|
|
ОглавлениеЧасть вторая «Возвращение святыни» Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуЗАРУБКИ ПАМЯТИПовесть В чистой половине дома работал телевизор. В утренних новостях доверительно рассказывали, каким неуклонным темпом растет благосостояние россиян... Солнышко в то утро, еще не ведая о беде, заглянуло в окошко спаленки одного из домов села под названием Гостиницы, что раскинулось на севере Тверской области России, разбудив румяную семнадцатилетнюю деваху Фросю, официально ставшею этой ночью и женщиной, и женой. Когда невеста вышла из спальни, то все гости уже несколько часов, как были мертвы. Кто плясал — остался на полу, кто сидел — продолжали еще удерживать в руках стаканы с мертвой водицей. Невеста с ужасом обводила взглядом тех, кто еще вчера вечером громко кричал «горько», завидуя ей, отхватившей первого парня на селе. Родители вернувшегося из армии Ивана были фермерами, но в гору резко пошли из-за оборота с ворованным лесом. Сегодня в доме парня был достаток: своя пилорама, два трактора, две машины... Только вот сами родители Ивана сегодня тоже были мертвы. Они сидели, отвалившись друг от друга, словно два инородных пласта. Открытые глаза мертвецов словно бы все еще продолжали горделиво прицениваться к сидящим рядом односельчанам. К тем, кто вчера пришел в потаенной надежде погулять, а значит, и выпить на радостях за появление новой семьи на селе, которая еще могла бы дать новый задел для возрождения российского села, о котором так много говорили в последнее время по «ящику». И подняли стаканы, и дружно выпили за молодых, за их родителей и за завтрашний день своего же села... Иван утащил невесту в кровать, даже не дожидаясь третьего тоста. Телевизор, словно кобель, сорвавшийся с цепи, подминая под себя все живое, продолжал заполнять приторной сальностью эфир, но гости этого давно не замечали, дружно, пусть даже подвирая и не в такт, подпевали знакомым исполнителям. А Иван в отцовской спальне, благо что тот нынче сам позволил, завалившись на его двуспальную кровать, в поте лица «строгал» Фросю, выпуская пар, уже порядком застоявшийся за два года армейский жизни, и зачинал батяне наследника... Чуть позже и тайком от разомлевшей жены он, осознав, что наконец-то стал мужчиной, что обломал-таки так желанную им все эти годы соседскую девчонку и при этом вроде бы не осрамился, вышел перекурить, а более передохнуть после содеянного. И не мог на радостях не хватить прямо из горлышка матрениного самогона, выпив чуть не половину бутылки, поданной ему свидетелем и закадычным другом и соседом Степкой. Да и вышел-то еще, чтобы более покрасоваться перед ним самим, мол, знай наших. Степка рос один. Он был на два года моложе Ивана и с нескрываемым нетерпением ждал повестки о призыве его в армию. Но его сначала направили на какую-то комиссию, где он несколько дней раскладывал кубики и рассматривал картинки, на которых, как ему говорили, было нечто изображено. Но он этого «нечто», как ни силился, так и не увидел. Вскоре его отпустили домой. А в военкомате сказали: мол, жди, и если понадобишься, то тебя вызовут. И он ждал. Ему, правда, бабка, пока была жива, намекала, что он на голову ушиблен был еще в детстве, пьяная мамка в руках не удержала... Родившийся и выросший в деревне Степан полюбил лошадей, хорошо умел с ними обращаться и надеялся, что и в армии это его умение ему пригодится. Да теперь уже все одно: смерть застигла Степка на крыльце. И молодой парень, привалившись к перилам, словно все еще надеясь дождаться свою повестку, с надеждой смотрел на дорогу. Правда, открытые, огромные васильковые глаза парня уже задернула мутная пелена... Председатель ООО «Товарищ» этого единственного оставшегося на всю округу села, а точнее, того, что и от него-то осталось, властная и величавая Зоя Федоровна в ту ночь на свадьбе после третьей рюмки слегка отпустила вожжи, решив напоить-таки сегодня Фрола Ершова — единственного оставшегося молодого мужика на селе и увлечь сначала в постель, а затем, хоть и под ружьем, под венец. Председательша за пять лет похоронила уже троих законных мужей. Что в ней было такого жуткого, никто не знал, но мужики, что поумнее, стали сторониться и ее дома, и даже случайных встреч, когда она могла запросто схватить своей мощной ручищей первого встречного за яйца и завалить в кусты. Этакий охальный мужик в юбке. А уж как она вилась вокруг приехавшего на село священника. И стол в своем доме накрыла, и водочки наговорной в хрустальном графинчике приготовила. Батюшка Лаврентий приезжал из районного центра с предложением о возрождении церковной жизни на селе. В Гостиницах было два храма. Один большой, каменный. В нем аж с самой войны были мастерские, в которых ремонтировали технику. Сегодня он был основательно разрушен. А на куполе вместо креста долго высилась красная звездочка. А второй — деревянный, что оборудовали под клуб, сделав на месте алтаря клубную сцену. Клуб тот уже давно не работал. Лишь в летнее время, когда в опустевшее село приезжали внуки, там по ночам устраивали танцы. Ну а где танцы, там и все остальное... Вот и приехал священник просить о передаче клуба под сельский храм. Его поддержали две местные «праведницы»-пенсионерки Антонина и Клавдия. И уж почти сговорились, да вот беда — не стал батюшка за ее столом водочку-то ту пить. Ничего не стал пить. И тогда поняла председательша, что не удастся ей сегодня батюшку веничком в баньке похлестать да на белых простынях раскатать. А как хотелось-то... А потому, осерчав, сказала, что о храме еще подумает. На том и распрощались. А летом в храме-клубе вспыхнул пожар. Весь клубный антураж выгорел, а с ним и сам смрадный дух, витавший там более полувека. И снова, договорившись о встрече, приехал священник. Долго ждал, а Зоя Федоровна решила перехитрить его на этот раз и затянуть время, чтобы батюшка не поспел на возвращающийся проходящий автобус. Тогда-то Фрося и услышала его разговор с Фролом, который подсел к сидевшему на скамье священнику Лаврентию и все допытывал его, отчего ему в жизни не везет, что каждый раз с ворованным лесом задерживают. Фрося слышала, как священник поучал Фрола, что не следует по воскресным дням-то лес воровать, что сей день нужно посвятить Богу, да и вообще воровать — грех. А уж если Господь попускает тебе в этом, опять-таки только лишь с целью поддержания спадающих от нищеты штанов, то и ты, уже в свою очередь, не забывай благодарить Творца. А главное — результатом валки леса должен быть созидательный труд, когда ты сам нечто своими руками сделаешь и продаешь уже не просто кругляк, а сруб дома, например. Тогда же Фрол, не ведая о замысле председательши, сам решил проводить батюшку до автобуса, а заодно и продолжить разговор о смысле жизни... Приехавшая баба-мужик была в бешенстве, проклиная и попа, и Фрола, проявившего инициативу. И на предстоявшей свадьбе Ивана и Фроси решила отыграться на обоих. Знала, что на свадьбу пригласили священника. Там же обязательно будет и Фрол. Вновь достала оставшиеся от прабабки книжки и нашла страницы об изготовлении приворотного зелья. Намесила столько, чтобы хватило и коня приворожить, да отнесла пакет к Матрене, что гнала нынче к свадьбе самогон... ...Обнаженные тела председательши и Фрола Фрося увидела в ее служебной машине, что стояла за домом, прикрытая от людских глаз кустом разросшейся сирени. Сначала шарахнулась было от неловкости, что застала их за таким интимным делом. А потом поняла, что и они уже мертвы. Да еще в такой срамной позе смерть встретили. И стало больно. И на сердце отозвалось. И слезы навернулись на глаза еще и оттого, что и сама она уже успела почувствовать Фролову мужицкую мощь, когда тот подстерег ее, в одиночестве купающуюся летом на реке, и развалил томную, словно нежный персик, на горячем речном песке. Отец Фроси сбежал, как она лишь народилась на свет. Мать опилась и умерла, когда девчонке было восемь лет, и далее та росла с бабкой. Вот уже год как не стало и бабки — последнего родного ей человека. Любила ли она Ивана? Знала ли она вообще, что есть такое чувство, как любовь? Фрол любви не дал. Он лишь первым надкусил этот сочный плод, да от пресыщенной сытости и бросил... И еще одну подлость сотворил тогда с Фросей Фрол — наградив ее неведомой до сей поры на деревне болезнью, которую и сам получил года два назад, когда охаживал приезжую москвичку, что хотела купить дом в их селе. Он даже и не понял тогда, как и сам-то оказался под ней. И лишь на следующий день, отработав в ее постели почти две смены без перерыва, понял, что приезжая его просто классически поимела, вдобавок к тем электрическим пробкам, что позвала якобы ввернуть в свой счетчик... Она приезжала и на следующий год, но уже с подружкой. То, что они тогда с Фролом целую неделю вытворяли, описать невозможно, да и не об этом наш рассказ. А вот кто дал выпить детям, что стайкой, как в некоей сказке, заснули в мертвом сне на русской печи, сейчас сказать трудно. Для них, достигших двенадцати лет, это было делом привычным. Почти в каждой семье гнали самогон, и брага в домах практически не переводилась. Они, не зная еще букв, не умея читать и писать, уже могли отличить вкус напитка, точно определив, в каком доме его сегодня гнали. Две замшелые пенсионерки Антонина и Клавдия, ратовавшие за открытие храма, остались сидеть по обе стороны стола, так и не примирившись в этой жизни. А спорили-то из-за пустяка по нынешнему разумению — из-за межи, что разделила два огорода. Подвыпивший Степан, упокой Господи его душу, перепахивая огород Антонины, три года назад хватил лишку земли. Дети Антонины, не обратив на это внимания, выгородили забором перепаханный участок и уехали к себе в город. А вернувшаяся из районного центра Клавдия была потрясена увиденным. И так перенервничала от такого беспредела, что слегла в больницу. Антонина и скорую ей вызывала, и в больницу стала наведываться, а та молчит и лишь в сторону глазами зыркает, не желая признавать лучшую подругу. Вскоре и Антонина поняла причину такого оборота с соседкой, когда сама вышла в свой огород, да не станешь же новый забор валить из-за метровой ошибки. С той поры «православные» бабки не знались, а если по необходимости и встречались где-то, то делали вид, что не замечают друг друга. Здесь же был и бывший директор местной школы Антип Матвеевич, который после ее закрытия не стал уезжать из села, хотя дети и звали его к себе в Питер. Антип родился и вырос здесь, с отличием закончил школу, поступил в институт. Правда, пока учился в педвузе, то лишился отца, который в то время директорствовал в этой же школе. Тот однажды встал рано утром и, как был нагишом, тихо ушел из дома, и более его на селе никто не видел. Какое-то время местные говорили, что какой-то мужик в голом виде в лесу старух стращает. Пытались с милицией искать, да все впустую. Так и канул. И снова Фрося вспомнила все тот же разговор священника с Фролом Ершовым, когда батюшка предположительно сказал, что сие, возможно было для него наказанием за инициативу и последующее активное участие бывшего директора школы в закрытии и осквернении местного храма, когда по его инициативе рубили и жгли иконы, свалили с колокольни крест — мол, Господь и лишил его разума... Сам Юрий Михайлович кроме обязанностей директора возглавлял партийную организацию бывшего колхоза. Когда членство в партии стало бесперспективным, он с таким же энтузиазмом вливался в новые политические партии, фракции и движения, выступая на собраниях и встречах с сельчанами. И стоило ему лишь выйти на трибуну, как те, что были помоложе, уже по памяти начинали цитировать его доклад о преимуществах построения нового демократического общества в отдельно взятом селе... И сейчас в руках мертвого директора были зажаты листки с тезисами речи, которую он собирался произнести на свадьбе вместо тоста. Но на этот раз не успел... Раздобревшая невесть от каких доходов бухгалтер того, что называлось ООО «Товарищ» Ракина сидела, уткнувшись лицом в салатник. Рядом сидел застывший и недавно вернувшийся из заключения Шпагин Сашка. Приехал на село после отсидки за убийство своей же старухи-матери, что не дала ему тогда денег на опохмелку. И вот теперь мертв. Правда, успел-таки засунуть свою руку под бухгалтерскую юбку. И сама Матрена, что щедро выставила на стол свое фирменное угощение, грузно высилась за столом, с недоумением взирая на то, что сотворила со всеми этими людьми. В ее пустых и мертвых глазах застыл страх... Это потом уже милиция сделала предположение, что подслеповатая Матрена перепутала пакетики, когда подмешивала что-то для «дури» в самогон. Таким образом, все село, что собралось на свадьбе, все тринадцать человек, что проходили по избирательным бюллетеням и единогласно голосовали за нынешнюю власть, плюс семь малолеток — были мертвы. Вы уже знаете, что на свадьбу был приглашен и отец Лаврентий. На этом настояла сама Фрося. И если честно, то именно его она видела в своих снах, представляя то, как этот рослый крепкий мужик с мягкой русой бородой овладевает ею, ласково говоря что-то на ушко. И сегодня ночью вместо Ивана она, грешница, видела священника и отдавалась по сути ему. Но священник по какой-то причине на свадьбу не попал, хотя Фрося оставила для него свободное место рядом с собой. — Ваня, вставай, просыпайся... Беда! — простонала Фрося, вернувшись в спаленку, и, пытаясь разбудить мужа, стала стягивать простыню, обнажая тело Ивана. Но Иван не слышал ее. Только тогда до молодой жены дошло, что Ивана уже нет и никогда не будет рядом, что она осталась одна-одиношенька на всем белом свете и в этом когда-то большом русском селе. Она заглянула в хлев к недоенной и оравшей с утра скотине, а затем молча уставилась в небо... Тринадцатилетний Александр с вечера был отправлен Фросей на окраину села встречать священника с автобуса. Но не дождавшись, заснул в копне сена... Мальчик появился в селе несколько лет назад невесть откуда и был в свое время обнаружен пастухом Степаном, который заметил его рано утром сидящим на ступеньках сгоревшего клуба-храма. И взял к себе в подпаски. Так, без документов, прожил Александр у Степана два года. Председательше соврал, что это его незаконный сын, сбежавший от пьяницы-матки. Так вместе и жили. Летом они уходили в поля, и Степан, лежа на земле, слушал, как парень поет. Так поет, что вышибал слезу у ставшего в последнее время сентиментальным мужика-бобыля. Когда Степан в пьяном виде перевернулся на тракторе и погиб, то мальчишка остался жить в его доме. На все последующие вопросы о его метриках отвечал, что они были у Степана, а тот, опять же по пьянке, нечаянно их сжег... Внимание! Авторские права на книгу "Ангелы церкви" (Ильичев Cергей) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
