Логика оценок и норм. Философские, методологические и прикладные аспекты. Монография

Ивин А.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Философия Издательство: Проспект Дата размещения: 28.08.2015 ISBN: 9785392195930 Язык: Объем текста: 319 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава I. Философия ценностей

Глава II. Оценки и нормы в науке и в социальной жизни

Глава III. Описательно-оценочные высказывания

Глава IV. Логика абсолютных оценок

Глава V. Логика сравнительных оценок

Глава VI. Логика норм

Глава VII. Оценки и проблема понимания

Глава VIII. Проблема обоснования оценок и норм

Глава IX. Оценки и история

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава VIII.
Проблема обоснования оценок и норм

1. Понятие обоснования

В самом общем смысле обоснование – процедура приведения тех убедительных аргументов, или доводов, в силу которых следует принять какое-либо утверждение или концепцию.

Обоснование является, как правило, сложным процессом, не сводимым к построению отдельного умозаключения или проведению одноактной эмпирической проверки. Обоснование обычно включает целую серию мыслительных действий, касающихся не только рассматриваемого положения, но и той системы утверждений, той теории, составным элементом которой оно является. Существенную роль в механизме обоснования играют дедуктивные умозаключения, хотя лишь в редких случаях процесс обоснования удается свести к умозаключению или цепочке умозаключений.

Все многообразные способы обоснования, обеспечивающие в конечном счете «достаточные основания» для принятия утверждения, делятся на абсолютные и сравнительные.

Абсолютные обоснование – это проведение тех убедительных, или достаточных оснований, в силу которых должно быть принято обосновываемое положение. Сравнительное обоснование – система убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение, чем иное, противопоставляемое ему положение.

Совокупность доводов, приводимых в поддержку обосновываемого положения, называется основанием обоснования.

Общая схема, или структура, абсолютного обоснования:

«А должно быть принято в силу С»,

где А – обосновываемое положение и С – основание обоснования.

Структура сравнительного обоснования:

«Лучше принять А, чем В, в силу С».

Например, выражение «Следует принять, что небо в обычных условиях голубое, поскольку в пользу этого говорит непосредственное наблюдение» – это абсолютное обоснование, его резюмирующая часть. Выражение же «Лучше принять, что небо синее, чем принять, что оно красное, основываясь на положениях физики атмосферы» – это результирующая стадия сравнительного обоснования того же утверждения «Небо голубое».

Сравнительное обоснование иногда называется также рационализацией: в условиях, когда абсолютное обоснование недостижимо, сравнительное обоснование представляет собой существенный шаг вперед в совершенствовании знания, в приближении его к стандартам рациональности.

Очевидно, что сравнительное обоснование несводимо к абсолютному: если удалось обосновать, что одно утверждение более правдоподобно, чем другое, этот результат невозможно выразить в терминах изолированной обоснованности одного или обоих данных утверждений.

Требование абсолютной или хотя бы сравнительной обоснованности знания (его обоснованности и рациональности) играет ведущую роль как в системе теоретического и практического мышления, так и в сфере аргументации. В этом требовании пересекаются и концентрируются все другие темы эпистемологии, и можно сказать, что обоснованность и рациональность являются синонимами способности разума постигать действительность и извлекать выводы, касающиеся практической деятельности.

Без требования обоснованности аргументация теряет одно из своих сущностных качеств: она перестает апеллировать к разуму тех, кто ее воспринимает, к их способности рационально оценивать приводимые аргументы и на основе такой оценки принимать их или отбрасывать.

Проблема абсолютного обоснования была центральной для эпистемологии Нового времени. Конкретные формы этой проблемы менялись, но в мышлении данной эпохи они всегда были связаны с характерным для нее представлением о существовании абсолютных, непоколебимых и непересматриваемых оснований всякого подлинного знания, с идеей постепенного и последовательного накопления «чистого» знания, с противопоставлением истины, допускающей обоснование, и субъективных, меняющихся от человека к человеку ценностей (оценок и норм), с противопоставлением эмпирического и теоретического знания и другими «классическими предрассудками». Речь шла о способе или процедуре, которая способна была бы обеспечить безусловно твердые, неоспоримые основания для знания.

С разложением «классического» мышления смысл проблемы обоснования существенно изменился. Стали очевидными три момента:

– никаких абсолютно надежных и не пересматриваемых со временем оснований и теоретического, и тем более практического знания не существует, и можно говорить только об относительной их надежности;

– в процессе обоснования используются многочисленные и разнообразные приемы, удельный вес которых меняется от случая к случаю и которые несводимы к какому-то ограниченному, каноническому их набору, представляющему то, что можно назвать «научным методом» или, более широко, «рациональным методом»;

– само обоснование имеет ограниченную применимость, являясь прежде всего процедурой науки и связанной с нею техники и не допускающей автоматического перенесения образцов обоснования, сложившихся в одних областях (и прежде всего в науке) на любые другие области.

В современной эпистемологии «классическая» проблема обоснования трансформировалась в задачу исследования того лишенного четких границ многообразия способов обоснования знания, с помощью которого достигается приемлемый в данной области – но никогда не абсолютный – уровень обоснованности. Поиски «твердых оснований» отдельных научных дисциплин перестали быть самостоятельной задачей, обособившейся от решения конкретных проблем, встающих в ходе развития этих дисциплин.

Обоснование и аргументация соотносятся между собой как цель и средство: способы обоснования составляют в совокупности ядро всех многообразных приемов аргументации, но не исчерпывают последних. В аргументации используются не только корректные приемы, к которым относятся способы обоснования, но и некорректные приемы, подобные лжи или вероломству и не имеющие ничего общего с обоснованием. Кроме того, процедура аргументации как живая, непосредственная человеческая деятельность должна учитывать не только защищаемый или опровергаемый тезис, но и контекст аргументации, и в первую очередь ее аудиторию. Приемы обоснования (доказательство, ссылка на подтвердившиеся следствия и т.п.), как правило, безразличны к контексту аргументации, и в частности к аудитории.

Приемы аргументации могут быть и почти всегда являются более богатыми и более острыми, чем приемы обоснования. Но все приемы аргументации, выходящие за сферу приемов обоснования, заведомо менее универсальны и в большинстве аудиторий менее убедительны, чем приемы обоснования.

2. Особенности обоснования оценок и норм

Проблема обоснования оценок и норм, рассматриваемая далее, является, пожалуй, наиболее сложной и в то же время наименее разработанной темой теории аргументации и логики.

Оценки и нормы относятся, как уже говорилось ранее, к активным употреблениям языка. Эти употребления непосредственно связаны с человеческой деятельностью.

Долгое время человек рассматривался по преимуществу как созерцательное существо. Его призванием считалось только описание реальности с использованием пассивных употреблений языка, а не преобразование мира. Интерес к активным употреблениям языка, и в частности к оценкам и нормам, был, естественно, ничтожным.

В последние сто с небольшим лет назад ситуация изменилась. В философию было введено понятие ценности, непосредственно связанное с человеческой деятельностью. Постепенно стали складываться логика норм и логика оценок, начала формироваться современная теория аргументации, или новая риторика. Она попыталась, в частности, проанализировать проблему объективности оценок и норм и описать те конкретные способы обоснования, которые используются в случае активных употреблений языка.

Несмотря на успехи, достигнутые в исследовании обоснования оценок и норм, вопросы, связанные с активными употреблениями языка и приданием им объективного значения, все еще остаются недостаточно ясными.

Обсуждение проблемы обоснования оценок и норм важно прежде всего в силу двух обстоятельств. Во-первых,оценки и нормы играют особую роль в деятельности человека, в социальных и гуманитарных науках, в моральном рассуждении, в юридической теории и практике и т.д. Во-вторых, оценки во многом обосновываются совершенно иначе, чем описательные высказывания.

Оценки и их частный случай – нормы являются необходимыми элементами социальных, а во многом и гуманитарных теорий. Более того, определенные оценки лежат в самой основе социального и гуманитарного теоретического знания.

Социальная теория анализирует общество в свете возможностей улучшения условий существования человека. Описывая альтернативы дальнейшего развития тех или иных сфер социальной жизни или намечая историческую перспективу для общества в целом, социальная теория обязана подвергнуть критике другие возможные пути. Этого нельзя достигнуть без оценочных суждений.

Еще до начала изучения общества социальный исследователь должен принять или отвергнуть некоторые общие оценки.

В частности, Г. Маркузе выделяет следующие два оценочно-нормативных момента, с самого начала осложняющие соблюдение социальной теорией исторической объективности:

– оценочно-нормативное суждение, что человеческая жизнь стоит того, чтобы ее прожить, или, скорее, может и должна стать таковой; это суждение лежит в основе всякого интеллектуального труда, оно является предпосылкой социальной теории и отказ от него (хотя он и не был бы нелогичным) равнозначен отказу от самой теории;

– оценочно-нормативное суждение, что в данном обществе существуют специфические возможности для улучшения человеческой жизни, а также средства и способы, которые данное общество должно использовать для реализации этих возможностей.

Социальная теория должна, опираясь на эмпирические данные, показать объективную значимость данных оценочных суждений, как и всех других оценок, которые исследователь вынужден принять в качестве обоснованных до начала своего конкретного анализа.

Выдвигавшееся философами-неопозитивистами требование исключать любые оценки (и, соответственно, нормы) из языка социальных наук неосуществимо и проистекает из стремления перестроить эти науки по образцу естественных наук. Нереалистичной является и более слабая рекомендация отчетливо отделять в социальных дискуссиях нормы и оценки от чисто описательных утверждений. Многие утверждения носят двойственный, описательно-оценочный характер и функционируют в одних контекстах как описания, а в других как оценки или нормы. В социальных и гуманитарных теориях нередко невозможно провести ясную границу между описаниями и нормами или оценками и, соответственно, невозможно воспользоваться советом четко отделять описательные суждения от оценочных и нормативных суждений

Человеческая деятельность невозможна без норм и оценок. Науки, изучающие человека и общество и имеющие своей конечной целью рационализацию и оптимизацию человеческой деятельности, всегда устанавливают неявные или даже явные нормы и оценки и опираются на определенные ценности.

Проблема не в устранении оценок и норм, которое в данных науках в принципе недостижимо, а в обосновании объективности выдвигаемых оценочных и нормативных положений.

Способы аргументации делятся на универсальные, применимые во всякой ау­дитории, и неуниверсальные (контекстуальные), применимые лишь в некоторых аудито­риях. Универсальная аргументация, в свою очередь, подразделяется на эмпирическую, включающую так или иначе ссылку на то, что дано в опыте, и теоретическую, опирающуюся главным образом на рассуждение.

Эта классификация лежит в основе анализа аргументации в под­держку описательных утверждений. По такой же схеме будут рассмат­риваться способы аргументации в поддержку оценок и норм.

Однако строгая параллель между обоснованием описаний и обоснованием оценок и норм на­рушается в одном важном пункте: эмпирическое обоснование неприме­нимо в области оценок и норм. В отличие от описательных оценочные и нормативные утверж­дения не могут поддерживаться ссылками на то, что дано в непосред­ственном опыте.

Вместе с тем известны такие способы обоснования оценок и норм, которые в определенном смысле аналогичны способам обоснования описаний и которые можно назвать поэтому квазиэмпири­ческими.

К квазиэмпирическим способам обоснования оценок и норм относятся различные индуктивные рассуждения, среди посылок которых имеют­ся оценки или нормы и заключение которых также является оценкой или нормой: неполная индукция, аналогия, ссылка на образцы, целевое обоснование, ис­толкование акта понимания как индуктивного свидетельства в пользу его посылок и др.

Ценности не даны человеку в опыте. Они говорят не о том, что есть в мире, а о том, что должно в нем быть, и их нельзя увидеть, услышать и т.п.

Например, мы встретились с инопланетянином. Мы видим, что он маленький, зеленоватый, на ощупь гладкий, слышим, что он издает дребезжащие звуки и т.д. Но мы неспособны увидеть или услышать, что он должен любить близких, почтительно относиться к старшим по возрасту, любить свою планету или какую-то ее часть и т.п. Мы можем анализировать сказанное и сделанное им и путем рассуждения установить ценности, которыми он руководствуется, но нам не удастся непосредственно воспринять эти ценности.

Очевидно, что здесь можно говорить не об экзотичном инопланетянине, а просто о человеке другой культуры, опирающейся на совершенно иные, чем наши, ценности.

Философы много раз предпринимали попытки опровергнуть идею, что ценности не познаются непосредственно. Чаще всего указывались два источника непосредственного знания ценностей:

1) чувство удо­вольствия и страдания, моральное чувство или моральная интуиция;

2) особый практический разум.

Первый источник должен был служить ана­логом восприятия в эпистемологии эмпирического познания, вто­рой – аналогом «чистого разума» или «интеллектуальной интуиции». Об особом моральном чувстве и отдельном практическом разуме труд­но говорить всерьез. Что касается моральной интуиции, то она суще­ствует, но ничем особым не отличается от интуиции в других областях познания.

Поскольку ценности не даны в опыте, процесс приобретения зна­ния о них принципиально отличается от процесса приобретения зна­ния о фактах. Знание о ценностях не может быть эмпирическим, про­цедуры его получения могут лишь внешне походить на процедуры по­лучения эмпирического знания.

Асимметрию между обоснованием описаний и оценок (норм) можно суммировать таким образом.

Во-первых, оценочные и нормативные утверждения не допускают прямого или косвенного эмпирического подтверждения. В строгом смысле оценки и нормы не поддерживаются ни непосредственным наблюдением, ни подтверждением в опыте их логических следствий.

Во-вторых, оценочные и нормативные утверждения не могут обосновываться и построением объяснений, поскольку посылки последних всегда являются описательными утверждениями.

В-третьих, применительно к оценкам и нормам бессмысленно говорить о фальсификации, неуспех которой мог бы истолковываться как свидетельство их обоснованности.

В-четвертых, относительно оценок и норм не могут быть поставлены вопросы о принципиальной возможности их эмпирического подтверждения и опровержения.

В-пятых, оценки и нормы нельзя обосновывать путем их логического выведения из истинных описаний: как следует из противопоставления истины и ценности (описания и оценки), оценки и нормы вообще не могут находиться в каких-либо логических отношениях с описаниями.

3. Квазиэмпирическое обоснование оценок и норм

Самым простым, но вместе с тем и самым ненадежным способом правдоподобного обоснования норм и оценок является неполная (популярная) индукция. Ее общая схема:

S1 должно быть Р.

S2 должно быть Р.

…………………..

Sn должно быть Р.

S1, S2,..., Sn все являются R.

Все R должны быть Р.

Здесь первые n посылок являются нормами (оценками), последняя посылка представляет собой описательное утверждение; заключение является нормой (оценкой). Индукция называется «не­полной», поскольку перечисленные объекты S1, S2, ..., Sn не исчерпывают всего класса предметов S.

Например:

Суворов должен был быть стойким и мужественным.

Наполеон должен был быть стойким и мужественным.

Кутузов должен был быть стойким и мужественным.

Суворов, Наполеон и Кутузов были полководцами.

Значит, каждый полководец должен быть стойким и мужественным.

Еще один пример неполной индукции, заключением которой является норма:

Свобода слова должна иметь конституционные гарантии.

Свобода печати и иных средств массой информации

должна иметь конституционные гарантии.

Свобода слова, свобода печати являются свободами.

___________________________________________________

Каждая свобода должна иметь конституционные гарантии.

Хотя посылки этого умозаключения обоснованны, заключение является неверным: не каждая свобода закреплена в конституции (например, свобода договора).

Популярным способом правдоподобной аргументации в поддержку оценок и норм является аналогия.

В оценочной (нормативной) аналогии сходство двух предметов в каких-то признаках продолжается, и на основании того, что первый предмет имеет опре­деленную ценность, делается вывод, что и второй предмет обладает такой же ценностью.

Общая схема этой аналогии:

Объект А имеет признаки а, b, с и должен иметь место.

Объект В имеет признаки а, b, с.

Значит, объект В также должен, по всей вероятности, иметь место.

Например:

Книга А – антиутопия, написанная хорошим языком, имеющая занимательный сюжет и заслуживающая переиздания.

Книга В также является антиутопией с хорошим языком и занимательным сю­жетом.

Значит, книга В также, по-видимому, должна быть переиздана.

Часто аналогия с нормативной посылкой предстает в форме:

Предмет А имеет свойства а, b, с и должен быть d.

Предмет В обладает свойствами а, b, с.

Значит, предмет В, по-видимому, должен быть d.

Например:

Хороший автомобиль имеет колеса, двигатель и должен быть экономичным.

Хороший трактор имеет колеса и двигатель.

Значит, хороший трактор тоже, вероятно, должен быть экономичным.

Заметим, что только в самых редких случаях нормативная аналогия выступает в такой прозрачной форме, как в приведенных примерах.

Приведем более сложные примеры и прокомментируем их.

«Подобно тому как ребенок постигает то, что он сам бы не мог обнаружить, но чему его учит учитель, – пишет Э. Жильсон, – так и человеческий разум без труда овладевает учением, истинность которого гарантирована ему авторитетом сверхчелове­ческим». Здесь из того, что ребенок должен в процессе обучения опираться на авторитет учителя, делается вывод, что человек, подобно ребенку, должен опираться на более высокий авторитет.

«Человек по сравнению с божеством так же ребячлив, – говорит Гераклит, – как ребенок по сравнению с человеком». В этой свернутой аналогии речь идет о том, что человек в сравнении с более высокой ступенью развития (какой является божество) должен казаться ребячливым, поскольку ребенок, во многом подобный взрослому че­ловеку (и имеющий его более высокой стадией своего развития), должен казаться ре­бячливым.

«И это избрание Эме, торжественно закрепленное авторитетом священного и высшего совета, кончилось ничем, разве что упомянутый Эме был умиротворен карди­нальской шапочкой, как лающий пес куском хлеба». В этом отрывке избрание Эме в кардиналы уподобляется даче куска хлеба лающему псу. Обесценение первого акта до­стигается за счет того, что второе действие представляется как отрицательно ценное. Если бы, допустим, поведение лающей собаки, вознаграждаемой куском хлеба, никак не оценивалось, то само уподобление претендента в кардиналы лающему псу не сделало бы первого объектом уничижительного суждения.

«Храбрец [король Вильгельм]! – воскликнул дядя Тоби. – Клянусь небом, он заслуживает короны. – Вполне – как вор веревки, – радостным голосом поддержал дядю Трим [прямодушный капрал]». В этом диалоге корона оказывается столь же за­служенной Вильгельмом, как веревка для повешения – вором. Поскольку веревка для вора – справедливое воздаяние, имеющее характер отмщения, то такой же оказывается корона для Вильгельма.

В одной из речей Демосфена проводится такая аналогия: «При этом вы знаете также и то, что если греки терпели какие-то обиды, то все-таки от истинных сынов Греции, и всякий относился тогда к этому таким же точно образом, как если бы, напри­мер, законный сын, вступивший во владение большим состоянием, стал распоряжаться чем-нибудь нехорошо и неправильно: всякий почел бы его заслуживающим за это самое порицания и осуждения, но никто не решился бы говорить, что он не имел права это делать, как человек посторонний или не являющийся наследником этого имущества. А вот если бы раб или какой-нибудь подкидыш стал расточать и мотать достояние, на которое не имел права, тогда – о Геракл! – насколько же более возмутительным и более достойным гнева признали бы это вы все! Но о Филиппе и о том, что он делает сейчас, не судят таким образом, хотя он не только не грек и даже ничего общего не имеет с греками, но и варвар-то он не из такой страны, которую можно было бы назвать с уважением...» Македонский царь Филипп, поскольку он не грек и даже не варвар из уважаемой страны, уподобляется рабу или подкидышу, расточающему чужое достояние. Презрение и негодование по поводу поведения так ведущего себя раба или подкидыша переносится тем самым на Филиппа.

Ж. Лабрюйер подчеркивает скрытность, механический характер и нередкую пус­тоту деятельности придворного, сравнивая ее с ходом часов: «Взгляните на часы: коле­сики, пружины, словом, весь механизм, скрыты; мы видим только стрелку, которая незаметно совершает свой круг и начинает новый, – таков и образ придворного, тем более совершенный, что нередко, продвинувшись довольно далеко, он оказывается у отправной точки».

Философия Ивин А.А. Логика оценок и норм. Философские, методологические и прикладные аспекты. Монография

Философия Ивин А.А. Логика оценок и норм. Философские, методологические и прикладные аспекты. Монография

В книге анализируется современное состояние философских, логических и методологических исследований оценочных и нормативных рассуждений. Особое внимание уделяется роли оценок и норм в человеческой деятельности, представлениям о структуре оценок и норм и их взаимных связях, вопросу об истинности оценок и норм, актуальным методологическим проблемам «нормативных наук» (этика, эстетика, правоведение, искусствоведение и др.), способам вхождения оценок и норм в науку и другие области культуры. Описываются важные усовершенствования первой логики абсолютных оценок, построенной автором в 1968 г. и прошедшей уже испытание временем. Излагается новая логическая теория сравнительных оценок, использующих шкалу «лучше — равноценно — хуже». Показывается, что нормативные утверждения могут быть сведены к абсолютным оценкам, использующим шкалу «хорошо — безразлично — плохо». Намечаются новые области практического приложения результатов логики оценок и деонтической (нормативной) логики, перспективы дальнейших философских и логических исследований оценок и норм.<br /> Книга рассчитана на широкий круг читателей, прежде всего на представителей социальных и гуманитарных наук: правоведов, философов, социологов, экономистов, политологов, лингвистов, искусствоведов и др.

Внимание! Авторские права на книгу "Логика оценок и норм. Философские, методологические и прикладные аспекты. Монография" (Ивин А.А.) охраняются законодательством!