россия находилась во власти деспотии и его величеству не стоит демонстрировать свои симпатии. Никто не ставил под сомнение возможность поддержания родственных связей между правящими династиями. (Царь являлся племянником короля Эдуарда VII.) Но одно дело частные, семейные отношения и совсем другое — межгосударственные. В итоге была изобретена такая форма визита, которая хоть и могла рассматриваться нежелательной в России, но в Англии ее трудно было оспорить. Встреча между королем и царем состоялась в Ревеле (Таллине). Точнее говоря, не в самом городе, а в территориальных водах России. На землю король и королева так и не ступили, а все переговоры происходили на королевской и на царской яхтах. 27 мая (8 июня) 1908 г. в акватории Ревельского порта появилась королевская яхта «Виктория и Альберт» в сопровождении военных кораблей, которую встречала русская военная эскадра. После взаимных приветствий королевская чета перешла на борт царской яхты «Полярная звезда» и Эдуард VII сразу сообщил о присвоении Николаю II звания адмирала английского флота. В ответ на это королю было пожаловано звание адмирала русского флота. Вскоре начались политические переговоры, продолжавшиеся два дня. Монархи впервые обсуждали возможность войны с Германией. Англичане призывали царя укрепить военные позиции и готовиться к предстоящей схватке. Но такая перспектива русской стороной не считалась единственно возможной, и в России были уверены, что войны можно избежать, разрешая возникающие противоречия дипломатическими средствами. Хотя разногласия оставались, но в заключительном коммюнике обе стороны заявили о полном совпадении взглядов «по всем международным вопросам». Укрепление отношений с Британией стало важнейшим направлением внешней политики России. В 1910 г., давая аудиенцию английскому послу Дж. Бьюкенену, император твердо заявил, что правительство «его величества может всегда рассчитывать на него». В свою очередь, английский король Георг V (кузен Николая II) сразу же по восшествии на престол весной 1910 г. отправил царю личное послание, где писал: «Да, я знаю, что с самого начала мой дорогой отец старался делать все, что мог, чтобы обе наши страны были вместе, и ты можешь быть уверен, что я буду проявлять такой же интерес к России, как и он. Я буду стремиться и трудиться, чтобы улучшить те дружеские отношения, которые, к счастью, сложились между нашими странами». Заключая союзническое соглашение с Францией и договор с Англией, в России отнюдь не склонны были демонстрировать враждебное отношение к другим державам, и прежде всего к Германии. Отношения между Берлином и Петербургом оставались в центре внимания российской дипломатии, а все, что касалось этих отношений, находилось под неусыпным контролем самого царя. Потом, когда случились и мировая война, и последующие социальные потрясения, и в России, и в Германии много размышляли о том, почему же все-таки две монархии, связанные общностью исторической судьбы, родственно-династическими связями, тесными торговыми отношениями, оказались по разные стороны фронтовой линии. Это казалось тем более странным, что у двух государств никаких явных и непреодолимых противоречий и каких-либо взаимных территориальных претензий не существовало. Нередко в качестве ключевой причины отчуждения и вражды выставляли общеизвестное личное нерасположение между последними царями — Александром III, Николаем II и кайзером Вильгельмом II. Подобные утверждения являются историческим упрощением. Отношения между Россией и Германией в начале XX в. носили сложный характер. Обе стороны неизменно заявляли о желании поддерживать «самые дружеские отношения», но на деле эти отношения все более и более становились прохладными, что объяснялась глубиной геополитических разногласий двух мировых держав. Периферийные политические интересы (Балканы, Турция) выдвигались в разряд генеральных, затрагивали престиж, мировой облик каждой из империй. Положение на «задворках Европы» определяло настроение на «парадном дворе». Личное нерасположение монархов лишь усугубляло ситуацию, но не создавало ее. Кайзер и царь внешне сохраняли видимость дружеских отношений. Вильгельм II долго тешил себя надеждой, что ему удастся путем личных увещеваний заставить Николая II пересмотреть внешнеполитические ориентации и добиться главной цели — разрушить стратегический союз России с Францией. В этих видах кайзер последовательно отстаивал близкую и сердцу царя идею о необходимости тесных, дружественных отношений между Германией и Россией. Однако то, что конкретно предлагал «дорогой Вилли» «дорогому Ники» (их взаимные обращения в личной переписке) для достижения этой «жизненно важной цели», в большинстве случаев не соответствовало геополитическим приоритетам, интересам России. Для «истинного сближения», по замыслу кайзера, Россия должна дезавуировать союз с Францией, отказаться от всякого сближения с Англией и обратить свое главное внимание на Восток, в Азию, откуда Европе якобы угрожала «желтая опасность». Этот излюбленный мотив из уст Вильгельма II звучал постоянно. Правда, оставался «балканский узел», где у России имелись давние интересы, старые привязанности, исконные исторические цели. На Балканах усилению позиций России противодействовала не только и не столько Турция (Оттоманская империя), но в еще большей степени Австро-Венгрия — ближайший партнер и исторический союзник Германии. Здесь поступиться ничем кайзер не желал. Для Берлина теснейший альянс с Веной являлся краеугольным камнем всей внешнеполитической деятельности. Балканскую тему германский император старался не развивать в своих переговорах и переписке с царем, прекрасно зная, что она для России является чрезвычайно острой и больной. Предать же забвению этот важнейший клубок европейских противоречий не удалось, и именно события на Балканах стали детонатором Первой мировой войны. Австро-Венгрия при поддержке Германии в начале XX в. выказывала явное желание прийти на смену Турции на Балканах и полностью подчинить этот район своему влиянию. Для этого надо было сокрушить главное препятствие — независимую Сербию, пользовавшуюся поддержкой России. Начальник австрийского генерального штаба Конрад фон Хетцендорф в своих воспоминаниях писал: «Наиболее благоприятным моментом для окончательного разрешения сербского вопроса, то есть включения Сербии (в состав Австро-Венгрии. — А. Б.), был 1909 год. Мое тогдашнее предложение осуществить это решение, развязав войну, было отклонено, несмотря на проведенные уже в основном военные приготовления». Подобные планы в Вене были отложены, но от них так и не отказались, ожидая другого «благоприятного момента». Министр иностранных дел в 1910—1916 гг. С. Д. Сазонов позднее справедливо заключил: «Каждый раз, что Австро-Германская политика ударяла по славянам, она метила в Россию, стоявшую на страже как славянских, так и своих собственных, жизненных интересов на Балканах. В Вене и в Берлине отлично понимали, что без России никакого Балканского вопроса в двадцатом веке бы не было, и что Сербия и Болгария уже давно перестали бы существовать, как независимые государства». Ухищрения германского императора не оказывали существенного влияния на русский внешнеполитический курс, одним из важнейших постулатов которого было поддержание, насколько возможно, добрососедских отношений с Германией. Но подобное было возможно лишь при совместных усилиях обеих стран. В Берлине же твердо были уверены, что при сохранении союзнического договора с Францией Россия не может рассчитывать на дружбу Германии. Противоречия же между ней и Францией были непреодолимы, так как касались территориального спора о районах Эльзаса и Лотарингии, отторгнутых от Франции во время Франко-прусской войны. В Берлине считали, что принадлежность этих территорий рейху не может быть темой никаких обсуждений, а Париж в самой категорической форме требовал возврата того, что было добыто в результате «военного насилия». В этом были солидарны все политические партии и все общественные силы Французской Республики. Лишь один раз, как показалось Вильгельму II, его непрестанные воздействия на царя увенчались успехом и долгожданная цель — разрушение франко-русского союза — близка к достижению. Это произошло в июне 1905 г., когда во время свидания в финских шхерах кайзер и царь подписали так называемый Бьёркский договор. Общая ситуация для России в тот момент была неблагоприятной. Только недавно, в мае 1905 г., в морском сражении при Цусиме русский флот был разбит, и война с Японией становилась бесперспективной. Внутри же страны с каждым днем множились социальные волнения. И на мировой дипломатической сцене дела не были благоприятны. Франция, заключившая в 1904 г. договор с Англией, не оказала практической поддержки России во время дальневосточного кризиса. Российская дипломатия теряла почву под ногами. В правительственных кругах Петербурга царила безрадостная атмосфера. В этих условиях царь согласился во время краткосрочного отдыха на яхте встретиться с германским императором, прибывшим в Бьёрке (около Выборга) на своей яхте «Гогенцоллерн». Ничто не сулило никаких осложнений, и встреча походила на обычную, не раз до того происходившую. Но кайзер считал иначе и решил, воспользовавшись тяжелыми политическими условиями, в которых оказалась Россия, сделать непредусмотренный заранее шаг: предложил царю подписать союзнический договор с Германией. Это предложение оказалось неожиданным, но сулило выход из дипломатической изоляции. Конечно же, сразу возникла тема о союзе с Францией, и кайзер заверил растерявшегося царя, что в дальнейшем к соглашению может присоединиться и Франция. Николай II не был столь наивным, чтобы не знать глубины и остроты франко-германских разногласий, но полагал, что поддержание мира в Европе соответствует желаниям всех стран, а существующие проблемы можно будет урегулировать дипломатическими средствами. Император поставил свою подпись под текстом на листе, который «случайно» оказался в кармане кайзера. Вскоре после этого события Вильгельм II в характерной для него напыщенной манере самовосхваления описал происшедшее. «Хотите Вы это подписать? Это будет очень милым воспоминанием о нашем свидании», — заметил кайзер, после того как царь трижды прочитал предложенный текст. Последовал утвердительный ответ царя. Происшедшее далее в каюте русской императорской яхты «Полярная звезда», в изложении германского императора, выглядело следующим образом: «Я открыл чернильницу, подал ему перо, и он подписал «Николай». Затем он передал перо мне, и я тоже подписал. Когда я встал, он, растроганный, заключил меня в свои объятия и сказал: «Благодарю Бога! Я благодарю Вас. Это будет иметь самые благоприятные последствия для моей страны и для Вашей». Свершилось! Исполнилось давнее заветное желание Вилли. Кайзер не скрывает восторга: «Слезы радости наполнили мои глаза, и я подумал: Фридрих Вильгельм III, королева Луиза, дедушка и Николай I, наверное, смотрят на нас в эту минуту и радуются вместе с нами!» Что же такое подписали два монарха, что, по мнению кайзера, должно было вызвать радость умерших правителей Пруссии и России? В пункте первом говорилось о том, что каждая из сторон обещает в случае нападения на другую сторону прийти на помощь своей союзнице в Европе всеми сухопутными и морскими силами. Далее стороны обязывались не вступать в сепаратные соглашения с противником одной из сторон. При этом Россия брала на себя обязательство не сообщать Франции о подписанном соглашении до его вступления в силу. Лишь затем Петербург получал право оповестить Францию и побудить ее присоединиться к договору. В Бьёркском соглашении был очень важный пункт, предоставлявший России свободу дипломатического маневра. Оно вступало в силу лишь после того, как Россия подпишет мирный договор с Японией, перспективы заключения которого в июне 1905 г. казались весьма туманными. Вернувшись в Петергоф 11 июля 1905 г., царь записал в дневнике, что у него остались «самые лучшие впечатления» от встречи с Вильгельмом. Русский монарх впервые испытал подобные чувства после общения с кайзером. Однако перспективе германо-русского союза не суждено было реализоваться. После того как с соглашением ознакомился русский министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф, а затем осенью 1905 г. и премьер С. Ю. Витте, они убедили царя безусловно отказаться от договора, так как это, несомненно, противоречило интересам Франции, которая ни при каких условиях на союз с Германией не пойдет. Император Николай II остался верен французскому союзнику и 13 ноября 1905 г. отправил Вильгельму II письмо, где сообщал о том, что считает необходимым дополнить договор двусторонней декларацией о неприменении статьи 1-й в случае войны Германии с Францией, в отношении которой Россия намеревалась соблюдать принятые договоренности «впредь до образования русско-германо-французского союза». Подобная постановка вопроса являлась совершенно неприемлемой для Германии, и тонко задуманная интрига кайзера потерпела неудачу. Больше никаких попыток заключения русско-германского союза предпринято не было, хотя разговоры о его «желательности» или «нежелательности» не стихали и в России, и в Германии вплоть до начала Первой мировой войны. Формирование системы военно-политических коалиций не привело и не могло привести к стабильности и долговременному сохранению статуса-кво. Имперские претензии ведущих мировых держав вольно или невольно расшатывали хрупкое европейское равновесие. Хотя с окончания Франко-прусской войны и до самого начала XX в. на европейском континенте не случалось военных конфликтов, но напряженность все время существовала. И главным центром опасной нестабильности постоянно оставались Балканы. Именно здесь в начале XX в. три раза возникали ситуации, грозившие перерасти в масштабное столкновение мировых лидеров. Четвертый такой кризис, в 1914 г., закончился мировой войной. В 1908 г. возник Боснийский кризис, когда Австро-Венгрия аннексировала провинции Босния и Герцеговина, населенные сербами. Эти районы формально состояли в зависимости от Турции, которая в этот момент находилась в состоянии хаоса, вызванного революцией. Именно опасения, что эти территории отойдут к Сербии, стало главной причиной решения венского правительства. Обессиленная, не находившая нигде поддержки Турция начала с Австро-Венгрией переговоры и за денежную компенсацию признала состоявшуюся аннексию. Но другие страны Балканского полуострова на это согласиться не могли. Особенно сильным возмущение было в Сербии и Черногории, двух государствах, с таким трудом избавившихся от османского порабощения и вновь оказавшихся на передовой линии противостояния мощной экспансии. Эти две страны, населенные православными, издавна пользовались покровительством правительства и моральной поддержкой общественных кругов России. Оказать же реальную помощь своим «младшим братьям» Петербург в тот период не мог. После недавней Русско-японской войны и внутренней смуты страна еще была слишком слаба, чтобы демонстрировать силу на мировой арене. Дело закончилось устными декларациями, демонстрациями протеста и дипломатическими нотами. Когда 25 марта 1909 г. Германия предъявила ультиматум России, требуя признания аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, Николай II поручил министру иностранных делА. П. Извольскому согласиться на это требование, избежав таким образом начала мировой войны. Осенью 1912 г. на Балканах возник новый конфликт, опять грозивший перерасти в общеевропейскую войну. К тому времени Турция все еще сохраняла обширные владения на европейском континенте. Ей принадлежала Албания, южная часть Болгарии (Фракия), северные районы Греции (Эпир) и Македония. Турецкое иго было нестерпимым. В различных пунктах владений все время происходили возмущения, локальные восстания, которые подавлялись турецкими войсками с невероятной жестокостью. Сопредельные государства давно претендовали на «турецкое наследство». Социальные потрясения в Османской империи, ослабление власти Стамбула на местах, как и очевидная незаинтересованность великих держав в поддержке обреченной империи, объединили устремления балканских государств, решивших силой решить старую проблему. |
||||||||||||||||||||||
