Анна Иоанновна

Павленко Н.И.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Биографии и Мемуары Издательство: Проспект Дата размещения: 16.03.2017 ISBN: 9785392243266 Язык: Объем текста: 408 стр. Формат: epub

Оглавление

Глава I. Герцогиня Курляндская

Глава II. Императорская корона на голове герцогини

Глава III. Крах «затейки» верховников

Глава IV. Царствовала, но не управляла

Глава V. Окружение императрицы

Глава VI. Утехи Анны Иоанновны

Глава VII. У кормила правления

Глава VIII. Мужик и барин

Глава IX. Торговля товарами и страной

Глава X. Свара среди духовенства

Глава XI. Первые жертвы режима

Глава XII. Кабинет-министр на плахе

Глава XIII. Изгнание Станислава Лещинского

Глава XIV. Победы, не завершившиеся желанным миром

Глава XV. Эпилог

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава XV.
Эпилог

Удивительна судьба представителей царствующего дома Романовых — никто из них на протяжении XVII–XVIII веков не отличался долголетием: первый представитель династии, Михаил Федорович, скончался в 49 лет, его сын Алексей Михайлович — в 47 лет. Из трех сыновей Алексея Михайловича, занимавших трон, лишь Петру Великому удалось преодолеть рубеж 50 лет, а Федор Алексеевич скончался в 20-летнем возрасте, Иоанн Алексеевич едва дотянул до 30. Не отличались здоровьем и три дочери Иоанна Алексеевича. Старшая из них, Екатерина Иоанновна, умерла в возрасте 42 лет, младшая, Прасковья Иоанновна, не дотянула даже до 40; дольше всех из них прожила Анна Иоанновна, жизнь которой оборвалась в 46 лет. Вероятно, причиной отсутствия в династии долгожителей был нездоровый образ жизни: обжорство, пьянство, отсутствие физических нагрузок.

Для сравнения приведем сведения о продолжительности жизни видных государственных деятелей XVIII столетия. Б. П. Шереметев прожил 57 лет, А. И. Остерман — 61 год, В. Н. Татищев — 64 года, Г. Ф. Долгорукий — 67 лет, А. И. Ушаков — 75. Самым выдающимся долгожителем был Петр Андреевич Толстой, скончавшийся в неотапливаемой келье Соловецкого монастыря в возрасте 83 лет. Быть может, он протянул бы и дольше, если бы ему не довелось испытать судьбу арестанта, дышавшего в течение последних двух лет жизни затхлым воздухом сырой кельи.

Анна Иоанновна хотя и прожила дольше своих сестер, но богатырским здоровьем не отличалась. Достаточно взглянуть на ее живописный и скульптурный портреты, чтобы определить, что перед нами грузная, не по летам одряхлевшая женщина.

Филипп Бегагль, С.Климов. Шпалера «Портрет императрицы Анны Иоанновны».

1732 г. Шерсть, шелк. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.

Считалось, что Анна Иоанновна в течение последних 15 лет жизни болела модной в XVIII веке болезнью — подагрой. Но в диагнозе медики ошиблись: в действительности она страдала мочекаменной болезнью. К тому же она не любила пользоваться услугами эскулапов, уклонялась от употребления лекарств, быть может, стеснялась, скрывая недуг.

Историки располагают более или менее подробными сведениями о том, как протекала болезнь императрицы. Ее явные признаки обнаружились в первой половине сентября 1740 года, но мы ограничимся свидетельствами современников, относящимся к последним дням ее жизни.

6 октября. Критическое состояние императрицы, подробнее прочих современников, описано Минихом-сыном: «В полдень 6 октября 1740 г. Анна Иоанновна, севши за обед с герцогом Курляндским и его супругой, едва скушала несколько ложек супа, как вдруг, почувствовав тошноту, упала в обморок. Немедленно перенесли ее в почивальню и положили на кровать в совершенном беспамятстве. Бирон, приведенный сим внезапным несчастием в крайнее смятение, выбежал в переднюю, дабы послать за врачами и министрами».

7 октября. Шетарди: «Подагра царицы после полудня, третьего дня распространилась так быстро… вызвала обмороки с симптомами, характеризующими апоплексию. Кровавая рвота, происшедшая при этом, увеличила смятение и тревогу…

Государыня с самого начала болезни жаловалась, что все, что бы ей ни подносили, пахнет гнилью. Заподозрили отложение в теле гнили».

7 октября. Английский дипломат Финч: «В воскресенье же появилась рвота, сопровождавшаяся большим количеством гнилостной крови. Это заставило врачей заподозрить другие причины болезни, а ввиду некоторых неблагоприятных симптомов признать положение государыни крайне опасным».

7 октября. Финч: «Описание болезни ее величества — изъязвление почек, как передавал мне один из пользующих ее врачей. А так как государыня в летаргическом забытьи, полагают, произошло уже омертвление и смерть неминуема».

11 октября. Финч: «То, что доктора принимали за изъязвление почек, оказывается просто следствием климактического возраста, болезненные явления сопровождаются истерическими припадками и обмороками. Прошлую ночь ее величество при стуле впала в такой сильный обморок, что положение ее признано было очень опасным».

14 октября. Французский дипломат маркиз де ла Шетарди: «Три последние ночи проведены лучше. Царица довольно хорошо почивала».

18 октября. Финч: «С неделю тому назад царица почувствовала было некоторое облегчение, но затем наступили новые, крайне тревожные симптомы. Они усиливались со дня на день, но это ухудшение хранилось в строжайшей тайне… Вчера вечером императрица скончалась между девятью и десятью часами после чрезвычайных страданий. Даже лица, живейшим образом заинтересованные в ее жизни, могли только под конец молить Бога о скорейшем избавлении ее от таких мучений».

Умирая, царица сохранила сознание. Она произнесла ему (Бирону. — Н. П.) последние слова: «Небось».

Иную версию поведения императрицы в предсмертные часы изложил один из ближних родственников фельдмаршала. По его словам, императрица будто бы заявила герцогу: «Сожалею о тебе, герцог, ты неблагополучным будешь». За несколько часов до кончины она почувствовала «расслабление в левой ноге», к вечеру прощалась с принцессами и принцем «с великим равнодушием». Миниху же, которого узнала, сказала: «Прощай, фельдмаршал».

25 октября. Шетарди. Остерман ему сообщил о результатах вскрытия тела покойной. Она скончалась от той же болезни, что и ее сестры. «В правой почке у нее был найден… камень по ширине и длине превосходящий человеческий большой палец и по форме похожий на коралловую ветвь. В том же боку было найдено несколько других мелких камней».

В то время как смертельно больная императрица в тяжелых муках проводила последние две недели своей жизни и когда стал очевиден ее близкий конец, возник вопрос о ее преемнике. Право на престол могли оспаривать представители двух ветвей династии Романовых: потомки Петра Великого в лице его дочери Елизаветы (1709–1761) и 12-летнего внука Карла-Петра-Ульриха, будущего Петра III — сына покойной старшей его дочери Анны. Вторую линию, берущую начало от Иоанна Алексеевича, представляла умиравшая Анна Иоанновна, ее племянница Анна Леопольдовна (1718–1746), родившая 12 августа 1740 года сына Иоанна Антоновича.

Среди названных кандидатов наибольшие права на императорскую корону имела Елизавета Петровна, но Анна Иоанновна пожелала закрепить трон за линией Романовых, к которой принадлежала сама, то есть либо за племянницей Анной Леопольдовной, либо за ее двухмесячным сыном. Предпочтение было отдано Иоанну Антоновичу. Почему?

Ответ надо искать в личности его матери. Несколько обстоятельств вынуждали Бирона и немцев отказаться от поддержки кандидатуры Анны Леопольдовны. Она не нуждалась в опеке и могла либо выдворить Бирона в Курляндию, либо, будучи женщиной безвольной, инертной, легко поддающейся стороннему влиянию, могла оказаться под сапогом своего фаворита, саксонского посла Линара, несколько лет назад отозванного по настоянию Анны Иоанновны в Дрезден. Бирона немцы знали хорошо, Линар же в их глазах представлялся «темной лошадкой». Этого красавца, по сведениям Шетарди, старевший Бирон намеревался использовать в качестве своего преемника в должности фаворита. «Герцог Курляндский не в состоянии уже по своему возрасту удовлетворить желания покойной царицы и так как он знал, что ей кто-либо нужен, то и придумал заместить себя Линаром, пробудив таким образом в последнем признательность, на которую он не мог бы рассчитывать со стороны кого-нибудь из русских. Предполагалось также, что герцог Курляндский до такой степени подчинил своей зависимости царицу и графа Линара, что сохранит за собой власть, все равно, уйдет ли граф Линар или останется при дворе». План расстроила Анна Леопольдовна, безумно влюбившаяся в Линара.

Иоанн Антонович в колыбели.Гравюра Иоганна Христиана Леопольда.

1740 г. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.

Опасения вельмож вызывал и отец Анны Леопольдовны, герцог Мекленбургский Карл Леопольд, слывший на всю Европу человеком с непредсказуемым поведением. Хотя в представлении Остермана и Миниха Бирон тоже не подарок, но опасение, что герцог Мекленбургский мог втянуть Россию в какую-либо военную авантюру, брало верх.

Помимо опасности иметь за спиной Анны Леопольдовны нового Бирона или неуравновешенного ее отца имелся еще один довод, правда, в те времена малосущественный — она, длительное время живя в России, будучи любимой племянницей императрицы, не проявляла ни малейшего интереса к делам управления. Она сама признавалась: «Я никогда не мешалась в государственные дела».

В распоряжении историков имеется два типа источников, по-разному освещающих события, связанные с назначением Бирона регентом. Один из них принадлежит самому Бирону, составленный много лет спустя после события, другие — прочим участникам событий. Если верить записке Бирона, то регент стоял в стороне от происходивших событий и пассивно наблюдал за тем, как русские вельможи горели желанием вручить ему права регента. Все, что по этому поводу написано Бироном, не внушает ни малейшего доверия, ибо он искажал ход событий, когда пытался убедить читателя записки в своей непричастности и даже противился своему назначению, якобы это была воля императрицы вельможе, которой он покорно подчинился.

Иоганн Ведекинд.Портрет принцессы Анны Леопольдовны.

XVIII в. Холст, масло. Государственный исторический музей, Москва.

Не все написанное Бироном состояло из фальшивых утверждений — кое-какие сведения все же заслуживают доверия: например, о припадке, случившемся с императрицей во время обеда у Биронов, об отзыве Анны об Анне Леопольдовне, ее супруге и отце герцоге Мекленбургском или его рассказе о роли Миниха в своем назначении регентом.

Но вряд ли рассказ Бирона был искренним: в ответ на предложение вельмож возложить на себя регентство он якобы заявил, что исполнение этой обязанности ему не по плечу. «Плохое состояние моего здоровья, истощение сил, наконец домашние заботы — все это в настоящее время внушает мне думать только об одном: как бы мне устраниться от государственных дел и провести спокойно остаток жизни». Ссылка на «плохое здоровье и истощение сил» не выдерживает критики, так как после описываемых событий он прожил еще 32 года.

Ложным является утверждение Бирона о том, что «императрица несколько раз была готова исполнить желание министров (назначить его регентом. — Н. П.), но я, несмотря на продолжительные настояния ее величества, отклонял ее от такого исполнения».

Сомнительно утверждение Бирона о том, что Анна Леопольдовна «была ко мне очень благосклонна, много меня благодарила за согласие принять на себя такую тяжкую заботу, как правление государством, и обещала мне честь дружбы своей и своего супруга».

В действительности события, случившиеся после припадка Анны Иоанновны, разворачивались по иному сценарию. В Летний дворец, где в обмороке лежала императрица, по приглашению Бирона прибыл сначала Левенвольде, а затем кабинет-министры Черкасский и Бестужев. Сообщив Левенвольде о случившемся, Бирон спросил: «Что делать?» Тот ответил: «Надобно послать за министрами». Министры прибыли, а вслед за ними появились Миних и Менгден. К собравшимся Бирон обратился с речью, намекавшей на то, как им следует поступать. Сначала он задал риторический вопрос: «Что последует со мною по кончине ее?» — и сам же дал ответ, свидетельствующий о том, что он знал о своей непопулярности: «Чего ожидать мне в государстве, в котором премножество людей, в награду оказанных мною отечеству заслуг, питают ко мне не благодарность, а ненависть».

Рассказав о возможных тяжелых испытаниях, которые предстояло выдержать стране во время междуцарствия, оратор произнес слова, намекавшие на человека, способного вывести ее из кризиса: «Нужна особа, которая, ведая совершенно о положении всех государственных дел, одарена бы была потребною твердостью мятежных голов и удержания благоустройства в недрах империи». Вслед за этим он назвал имена двух кандидатов, которых тут же отвел: если вручить правление принцессе Анне, то надо опасаться, что она призовет в Россию «родителя своего и допустит его вмешаться в дела государства. Своенравие и суровость сего принца известны, и он легко вовлечет дщерь свою к поступкам пагубным; второй кандидат, принц Брауншвейгский, внук Петра Великого, тоже не пригоден, так как в случае его призвания на престол Россией станет управлять австрийский посол в Петербурге».

Ответ на вопрос, кому следует передать бразды правления, недогадливым кабинет-министрам пришел не сразу. Лишь сидя в карете, державшей путь к мудрому Остерману для совета с ним, Черкасский произнес роковые слова: «Больше некому быть, кроме герцога Курляндского, потому что он в русских делах искусен».

Остерман, всегда проявлявший величайшую осторожность и готовый примкнуть к группировке, одерживавшей верх, не склонен был сразу же отдать власть Бирону. Он согласился сочинить манифест, объявлявший наследником престола Иоанна Антоновича, а относительно регентства дал уклончивый совет: «Торопиться не надо, надобно подумать».

Когда кабинет-министры возвратились к Бирону, где находились Миних и Левенвольде, и передали ответ Остермана о назначении правительницей принцессы Анны Леопольдовны, при которой быть совету из нескольких персон, в том числе и Бирона, последний в раздражении воскликнул: «Какой тут совет? Сколько голов, столько разных мнений будет!» После этого Бестужев отважился озвучить мысль, впервые высказанную Черкасским в карете: «Кроме вашей светлости, некому быть регентом». Предложение вызвало страх, ибо все понимали, что оно незаконно, что они подвергают себя немалой опасности. Бестужев, опомнившись, решил смягчить предложение словами: «Разумеется, в других государствах странно покажется, что обошли отца и мать императора», но тут вступил в разговор Бирон, сообщивший присутствовавшим придуманную им ложь: «Я предложил ей (императрице. — Н. П.) объявить наследницей племянницу свою, принцессу Анну, но она на представление мое не согласилась, говорит, что не только наследницею племянницу свою не объявит и слышать о том не хочет, а изволит наследником определить внука своего, которому при крещении его оное обещать изволила».

Павленко Н.И. Анна Иоанновна

Павленко Н.И. Анна Иоанновна

Книга известного историка и писателя Николая Павленко посвящена десятилетнему правлению (1730–1740 гг.) императрицы Анны Иоанновны. Автор талантливо и скрупулезно описывает этот период «немецкого засилья» в России через биографии главных действующих лиц эпохи – Бирона, Остермана, Миниха, Волынского и других. Для более точного воссоздания образа императрицы и ее сподвижников писатель привлекает большое количество документальных источников, включая архивные материалы, многие из которых приводятся впервые.<br /> На вопрос, была ли в России бироновщина, писатель в своем романе дает положительный ответ. Не случайно современники называли Бирона «некоронованным правителем России».

Внимание! Авторские права на книгу "Анна Иоанновна" (Павленко Н.И.) охраняются законодательством!