|
|
ОглавлениеЧасть вторая «Возвращение святыни» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуБРАТ АЛЕКСЕЙПовесть В то злополучное утро четырнадцатилетний мальчик по имени Алексей с матерью Татьяной были на рынке Андижана. В Фергане уже снимали первый урожай ранних арбузов, букетами зелени и цветов были завалены прилавки всех рынков Узбекистана. Алексей помог соседям — корейцу Чену и его сыну — разгружать арбузы, предназначенные для продажи. Татьяна в это время где-то уже покупала зелень. И мальчик после разгрузки арбузов пошел в поисках ее по рынку. Так уж сложилось, что на земле Ферганы лук, рис и самые сочные из ранних арбузов годами выращивали именно корейцы; кудесниками по выведению цветов были татары, а зелень всегда и чуть ли не за гроши предпочитали покупать у русских старушек. Все то же и в большем количестве выращивали на своих безбрежных полях и узбеки. Но как бы они ни старались, все почему-то у них шло «не в масть». Может быть, у современных и коренных жителей Узбекистана не стало хватать традиционного терпения, которым отличались, работая на земле, их предки. Или же угасла сама любовь к земле, когда каждый комочек сухой земли трудолюбиво разминался и бережно перетирался пальцами, а воду носили на себе аж за сотни метров, утоляя жажду родной земли-кормилицы. По крайней мере, об этом повествовали их национальные сказки. Но когда уже в советском Узбекистане вода пришла в каждый дом, а вместо мотыги появились мощные тракторы, грубо вспарывающие земную плоть, когда священный трепет от соприкосновения с таинством земного плодородия подменили социалистическим соревнованием, преданная земля уже сама решала, кого одаривать, а кого нет своими плодами. И если она чувствовала любовь и ощущала заботу о себе, то и щедро наделяла такого человека за его труд. Естественно, что в результате такого рода селекции большая часть населения вдруг вспомнила о своем благородном предназначении и родовом праве, а потому, предав забвению заветы стариков, оставила труд на земле, предпочитая управлять теми инородцами, кто волею судеб оказался на ее необозримых просторах. И если до так называемой перестройки этот националистический нарыв тщательно скрывался местной властью, то начавшаяся в стране перестройка спровоцировала его активизацию. Буквально в течение года раковые метастазы опутали этот еще живой организм и в первую очередь, как мне думается, поразили мозг большей части коренного народа Узбекистана. Не случайно же у русских говорят, что если Бог хочет кого-то наказать, то в первую очередь лишает его разума. Что вскоре и подтвердилось. ...Ибрагимов приехал на рынок с двумя великовозрастными детьми. Он тоже привез первые арбузы. Солнце в тот день палило нещадно как своих, так и чужих. Навесы не спасали от жары, а тут еще и товар не расходился. Хотя, если быть более точным, Ибрагимов заметил, что те же арбузы, но уже на соседнем прилавке, у корейца Чена, шли нарасхват. Тот начал продавать уже вторую сотню, а Ибрагимов не продал и десятка. Первыми не выдержали его сыновья. Старший подошел к прилавку Чена. Он бесцеремонно взяв один из арбузов, выращенный корейцами, и сделав ножом вырез, начал пробовать его на вкус. Чен с сыном молча наблюдали за его действиями. С десяток человек, что стояли в очереди, тоже ждали, что же скажет юноша. А тот, пережевав несколько раз откушенный кусок арбуза, вдруг выплюнул сочную мякоть на землю и закричал на весь рынок: — Отец, да они у него все потравленные, он их какой-то гадостью напичкал. — Зачем так нехорошо говоришь, мальчик? — попытался было возразить Чен, но люди, что стояли в очереди, были уже на стороне Ибрагимовых. — Понаехали, понимаешь... Перетравить нас хотите... — закричал крупный мужчина, по виду более походивший на русского. Тогда Чен отрезал кусок арбуза и разделил его на две части. От одной откусил сам, а второй — большой и сочный кусок — хотел передать кричавшему мужчине. Но старший сын Ибрагимова с силой выбил у корейца арбуз из рук в тот самый момент, когда русский мужик уже протянул свою руку за дармовым куском. От неожиданного удара Чен упал. Его сын бросился к нему на помощь, но у прилавка его тут же перехватил второй сын Ибрагимова и одним, но сильным ударом кулака свалил на землю. Падая, мальчик ударился головой об угол обшитого жестью прилавка, и старик увидел, как брызнула на землю кровь. — За что? — только и успел спросить лежавший на земле кореец Чен, как получил уже ногой сильный удар в лицо. В этот момент к прилавкам корейца и вернулся с наполненными зеленью сумками Алексей с матерью. И они видели, как молодежь, что бесцельно слонялась до этого по рынку, словно вороватая стая бросилась к арбузам Чена, растаскивая его зеленый товар. Вслед за ними и уже не обращая внимания на лежавшего на земле старика, стали набирать арбузы те, кто еще несколько минут назад стоял в его очереди. Мужик, которому Чен хотел дать попробовать свой арбуз, набил полную сумку и еще один арбуз держал в руках. Это и было его ошибкой. Ибрагимов-старший сам врезал ему палкой промеж глаз, так как с этой самой минуты арбузы корейца он уже считал своими... Подоспели корейцы, что торговали на соседних рядах. Увидели избитого соплеменника и его мальчика, лежавших на земле, а затем и сыновей Ибрагимова, что уже перебрасывали арбузы Чена за свой прилавок. Быстро все поняли. Те, что были постарше, стали оттаскивать еще живого старика и его сына. А кто помоложе, смело подлетели к сыновьям Ибрагимова, пытаясь остановить начавшийся было беспредел. В тот самый момент окровавленный русский мужик уже встал на ноги. Руки его теперь были свободны, и он, словно рефери на этом начавшемся поединке, ухватив за грудки стоявших друг против друга молодого корейца и одного из сыновей Ибрагимова, с силой, на которую был способен, столкнул их лбами... После этого-то и пошла стенка на стенку... Заголосили бабы. Запричитали старушки. Зашкаливал все приемлемые нормы русский мат, звучавший одновременно на трех языках некогда братских народов. Не приемля разлившегося вокруг, словно ртуть, и отравляющего все живое запаха приближающейся смерти, устремились в небесную высь птицы. Еще минуту назад вместе под навесом русский и узбекский милиционеры пили зеленый чай. Но когда русский офицер как старший наряда попытался выстрелом в воздух остановить начавшееся на рынке побоище, то узбек, словно хищный зверь, набросился на него сзади, вцепившись в шею. Милиционер невольно просел под тяжестью своего напарника и случайно сделал еще один непроизвольный выстрел... от которого вдруг упал на землю Ибрагимов-старший. Когда живого офицера стали рвать на части, Татьяна уже увела Алексея с рынка, к которому подтягивались все новые и новые жители Андижана. Так начавшееся рыночное побоище, словно искра, запалило весь край в братоубийственной бойне. К вечеру волна резни докатилась до кишлака, в котором жил с родителями Алексей. Толпа вооруженных головорезов приехала на КамАЗе. Начали с грабежа самых богатых домов. Загремели первые выстрелы. Запылали дома. Доставалось всем без разбору: и русским «братьям», и пытающимся вступиться за русских узбекам, корейцам и даже переселенцам-евреям. «Кто не узбек — тот против нас!» — Эти слова звучали, как приговор. Погромщики, а это была в основном молодежь, приехали, нанюхавшись предварительно какой-то дури. Волосы всклокочены. Глаза горят. Молодых мужиков, что попытались защищать свои дома, хватали и на глазах жен, матерей и детей сажали на кол. Евреям, словно овцам, предварительно развалив на земле, делали «второе обрезание». Если в их домах находили молодых женщин, их насиловали. У русских беременных баб «выдавливали» детенышей, которых тут же, словно слепых котят, добивали об стенку дома, искореняя таким образом весь ставший враз ненавистным иноверный род. Татьяна успела зашить сыну в подкладку пиджака паспорт и все те деньги, что были в доме, когда топором кто-то стал разваливать ее входную дверь. Алексей бросился к матери, а она уже открывала окно, что выходило на заднюю часть двора, чтобы дать сыну возможность спастись. И увидела, как в дом ввалился толстомордый соседский увалень с ружьем в руках. Двадцатидвухлетний узбек откосил от армии, купив справку о врожденной слабости ума, и уже какой год в своем сортире, подглядывая за Татьяной, мастурбировал в кулак. И вот теперь он навел ружье на Алексея, а затем медленно взвел курок отцовского винчестера. Татьяна силой выпихнула мальчика в окно и собой попыталась заслонить оконный проем и сына, но сосед уже прицеливался в убегающего подростка. И тогда мать рванула легкое платье, что было на ней, обнажая свою крепкую грудь. И сосед на миг оторопел, отвлекся от убегающего Алексея, зачарованно уставившись на то, что ему из-за его врожденной дури не позволяла увидеть, да еще так близко, ни одна из женщин кишлака. И пока он смотрел на обнаженную женскую грудь, то тут же от чрезмерного увлечения онанизмом... и кончил. Татьяна видела, как на какое-то мгновение набрякла и сразу же обмякла его плоть, а на штанах выступило предательское пятно. Сосед понял, что эта русская баба теперь узнала о его мужской слабости, а потому уже со злости нажал на курок... Семья Алексея была православной. Родители по настоянию бабушки обвенчались в старинном храме в самом Ташкенте. Там же, уже через год, окрестили в православной вере и родившегося у них сына — Алексея. Туда-то мать и наказала бежать своему сыну. Несколько дней, что Алексей был в пути, ему помогали совершенно незнакомые люди. Какая-то узбекская семья, рискуя жизнью, пустила его переночевать, другие дали хлеба в дорогу и подсказали, как лучше миновать посты. Так, Сам Господь через добрых людей и довел Алексея, помогая избегать встреч с погромщиками до Ташкента, и до храма, куда его уже поздно ночью впустил знакомый наместник. Мальчика накормили и уложили спать. Обстановка в республиканском центре была уже под контролем войск. Но проведя всю ночь в молитве, отец Серафим решил не рисковать судьбой подростка и направить Алексея в Россию, где в одном из районных центров Тверской епархии уже много лет служил его старший брат — священник Евгений. Батюшке с трудом удалось купить билет и посадить мальчика в поезд, что ехал до столицы нашей родины — города-героя Москвы, пообещав ему при этом на следующий же день поехать в его родной кишлак, чтобы разыскать и успокоить его родителей, которые, должно быть, беспокоились за судьбу сына. Алексей уже ехал в неведомую ему Россию. Железнодорожная линия шла через Казахстан. Ночью поезд дважды был обстрелян неизвестными людьми. Это не считая камней, которые летели в окна. Многие пассажиры получили ранения. Алексей и сам был не рад, когда узнал, что старушка, которой он уступил свое нижнее место, погибла от пули, выпущенной кем-то по их поезду. Убитую женщину сняли на первой же остановке. И весь оставшийся путь до Москвы Алексей со слезами на глазах читал по памяти знакомые ему с детства молитвы, прося у Бога сохранить и родителей, и этих неизвестных ему людей, что ехали с ним в одном поезде. Отец Серафим действительно, как и обещал ему, уже через день приехал в кишлак, что находился недалеко от Андижана. Ему удалось найти и погибшую от пули соседа Татьяну, и Алешиного отца, что был подло удушен своими же бывшими товарищами, напавшими сзади и набросившими ему на шею удавку, а затем, уже мертвого, подвесившими на металлической балке в той самой мастерской, где они вместе, плечом к плечу, проработали более десяти лет. Священник нашел пристойное место для захоронения, куда и перенес тела убитых родителей Алексея. Он успел прочитать поминальные молитвы, стоя у вырытой для них могилы, когда рядом оказались вооруженные люди. Они, смеясь, сорвали с мертвецов всю одежду, а потом приказали, чтобы священник сам столкнул голые тела в вырытую им же могилу, дабы те не портили чистоту воздуха, что священник и сделал, аккуратно опустив оба тела в могилу и присыпав их землей. А когда батюшка собрался было вылезти, то один из вооруженных людей ударом сапога в лицо столкнул в могилу и самого священника. Он на какое-то время лишился сознания. Могилу быстро забросали землей, заживо похоронив в ней вместе с Алешиными родителями и отца Серафима... Но ничего этого Алексей пока не знал. Через трое суток он уже был в Москве, где на электропоезде доехал до Твери, а далее уже на рейсовом автобусе и до поселка городского типа, где служил отец Евгений. Батюшка его принял тепло. Подобрал жилье в доме одной из своих прихожанок, что потеряла сына в Афганской войне. А под осень они вместе приехали в Троице-Сергиеву лавру, где батюшка подвел Алексея к знакомому старцу. Старец благословил подошедшего к нему мальчика. И какое-то время, словно вглядываясь в самую глубину его израненной души, не отпускал подростка от себя. — Крепись, сынок. Это только начало. Тяжелые испытания еще выпадут на твою долю, чадо. А пока я буду молиться за души твоих погибших родителях и убиенного отца Серафима. Алексей и ранее часто вспоминал батюшку, спасшего ему жизнь, однако не ведал о его преждевременной смерти. Переживал, догадываясь о беде, которая могла случиться с матерью, но уж никак не ожидал, что лишился вместе с ней и отца. Слезы сами выступили на глазах чуткого юноши. — Тебе бы сейчас на Валаам, в монастырь, чтобы душу успокоить, — начал старец, — но сначала, думается мне, надобно закончить школу. Приезжайте ко мне с отцом Евгением по окончании учебного года. И начнем готовиться к вступительным экзаменам в семинарию. На том и расстались. Целый год Алексей после занятий в школе проводил в храме, помогая священнику. В воскресные и праздничные дни читал и пел на клиросе, постепенно осваивая Богослужебный устав. А все лето, уже на каникулах, по рекомендации старца провел на Валааме... И радоваться бы, но другим, чуть изменившимся приехал юноша из монастыря, что не осталось незамеченным отцом Евгением. Юноша ничего не рассказывал, а священник, благо что многое и сам повидал в жизни, не стал допытываться о том, что же с ним там стряслось. Алексей втянулся в домашние хлопоты, помогая батюшке в заготовках овощей и грибов на зиму. Незаметно пробежало время, в окошко уже постучалась осень, а значит, подошло время и ему идти в школу. Он с головой погрузился в учебу, а после выпускных экзаменов решился-таки посвятить свою жизнь Богу. Батюшка сам проводил его до стен Троице-Сергиевой лавры. Там же, у ворот, они тепло распрощались. Священник благословил отрока, и Алексей скрылся за монастырскими вратами. Отец Евгений чувствовал, что, возможно, они более уже никогда не увидятся. Но как священник был благодарен Богу за то, что Он доверил именно ему в трудную годину помочь сохранить в душе этого юноши тот трепетный, сердечный огонь Божественной любви, выпестованный и подаренный юноше не иначе как Самим Творцом, чтобы он и впредь освящал дальнейший путь возмужавшего в беде подростка, сумевшего с помощью добрых людей сохранить детскую веру, христианскую чистоту и пронести любовь ко всему миру, пускай и лишившего его семьи. Тридцать человек, что оказались в одном из классов нового набора одной из духовных семинарий, твердо верили, что только чудо и Божественный промысел были истинной причиной тому, что из сот других отобрали именно их для последующего совместного освоения некой вековой премудрости, собранной святыми отцами христианской церкви и отцеженной в отпечатанных фолиантах уже профессорами семинарии. Такие названия предметов, как то: литургика, апологетика, теософия, эсхатология и катехизис, кои им следовало в самое ближайшее время начинать осваивать, уже вызывали у них благоговение и трепет. Внимание! Авторские права на книгу "Ангелы церкви" (Ильичев Cергей) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
