Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Куликова С.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 09.02.2016 ISBN: 9785392202386 Язык: Объем текста: 324 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава 1. Содержание конституционно-правовой категории «Свобода массовой информации». В условиях развития информационного общества

Глава 2. Исторические аспекты правового регулирования цензурного контроля

Глава 3. Запрет цензуры в системе конституционно-правовых гарантий свободы массовой. Информации

Глава 4. Запрет цензуры в системе конституционно-правовых ограничений свободы. Массовой информации

Заключение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 2.
ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ЦЕНЗУРНОГО КОНТРОЛЯ

2.1. Цензурная политика в Российской империи XVIII — начала XX в.

Ретроспективный анализ российского цензурного законодательства позволит рассмотреть основные этапы нормативно-правового закрепления государственного контроля за распространением идей, взглядов, сведений о тех или иных событиях; выявить степень легитимности цензурного контроля; провести анализ целей и задач, которые ставились перед цензурой в различные периоды развития нашего государства.

Первые проявления светской цензуры относят к периоду правления Петра I. Как отмечают И. Г. Горбачев и В. Н. Печников, «по убеждению Петра I в книгах не должно было быть ничего, принижавшего славу Российского престола и государства. Именно за нападки на “русскую государственность” в 1698 г. был запрещен ввоз в страну сочинения некоего Фогта, а в 1700 г. уничтожена книга другого иностранца — Кербаза».

Отсутствие законодательной регламентации цензурной деятельности связано с тем, что в это время все типографии в стране были государственными или церковными и за ними осуществлялся непосредственный надзор властей, они находились «исключительно в распоряжении правительства, и в цензуре по отношению к ним не было нужды».

2 января 1703 г. в Москве вышел в свет первый номер газеты «Ведомости», с появления которого началась история российской журналистики. М. М. Ковалева отмечает, что русская журналистика, в отличие от западной, «была создана усилиями власти и развивалась под постоянным контролем государства». В связи с этим специального цензурного органа для этой газеты тоже не требовалось.

Учреждение Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге в 1724 г., открытие Московского университета в 1755 г., открытие государственных гимназий в Санкт-Петербурге, Москве и Казани обусловило увеличение масштабов книгопечатания и приток иностранных печатных изданий, что породило определенные проблемы, связанные с контролем за содержанием печатной продукции.

В это время происходит разделение функций духовной и светской цензуры. Духовную цензуру осуществляет Синод, светскую — Академия наук, где печатаются научные труды и выходит газета «Санкт-Петербургские ведомости». Окончательное разделение функций духовной и светской цензуры было определено указом императрицы Елизаветы Петровны от 7 марта 1743 г., согласно которому все церковные книги должны были «печататься с апробацией Святейшего Синода, а гражданские и прочие всякие с апробацией Правительствующего Сената». Как отмечает Г. В. Жирков, «формально вся светская литература контролировалась Сенатом, но практически шла через Академию наук».

Активизация цензуры светских изданий в России связана с царствованием императрицы Елизаветы Петровны. В этот период следует ряд указов, вызванных различными информационными поводами.

Например, 26 февраля 1742 г. в газете «Санкт-Петербургские ведомости», издававшейся Академией наук, было напечатано известие о пожаловании действительному тайному советнику Михаилу Бестужеву ордена святого Апостола Андрея. В вышедшем вскоре указе от 18 марта 1742 г. сообщалось, что пожалования ордена не было, само известие было названо «несправедливым» (ложным), в результате Академии наук было запрещено печатать газету без апробации Сената. Неизвестно, вызван ли этот указ политическими интригами или заметку в «Санкт-Петербургских ведомостях» можно назвать первой «газетной уткой», но в данном случае указом императрицы опровергалось газетное сообщение, последовавшее установление цензуры над изданием преследовало целью пресечение возможного распространения недостоверной информации.

Целая серия указов (от 18 марта 1742 г., от 25 августа 1750 г., от 10 октября 1750 г.) посвящена цензуре изданий, в которых описывались исторические события, предшествовавшие воцарению Елизаветы Петровны. Указами предписывалось всем гражданским и духовным лицам сдавать книги, отпечатанные после смерти императрицы Анны Иоанновны, в которых упоминаются «в бывших два правления известных персон имена» (речь шла о свергнутом малолетнем императоре Иоанне Антоновиче и его матери, бывшей правительнице России, Анне Леопольдовне и приближенных к ним лицах) для исправления в этих книгах. Исправления должны были производиться также и в печатных изданиях на «немецком и прочих иностранных языках», ввозимых из-за границы. Неточность формулировок указов о том, какие именно книги следовало изымать, привела к многочисленным злоупотреблениям и вызвала жалобы книговладельцев. Поэтому 10 октября 1750 г. последовал новый Указ, в котором говорилось, что среди изъятых книг много таких, в которых хоть и упоминаются «известные персоны двух бывших правлений», но в целом книги посвящены «Высочайшей Ее Императорского Величества славе», а потому «к знанию и обучению детей истории» пригодны».

Анализ приведенных выше примеров нормотворческой деятельности по вопросам печати показывает, что в этот период проявления цензуры были продиктованы исключительно политическими мотивами, ситуативно обусловлены и не обладали качеством правовой определенности.

Говоря о цензуре доекатерининской эпохи можно согласиться со словами О. К. Нотовича, полагавшего, что в XVIII в. «…цензурная деятельность развивалась без всякого заранее обдуманного плана, путем административной практики. Каждое цензурное постановление вызывалось каким-нибудь чрезвычайным случаем и, вследствие этого, отличалось крайне односторонним и неопределенным содержанием… Цензура продолжает развиваться путем одних случайностей … беспрерывно осложняясь сепаративными указами».

Вторая половина XVIII в. характеризуется значительным расширением книгоиздательской деятельности. В первую очередь это обусловлено изменением законодательной базы, направленной на регулирование деятельности типографий.

Правительственным Указом от 1 марта 1771 г. иноземцу И. Гартунгу разрешалось создание первой в России вольной (частной) типографии, в которой он мог печатать книги только на иностранных языках, в Указе говорилось, что книги должны быть «непредосудительны ни Христианским законам, ни Правительству, ни добронравию», в связи с чем рукописи должны предоставляться в Академию наук для «свидетельства». Указом от 22 августа 1776 г. еще двум иностранцам разрешалось свободно завести типографию, где можно было печатать книги и прочие сочинения уже не только на иностранных, но и на российском языке, при этом опять воспроизводилась формула о «непредосудительности Православной грековосточной церкви, ни правительству, ни добронравию … а дабы в печатаемых книгах ничего предосудительного вкрасться не могло, поручить в особое надзирание в рассуждении духовных книг Святейшему Синоду, а светских Академии наук».

Таким образом, в этих нормативных документах фактически устанавливалась предварительная цензура для светских сочинений. Кроме того, в этих указах впервые в общих чертах определялся круг вредных идей, которые и должна была не пропускать цензура.

Важным этапом в правовом регулировании цензурного контроля является Указ от 15 января 1783 г. «О позволении во всех городах и столицах заводить типографии и печатать книги на Российском и иностранных языках, с освидетельствованием оных от Управы благочиния», согласно которому в столицах и во всех городах разрешалось заводить типографии по собственной воле, не требуя ни от кого дозволения, однако ставя в известность об этом Управу благочиния своего города.

В 1782 г. был принят Устав благочиния, где закреплялись цензурные функции указанного учреждения, более подробно его полномочия были регламентированы последующим Указом от 15 мая 1790 г., согласно которому Управы благочиния становились основными цензурными учреждениями. Таким образом, надзор за книгоиздательством передавался в руки полицейской власти. С этого периода, по мнению Р. И. Бурлаковой, «цензурное регулирование начало восприниматься как часть полицейской функции государства».

К этому же периоду относится и первый, утвержденный императрицей, список запрещенных светских книг. Он был определен Указом от 26 марта 1786 г., в котором Новикову и другим содержателям вольных типографий в Москве строжайше запрещалось издавать и пускать в продажу книги, «наполненные странными мудрствованиями, или, лучше сказать, сущими заблуждениями» (произведения были посвящены мистике, эзотерике, идеологии масонства). Список включал в себя 6 книг: «О заблуждениях и истине», «Апология, или Защищение ордена Вольных каменщиков», «Братское увещание». «Хризомандер, аллегорическая и сатирическая повесть», «Карманная книжка», «Парацельса химическая Псалтырь».

Данная норма способствовала разработке определенного правового механизма изъятия запрещенной литературы. Н. А. Гринченко замечает: в этот период власти уже осознавали, что запрет сам по себе не может предотвратить распространения книг, содержащих вредные идеи, поэтому «для предотвращения распространения запрещенных изданий в цензурном законодательстве были разработаны меры, на основании которых в России осуществлялась торговля отечественными и зарубежными произведениями печати». Так, запрещенные книги изымались из московских книжных лавок и уничтожались, с книготорговцев были взяты подписки, обязывающие их не продавать эти сочинения; зарубежные издания, не допущенные к продаже в России, должны были отсылаться книготорговцами за границу. Ответственность за распространение запрещенных изданий возлагалась на книготорговцев.

Параллельно формированию правового механизма противодействия проникновению вредных идей посредством книжной торговли появлялись и первые способы обхода цензурного законодательства. Например, книги ввозились из-за границы нелегально, на них менялись титульные листы, затем книги тайно продавались. Эти действия предпринимались с целью получения дополнительного дохода, поскольку запрещенные книги стоили дороже. Н. А. Гринченко приводит пример, что в магазине В. Греффа существовал «тайный кабинет для чтения», где желающие (по особой рекомендации) могли ознакомиться с изданиями, которые «нельзя было пустить в продажу».

Стремление не допустить распространения идей Французской революции в Российском государстве способствовало окончательному закреплению института цензуры. Указ 1796 г. вводил цензуру иностранных книг, к тому же устанавливалось правило, согласно которому «никакие книги, сочиняемые или переводимые в государстве нашем, не могут быть издаваемы … без осмотра от одной из цензур». Для этого цензурные учреждения размещались в Петербурге, Москве, Риге, Одессе и при Радзивиловской таможне. Общее регулирование цензурной деятельностью возлагалось на Правительствующий Сенат, определялось, что в цензурное учреждение должны входить одно духовное лицо, назначаемое Синодом, одно гражданское, назначаемое Сенатом, и представитель Академии наук или университета. Именно с этого момента, «профессия цензора получила государственный статус».

В дальнейшем в правление Павла I цензурный режим ужесточался. Так, указом от 17 мая 1798 г. усиливался контроль за ввозимыми иностранными изданиями, для чего цензурные учреждения вводились теперь во всех портах. Указом от 17 апреля 1800 г. устанавливалось, что все существующие в стране цензурные учреждения подчиняются Санкт-Петербургской цензуре, кроме того, они не должны были дозволять печатать книги без ее одобрения. Тем самым выстраивалась единая «цензурная вертикаль», устанавливалась двухступенчатая система цензуры. Тогда же был установлен тотальный запрет на ввоз всякого рода книг и иных иностранных изданий, включая ноты, поскольку «через ввозимые из-за границы книги наносится разврат вере, гражданскому закону и благонравию».

Таким образом, в этот период цензурные предписания имели некодифицированный характер, были направлены на установление индивидуального разрешения или запрета. Постоянные органы, исполняющие функции цензуры, только формировались. В самых общих чертах определялся круг вредных идей и тем, подлежащих запрету. Особенное внимание власть уделяла иностранной литературе, за ввозом и распространением которой устанавливался особенно строгий контроль.

В то же время, российские монархи все больше осознавали силу воздействия печати на общественное мнение. На самых ранних этапах возникновения цензуры проявляется ее идеологическая направленность, реализующаяся через запрет тем, идей, знаний, которые правительство считает опасными. С этого периода цензура становится одним из методов обеспечения внутриполитической безопасности, осуществление цензурного контроля превращается в важную государственную функцию.

9 июля 1804 г. был утвержден первый Цензурный устав, который официально ввел в России предварительную цензуру. «Ни одна книга или сочинение не должно быть напечатано в империи Российской, не выпущено в продажу, не быв прежде рассмотрено Цензурою», — указывалось в ст. 3 Устава.

В Уставе впервые были названы основные объекты цензуры: это все книги и сочинения, печатаемые в России (п. 1, 3), журналы и другие периодические издания, в том числе иностранные, ввозимые из-за границы или выписываемые по почте (п. 9), рукописные пьесы, представляемые во всех театрах (п. 10), а так же эстампы и «изображения» (рисунки, картины, гравюры, п. 25).

Был определен круг тем, которые не должны пропускаться цензурой: «Чтобы ничего не было противного Закону Божию, Правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина» (ст. 15). В то же время в Уставе содержалась оговорка о том, что «благоразумное исследование», касающееся веры, законодательных положений и государственного управления, не должно запрещаться цензурой. В этом случае многое зависело от усмотрения цензора, который должен был решить, насколько представленное сочинение не противоречит установленным требованиям.

Уставом предусматривался различный правовой механизм пресечения распространения запрещенных идей и мнений. Так, если цензор в доставленной рукописи находил только некоторые места, нарушающие установленные запреты, то, обозначив такие места, он обязан был вернуть рукопись издателю — с целью изменения или исключения выделенных фрагментов текста. Позже исправленная рукопись могла быть одобрена цензурой и опубликована. В этом случае ответственности не предусматривалось (п. 16).

Если сочинение в целом было направлено на оскорбление личной чести гражданина, благопристойности и нравственности, то цензурный комитет не только отказывал в напечатании рукописи, но и удерживал ее у себя. Фактически речь шла о конфискации рукописи или книги как орудия совершения правонарушения. Юридический механизм противодействия распространению вредной информации состоял в прекращении правонарушения (п. 18).

Наиболее строгие меры ответственности предусматривались в том случае, когда в представленной рукописи отвергалось бытие Божие, она в целом была направлена против веры и законов Отечества, либо на оскорбление верховной власти и была «противна духу общественного устройства и тишины». При установлении таких обстоятельств цензурному комитету вменялось в обязанность не только задержать рукопись, но и сообщить об этом правительству — для отыскания сочинителя и привлечения его к ответственности.

Организационно цензура была отнесена к Министерству народного просвещения. Затем, в целях установления более строгого контроля за печатью в 1810 г. учреждения цензуры были переданы в ведение только что созданного Министерства полиции, которое с 1819 г. было преобразовано в Министерство внутренних дел.

Следующий Цензурный устав от 10 июня 1826 г., принятие которого можно рассматривать как одну из ответных внутриполитических мер монарха на восстание декабристов, существенно отличался от предыдущего.

В Уставе детально регламентировалась структура цензурного ведомства. Аппарат цензуры переводился в Министерство народного просвещения, руководство ею поручалось специально созданному Верховному цензурному комитету, в состав которого входили три министра: народного просвещения, внутренних дел и иностранных дел. С высоты сегодняшнего дня можно сказать, что основной функцией Верховного комитета было осуществление информационной политики в области развития научной и учебной литературы, обеспечения общественной нравственности и внутренней безопасности, формирования общественного мнения, в соответствии с политическими целями, определяемыми правительством.

Министру народного просвещения подчинялся Главный цензурный комитет, который в свою очередь осуществлял руководство всеми остальными цензурными комитетами и разрешал спорные дела. Кроме того, цензурные комитеты подчинялись непосредственно попечителям учебных округов. Такая административная структура способствовала скорейшему доведению властных предписаний до цензоров на местах. На исполнение цели было направлено и введение практики ежегодных разъяснений цензорам, составляемых Верховным цензурным комитетом и содержащих указания по применению отдельных статей Устава.

Второй Цензурный устав существенно увеличил перечень объектов цензуры — теперь к нему относились «все вообще книги, сочинения, прописи, географические и топографические карты, рисунки, чертежи, планы, портреты и музыкальные ноты» (§ 2), афиши, мелкие публичные объявления (§ 115), частные издания сводов и собраний Российских законов (§ 117), «медицинские и всякого рода лечебные книги» (§ 124), «учебные книги для юношества» (§ 125).

В качестве ценностей, которые цензура должна была ограждать от посягательств, указывались Православные «Святыни, Престол, постановленные от него власти, законы Отечественные, нравы и честь народная и личная» (§ 3). Однако, в отличие от предыдущего Устава, который ограничивался подробным тематическим перечислением, в Уставе 1826 г. содержалось подробное описание возможных оснований цензурных вмешательств.

Общие положения для руководства цензоров при рассматривании всякого рода произведений составляли содержание гл. 12, более подробные — гл. 13–17 Устава.

Запрещались сочинения, в которых рассматривались учения тайных обществ, астрологическая, магическая, кабалистическая и другая подобная литература, «служащая к распространению заблуждений и суеверий». Запрету подлежали сочинения и переводы, в которых подвергалась сомнению достоверность Священного Писания и подрывающие уважение к церковной иерархии, христианским добродетелям, правила христианского воспитания и образования.

Равным образом запрещалось «всякое произведение словесности и искусств, противное добрым нравам, благопристойности, или чести народной и личной» (§ 164).

Не могли появиться в печати произведения, которые содержали критические замечания в адрес Верховной власти и государственно-управленческого аппарата, и «могли ослабить чувство преданности, верности и повиновения» Государю Императору, власти вообще и российским законам. Запрещались книги, в которых хотя бы в теории порицался монархический образ правления, предлагались реформы государственного управления, обсуждалось правовое положение различных сословий. Все эти предписания равным образом относились и к сочинениям, посвященным иностранным державам, состоящим в дружественных с Россией отношениях.

Цензурированию подлежали классические книги античных авторов, предназначенные для чтения в учебных заведениях, запрещались исторические сочинения, если в них отсутствовали поучительные наставления современникам или сочувственно описывались лица, выступавшие против монархического правления. При этом запрещалось заменять исключенные цензурой места точками, для того чтобы читатели не догадались о цензурных вмешательствах.

Отдельные нормы Устава были посвящены правилам цензурирования географических, статистических, логических, философских, юридических, естественно-научных и медицинских книг. Например, запрещались книги, в которых излагались идеи естественного происхождения прав и свобод человека, а так же теория общественного договора. Запрещалось печатать записки частных лиц по судебным делам.

Цензура должна была возвращать сочинения и рукописи, в которых обнаруживались грамматические ошибки, а также книги на иностранных языках, если в них нарушались правила языка написания.

Кроме того, в уставе содержалось положение, согласно которому «статьи, касающиеся до государственного управления, не могут быть напечатаны без согласия того министерства, о предметах коего в них рассуждается» (§ 141). Тем самым вводилось большое количество ведомственных цензур. Все ведомственные цензуры были равнообязательными, и какое-либо издание с разнообразной информацией должно было проходить последовательно через несколько ведомственных цензур. Это увеличивало сроки публикаций.

Формально-юридическое закрепление оснований цензурного вмешательства должно было способствовать сужению цензорского усмотрения, иными словами, цензор в большей степени должен был опираться на нормы Устава, чем на собственные субъективные оценки. Этому препятствовал параграф устава, запрещающий пропускать к напечатанию места в сочинениях и переводах, имеющие двоякий смысл, если один из них противоречит цензурным правилам (§ 151).

В Уставе 1826 г. расширен круг субъектов, вступающих в цензурные правоотношения, гораздо подробнее описаны их права, обязанности и меры ответственности за допущенные правонарушения.

Если в Уставе 1804 г. основными субъектами были цензоры и издатели, а, например, авторы упоминались только дважды (в случае, когда они не согласны с решением цензуры, и в случае, когда в их сочинениях обнаруживались идеи, направленные против веры и законов Отечества), то Устав 1826 г. регулирует отношения между цензорами разного уровня, а также между цензорами и сочинителями, переводчиками, издателями, художниками, граверами, владельцами типографий, розничными продавцами и разносчиками книг, владельцами библиотек для чтения. Перечень субъектов сам по себе уже является показателем расширения сферы правового регулирования отношений по распространению различного рода произведений: законодатели стремились закрепить возможность изъятия книжной продукции, не соответствующей цензурным нормам, на каждом этапе движения произведения от автора к читателю.

Например, если в книжной лавке или библиотеке для чтения обнаруживалась книга, не разрешенная цензурой, владельцы лавки или библиотеки штрафовались на 2000 руб., в случае повторного обнаружения неразрешенных произведений книжная лавка или библиотека закрывались на два года, следующее правонарушение вело к пожизненному лишению права заниматься деятельностью по содержанию библиотек или книжной торговлей. Еще более жесткие меры ответственности налагались на владельцев типографий.

Особенно строгие требования предъявлялись к издателям периодических изданий и мелких сочинений, поскольку они пользовались большей популярностью, и «в случае предосудительного содержания могут производить гораздо опаснейшие последствия».

Следующий Цензурный устав был принят 22 апреля 1828 г., и в нем законодатель попытался избавиться от недостатков прежнего.

В Мнении Государственного совета, предпосланном новому Уставу, проводилось сравнение нового устава с предшествующим и указывалось, в частности, на более четкое и точное определение обязанностей цензоров, отмечалось, что новом Уставе цензоры «не поставлены судьями достоинства или пользы рассматриваемой книги. Они только ответствуют на вопрос: не вредна ли та книга, и все их действия ограничиваются простым решительным на сей вопрос ответом».

В отличие от предшествующего нормы Устава 1828 г. предписывали цензорам:

– «принимать всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольное толкование оной в дурную сторону» (п. 6);

– не «входить в разбор справедливости или неосновательности частных мнений или суждений писателя» (п. 15);

– не входить в рассуждение о том, полезно или бесполезно рассматриваемое сочинение, если только оно не содержит нарушений, предусмотренных уставом (п. 15);

– не переписывать представленные к рассмотрению рукописи по своему вкусу, не прибавлять собственных примечаний и толкований (п. 91).

Перечень оснований для запрещения был четче структурирован и включал в себя:

1) что-либо клонящееся к поколебанию учения Православной ... Церкви;

2) нарушающее неприкосновенность Верховной самодержавной власти … и что-либо противное коренным государственным постановлениям;

3) когда в оных оскорбляются добрые нравы и благопристойность;

4) когда в оных оскорбляется честь какого-либо лица непристойными выражениями или предосудительным обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветою» (п. 3).

Анализируя основания для запрещения, представленные в Цезурных уставах, С. И. Григорьев обратил внимание на то, что «порядок охраняемых цензурой позиций устанавливается уже в первом уставе и затем лишь повторяется с определенными исключениями».

В целом, соглашаясь с его мнением, отметим, что от устава к уставу происходит размежевание таких охраняемых позиций, как Верховная власть (личность самодержца), система государственной власти, законодательство (то есть печать не должна способствовать совершению противозаконных действий), отдельную категорию составляет «честь народная», «благопристойность» (то есть общепринятые принципы морали и нравственности). В уставе 1828 г. в свернутом виде присутствуют такие основания цензурного вмешательства, как оскорбление («непристойными выражениями»), диффамация, («предосудительное обнародование»), вмешательство в частную и семейную жизнь («домашнюю жизнь»), клевета.

В третьем Цензурном уставе впервые появляется положение о том, что «никакой чиновник не имеет права без дозволения начальства обнародовать сведения, ставшие ему известными по службе» (п. 10). Наличие данной нормы позволяет говорить о становлении института служебной тайны: перечней видов конфиденциальной информации еще не существовало, но устанавливался общий запрет на распространение любых сведений, ставших известными по службе.

Отдельный раздел цензурного устава был посвящен иностранной цензуре. Специфика наблюдения за иностранными изданиями состояла в том, что цензура имела дело не с рукописями, текст в которых можно было изменить, а с уже изданными книгами. Поэтому цензор должен был принять одно из следующих решений: дозволить к обращению, дозволить за исключением некоторых мест (страницы вырезались или заклеивались), запретить к обращению для публики или запретить безусловно (п. 98).

Цензурный устав регламентировал применение к цензуре иностранной всех норм, действовавших для внутренней цензуры. При этом предписывал, что «романы, повести, другие произведения иностранной словесности должны быть рассматриваемы с большей против иных книг строгостию в отношении к нравственности их содержания» (п. 103).

Однако строгости цензурного устава по отношению к иностранной литературе успешно преодолевались. Е. А. Кулакова, изучавшая журналы заседаний Комитета цензуры иностранной в Петербурге, приходит к выводу, что Главное управление цензуры часто удовлетворяло прошения частных лиц о выдаче им запрещенных книг. С получателя иностранных книг брали расписку «в непередавании оного никому другому».

Ю. Г. Оксман указывает на другой способ обхода иностранной цензуры: в списках книг, составляемых книгопродавцами для цензурных комитетов, указывались лишь названия книг, но не сообщалось число привезенных экземпляров. В случае запрещения цензурой той или иной книги книгопродавцы должны были отправить книги обратно, но отправлялась только часть экземпляров, а другие книги реализовывались по более высокой цене.

Подтверждением того, что запрещенные книги имели широкое обращение в российском обществе, могут служить и данные, приводимые С. Монасом о том, что «после раскрытия заговора петрашевцев в Петербурге в ходе специальных проверок магазинов книгопродавцов была выявлена 2581 запрещенная книга».

Таким образом, цензура не справлялась со своей главной функцией — отфильтровывать информацию и мнения, противостоящие официальной идеологии. И. М. Чирскова отмечает парадоксальные результаты деятельности цензуры: «Усилия цензоров, направленные на ограждение государственных интересов, нередко приводили к неожиданным результатам — популяризации запрещенных произведений отечественной и иностранной литературы. Именно благодаря цензуре русский читатель нередко был знаком с ними лучше, чем представители более свободных европейских стран».

Был расширен состав Главного управления цензуры, в который теперь входили Президенты Академии наук и Академии художеств, а так же представители духовного ведомства Православного вероисповедания, министерства иностранных дел и внутренних дел, управляющий третьим отделением Императорской канцелярии др. Расширение состава высшей цензурной инстанции должно было повысить авторитет последнего органа в обществе.

В этот период начинается вытеснение университетских профессоров из цензуры. Постановлением Государственного совета «О новом штате Цензурного управления» от 19 июля 1850 г., где указывалось, что «в цензоры могут быть определяемы только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях … во время занятия сей должности они не должны вместе с оною нести никаких других обязанностей». Передача цензурных обязанностей в руки надежных лояльных правительству чиновников свидетельствовало об изменении официальной политики и о желании власти усилить эффективность цензуры. Как замечает И. П. Фут, увольнение университетских цензоров и замена их чиновниками из Министерства народного просвещения, «не имевшими такой научной подготовки, зато надежными в политическом отношении, являлось яркой приметой времени».

Происходит постепенное ужесточение цензурного режима. В действующий цензурный устав вносится много дополнений и изменений. Конец 1840-х — 1855-е годы в научной исторической литературе получил название «цензурного террора». По словам М. К. Лемке, это «едва ли не самый мрачный и тяжелый период всей истории русской журналистики. Помимо обыкновенной, официальной и весьма строгой цензуры, в это время над печатным словом тяготела еще другая цензура — негласная и неофициальная, находившаяся в руках учреждений, облеченных самыми широкими полномочиями и не стесненных в своих действиях никакими рамками закона».

Наряду с цензурными учреждениями, предусмотренными Уставом о цензуре 1828 г. в конце 1840-х — 1850-е годы стали появляться чрезвычайные негласные комитеты: Высочайше учрежденный 27 февраля 1848 г. комитет для рассмотрения действий цензуры периодических изданий (по имени своего председателя А. С. Меншикова в научной литературе получивший название Меншиковского комитета); Высочайше учрежденный 2 апреля 1848 г. комитет для высшего надзора в нравственном и политическом отношениях за духом и направлением всех произведений нашего книгопечатания (получивший название Комитет 2 апреля, или Бутурлинский, по имени его председателя Д. П. Бутурлина); Высочайше учрежденный 21 января 1859 г. Комитет по делам книгопечатания. Цель учреждения комитетов обозначалась как «высший, в нравственном и политическом отношении, надзор за духом и направлением отечественного книгопечатания», помимо осуществления предварительной цензуры, Комитет должен был рассматривать то, что уже вышло в печать и обо всех замечаниях и наблюдениях доводить до сведения Государя. Комитеты подчинялись непосредственно императору, штатные назначения осуществлялись негласно, полномочия были определены очень широко, деятельность носила секретный характер. Неопределенность правового статуса и компетенции этих органов приводили к тому, что невозможно было оспорить их действия или выводы.

Особо стоит сказать о санкциях за нарушение цензурного законодательства. В Уставе о цензуре 1828 г. преобладающей формой ответственности за нарушения в сфере печати являлись административные взыскания, но также были включены некоторые нарушения, при определенных условиях признававшиеся уголовно-наказуемыми, конкретная санкция за которые не устанавливалась. По Уставу, виновный «предавался суду по законам».

Более серьезная, уголовная ответственность устанавливалась Законами уголовными, вошедшими в 15 томах Свода законов Российской империи. Преступления, совершенные посредством печати, были отнесены к государственным преступлениям и включали соответствующие статьи о «наказаниях за поношение Государя Императора и членов Императорского дома злыми и вредными словами» (ст. 220, 221, 222); «поношение» присутственного места, должностного лица (ст. 229, 230), сочинение и опубликование подложных указов, распространение вредных слухов, направленных против правительства (ст. 235–238).

Уложением о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г., упорядочившим действовавшие нормы уголовного материального права, санкции за преступления печати содержались в нескольких разделах: разделе втором «О преступлениях против веры и о нарушениях ограждающих ее постановлений», разделе третьем «О преступлениях государственных», разделе восьмом «О преступлениях и проступках против общественного благочиния» и др.

Например, предусматривалось уголовное наказание авторов печатных и рукописных сочинений, в которых содержалось «богохуление, поношение святых, порицание Христианской веры или Православной Церкви» (ст. 187), составление и распространение печатных и письменных сочинений и изображений с целью возбудить неуважение к Верховной власти (ст. 267), тайное издание или распространение сочинений, рисунков, гравюр, имевших целью «развращение нравов или явно противных нравственности и благопристойности» (ст. 1301).

Все признанные судом печатные издания подлежали принудительному уничтожению, а виновного в совершении преступления печати против веры или против верховной власти суд мог лишить всех прав состояния и сослать на поселение в Сибирь. Н. М. Корнева отмечает любопытную особенность санкций этого периода: «наказание за печатную антихристианскую пропаганду было мягче, чем за устные ее формы. Печатная форма считалась менее опасной, гарантией от ее широкого распространения служила неграмотность основной массы верующих».

К преступлениям против личной чести относились составление и распространение сочинений и изображений, «хотя и не заключающих прямой клеветы, но ругательных и явно оскорбительных для какого-либо частного лица» (ст. 2020). Суд мог обязать виновного принести публичное извинение.

Предусматривалась также специальная уголовная ответственность за нарушение постановлений о цензуре (ст. 1306–1318) — субъектами были как цензоры, так и владельцы типографий, содержатели библиотек для чтения и книготорговцы.

Таким образом, контроль за печатным словом реализовывался не только в качестве цензурного надзора, но и в зависимости от серьезности правонарушения подкреплялся административными взысканиями или уголовно-правовыми наказаниями.

Российское правительство в борьбе с инакомыслием применяло «мощнейший правовой инструментарий с диапазоном от цензурного Устава до Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» и активно использовало превентивные, запретительные и репрессивные меры.

Именно в это время, по мнению Г. В. Жиркова, усиливается тенденция видеть в цензуре прежде всего полицейскую функцию. В качестве доказательства исследователь приводит рассуждения цензора О. А. Пржецлавского, считавшего, что «ближайшим аналогическим» значением этого термина является термин «полиция». «Полиция же есть учреждение, — замечал он, — имеющее целью действующей в данной стране, в данное время властью писаные законы приводить в фактическое исполнение и предотвращать всякое, также фактическое, их нарушение. Следовательно, то, что требуется от полиции в области материальных деяний, требуется от цензуры в круге действия интеллектуальном: сущность и той, и другой одинакова, хотя и в различных сферах, состоит в охранении от нарушения действующего закона. Цензура — полиция печатного слова...»

Следующий этап развития цензуры в России связан с эпохой «великих реформ» Александра II.

Временные правила 12 мая 1862 г. — лаконичный документ, основная цель которого — в уточнении оснований цензурного вмешательства: кроме традиционного запрета нарушать «должное уважение к учению Христианских вероисповеданий, неприкосновенность Верховной власти и ее атрибутов, уважение к особам Царствующего дома, непоколебимость основных законов, народную нравственность, честь и домашнюю жизнь каждого» (п. 1), цензура должна была «не допускать к печати сочинений и статей, излагающих вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и к водворению анархии», под запрет попадали статьи, «в которых возбуждается неприязнь и ненависть одного сословия к другому» (п. 2), или содержатся оскорбительные насмешки над целыми сословиями или должностями государственной и общественной службы» (п. 7).

Предпринимаются попытки систематизации постановлений и распоряжений о цензуре, увидевших свет с 1828 г. по 1862 г. Создается Комиссия для разработки проекта нового цензурного устава под председательством статс-секретаря князя Д. А. Оболенского. Для обеспечения работы комиссии в типографии Министерства народного просвещения печатаются «Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год», «Исторические сведения о цензуре в России», «Мнения разных лиц о преобразовании цензуры», «Записки о цензуре» литераторов, «Сборник статей, недозволенных цензурой в 1862 г.» и т. д. Хотя эти издания изначально предназначались для служебного пользования, часть тиража передается в публичные библиотеки и читальни, распространяются среди писателей и издателей, что порождает публичную общественную дискуссию о роли цензуры в истории российской культуры и ее месте в социально-политической жизни России середины XIX в. В ноябре 1862 г. был представлен проект Устава о книгопечатании, в котором предлагался смешанный порядок осуществления цензуры за печатью, совмещающий судебную ответственность и возможность административного надзора. Хотя проект не был принят, но наиболее важные идеи его авторов нашли свое развитие в последующих нормативных актах, реформировавших институт цензуры в России.

Цензурная реформа получила нормативно-правовое оформление 6 апреля 1865 г., когда были утверждены два акта: Указ «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати» и Мнение Государственного совета «О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях», представлявшие собой новые Временные правила о печати.

Обратим внимание на необычность источника права: это не цензурный устав, и не закон о свободе печати. Временные правила принимались с оговоркой, что они изданы на время, до окончания работы комиссии по делам книгопечатания. Цензуроведы, изучавшие исторические источники этого периода, делают вывод о том, что «отсутствие закона и замена его временными правилами стали результатом противоречий, возникших в правительственных кругах по решению цензурного вопроса».

Согласно Временным правилам о печати от 6 апреля 1865 г. освобождались от предварительной цензуры в обеих столицах все периодические издания (газеты и журналы) и оригинальные сочинения не менее 10 печатных листов, переводы не менее 20 печатных листов. Указание на объем сочинения не случайно: от предварительной цензуры освобождались серьезные, фундаментальные сочинения, рассчитанные на внимание образованных читателей, литература для народа по-прежнему подлежала предварительной цензуре. Предварительная цензура была оставлена для духовной и иностранной литературы, а так же для всех печатных изданий, выходивших в провинции.

Таким образом, в России фактически был введен новый тип цензуры — последующий (карательный), при сохранении в ряде случаев предварительной цензуры.

Суть теперь состояла в том, что издатели представляли в цензурные комитеты не рукописи, а отпечатанные номера периодических изданий и книг. Согласно Временным правилам 1865 г. цензура по-прежнему осуществлялась до выхода издания в свет, но цензор уже не мог вмешаться в творческий процесс. Он должен был вынести заключение: содержится ли нарушение закона в данном произведении. Если факт нарушения, по мнению цензора, существовал, Министерство внутренних дел ходатайствовало о возбуждении преследования против органа печати.

Введение новой (карательной) формы цензуры, с одной стороны, усиливало степень личной ответственности авторов, журналистов, редакторов и издателей, поскольку в случае нарушения законов они подвергались судебному преследованию. С другой — судебный порядок рассмотрения правонарушения должен был защитить авторов и редакторов от субъективной оценки цензоров.

Вскоре цензорам столичных комитетов была разослана специальная инструкция Министра внутренних дел, в которой указывалось, что с введением карательной цензуры существенно изменяются обязанности цензоров. В случае предварительной цензуры цензор «только дозволяет или запрещает», в случае карательной — несет более сложные обязанности и должен ответить на ряд вопросов: а) заключается ли нарушение закона в напечатанном произведении? б) если факт нарушения закона существует, то следует ли подвергнуть автора преследованию? в) если следует начать преследование, то каким образом должно быть сформулировано первоначальное обвинение?

Согласно нормам Временных правил устанавливались ответственные лица за содержание напечатанных или литографированных сочинений — с учетом последовательности, в которой они должны были призываться к суду:

1) сочинитель, во всех случаях, когда он не докажет, что публикация его сочинения произведена без его ведома;

2) издатель — в том случае, если имя или место жительства сочинителя неизвестны или он находится за границей;

3) типографщик или литографщик — когда ни сочинитель, ни издатель не известны или находятся за границей;

4) книгопродавец — в том случае, если на продаваемом экземпляре отсутствует указание на адрес типографии или литографии.

Таким образом, складывается современная модель ответственности, когда главным ответчиком выступает автор, а в некоторых случаях к ответственности привлекаются и распространители вредной информации.

Кроме уже закрепленных в Уставе 1828 г. и продолжавших действовать цензурных запретов, вводились и дополнительные. Например, не дозволялось печатать:

– отзывы, подрывающие общественное доверие к действующим законам, постановлениям и распоряжениям правительства;

– воззвания, возбуждающие вражду одного сословия против другого;

– «порицание или оспаривание начал собственности и семейного союза, с намерением ослабить их основы»;

– постановления дворянских, городских и земских собраний без специального разрешения.

Как мы видим, «дарование некоторых облегчений и удобств отечественной печати» не обошлось без очередного расширения круга запрещенных тем.

В связи с этим российское уголовное законодательство пополнилось рядом новых составов преступлений, закрепленных во Временных правилах 1865 г. Преступлением признавалась публикация «оскорбительных … отзывов о действующих законах или постановлениях», «воззвание, возбуждавшее вражду одной части населения против другой или одного сословия против другого», «всякое оглашение в печати о частном или должностном лице, или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени», опубликование оскорбительного отзыва в печати, заключавшего в себе «злословие или брань» и др.

Кроме судебной ответственности, вводились новые меры административной ответственности: предостережение и приостановление периодических изданий. Правом направлять предостережения повременным изданиям наделялся министр внутренних дел. С получением третьего (последнего) предостережения издание приостанавливалось на срок до 6 месяцев. Временные правила предусматривали также возможность полного прекращения того или иного издания на основе представления министра внутренних дел и решения Правительствующего Сената.

Юридическая Куликова С.А. Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Юридическая Куликова С.А. Конституционный запрет цензуры в России. Монография

Монография посвящена анализу правового содержания конституционного запрета цензуры и изучению роли, которую играет запрет цензуры в системе правовых гарантий и ограничений свободы массовой информации, а также в системе гарантий и ограничений целого комплекса прав и свобод граждан.<br /> Исследуются основные этапы развития цензурного права Российской империи, трансформация института цензуры в советский период развития нашего государства, варианты формулировок информационных прав и свобод в проектах Конституции РФ, разрабатывавшихся в начале 1990-х гг., и материалах Конституционного совещания.<br /> Проблемы реализации конституционного запрета цензуры рассматриваются в контексте нарастающих угроз информационной безопасности личности, общества и государства. На основе обзора действующего законодательства систематизируются виды вредной информации, изучаются организационно-правовые механизмы борьбы с распространением такой информации. Выявляются основные проблемы реализации конституционного запрета цензуры.<br /> Законодательство приведено по состоянию на 1 сентября 2015 г.<br /> Для научных сотрудников, преподавателей и аспирантов юридических высших учебных заведений и всех, кто интересуется основными тенденциями современного конституционного и информационно-правового развития России.

Внимание! Авторские права на книгу "Конституционный запрет цензуры в России. Монография" (Куликова С.А.) охраняются законодательством!