Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Куликова С.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 09.02.2016 ISBN: 9785392202386 Язык: Объем текста: 324 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава 1. Содержание конституционно-правовой категории «Свобода массовой информации». В условиях развития информационного общества

Глава 2. Исторические аспекты правового регулирования цензурного контроля

Глава 3. Запрет цензуры в системе конституционно-правовых гарантий свободы массовой. Информации

Глава 4. Запрет цензуры в системе конституционно-правовых ограничений свободы. Массовой информации

Заключение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 4.
ЗАПРЕТ ЦЕНЗУРЫ В СИСТЕМЕ КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ СВОБОДЫ. МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

4.1. Конституционный запрет цензуры в системе конституционных ограничений прав и свобод человека и гражданина

Становление гражданского общества неизбежно порождает ситуации, когда требуется ограничить отдельные гражданские права и свободы. При этом необходимо учитывать комплексный характер института прав и свобод человека, где правовое содержание отдельного права или свободы тесно связано с другими правами и свободами, а также их гарантиями и ограничениями.

В связи с этим представляется необходимым проанализировать, какую роль выполняет конституционный запрет цензуры в системе ограничений прав и свобод человека и гражданина.

Можно выделить несколько основных подходов к пониманию термина ограничение прав и свобод человека и гражданина.

1. Конституционно-правовая природа ограничений прав и свобод человека связывается с основной целью правового регулирования — создания сдерживающих средств прескриптивного характера, устанавливающихся в целях упорядочения общественных отношений. Эта позиция представлена в работах А. В. Малько, давшего классическое определение изучаемому правовому феномену: «Правовое ограничение — есть правовое сдерживание противозаконного деяния, создающее условие для удовлетворения интересов контрсубъекта и общественных интересов в охране и защите: это установленные в праве границы, в пределах которых субъекты должны действовать, исключение определенных возможностей в деятельности лиц».

Подобная точка зрения развивается во многих работах. Так, А. А. Подмарев, определяет правовое ограничение как «установленные законодательством пределы (границы) реализации осуществления человеком (гражданином) прав и свобод, выражающиеся в запретах, вторжениях, обязанностях, ответственности, существование которых детерминировано необходимостью защиты конституционно признаваемых ценностей и назначением которых является обеспечение необходимого баланса между интересами личности, общества и государства».

2. Раскрытие понятия ограничение объясняется как сужение объема прав и свобод. Это также популярный в юридической литературе подход. Например, Л. Л. Белопоместных дает определение ограничения прав и свобод как «законодательно санкционированного (со стороны государства) сужения рамок, границ прав и свобод человека и гражданина, условий и возможностей последних притязать на определенные блага». Термины сужение прав и свобод, сужение объема права устойчиво используются многими авторами.

3. Понимание ограничения прав и свобод как определенных изъятий из них последовательно представлено в работах Б. С. Эбзеева, указывающего, что ограничения прав и свобод — это «допускаемые Конституцией и установленные федеральным законом изъятия из конституционного статуса человека и гражданина», кроме того, «в качестве ограничения основных прав может рассматриваться также изъятие из круга правомочий, составляющих нормативное содержание основных прав и свобод».

Близкая позиция высказывается и А. А. Кондрашевым, который трактует ограничение прав как «сокращение правомочий, включающихся в содержание субъективного права, равно как установление дополнительных правовых условий для реализации тех или иных правомочий, а также форм и способов защиты от правонарушений.

Поскольку проблема ограничения прав и свобод человека на рубеже XX–XXI веков приобрела особое звучание в контексте нарастающих угроз международного терроризма и, соответственно, все чаще встречающихся случаев нарушений прав и свобод человека, как со стороны других индивидов, религиозно-националистических организаций, так и со стороны государства, многие авторы делают акцент на изучении причин и целей правовых ограничений.

В качестве принципов ограничений прав и свобод человека устанавливаются следующие:

1. Правовая форма, соответствующая требованиям Конституции РФ, согласно ч. 3 ст. 55, в данном случае — федеральный закон. Требование установления ограничений прав и свобод человека обязательно на законодательном уровне связано с тем, что принятие законодательного акта предполагает возможность общественного обсуждения закона, гласное принятие его парламентом, возможность обжалования норм, не соответствующих Конституции, а также защиту прав и обжалование судебных решений, не соответствующих закону, обращение в международные судебные органы.

2. Соответствие целям, установленным в Конституции РФ. Как указано в ч. 3 ст. 55 Основного Закона страны, ограничения прав и свобод человека могут быть установлены в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55). Указанный перечень является исчерпывающим и не подлежит расширительному толкованию.

В этом смысле перечень оснований для ограничений прав и свобод, по мнению В. В. Лапаевой, выступает как «дополнительный барьер против произвольного вторжения федерального закона в компетенцию конституционного законодателя» и не позволяет ему устанавливать ограничения прав и свобод в каких-то иных целях.

В научной литературе указывается на неопределенность конституционно обозначенных целей ограничения — как пишет Е. Е. Никитина, «формулировка ч. 3 ст. 55 настолько широка, что всякое ограничение можно приписать указанным целям. Неудивительно, что единственным выводом, который вынесли из этих норм современная теория и законодатель, стало то, что ограничить любое право человека можно как угодно, главное — нормами федерального закона. Такое понимание теории ограничения права можно признать односторонним и упрощенным, приводящим к существенному снижению гарантий прав и свобод человека. Нельзя полагаться исключительно на цели ограничения прав». Нормативная неопределенность рассматриваемых положений усиливается, если принять во внимание тот факт, что в качестве целей ограничения используются обобщенные понятия, которым невозможно дать строгое правовое определение.

3. Соразмерность (пропорциональность) ограничений прав и свобод защите конституционно оправданных целей. В Конституции это сформулировано так: «В той мере, в какой это необходимо…» (ч. 3 ст. 55).

Пожалуй, именно вопрос о соразмерности или чрезмерности ограничений прав и свобод человека в последнее время обсуждается наиболее остро. Как утверждает А. А. Кондрашев, «в российском социуме уже давно существует четкий общественный запрос: каковы должны быть основания и формы ограничений прав и свобод человека, а главное — где граница между допустимым ограничением права и законодательным произволом, могут ли быть определены эмпирически критерии ограничений прав и свобод законодателем или таковых нет вообще?».

Принцип соразмерности особенно важен, поскольку, как верно замечает А. В. Малько, «конституционные ограничения выступают специфическим индикатором, позволяющим определить степень свободы и защищенности личности. Именно комплекс конкретно установленных в Конституции ограничений в наибольшей мере характеризует собой взаимоотношения между государством и человеком, представляет специфическое «лезвие бритвы» между законностью и произволом, во многом предопределяет общую концепцию Основного Закона».

Конституционный Суд РФ неоднократно указывал в своих решениях, что законодатель, устанавливая ограничения или предусматривая ответственность за совершение правонарушений, должен исходить из конституционных принципов справедливости, юридического равенства, пропорциональности, соразмерности.

Содержание названных принципов было раскрыто в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 г. № 3-П, от 17 декабря 1996 г. № 20-П, от 8 октября 1997 г. № 13-П, от 11 марта 1998 г. N 8-П, от 12 мая 1998 г. № 14-П и от 15 июля 1999 г. № 11-П и позже неоднократно повторялось и развивалось — например, в Определении от 16 декабря 2008 г. № 1069-О-О, Постановлении от 15 ноября 2012 г. № 26-П, от 11 декабря 2014 г. № 32-П. Из сформулированных в них правовых позиций, которые в соответствии со ст. 6, 79, 80 и 87 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» являются общеобязательными, можно утверждать, что принцип соразмерности включает в себя несколько аспектов. Первый аспект в решениях Конституционного Суда обозначается как «недопустимость чрезмерных ограничений конституционных прав» или «недопустимость избыточного ограничения прав и свобод». Например, этот принцип был сформулирован следующим образом: «При допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры».

Второй аспект, утвержденный Конституционным Судом, можно сформулировать как необходимость социально значимого результата, ради которого вводятся ограничения.

В Постановлениях от 27 марта 1996 г. «По делу о проверке конституционности статей 1 и 21 Закона Российской Федерации “О государственной тайне”», от 13 июня 1996 г. «По делу о проверке конституционности части 5 статьи 97 УПК РСФСР» и от 15 января 1998 г. «По делу о проверке конституционности положений частей 1 и 3 статьи 8 Федерального закона “О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию”», от 18 февраля 2000 г. «По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 5 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации”» Конституционный Суд Российской Федерации указал, что «законодатель, определяя средства и способы защиты государственных интересов, должен использовать лишь те из них, которые для конкретной правоприменительной ситуации исключают возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина; при допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство должно использовать только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы, перечисленные в ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации, могут оправдывать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения адекватны социально необходимому результату; цели одной только рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для ограничения прав и свобод».

И еще один аспект, который должен учитываться в рамках принципа соразмерности, пропорциональности, — «соблюдение баланса прав и законных интересов человека, общества и государства».

В одном из своих решений Конституционный Суд РФ указал, что принцип соразмерности (пропорциональности) позволяет решить философско-правовой вопрос о том, какая из конституционных ценностей подлежит государственной защите в конкретном случае.

Обобщая вышеизложенное, можно сказать, что принцип пропорциональности, соразмерности ограничения прав и свобод носит комплексный характер и означает, во-первых, необходимость соотнесения, «взвешивания» конституционных ценностей: собственно прав и свобод человека и публичных интересов (защита основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства), во-вторых, формирование четкого представления социально значимого результата, для достижения которого устанавливаются ограничения прав и свобод, и, в-третьих, выбор достаточных (а не максимальных) и соответствующих ситуации сдерживающих правовых средств.

4. Крайняя необходимость. Этот принцип выводится исследователями из той же конституционной формулировки: «В той мере, в какой это необходимо…» (ч. 3 ст. 55), однако акценты смещаются в данном случае с понятия мера на понятие необходимость. Рассматривая проблему правомерности ограничения прав и свобод человека в контексте обеспечения общественной безопасности, Н. С. Волкова обращает внимание на то, что указанные ограничения должны применяться в тех ситуациях, когда защита прав и свобод людей, а также общественных интересов невозможна иными способами, кроме как посредством ограничения прав человека.

Таким образом, по мнению Н. С. Волковой, принцип крайней необходимости требует соблюдения следующих условий: «Наличие реального или возможного вреда государственным и общественным интересам; невозможность защиты правоохраняемых благ иными способами; соразмерность вводимых ограничений; причиняемый вред меньше, чем предотвращаемый вред».

5. Соответствие международным договорам Российской Федерации, а также основополагающим принципам и нормам Конституции РФ. Это положение следует из целого ряда конституционных норм: общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ч. 4 ст. 15); права и свободы человека и гражданина признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (ч. 1 ст. 17) и т. д.

Согласно приведенным выше конституционным положениям, ограничения прав и свобод человека должны также соответствовать нормам международного права, устанавливающим цели и принципы таких ограничений.

Сравнение целей, защита которых оправдывает вводимые ограничения прав и свобод человека, установленных в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ и в международных правовых документах, приводит к выводу о близости их правового содержания. Поэтому с поправкой на особенности перевода и специфику формулировок защищаемых ценностей можно говорить о соответствии российской конституционной нормы, определяющей цели ограничения прав и свобод человека, международно-правовым стандартам.

В качестве условий ограничений прав и свобод человека Всеобщая декларация прав человека называет установление ограничений прав и свобод человека законом и необходимость в демократическом обществе (ч. 2 ст. 29).

Согласно Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах ограничения должны осуществляться с целью способствования общему благосостоянию, определяться законом и не могут противоречить природе ограничиваемых прав (ст. 4). В Международном пакте о гражданских и политических правах содержится запрет на совершение со стороны государства или какой-либо группы каких бы то ни было действий, направленных на уничтожение любых прав или свобод, а также на их чрезмерное ограничение.

Подобные условия установлены и Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод: возможность вмешательства (понимаемого как установление правовых «формальностей», «условий», «ограничений», «санкций») со стороны государства в осуществление прав и свобод должна предусматриваться законом, такое вмешательство должно быть необходимым в демократическом обществе (ч. 2 ст. 10).

Требование «необходимости в демократическом обществе» толкуется в научной литературе как сочетание принципов пропорциональности и «неотложной социальной потребности» в ограничении какого-либо права для защиты ценностей и интересов, указанных в ч. 2 ст. 10. Кроме того, Европейский суд по правам человека установил строгие правила толкования возможных ограничений, перечисленных в ч. 2. В деле «Санди Таймс» Суд заявил: «Строгое толкование означает, что никакие другие критерии, кроме перечисленных в клаузуле, касающейся исключений, не могут служить основанием для каких-либо ограничений, и что эти критерии, в свою очередь, должны интерпретироваться на основании прямого значения слов, их формулирующих, не выходя за пределы их обычного понимания» .

Тем самым Европейским судом по правам человека были установлены правовые стандарты применения ограничений прав и свобод человека, включающие в себя: следование основным целям ограничений прав и свобод, закрепление возможности соответствующих ограничений в национальном законодательстве, соблюдение принципов пропорциональности и необходимости в демократическом обществе.

При разрешении правовых коллизий, могущих возникнуть в связи с толкованием Конвенции о защите прав человека и основных свобод следует также учитывать правовую позицию Конституционного Суда, согласно которой «Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции Российской Федерации».

6. Достаточная степень правовой определенности, позволяющая однозначно понять смысл положений, устанавливающих ограничения прав и свобод человека, и с достаточной степенью ясности спрогнозировать неблагоприятные юридические последствия, которые может повлечь за собой нарушение (несоблюдение, неисполнение) ограничения.

Принцип формальной правовой определенности — один из ключевых в деятельности Конституционного Суда РФ. Уже в первых своих решениях Конституционный Суд предупреждал о недопустимости формулирования законодателем таких положений, которые в силу своей неопределенности и при отсутствии законных пределов усмотрения правоприменителя могут применяться произвольно (Постановление КС РФ от 25 апреля 1995 г.).

Позже орган конституционного контроля указывал, что «принцип формальной определенности закона, вытекающий из статей 1 (часть 1), 4 (часть 2), 6 (часть 2), 15 (часть 2) и 19 (часть 1) Конституции Российской Федерации, диктует необходимость точности, ясности и недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе действующего правового регулирования, без которой не может быть обеспечено единообразное понимание и применение таких норм, а значит, и равенство всех перед законом; законоположения, не отвечающие указанным критериям, порождают противоречивую правоприменительную практику, создают возможность их неоднозначного толкования и произвольного применения, ведут к нарушению предусмотренных статьями 2, 18, 45 (часть 1) и 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан» (Постановления от 11 ноября 2003 г. № 16-П, от 14 апреля 2008 г. № 7-П, от 5 марта 2013 г. № 5-П и др.).

Кроме того, в своих решениях Конституционный Суд РФ неизменно ссылается на судебную практику Европейского суда по правам человека, который в своих решениях также обращает внимание на то, что «внутригосударственное законодательство должно быть доступным для понимания и сформулировано с достаточной точностью, для того чтобы позволить заинтересованным лицам (если возникнет необходимость, с помощью консультации) уяснить в той степени, которая уместна в данных обстоятельствах, какие последствия может повлечь за собой то или иное их действие» (Постановления от 13 февраля 2003 г. по делу «Партия благоденствия (Refah partisi) и другие против Турции», от 6 марта 2012 г. по делу «Хухтамяки (Huhtamaki) против Финляндии», от 14 марта 2013 г. по делу «Касымахунов и Сайбаталов против России» и др.).

7. Недопустимость отмены и умаления прав и свобод. В Конституции содержится еще одно важное положение, препятствующее произвольному вторжению федерального закона в сферу основных и прав и свобод. Речь идет о ч. 2 ст. 55, согласно которой «в Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина». Эта норма заслуживает подробного рассмотрения в части, касающейся проблемы разделения понятий ограничение и умаление прав и свобод.

В юридической литературе получила распространение точка зрения, согласно которой понятие умаление прав тождественно понятию необоснованное ограничение объема или действия этих прав по кругу лиц, во времени, сокращение гарантий или усечение механизмов их правовой защиты. Можно сказать, что в этом случае в качестве критерия разделения понятий ограничение и умаление прав и свобод за основу берутся «количественные» показатели.

Согласно другой точке зрения, термин «умаление» означает «законодательное установление в сфере соответствующих прав и свобод меры свободы, меньшей, чем необходимая, с точки зрения основного содержания этих прав и свобод».

Подобная позиция обосновывается и в работах В. В. Лапаевой: «Термин «умаление» применим лишь к основному содержанию конституционных прав, выражающему сущностные, то есть качественные характеристики этих прав, и означает уменьшение их критериальной и регулятивной роли для текущего законодательства, девальвацию их ценности для правовой системы и т. д.»

«“Умаление” в специальном смысле означает принижение значимости самих прав, провозглашенных в Конституции, — считает В. В. Лазарев, — “умаление” происходит через игнорирование провозглашенных прав» и основывается на «отрицании ценности прав».

Сопоставляя понятия ограничение, умаление, отмена прав и свобод, В. И. Крусс заключает, что ограничение права носит частичный характер и этим отличается от «существенно изменяющего содержание права умаления» и «нуллифицирующей отмены».

Недопустимость умаления права нашла свое выражение и в решениях Конституционого Суда РФ. Например, в Постановлении от 18 февраля 2000 г. «По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 5 Федерального закона “О Прокуратуре Российской Федерации” Конституционный Суд отметил: «В тех случаях, когда конституционные нормы позволяют законодателю установить ограничения закрепляемых ими прав, он не может использовать способы регулирования, которые посягали бы на само существо того или иного права, ставили бы его реализацию в зависимость от решения правоприменителя, допуская тем самым произвол органов власти и должностных лиц, и, наконец, исключали бы его судебную защиту. Иное противоречило бы и статье 45 Конституции Российской Федерации, согласно которой государственная защита прав и свобод гарантируется и каждый вправе защищать их всеми способами, не запрещенными законом».

В связи с рассмотрением вопроса о праве журналистов при комментировании хода избирательной кампании высказывать свое отношение к ней Конституционный Суд определил: «В тех случаях, когда конституционные нормы позволяют законодателю установить ограничения закрепляемых ими прав, он не может осуществлять такое регулирование, которое бы посягало на само существо того или иного права и приводило бы к утрате его реального содержания … публичные интересы, перечисленные в части 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения … не ограничивают пределы и применение основного содержания соответствующих конституционных норм…».

Позже это положение повторялось и в других решениях Конституционного Суда РФ: «Федеральный законодатель не вправе допускать искажения конституционных принципов и норм, устанавливающих основы правового положения граждан, равно как и отмены или умаления самого данного права, с тем, чтобы оно не утратило своего реального содержания».

Таким образом, принцип недопустимости умаления прав и свобод означает запрет, адресованный федеральному законодателю, посягать на существо права, принимать законодательные нормы, приводящие к утрате реального содержания прав и свобод, указание на то, что публичные интересы могут оправдать правовые ограничения, только если при этом не ограничиваются пределы и применение основного содержания соответствующих конституционных норм

В теоретическом плане принцип недопустимости умаления права актуализирует вопрос об установлении основного содержания того или иного права и свободы, или, как формулирует Н. С. Малютин, «“ядра” права, его неприкосновенной части, которое по своей сути и предопределяет его место в системе прав и свобод человека, а также предопределяет сущностное наполнение данной категории».

Именно «ядро» права, по нашему мнению, должно выступать главным естественно-правовым пределом его ограничений, поскольку изменение содержания права равносильно его упразднению.

Умаление прав и свобод является одним из вариантов неправомерного ограничения прав и свобод со стороны федерального законодателя, даже если это ограничение осуществляется для защиты ценностей, перечисленных в ч. 3 ст. 55.

Запрет цензуры, установленный в Конституции Российской Федерации, направлен, на наш взгляд, на недопущение отмены либо умаления свободы массовой информации.

Проблема соотношения конституционно-правовых понятий цензура и ограничения свободы массовой информации является наиболее дискуссионной и одновременно наименее разработанной.

В ряде научных публикаций существование цензуры оправдывается необходимостью ограничения права на производство и распространение информации.

Например, И. Е. Марцоха выдвигает тезис о «неизбежности и целесообразности осуществления цензурной деятельности в постсоветской России». Это положение он обосновывает необходимостью сохранения различных видов тайн (медицинской, адвокатской, банковской, нотариальной, религиозной), а также повышением эффективности запретов различных видов вредной информации — «демонстрации насилия, скрытой или явной пропаганды преступного образа жизни … распространения художественных и иных произведений (на эстраде, в театре, телевидении и др.), заведомо искажающих события, факты и дискредитирующих деятелей отечественной истории, содержащих порнографический или гомосексуальный контекст, разрушительно влияющих на духовное и нравственное здоровье общества…» .

По мнению В. Д. Харитонова, «с развитием общества развиваются и трансформируются его институты, в том числе и институт цензуры, который при его правильном гуманном применении в тесной взаимосвязи с принципом приоритета прав и свобод человека и гражданина как раз и будет направлен на защиту этих прав». В его статье цензура последовательно рассматривается как «метод борьбы со злоупотреблениями» СМИ и один из видов ограничений свободы слова.

Как «средство ограничения прав граждан на самовыражение» рассматривается цензура в статье Т. М. Заниной и К. Д. Рыдченко. При этом указывается, что положения ч. 2 ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающие основания ограничения оборота информации в целях соблюдения интересов безопасности, охраны общественного порядка, здоровья и нравственности, «распространяются и на запрещающие цензуру положения п. 5 ст. 29 Конституции Российской Федерации».

По мнению Т. М. Заниной и К. Д. Рыдченко, в случае возникновения подобных оснований запрет цензуры должен отменяться и цензура должна использоваться в качестве инструмента, с помощью которого будут осуществляться ограничения свободы массовой информации.

Подобная логика приводит авторов к выводу, что «в рамках открытого информационного общества возникает необходимость в создании системы информационной цензуры, ограничивающей оборот сведений, которые могут оказать значительное негативное психологическое воздействие».

На наш взгляд, вышеприведенные точки зрения свидетельствуют о трактовке цензуры как ограничения свободы массовой информации либо как способа такого ограничения.

Представленная позиция противоречит Конституции РФ, поскольку в тексте Основного Закона нашей страны запрет цензуры соседствует с указанием на необходимость правовых ограничений свободы массовой информации, что, на наш взгляд, свидетельствует о том, что конституционный законодатель вкладывал различное правовое содержание в понятия цензура и ограничения свободы слова и свободы массовой информации.

Трактовку цензуры как одного из видов или способов ограничения свободы массовой информации следует признать неверной, поскольку ограничение свободы массовой информации является конституционно-правовым инструментом регулирования ее реализации. В отличие от ограничений свободы массовой информации цензура не предполагает собственно свободы действий участников информационного оборота, с ее помощью достигается подконтрольность субъектов, осуществляющих производство и распространение информации. Тем самым нарушается принцип свободы массовой информации и уничтожается «ядро» конституционно-правового понятия свобода массовой информации.

Подтверждение нашей позиции о разграничении правовых понятий цензура и ограничения свободы массовой информации, свободы слова, права на производство и распространение информации мы находим в решениях Конституционного Суда Российской Федерации.

Вопрос о цензуре затрагивался уже в одном из первых решений Конституционного Суда РФ — знаменитом Постановлении об оценке деятельности КПСС и КП РСФСР. В этом постановлении Конституционный Суд, определяя правовую природу деятельности КПСС, указал, что «в стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров», эта деятельность проявлялась в «политике репрессий в отношении миллионов советских людей», «прямом сращивании военных и партийных органов», «контроле за средствами массовой информации». Еще более остро эта позиция прозвучала в особом мнении судьи Конституционного Суда А. Л. Кононова, который обращал внимание на ущерб, нанесенный цензурой в реализации целого комплекса прав и свобод граждан: «Насильственно насаждая однопартийную идеологию и цензуру, КПСС намеренно ограничивала возможности граждан в образовании, профессиональной подготовке, духовном и физическом развитии, сдерживала освоение общегуманитарных ценностей, развитие науки, культуры, творчества, воспитания детей … Отсюда грубейшие нарушения соответствующих гуманитарных прав и свобод человека — на образование, на пользование достижениями культуры, свободы творчества … При наличии политической цензуры, непосредственно подчинявшейся партийным органам, свободы слова и печати просто не существовало».

Таким образом, Конституционный Суд РФ признал, что существование цензуры было обусловлено монополизацией политической власти, и указал на недопустимость советской практики установления государственного контроля над СМИ.

Довольно скоро Конституционному Суду пришлось опять вернуться к рассмотрению вопроса о цензуре, однако уже не в целях исторической оценки, а для разрешения вопроса о возможных формах контроля за государственными СМИ при соблюдении гарантий свободы слова. Противостояние Президента РФ и Верховного Совета РФ в период конституционного кризиса 1993 г. в том числе выражалось и в стремлении этих двух ветвей власти влиять на государственные СМИ.

Президент России своими Указами создал государственные структуры, наделенные функциями исполнительной власти — Федеральную телерадиовещательную службу «Россия» (ФТС «Россия») и Федеральный информационный центр России. В задачи указанного центра входила координация государственной политики в области периодической печати, информационной деятельности, телевидения и радиовещания, руководитель центра был приравнен по статусу к первому заместителю Председателя Совета Министров — Правительства РФ.

Однако внеочередной IX Съезд народных депутатов РФ принял постановление «О мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании и в службах информации», которым отменил вышеупомянутые указы Президента РФ, упразднил ФТС «Россия» и Федеральный информационный центр России и в свою очередь признал необходимым создание представительными органами государственной власти наблюдательных советов, в функции которых входило бы в том числе и согласование назначения на должность и освобождения от должности руководителей государственных телерадиовещательных компаний, кроме того, устанавливалось, что представительные органы государственной власти должны являться соучредителями государственных телерадиовещательных компаний, учрежденных соответствующими органами исполнительной власти.

По сути, на информационном поле страны развернулась борьба между исполнительной и представительной ветвями власти за монополизацию государственного телерадиовещания, для чего упомянутые ветви власти стремились создать организационные механизмы управления деятельностью средств массовой информации. Обе стороны обвиняли друг друга в попытке установления цензуры.

Своим решением Конституционный Суд РФ признал создание Президентом РФ ФТС «Россия» и Федерального информационного центра не соответствующим его полномочиям, предусмотренным Конституцией РФ и российским законодательством.

По поводу вопроса о законности формирования наблюдательных советов Конституционный Суд заявил, что само по себе создание таких советов не противоречит Конституции, поскольку способствует реализации «возможностей граждан участвовать в управлении делами государства и общества, расширению гласности и постоянному учету общественного мнения». В то же время Конституционный суд отметил «неопределенность юридического содержания» положений, устанавливающих правовой статус наблюдательных советов: «Из текста не ясно, будут ли они общественными образованиями с рекомендательными полномочиями либо государственными органами с властными полномочиями», — и потому оценка конституционности этих конкретных органов «может быть дана только после нормативного определения их полномочий, прав и обязанностей, взаимоотношений между учредителями и редакциями».

Данное решение Конституционного Суда было направлено на недопущение создания органов цензуры со стороны обеих ветвей власти — путем пресечения деятельности контролирующих структур, созданных Президентом РФ, и путем превенции, адресованной Съезду, о незаконности наделения наблюдательных советов при СМИ властными полномочиями.

Зачастую конституционно предусмотренную возможность ограничения права на свободу слова, свободу выражения мнения и свободу массовой информации от преувеличенного или произвольного вмешательства государства и должностных лиц в деятельность по производству и распространению массовой информации отделяет тонкая грань, что делает решения Конституционного Суда РФ в данной сфере особенно актуальными.

Решения Конституционного Суда, в которых проводится разграничение правовых понятий цензура и ограничения свободы массовой информации, свободы слова, права на производство и распространение информации, можно разделить на несколько групп, например: цензура и ограничения свободы массовой информации в целях защиты нравственности, цензура и ограничение свободы слова госслужащих, цензура и ограничение свободы собраний, цензура и ограничение свободы на передачу, производство и распространение информации во время выборов. Рассмотрим их подробнее.

Проблеме правомерности ограничения свободы массовой информации в целях защиты нравственности были посвящены два Определения Конституционного Суда РФ от 4 декабря 1995 г. Поводом для них стало обращение главного редактора еженедельника «Собеседник» поэта Дмитрия Быкова, привлеченного к уголовной ответственности (ст. 206 УК РСФСР — злостное хулиганство) за то, что в специальном первоапрельском приложении к «Собеседнику» — газете «Мать» — были размещены материалы, содержащие нецензурные выражения.

По мнению заявителя, указанная статья действовавшего тогда УК РСФСР противоречит Конституции Российской Федерации, ее ст. 29 (ч. 1, 5), поскольку умаляет права граждан на свободу мысли и слова, а также право на свободу массовой информации и запрет цензуры.

Конституционный Суд отметил, что, хотя указанная статья не содержит в себе положений, прямо направленных на ограничение свободы слова, «предписания оспариваемой нормы могут быть распространены на деятельность средств массовой информации и публикующихся в них авторов, если эта деятельность связана с игнорированием нравственных запретов и правил приличия». При разрешении подобных дел суды общей юрисдикции должны учитывать «не только сам факт использования в опубликованном произведении ненормативной лексики, но и опасность такого ее использования для защищаемых Конституцией Российской Федерации ценностей», и то, подпадает ли под признаки предусмотренного ст. 206 УК РСФСР преступления опубликование в средствах массовой информации сомнительных в нравственном отношении произведений.

Тем самым Конституционный Суд признал, что назначение уголовного наказания за использование ненормативной лексики в произведении, предназначенном для массового читателя, и публикация «сомнительных в нравственном отношении произведений» не является цензурой, а выступает допустимым ограничением свободы слова. Конкретная оценка подобных действий находится в компетенции судов.

Другим примером ограничения свободы слова в целях защиты нравственности может служить Определение Конституционного Суда по делу о противоречии Конституции РФ Закона Рязанской области от 3 апреля 2006 г. № 41-ОЗ «О защите нравственности и здоровья детей в Рязанской области».

В ряде субъектов Российской Федерации, например в Архангельской и Рязанской областях, были приняты законы субъектов, направленные на защиту нравственности детей, статьи которых запрещают пропаганду гомосексуализма, кроме того, вводилась административная ответственность в виде штрафа за такого рода пропаганду.

Стала складываться административная и судебная практика: во-первых, администрации городов отказывали в согласовании проведения шествий и пикетирований, если их целью была такая пропаганда, во-вторых, граждане, демонстрировавшие рядом со зданием школы плакаты с текстами «Гомосексуализм — это нормально» и «Я горжусь своей гомосексуальностью», были признаны мировым судом виновными в совершении соответствующего правонарушения и оштрафованы.

В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации привлеченные к ответственности граждане просили признать противоречащими ст. 19, 29 и 55 (ч. 3) Конституции Российской Федерации положения Закона Рязанской области.

При рассмотрении указанного дела Конституционный Суд РФ указал на две конституционно значимые ценности, ради защиты которых производится ограничение прав и свобод:

– «семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании, которые обеспечивают непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа»,

– «законные интересы несовершеннолетних».

В своем решении Конституционный Суд указал также, что опасность пропаганды гомосексуализма состоит в том, что она способна нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию, в том числе сформировать искаженные представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений».

Кроме того, Конституционный Суд должен был ответить на вопрос, насколько соразмерны установленные ограничения.

По мнению Конституционного Суда, «законы Рязанской области «О защите нравственности детей в Рязанской области» и «Об административных правонарушениях» не закрепляют какие бы то ни было меры, направленные на запрет гомосексуализма или его официальное порицание, не содержат признаков дискриминации, по своему смыслу не допускают избыточные действия органов публичной власти».

Кроме того, указанный вид пропаганды запрещается только среди несовершеннолетних, то есть среди лиц, лишенных в силу возраста возможности самостоятельно критически оценить подобную информацию. В связи с этим ограничения свободы слова, установленные Законами Рязанской области, признаны Конституционным Судом оправданными и соразмерными.

Другую группу составляют решения Конституционного Суда, разграничивающие цензуру и ограничение свободы слова госслужащих.

Примерами здесь могут служить три обращения, авторы которых проходили службу в органах прокуратуры, милиции, работали в налоговой службе, каждый из них выступил в средствах массовой информации либо в сети Интернет с заявлениями о коррупционном поведении должностных лиц либо подверг критике организацию работы органов, где проходил службу. После чего они были подвергнуты дисциплинарным взысканиям и уволены за совершение проступка, порочащего честь работника соответствующей службы.

Заявители оспаривали нормативное положение п. 10 ч. 1 ст. 17 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», согласно которому гражданскому служащему запрещается допускать публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе в средствах массовой информации, в отношении деятельности государственных органов, их руководителей, включая решения вышестоящего государственного органа либо государственного органа, в котором гражданский служащий замещает должность гражданской службы, если это не входит в его должностные обязанности.

Перед Конституционным Судом Российской Федерации фактически был поставлен вопрос, не содержит ли указанное нормативное положение преувеличенного ограничения свободы слова и не является ли оно законодательно закрепленной формой цензуры — запретом на распространение сведений, вредных с точки зрения государства — для определенной категории граждан (работников прокуратуры, полиции, госслужбы), владеющих подобного рода информацией.

Конституционный суд отметил, что, поскольку в рамках своей профессиональной деятельности государственные служащие обеспечивают исполнение полномочий органов государственной власти, публичное выражение ими, в том числе в средствах массовой информации, суждений и оценок, имеющих смысл возражения или порицания, может затруднить поддержание отношений служебной лояльности и сдержанности, подорвать авторитет государственной власти как непременного условия успешного решения возложенных на нее задач и тем самым создать препятствия или сделать невозможным эффективное осуществление органами государственной власти своих полномочий, а, следовательно, лишить государственную службу ее конституционного и практического смысла.

Юридическая Куликова С.А. Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Юридическая Куликова С.А. Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Монография посвящена анализу правового содержания конституционного запрета цензуры и изучению роли, которую играет запрет цензуры в системе правовых гарантий и ограничений свободы массовой информации, а также в системе гарантий и ограничений целого комплекса прав и свобод граждан.<br /> Исследуются основные этапы развития цензурного права Российской империи, трансформация института цензуры в советский период развития нашего государства, варианты формулировок информационных прав и свобод в проектах Конституции РФ, разрабатывавшихся в начале 1990-х гг., и материалах Конституционного совещания.<br /> Проблемы реализации конституционного запрета цензуры рассматриваются в контексте нарастающих угроз информационной безопасности личности, общества и государства. На основе обзора действующего законодательства систематизируются виды вредной информации, изучаются организационно-правовые механизмы борьбы с распространением такой информации. Выявляются основные проблемы реализации конституционного запрета цензуры.<br /> Законодательство приведено по состоянию на 1 сентября 2015 г.<br /> Для научных сотрудников, преподавателей и аспирантов юридических высших учебных заведений и всех, кто интересуется основными тенденциями современного конституционного и информационно-правового развития России.

Внимание! Авторские права на книгу "Конституционный запрет цензуры в России. Монография" (Куликова С.А.) охраняются законодательством!