Юридическая Под ред. Костровой М.Б. Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Юридическая
Издательство: Проспект
Дата размещения: 11.09.2015
ISBN: 9785392186099
Язык:
Объем текста: 318 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Предисловие

Глава I. Общие вопросы взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права

Глава II. Отдельные проблемы взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права

Заключение



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Глава II.
ОТДЕЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОСВЯЗИ УГОЛОВНОГО И УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА


§ 2.1. ПРОБЛЕМЫ МЕЖОТРАСЛЕВОГО СОГЛАСОВАНИЯ И ПУТИ УСТРАНЕНИЯ ВНУТРИОТРАСЛЕВЫХ НЕДОСТАТКОВ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ПРАВИЛ ДЕЙСТВИЯ УК РФ И УПК РФ В ПРОСТРАНСТВЕ


2.1.1. Внутриотраслевые и межотраслевые недостатки законодательной регламентации правил действия УПК РФ в пространстве и пути их устранения


Действующие УК и УПК, хотя и имеют самостоятельные предметы и методы регулирования, но при осуществлении уголовного судопроизводства применяются совокупно. При этом УК, как субстанциональный (материальный) закон, устанавливает основание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие опасные для личности, общества или государства деяния признаются преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений (ч. 2 ст. 2 УК). УПК же, как закон процедурный, устанавливает порядок уголовного судопроизводства на территории РФ (ч. 1 ст. 1 УПК). С учетом такого разделения компетенций и взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального законов вполне очевидна необходимость согласования их корреспондирующих нормативных предписаний. К их числу относятся правила действия в пространстве уголовного закона (ст.ст. 11–12 УК) и уголовно-процессуального закона (ст. 2 УПК).


В УК, определяющем пределы национальной уголовной юрисдикции России, институт действия уголовного закона в пространстве включает систему правил, которые последовательно устанавливают:


1) пределы и условия действия российского УК в отношении лиц, совершивших преступление на территории РФ (ч. 1 ст. 11, первое предложение ч. 2 ст. 11, ч. 4 ст. 11);


2) пределы и условия действия российского УК в отношении лиц, совершивших преступление на иных территориях и объектах, на которых осуществляется юрисдикция РФ (второе предложение ч. 2, ч. 3 ст. 11);


3) пределы и условия действия российского УК в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ (ст. 12).


Данные правила сводятся к следующему.


В ст. 11 УК «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации», в ч. 1 закреплено основополагающее правило действия уголовного закона в пространстве, согласно которому все лица, вне зависимости от их гражданства, совершившие преступление на территории РФ, подлежат уголовной ответственности по российскому УК. В первом предложении ч. 2 ст. 11 УК сформулировано правило уточняющего характера, в соответствии с которым преступления, совершенные в пределах территориального моря или воздушного пространства РФ, признаются совершенными на территории РФ.


Статьей 11 также предусмотрены три правила действия УК в отношении лиц, совершивших преступление на иных территориях и объектах, не отнесенных к территории РФ, но на которые распространяется российская уголовная юрисдикция, а именно: 1) на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне РФ (второе предложение ч. 2 ст. 11); 2) на судне (очевидно, гражданском — авт.), приписанном к порту РФ, находящемся в открытом водном или воздушном пространстве вне пределов РФ, с оговоркой: «если иное не предусмотрено международным договором РФ» (первое предложение ч. 3 ст. 11); 3) на военном корабле или военном воздушном судне РФ независимо от места их нахождения (первое предложение ч. 3 ст. 11).


В ч. 4 ст. 11 содержится специальное правило действия УК, сформулированное путем прямой отсылки к нормам международного права: вопрос об уголовной ответственности дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан, которые пользуются иммунитетом, в случае совершения ими преступления на территории РФ разрешается в соответствии с нормами международного права.


Статья 12 УК «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов Российской Федерации» устанавливает четыре разных правила, имеющих разные основания применения и облагаемые разными условиями, в зависимости от принадлежности к гражданству лица, совершившего преступление, либо его статуса, а также от вида совершенного преступления. Лица, совершившие преступление вне пределов территории РФ, подлежат уголовной ответственности по российскому УК: 1) при совершении преступления против интересов, охраняемых УК РФ, гражданином РФ или постоянно проживающим в РФ лицом без гражданства — если в отношении этих лиц по данному преступлению не имеется решения суда иностранного государства (ч. 1 ст. 12); 2) при совершении преступления на территории иностранного государства военнослужащим воинских частей РФ, дислоцирующихся за пределами РФ, — если иное не предусмотрено международным договором РФ (ч. 2 ст. 12); 3) при совершении преступления, направленного против интересов РФ либо гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства, иностранным гражданином или лицом без гражданства, не проживающим постоянно в РФ, — если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории РФ (ч. 3 ст. 12); 4) при совершении преступления, предусмотренного международным договором РФ, иностранным гражданином или лицом без гражданства, не проживающим постоянно в РФ, — если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории РФ (ч. 3 ст. 12).


Следует отметить, что ст.ст. 11 и 12 УК включают ряд отсылок к нормам международного права (ч. 4 ст. 11) и к международным договорам РФ (ч. 3 ст. 11, ч. 2 ст. 12), в связи с чем сформулированные таким образом нормативные предписания относятся по классификации, принятой в общей теории права, к числу бланкетных. Бланкетное предписание «содержит отсылку к другому нормативному правовому акту, содержащему подробную регламентацию соответствующих прав и обязанностей; устанавливает ответственность за нарушение каких-либо правил поведения, закрепленных другим нормативным правовым актом». Так, в ч. 4 ст. 11 УК имеется прямая отсылка к нормам международного права, предусматривающим иммунитеты от уголовной юрисдикции государства пребывания. Таким образом, определение круга лиц, совершивших преступление на территории РФ, но не подлежащих уголовной ответственности по УК РФ, невозможно без обращения к универсальным договорным нормам международного права. Они закреплены, например, в Конвенции о привилегиях и иммунитетах Объединенных Наций 1946 г., в Конвенции ООН о привилегиях и иммунитетах специализированных учреждений 1947 г., в Венской конвенции ООН о дипломатических сношениях 1961 г., в Венской конвенции ООН о консульских сношениях 1963 г. и других международных актах. Также прямая отсылка, но уже к международным договорам Российской Федерации, включена в ч. 3 ст. 11, ч. 2 и 3 ст. 12 УК. Это означает, что установленные здесь правила должны применяться (ч. 3 ст. 12), либо не применяются (ч. 3 ст. 11 и ч. 2 ст. 12) с учетом содержания договорных партикулярных (локальных) норм, предусмотренных в заключенных РФ соответствующих международных соглашениях с иностранным государством (или государствами), с международной организацией либо с иным образованием, обладающим правом заключать международные договоры.


Изложенное дает основание признать, что основы национальной уголовной юрисдикции России регламентированы в отечественном УК достаточно подробно.


В УПК имеется ст. 2 «Действие уголовно-процессуального закона в пространстве», которая, судя по заголовку, является единственной специальной статьей, устанавливающей пределы национальной уголовно-процессуальной юрисдикции.


Однако, как представляется, и ст. 3 УПК, хотя и имеет заголовок «Действие уголовно-процессуального закона в отношении иностранных граждан и лиц без гражданства» и устанавливает правила действия УПК по кругу лиц, по своему содержанию частично корреспондирует к правилам действия уголовного закона в пространстве (ст. 11 УК).


В ч. 1 ст. 3 УПК установлено, что производство по уголовным делам о преступлениях, совершенных иностранными гражданами или лицами без гражданства на территории РФ, ведется в соответствии с правилами УПК РФ (ч. 1). Из буквального содержания данного правила следует, что оно распространяется на иностранных граждан и лиц без гражданства, подозреваемых или обвиняемых (в том числе и подсудимых) в совершении преступлений в России. Но, как думается, в той языковой форме, в которой оно выражено, правило, закрепленное в ч. 1 ст. 3 УПК, не несет самостоятельной смысловой нагрузки. Оно с необходимостью вытекает из взаимосвязанных положений ч. 1 ст. 11 УК (любое лицо, в том числе иностранный гражданин или лицо без гражданства, в случае совершения им преступления на территории РФ, подлежит уголовной ответственности по УК РФ) и ч. 1 ст. 2 УПК (любое производство по уголовному делу на территории РФ ведется по правилам УПК РФ). Кроме того, выделение в ч. 1 ст. 3 УПК единственного правила, рассчитанного только на случаи совершения преступления иностранным гражданином или лицом без гражданства на территории РФ, порождает ее информационную недостаточность, так как в ней не установлены правила ведения производства по уголовным делам о преступлениях, совершенных этими лицами вне пределов РФ, в случаях, когда они подлежат уголовной ответственности по российскому УК. Поэтому при конструировании правил действия УПК в пространстве и по кругу лиц следует либо перечислить все виды преступлений, производство по которым осуществляется по правилам российского уголовно-процессуального закона в зависимости от места их совершения и гражданства лиц, их совершивших, либо вообще отказаться от их указания, ограничившись отсылкой к правилам действия уголовного закона в пространстве.


Вторым правилом, закрепленным в ст. 3, установлено, что процессуальные действия, предусмотренные УПК РФ, в отношении лиц, пользующихся иммунитетом от таких действий в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами РФ, производятся с согласия иностранного государства, на службе которого находится или находилось лицо, пользующееся иммунитетом, или международной организации, членом персонала которой оно является или являлось (ч. 2). Данное правило не вызывает нареканий с точки зрения его согласования с пространственными правилами действия УК, поскольку им определяются сугубо процедурные особенности производства процессуальных действий в отношении указанной категории лиц.


Переходя к анализу собственно правил действия российского уголовно-процессуального закона в пространстве, заметим, что ст. 12 УПК включает лишь два таких правила. Первое — основное правило общего характера — закреплено в ч. 1 ст. 2: «Производство по уголовному делу на территории РФ независимо от места совершения преступления ведется в соответствии с настоящим Кодексом, если международным договором РФ не установлено иное». Второе правило касается только производства по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне: «Нормы настоящего Кодекса применяются также при производстве по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне, находящемся за пределами территории РФ под флагом РФ, если указанное судно приписано к порту РФ» (ч. 2 ст. 2).


Как видим, первое правило действия уголовно-процессуального закона в пространстве заключается в том, что если производство по уголовному делу ведется на территории РФ, российский уголовно-процессуальный закон применяется независимо от того, где совершено преступление, — на территории РФ, на иных территориях и объектах, на которых осуществляется юрисдикция РФ, или за пределами территории РФ. Изъятия из этого правила допустимы только на основании международных договоров РФ.


Языковая форма данного правила, как думается, является оптимальной, так как она с достаточной степенью точности и полноты отражает две современные реалии. Во-первых, определяющим в регламентации действия уголовно-процессуального закона в пространстве является общепризнанный международно-правовой принцип суверенного равенства государств. Оборотной стороной последнего является международный принцип невмешательства государств во внутренние дела друг друга. Применительно к рассматриваемому правилу он означает, что ни одно государство не вправе издавать законы либо производить действия, распространяющие свою судебную юрисдикцию на территорию других государств без согласия последних. Во-вторых, ч. 1 ст. 12 УПК допускает возможность применения иных правил действия уголовно-процессуального закона в пространстве, если это предусматривается международным договором РФ, что соответствует ч. 4 ст. 15 Конституции РФ в части признания международных договоров РФ составной частью правовой системы России и связано прежде всего с заключением Россией многосторонних и двусторонних договоров о правовой помощи (либо о правовой помощи и правовых отношениях). Так, Конвенцией государств СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г., а также двусторонними договорами о правовой помощи с такими государствами, как, например, Болгария, Греция, КНДР, Куба, Латвия, Литва, Финляндия и т. д., при выполнении поручений о правовой помощи допускается применение на территории запрашиваемого государства иностранного законодательства, в том числе и процессуального, но только по просьбе запрашивающей стороны и если это не противоречит собственному законодательству стороны запрашиваемой.


Языковое выражение правила действия российского УПК в пространстве, закрепленного в ч. 1 ст. 2, представляется полностью согласованным со всеми нормативными предписаниями УК РФ о действии уголовного закона в пространстве, так как оно охватывает все случаи, урегулированные ст.ст. 11 и 12 УК. Неоспоримая первичность нормативных предписаний УК в определении национальной уголовной юрисдикции не предполагает детализации вопросов этой юрисдикции в УПК, он только констатирует, что если производство по уголовному делу о преступлении, подпадающем под юрисдикцию России, ведется на территории РФ, то осуществляться оно должно по правилам российского процесса (за исключением случаев, предусмотренных международным договором РФ).


Часть 2 ст. 2 УПК, в которой содержится второе правило действия уголовно-процессуального закона в пространстве, как следует из постановления Конституционного Суда РФ от 16 октября 2012 г. № 22-П «По делу о проверке конституционности положений части 2 статьи 2 и части 1 статьи 32 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Красноперова», предназначена для реализации «предписания частей второй и третьей статьи 11 УК Российской Федерации, определяющей действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации, и подлежит применению во взаимосвязи с частью первой статьи 2 УПК Российской Федерации… а потому не исключает возможности производства по уголовному делу о преступлении, совершенном вне пределов Российской Федерации, на территории Российской Федерации».


Однако второе правило действия уголовно-процессуального закона в пространстве, в той языковой форме, в которой оно выражено в ч. 2 ст. 2 УПК, как думается, вторгается в сферу действия УК. Если бы в ч. 2 ст. 2 УПК было прописано, что нормы УПК применяются, если производство ведется на борту российского судна, с этим трудно было бы поспорить. Но правило, установленное ч. 2 ст. 2 УПК, если воспринимать его дословно и иметь в виду, что это дополнительное к основному правило, позволяет применять нормы российского УПК в зависимости от места совершения преступления, а не от места осуществления производства по уголовному делу.


Корреспондирующими ч. 2 ст. 2 УПК являются два правила, предусмотренные ч. 3 ст. 11 УК. Они, как уже указывалось выше, устанавливают различные условия распространения национальной уголовной юрисдикции за пределы территории РФ: лицо подлежит уголовной ответственности по УК РФ в зависимости от того, на каком судне — гражданском или военном оно совершило преступление, и где в то время судно находилось. Для гражданских судов — это открытое водное или воздушное пространство вне пределов РФ; для военных судов — это открытое водное или воздушное пространство вне пределов РФ либо территория иностранного государства, территории, на которые распространяется юрисдикция иностранного государства. Но, как видим, в ч. 2 ст. 2 УПК языковое выражение соответствующего правила едино.


Незначительное, на первый взгляд, расхождение в виде отсутствия в ч. 2 ст. 2 УПК подразделения судов на гражданские и военные, а также упоминания об открытом водном или воздушном пространстве вне пределов РФ в совокупности с отсутствием указания о производстве по уголовному делу на территории РФ (как это сделано в ч. 1 ст. 2), способно породить межнациональные юрисдикционные конфликты. Исходя из буквального содержания ч. 2 ст. 2 УПК, российский уголовно-процессуальный закон распространяет свое действие на все уголовные дела обо всех преступлениях, совершенных на всех гражданских судах российской национальной принадлежности, вне зависимости от их местонахождения во время совершения преступления — в открытом водном или воздушном пространстве, либо на территории иностранного государства, на территориях, на которые распространяется юрисдикция иностранного государства. В последнем случае правовая ситуация просто абсурдна: лицо, совершившее преступление, подлежит уголовной ответственности по уголовному закону иностранного государства, но производство по уголовному делу о данном преступлении будет вестись по правилам российского УПК.


В уголовно-процессуальной литературе введение анализируемого правила обосновывается ссылками на нормы международного права и обычное международное право в сфере морского торгового судоходства. При этом отмечается, что положения ч. 2 ст. 2 УПК следует понимать ограничительно, они справедливы только в следующих случаях: а) преступление совершено на российском военном судне; б) преступление совершено на российском судне в открытом море; в) российское судно использует право мирного прохода через чужие территориальные воды без захода в воды внутренние; г) российское судно хотя и находится во внутренних водах иностранного государства, однако согласно международному договору преступление, совершенное на борту российского судна, подпадает под юрисдикцию России. Применительно к последнему случаю необходимо учитывать следующее. Действительно, обычное международное право предоставляет государствам бóльшие, по сравнению с УК РФ, полномочия в отношении преступлений совершенных на национальных судах, в том числе гражданских, во время их нахождения в территориальных водах иностранного государства; в международном праве по общему правилу допускается распространение на такие преступления юрисдикции государства флага (с некоторыми исключениями, например, если затронуты интересы прибрежного государства и др.). То есть международным правом государству флага предоставлены полномочия бóльшие, чем в российском УК, но меньшие, чем в российском УПК.


Но даже учитывая приведенные суждения и их соответствие международно-правовым реалиям, следует подчеркнуть: в ч. 2 ст. 2 УПК они никак не отражены, так как в ней не имеется отсылки к международному праву.


Кроме того, невозможно не заметить терминологическую рассогласованность нормативных предписаний российского УПК с нормами международного и российского позитивного права (водного и воздушного). Так, применение российского уголовно-процессуального закона при производстве по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне, находящемся за пределами территории РФ, допускается, согласно ч. 2 ст. 2 УПК, при соблюдении одновременно двух условий: такое судно должно находиться под флагом РФ и быть приписанным к порту РФ. Но у гражданских воздушных судов нет ни порта приписки, ни флага, они подлежат государственной регистрации в Государственном реестре гражданских воздушных судов РФ, что и является основанием для распространения на них российской юрисдикции, под флагом же ходят только водные суда, причем национальность судна определяется по флагу, под которым оно имеет право плавать, а не по флагу, под которым оно следует фактически. Кроме того, национальность военных водных и воздушных судов определяется не флагом и не припиской к порту, а принадлежностью вооруженным силам того или иного государства, в связи с чем для обозначения их юрисдикционной принадлежности предпочтительным представляется использование терминов «военный корабль РФ» и «военное воздушное судно РФ», как это сделано во втором предложении ч. 3 ст. 11 УК.


Поскольку в следующем подразделе А. И. Ильиной обосновывается продуктивность сравнительно-правового метода как инструмента формирования и совершенствования законодательной регламентации правил действия УК РФ в пространстве, попробуем и здесь обратиться к зарубежному опыту — в части законодательной регламентации правил действия уголовно-процессуального закона в пространстве.


Что касается возможностей сравнительно-правового метода для совершенствования именно языкового выражения правил действия российского уголовно-процессуального закона в пространстве (равно как и любых правил любого закона), то необходимо отметить его ограниченность, что обусловлено следующим.


Во-первых, каждый национальный закон пишется на оригинальном национальном языке, который имеет особенности лексического состава и грамматического строя. В связи с этим прямое заимствование иноязычной лексики, а также грамматических конструкций, присущих определенному иностранному языку, для российского УПК (равно как и для любого закона) не всегда возможно. Поэтому для совершенствования языкового выражения нормативных предписаний российского закона основное значение имеют не собственно национальные системы лексических и грамматических средств, а общие подходы к их использованию для формирования содержания нормативных предписаний.


Во-вторых, о совершенствовании языкового выражения любого нормативного предписания речь можно вести только тогда, когда оно закреплено в тексте закона, так как не выраженных в языковой форме нормативных предписаний не существует. С этой точки зрения устранение пробелов законодательного регулирования не относится к числу языковых способов. Однако устранение информационной недостаточности содержания нормативного предписания возможно только в языковой форме.


Основываясь на этих общих методологических предпосылках, отметим, что в зарубежном уголовно-процессуальном законодательстве имеются примеры возможного заимствования для приведения языкового выражения содержания ч. 2 ст. 2 УПК в соответствие с правилами УК, с нормами международного и российского позитивного права (водного и воздушного).


В УПК Украины и в УПК Республики Беларусь воздушное, морское или речное судно, находящееся за пределами государства, идентифицируется как национальное не только по порту приписки, расположенному, соответственно, в Украине или в Республике Беларусь, и не только по национальному флагу, под которым оно находится, но и по опознавательному знаку соответственно Украины или Беларуси (ч. 2 ст. 4 УПК Украины, ч. 2 ст. 3 УПК Республики Беларусь).


В УПК Республики Таджикистан анализируемое правило помимо того, что включает аналогичное указание на опознавательные знаки Республики Таджикистан, содержит указание о нахождении судна в открытых водах или воздушном пространстве вне пределов Республики Таджикистан (ч. 2 ст. 3).


В УПК Республики Армения имеется уточнение о правомерном нахождении судов под Государственным флагом Республики Армения или несущих опознавательный знак Республики Армения (ч. 2 ст. 3).


Наиболее же удачным в части языкового согласования правил действия уголовно-процессуального закона в пространстве с правилами действия уголовного закона в пространстве представляется опыт УПК Латвийской Республики, в котором закреплено лишь одно правило: «Уголовно-процессуальный закон устанавливает единый процессуальный порядок во всех уголовных процессах, которые ведутся по находящимся в юрисдикции Латвии преступным деяниям уполномоченными на это лицами» (ст. 3).


Данное правило сконструировано по типу бланкетного предписания, отсылающего к уголовному закону, в котором и устанавливается весь объем национальной уголовной юрисдикции, определяющий пределы национальной уголовно-процессуальной юрисдикции.


В заключение заметим, что устанавливать правила действия закона в пространстве в зависимости от места совершения преступления — не свойственная для УПК функция, для этого есть уголовный закон. Другое дело, когда само производство ведется на борту судна, для этого случая действительно необходимо специальное процессуальное правило. Такое, как, например, в УПК Туркменистана: «За пределами территории Туркменистана его уголовно-процессуальный закон применяется на морском, речном или воздушном судах…» (ч. 4 ст. 3). И если законодатель именно такой случай имел в виду в ч. 2 ст. 2 УПК, то изложить касающееся его правило предлагается следующим образом: «Нормы настоящего Кодекса применяются также при осуществлении производства на борту морского или речного судна, находящегося вне пределов территории РФ, по уголовному делу о преступлении, подпадающем под уголовную юрисдикцию РФ в соответствии с уголовным законодательством РФ». Как видим, указание на воздушное судно здесь отсутствует, что вполне объяснимо: командиры воздушных судов, в отличие от капитанов морских и речных судов, находящихся в дальнем плавании, не указаны в УПК в качестве уполномоченных на возбуждение уголовного дела (да и необходимости в этом нет). И это — ключевой момент: нет уполномоченного лица — нет процессуального действия — нет действия уголовно-процессуального закона в пространстве. Действие уголовно-процессуального закона — это распространение его силы на конкретные процессуальные действия во времени и в пространстве.


2.1.2. Внутриотраслевые недостатки законодательной регламентации правил действия УК РФ в пространстве и пути их устранения


Как видим, правила действия российского уголовно-процессуального закона в пространстве имеют ряд недостатков, в том числе проявляющихся в их несогласованности с правилами пространственного действия российского УК. Вместе с тем следует признать, что и законодательная регламентация правил действия российского уголовного закона в пространстве имеет недостатки, что вызывает сложности в реализации данных правил в уголовном судопроизводстве. В частности, можно выделить недостатки, выражающиеся в: а) излишней законодательной регламентации; б) неполноте законодательной регламентации; в) противоречии отдельных правил ст.ст. 11 и 12 УК друг другу; г) несогласованности с российским законодательством иной отраслевой принадлежности и международным правом.


Излишняя законодательная регламентация проявляется в: наличии избыточного правила, сформулированного в первом предложении ч. 2 ст. 11 УК; распространении правила, содержащегося в ч. 1 ст. 12 УК, на постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства.


К недостаткам, выражающимся в неполноте законодательной регламентации, относятся: отсутствие определения термина «решение суда иностранного государства», использованного в ч. 1 ст. 12 УК; полное исключение из ч. 1 ст. 12 УК правила двойной криминальности; отсутствие в ч. 3 ст. 12 УК перечня преступлений, за совершение которых вне пределов РФ иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в РФ, подлежат уголовной ответственности по УК РФ.


К внутренним противоречиям правил действия УК в пространстве относятся несоответствие заголовка ст. 11 УК ее содержанию; предусмотренные ч. 1 и ч. 3 ст. 12 УК различные условия привлечения к уголовной ответственности по УК РФ совершивших преступление вне пределов РФ граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, с одной стороны, и иностранных граждан, а также лиц без гражданства, не проживающих постоянно в РФ — с другой.


Не соответствуют нормам международного права и противоречат смежному неуголовному законодательству РФ правила действия уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление в пределах территориального моря и воздушного пространства РФ, на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне РФ, на судне, приписанном к порту РФ, находящемся в открытом водном или воздушном пространстве вне пределов РФ.


Рассмотрим подробнее указанные недостатки и возможные способы их устранения с использованием сравнительно-правового метода. Как представляется, возможности именно сравнительно-правового исследования приобретают особую ценность при научном обосновании подходов к формированию и совершенствованию правил действия уголовного закона в пространстве, что обусловлено следующим. Действие уголовного закона в пространстве традиционно регулируется национальным правом, иными словами, каждое государство считает себя вправе самостоятельно определять пределы, до которых распространяется действие его уголовного закона. При этом практика установления таких пределов такова, что сфера уголовной юрисдикции государств не ограничивается их территориальными границами. В этом отношении не является исключением из общего правила и УК РФ, предусматривающий случаи, в которых лица, совершившие преступление вне пределов РФ, подлежат уголовной ответственности по российскому уголовному закону (второе предложение ч. 2 и ч. 3 ст. 11, ст. 12). Очевидно, что экстратерриториальная юрисдикция РФ при этом пересекается, по меньшей мере, с территориальной юрисдикцией государства места совершения преступления. В таких случаях правила действия УК РФ в пространстве заведомо противоречат уголовному законодательству других государств, что может явиться основанием для возникновения международных уголовно-правовых конфликтов. Таким образом, объективно существующая заведомая коллизионность правил действия уголовных законов разных государств, связанная с распространением государствами уголовной юрисдикции за собственные территориальные границы, обусловливает особое значение сравнительно-правового метода как инструмента формирования и совершенствования данных правил, так как он позволяет не только использовать положительный опыт зарубежных стран в их законодательной регламентации, но также свести к минимуму пространственные коллизии российского и зарубежного уголовного законодательства и выявить оптимальные пути их разрешения.


Итак, начнем со ст. 11 УК, первый недостаток которой заключается в несоответствии ее заголовка и содержания. При том, что ст. 11 УК РФ названа «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории РФ», в нее включены преступления, действительно совершенные на территории РФ (ч. 1), и, кроме того, преступления, совершенные за пределами территории РФ (ч. 2, 3). Как следует из определения понятия «территория РФ», данного в ч. 1 ст. 67 Конституции РФ, к элементам территории РФ не относятся: континентальный шельф и исключительная экономическая зона РФ (указанные в ч. 2 ст. 11 УК), суда, приписанные к порту РФ, находящиеся в открытом водном или воздушном пространстве вне пределов РФ, военные корабли, военные воздушные суда РФ, находящиеся вне пределов РФ (указанные в ч. 3 ст. 11 УК). На указанные территории и объекты распространяется юрисдикция РФ, но в состав территории РФ они не входят.


Для устранения данного недостатка, как думается, возможно использовать позитивный опыт УК Франции. Так, в отделе 1 главы 3 УК Франции содержатся правила действия французского уголовного закона как на территории Республики, так и вне ее (на борту кораблей и воздушных кораблей вне пределов Франции), при этом указанный отдел уголовного закона назван «О преступных деяниях, совершенных или признающихся совершенными на территории Республики», что в полной мере соответствует его содержанию и не порождает каких-либо противоречий. Полагаем необходимым применить подобный подход в УК РФ, изложив заголовок ст. 11 в следующей редакции: «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации, иных территориях и объектах, на которые распространяется юрисдикция Российской Федерации».


Закрепленное в первом предложении ч. 2 ст. 11 УК правило действия российского уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление в пределах территориального моря и воздушного пространства РФ, содержит одновременно два недостатка: оно не согласовано с базовым неуголовным законодательством РФ и противоречит положениям международных актов.


Несогласованность с базовым неуголовным законодательством проявляется в том, что предписания конституционного, водного и воздушного законодательства относят территориальное море и воздушное пространство РФ к элементам территории РФ. Соответственно преступления, совершенные в пределах территориального моря или воздушного пространства РФ, — это и есть преступления, совершенные на территории РФ, поэтому нет никакой необходимости в использовании термина «территориальное море», а также термина «воздушное пространство Российской Федерации» в первом предложении ч. 2 ст. 11 УК, равно как нет необходимости и в самом уголовно-правовом предписании, сформулированном с использованием этих терминов.


Кроме того, правило, сформулированное в первом предложении ч. 2 ст. 11 УК, в нарушение требований международных актов неоправданно расширяет сферу действия российского УК. В соответствии со ст. 27 Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву от 10 декабря 1982 г. (далее — Конвенция по морскому праву) и ст. 4 Конвенции о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов, от 14 сентября 1963 г. (далее — Токийская конвенция) юрисдикция прибрежного государства в отношении преступлений, совершенных на борту иностранных судов во время их прохода в его территориальном море и воздушном пространстве, ограничена. Как отмечалось выше при анализе УПК, в международном праве по общему правилу предусматривается распространение на такие преступления юрисдикции государства флага.


Можно предположить, что российский законодатель, устанавливая отдельное правило действия уголовного закона в отношении преступлений, совершенных в пределах территориального моря и воздушного пространства РФ, в ч. 2 ст. 11 УК и подразумевал ограниченность юрисдикции РФ на указанных территориях. Тем не менее в ч. 2 ст. 11 УК не установлено каких-либо ограничений действия УК в отношении иностранных водных и воздушных судов во время их нахождения в территориальном море и воздушном пространстве РФ.


С целью приведения ч. 2 ст. 11 УК в соответствие с международным правом и базовым неуголовным законодательством считаем необходимым исключить из нее первое предложение и дополнить ее следующим нормативным предписанием: «Действие настоящего Кодекса распространяется на лиц, совершивших преступление на водном судне, пользующемся правом плавания под флагом иностранного государства, либо воздушном судне, зарегистрированном в иностранном государстве, находящемся в территориальном море либо воздушном пространстве Российской Федерации, в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации».


Следующий недостаток ч. 2 ст. 11 УК состоит в противоречии ее второго предложения нормам международного права в части неограниченного распространения уголовной юрисдикции России на лиц, совершивших преступление на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне РФ.


Дефиниции термина «континентальный шельф» сформулированы в ст. 76 Конвенции по морскому праву и в ст. 1 Конвенции ООН о континентальном шельфе от 29 апреля 1958 г.. Определение понятия «исключительная экономическая зона» содержится в ст. 55 Конвенции по морскому праву. Это обстоятельство обязывает отечественного законодателя согласовать правила действия УК на данных территориях с положениями указанных международных актов.


Необходимо это потому, что в соответствии с правилами, установленными Конвенцией по морскому праву (ст.ст. 56, 77, 80, 81) и Конвенцией ООН о континентальном шельфе (ст.ст. 2, 5), прибрежному государству предоставляется ограниченный объем суверенных прав на указанных территориях. Их реализация допустима лишь в целях разработки, исследования и обеспечения сохранности природных ресурсов соответствующих территорий. Применительно к осуществлению уголовной юрисдикции государства на его континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне это означает, что привлечение к уголовной ответственности по уголовному закону прибрежного государства возможно лишь за те преступления, совершенные в пределах этих территорий, которые связаны с нарушением норм и правил по исследованию, разработке и обеспечению сохранности природных ресурсов.


Однако во втором предложении ч. 2 ст. 11 УК нет никакого ограничения по кругу преступлений, что неоправданно расширяет уголовную юрисдикцию РФ.


В связи с этим требуется отразить в уголовном законе ограниченность круга преступлений, совершенных на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне РФ, на которые распространяется действие российского УК, соответственно положениям международных актов. В качестве возможного варианта решения данной задачи предлагается дополнить правило, сформулированное во втором предложении ч. 2 ст. 11 УК, отсылкой к нормам международного права путем добавления слов «в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации», взяв за образец правило, предусмотренное в ч. 4 ст. 13 Модельного УК для государств — участников СНГ.


Еще один недостаток правил действия российского уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территориях и объектах, на которых осуществляется юрисдикция РФ, заключается в использовании в первом предложении ч. 3 ст. 11 УК псевдобланкетной терминологии.


Понятие «псевдобланкетная терминология» было введено М. Б. Костровой для обозначения используемых в уголовном законе терминов, имеющих сходство с терминами иной отраслевой принадлежности, но не являющихся их словесными аналогами и создающих видимость заимствования из других отраслей законодательства, хотя не содержащихся в них.


В первом предложении ч. 3 ст. 11 УК установлено, что лицо, совершившее преступление на судне, приписанном к порту РФ, находящемся в открытом водном или воздушном пространстве вне пределов РФ, подлежит уголовной ответственности по УК РФ, если иное не предусмотрено международным договором РФ. Имеющееся здесь уточнение о нахождении открытого водного пространства вне пределов РФ обязывает законодателя использовать ту терминологию, которая принята в международном праве. Но оно, в частности Конвенция по морскому праву, оперирует другим термином — «открытое море». Его содержание раскрывается в ст. 86 Конвенции, а ст. 87 устанавливает свободу открытого моря, которая включает в том числе и свободу полетов. Свобода полетов в данном контексте означает открытость воздушного пространства над открытым морем, что является одной из составляющих содержания другого термина, используемого в ч. 3 ст. 11 УК, — «открытое воздушное пространство», также не имеющего словесного аналога в международном праве. Другой его составляющей, как следует из ст.ст. 58 и 87 Конвенции по морскому праву, является воздушное пространство над исключительной экономической зоной, которое также признается свободным и открытым.


В первом предложении ч. 3 ст. 11 УК использован еще один составной псевдобланкетный термин — «судно, приписанное к порту РФ».


Значение термина «порт приписки» не раскрывается ни в российском законодательстве, ни в международном праве. В юридической литературе высказывается мнение о том, что портом приписки морского судна является порт, в котором судно зарегистрировано в Государственном судовом реестре или судовой книге порта. Понятие «порт приписки судна» встречалось в ранее действовавшем Кодексе торгового мореплавания Союза ССР 1968 г.. Все это позволяет предположить, что термин «порт приписки судна» является устаревшим, его современный аналог — «порт (место) регистрации судна», обозначающий порт, в котором осуществляется регистрация судна в реестрах судов РФ (ст. 33 Кодекса торгового мореплавания РФ 1999 г.).


Однако, даже предположив, что значение псевдобланкетного термина «порт приписки судна» аналогично значению понятия «порт (место) регистрации судна», нельзя признать допустимым его использование в ч. 3 ст. 11 УК. Это связано с тем, что Конвенцией по морскому праву возможность осуществления юрисдикции государства на борту гражданского водного и воздушного судна ставится в зависимость не от порта его приписки и не от места его регистрации. В соответствии со ст. 94 Конвенции каждое государство осуществляет свою юрисдикцию над судами, плавающими под его флагом. В свою очередь, по флагу, под которым судно имеет право плавать, определяется его национальность (ст. 91 Конвенции по морскому праву).


Применительно к воздушным судам понятие «порт приписки» и порядок такой приписки также законодательно не определены. В соответствии со ст. 33 Воздушного кодекса РФ 1997 г. гражданские воздушные суда подлежат государственной регистрации в Государственном реестре гражданских воздушных судов РФ. Порядок такой регистрации установлен Федеральным законом от 14 марта 2009 г. № 31-ФЗ «О государственной регистрации прав на воздушные суда и сделок с ними».


В отношении преступлений, совершенных на борту воздушных судов, Токийской конвенцией установлено, что юрисдикционные полномочия вправе осуществлять государство регистрации воздушного судна (ст. 3).


В связи с этим представляется необходимым приведение первого предложения ч. 3 ст. 11 УК в соответствие как с Конвенцией по морскому праву и Токийской конвенцией, так и с водным и воздушным законодательством РФ. Данная задача тоже может быть решена путем заимствования позитивного опыта зарубежного уголовного законодательства.


Весьма удачным, в частности, представляется правило, закрепленное в п. 2 § 6 УК Дании, в соответствии с которым под уголовную юрисдикцию Дании подпадают деяния, совершенные на борту датского корабля или воздушного судна, находящегося вне пределов территории, признанной международным правом в качестве принадлежащей какому-либо государству. Думается, что такая отсылка к нормам международного права является достаточно ясной и позволяет избежать споров о терминологии.


Вопрос об идентификации водных и воздушных судов, на которые распространяется действие уголовного закона государства, в зарубежном уголовном законодательстве решается следующим образом.


В ст. 3 УК Латвийской Республики и ч. 5 ст. 11 УК Республики Молдова возможность осуществления собственной юрисдикции на борту судна поставлена в зависимость от места его регистрации, что соответствует международному праву в части, относящейся к воздушным судам.


Применительно же к водным судам, находящимся вне пределов государства, в ст. 113-1 УК Франции и в ч. 4 ст. 14 УК Республики Армения их идентификация в целях распространения на них национальной уголовной юрисдикции осуществляется путем указания на флаг, под которым плавает судно.


Однако, как следует из предписания, закрепленного в ст. 91 Конвенции по морскому праву, определяющее значение для установления национальности судна и, как следствие, уголовного закона, действующего на борту судна, как в российском законодательстве, так и в международном праве имеет не флаг, под которым плавает судно, а флаг, под которым оно имеет право плавать. Это обстоятельство отражено в ч. 3 ст. 14 УК Республики Таджикистан и в § 4 УК ФРГ. Указанные кодексы распространяют свое действие, независимо от законов места совершения, на преступления, совершенные на водном судне (корабле), правомерно следующем под флагом Республики Таджикистан или ФРГ соответственно.


Следует заметить, что возможна и ситуация, когда флаг у судна отсутствует вовсе. Правило, учитывающее и такую возможность, установлено в УК Грузии: «Лицо, совершившее преступление на судне, правомочном пользоваться Государственным флагом… Грузии, подлежит ответственности по настоящему Кодексу» (ч. 3 ст. 4).


Суммируя наиболее удачные правила, закрепленные в зарубежных уголовных законах, предлагаем первое предложение ч. 3 ст. 11 УК изложить в следующей редакции: «Лицо, совершившее преступление на водном судне, пользующемся правом плавания под Государственным флагом Российской Федерации, либо воздушном судне, зарегистрированном в Российской Федерации, находящемся вне пределов территории, признанной международным правом в качестве принадлежащей какому-либо государству, подлежит уголовной ответственности по настоящему Кодексу, если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации».


Среди недостатков правил действия УК в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ, два связаны с закреплением принципа non bis in idem («не дважды за одно») в ч. 1 и в ч. 3 ст. 12 УК. Первый из них заключается в неопределенности термина «решение суда иностранного государства», использованного в ч. 1 ст. 12 УК, второй — в установлении в ч. 1 и в ч. 3 ст. 12 УК различных условий привлечения к уголовной ответственности по УК РФ совершивших преступление вне пределов РФ граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, с одной стороны, и иностранных граждан, а также лиц без гражданства, не проживающих постоянно в РФ, — с другой.


Поскольку применение уголовного закона государства вне пределов его собственной территории порождает потенциальную конкуренцию с территориальной юрисдикцией государства места совершения преступления, установление экстратерриториальной юрисдикции подлежит ограничениям, основанным на ряде базовых принципов международного права. Одним из таких ограничений, причем процессуального характера, является принцип non bis in idem («не дважды за одно»), закрепленный, в частности, в п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. и в ст. 4 Протокола № 7 от 22 ноября 1984 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.


В российском УК принцип non bis in idem в его транснациональной интерпретации закреплен в ч. 1 и в ч. 3 ст. 12 с использованием следующих формулировок. В ч. 1 ст. 12 УК установлено, что граждане РФ и постоянно проживающие в РФ лица без гражданства, совершившие вне пределов РФ преступление против интересов, охраняемых настоящим Кодексом, подлежат уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом, если в отношении этих лиц по данному преступлению не имеется решения суда иностранного государства. В ч. 3 той же статьи для случаев совершения иностранными гражданами и лицами без гражданства, не проживающими постоянно в РФ, преступления вне пределов РФ против интересов РФ либо гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства, содержится иная формулировка — «если иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».


Обращает на себя внимание очевидная разница в приведенных формулировках. Мотивы такой дифференциации вызывают недоумение. Не ясно, с какой целью в ч. 1 и в ч. 3 ст. 12 УК предусмотрены различные интерпретации принципа non bis in idem в зависимости от гражданства лица, совершившего преступление. О недопустимости такого подхода свидетельствует, в частности, то обстоятельство, что в Конституции РФ и в УК запрет двойной уголовной ответственности (двойного осуждения) установлен для всех без каких-либо исключений и различий, в том числе по признаку гражданства: «никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление» (ч. 1 ст. 50 Конституции); «никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление» (ч. 2 ст. 6 УК).


Следует отметить, что формулировка, используемая в ч. 3 ст. 12 УК РФ, критикуется учеными как не охватывающая случая вынесения судом иностранного государства оправдательного приговора, однако толкование ее смысла не вызывает каких-либо затруднений, чего нельзя сказать о современной редакции ч. 1 ст. 12 УК.


Некоторые авторы полагают, что ч. 1 ст. 12 УК охватываются случаи вынесения обвинительного и оправдательного приговоров. Б. В. Волженкин, кроме того, включает в обозначаемое термином «решение суда» понятие решения об освобождении от уголовной ответственности и о применении различных мер уголовно-правового воздействия. М. П. Журавлев считает, что формулировка «не имеется решения суда иностранного государства» помимо осуждения лица к уголовному наказанию включает освобождение от наказания или замену наказания другим видом ответственности.


Г. И. Богуш, критически оценивая формулировку ч. 1 ст. 12 УК, отмечает, что в строгом смысле даже решение о назначении экспертизы или о вызове свидетеля является «решением суда». Такой же вывод можно сделать, обратившись к российскому уголовно-процессуальному закону в целях определения содержания понятия, обозначаемого термином «решение суда». В соответствии с п. 53¹ ст. 5 УПК судебными решениями являются приговор, определение, постановление, вынесенные при производстве по уголовному делу в судах первой и второй инстанций; определение и постановление, вынесенные при производстве по уголовному делу в суде кассационной инстанции; постановление, вынесенное при производстве по уголовному делу в суде надзорной инстанции. Все судебные решения подразделяются на итоговые, к которым относятся приговор либо иное решение суда, вынесенное в ходе судебного разбирательства, которым уголовное дело разрешается по существу (п. 53² ст. 5 УПК), и промежуточные, которыми являются все остальные определения и постановления суда (п. 533 ст. 5 УПК). Таким образом, уголовно-процессуальный закон признает судебным решением любой процессуальный акт, вынесенный судом или судьей.


Многообразие мнений относительно содержания условия привлечения к уголовной ответственности граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, совершивших преступление вне пределов РФ, свидетельствует о том, что использование в ч. 1 ст. 12 УК РФ термина «решение суда иностранного государства» не отвечает таким критериям законодательной техники, как точность и ясность.


Изучение уголовных законов зарубежных стран, закрепляющих принцип non bis in idem применительно к решениям иностранных судов, позволило выявить две важные тенденции, определяющие, на наш взгляд, направление, по которому возможно совершенствование рассматриваемого правила в российском УК. Во-первых, ни в одном из 36 изученных нами уголовных законов зарубежных стран нет формулировки принципа non bis in idem в отношении лиц, совершивших преступление за пределами собственной территории государства и привлекающихся к уголовной ответственности по принципу гражданства, аналогичной правилу, предусмотренному в ч. 1 ст. 12 УК. Во-вторых, во всех уголовных законах, содержащих правила, закрепляющие принцип non bis in idem применительно к решениям судов иностранных государств, соответствующие ограничения привлечения к ответственности установлены для всех лиц, совершивших преступление за пределами государства, без каких-либо различий.


Полагаем, что с учетом опыта уголовного законодательства зарубежных стран правила, содержащиеся в ч. 1 и в ч. 3 ст. 12 УК, в части запрета двойной уголовной ответственности для граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, а также иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих постоянно в РФ, совершивших преступление за пределами РФ, должны быть сформулированы единообразно.


При конструировании данного правила предлагается воспользоваться опытом УК Латвийской Республики, в ч. 3, 4 ст. 4 которого предусмотрен отказ от привлечения к уголовной ответственности лиц, совершивших преступление вне пределов Республики, в отношении которых судом иностранного государства начато производство по делу о данном преступлении.


По нашему мнению, правило, предусмотренное в ч. 1 ст. 12 УК, при всей неопределенности использованной формулировки допускает и такое толкование, при котором лицо не подлежит уголовной по УК РФ в случае вынесения в отношении него по данному преступлению судом иностранного государства любого решения. На наш взгляд, такой вывод следует из буквального смысла ч. 1 ст. 12 УК, поскольку каких-либо уточняющих признаков, позволяющих определить вид искомого судебного решения, в данной статье не содержится.


Осознавая непопулярность такой трактовки ч. 1 ст. 12 УК в научной среде, мы все же считаем ее заслуживающей внимания в силу следующего.


Как было отмечено выше, большинство авторов сходятся в том, что термин «решение суда иностранного государства» в ч. 1 ст. 12 УК означает окончательный судебный акт, вынесенный по уголовному делу. Споры ведутся в основном о том, какие именно виды итоговых судебных актов охватываются термином «решение суда иностранного государства».


Бесспорно, отказ от распространения уголовной юрисдикции РФ на гражданина РФ, в отношении которого вынесено окончательное решение суда иностранного государства, разрешающее уголовное дело по существу, отвечает требованиям недопустимости двойной ответственности за совершение преступления. Рассмотрим ситуацию, в которой в отношении гражданина РФ, совершившего преступление на территории иностранного государства, начато, но еще не завершено судебное разбирательство по уголовному делу. Окончательное решение суда в отношении такого лица еще не вынесено, однако, поскольку судебная процедура начата, можно с уверенностью утверждать, что оно будет вынесено в будущем. Возникает вопрос, насколько оправданно, дополняя понятие «решение суда иностранного государства» признаком его окончательности, ставить вопрос о возможности привлечения лица, совершившего преступление на территории иностранного государства, к уголовной ответственности в РФ в зависимость от того, окончено или нет в отношении него уголовное судопроизводство в иностранном государстве.


Привлечение лица к уголовной ответственности за совершение преступления, которое является предметом рассмотрения суда иностранного государства, неминуемо приведет к конкуренции двух судебных процедур, в результате каждой из которых будет вынесен итоговый судебный акт. Заметим, что в этой ситуации не исключено противоречие друг другу судебных решений разных государств. Такое положение вещей, на наш взгляд, глубоко противоречит существу принципа non bis in idem, так как в описанной выше ситуации имеет место не что иное, как двойная ответственность лица за совершение одного и того же преступления. Кроме того, допущение ситуации, в которой в отношении одного преступления судебными органами разных государств могут быть вынесены отличные, а подчас и противоположные, решения, безусловно, подрывает авторитет суда, значение которого, на наш взгляд, не должно ограничиваться пределами национальной юрисдикции.


Из этого следует, по нашему мнению, что для признания невозможности распространения собственной юрисдикции достаточно факта начала в отношении лица судебной процедуры каким-либо иным государством, окончания же данной процедуры не требуется.


Таким образом, в целях придания точности и ясности тексту уголовного закона для закрепления в ст. 12 УК принципа non bis in idem следует использовать единую формулировку «если в отношении этих лиц в иностранном государстве не начато судебное производство по делу о данном преступлении».


Третьей проблемой законодательной регламентации действия УК в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ, как думается, является отсутствие в ч. 1 ст. 12 УК правила двойной криминальности.


Под правилом двойной криминальности (или двойной преступности) в научной литературе понимается ранее действовавший запрет на привлечение к уголовной ответственности по УК РФ граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, совершивших на территории иностранного государства деяние, не являющееся преступным по закону этого иностранного государства.


Фактически правило двойной криминальности является одним из основных способов обеспечения приоритета территориальной юрисдикции над национальной, в связи с чем отказ от него российского законодателя рассматривается нами как неоправданное расширение последней.


Следует учесть еще один аргумент, высказывавшийся учеными против правила двойной криминальности в первоначальной редакции ч. 1 ст. 12 УК. Так, некоторые авторы указывали на то, что в условиях неограниченного действия правила двойной криминальности невозможно привлечение к уголовной ответственности граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства, совершивших вне пределов РФ преступление против основ конституционного строя РФ и безопасности Российского государства, поскольку эти деяния в принципе не могут признаваться преступными уголовными законами иностранных государств.


Отмечая справедливость приведенного мнения, следует, вместе с тем, признать, что возврат к правилу двойной криминальности в том виде, в котором оно было закреплено в первоначальной редакции ч. 1 ст. 12 УК, недопустим.


В то же время и полный отказ от него, имеющий место в действующей редакции ч. 1 ст. 12 УК, видится не вполне правильным законодательным решением по причинам, изложенным выше. В связи с этим изучение опыта уголовного законодательства зарубежных государств в решении данного вопроса представляется весьма актуальным.


Так, удачным представляется подход, использованный в уголовных кодексах Франции, Австрии, ФРГ, Голландии, Швейцарии, Грузии и Республики Армения. Не отрицая правило двойной криминальности как таковое, они ставят возможность его применения в зависимость от вида совершенного преступления. УК Франции распространяет правило двойной криминальности только на случаи совершения гражданином Франции проступков (ст. 113-6).


Уголовные кодексы Австрии, ФРГ, Голландии, Швейцарии содержат перечни преступлений, за которые лицо наказывается вне зависимости от законов места их совершения, имеющих самые разные видовые объекты — от государственной безопасности до окружающей среды.


Такой подход, как представляется, снимает недостатки как первоначальной, так и действующей редакции ч. 1 ст. 12 российского УК, обозначенные выше. Поэтому полагаем необходимым вернуть в ч. 1 ст. 12 УК правило двойной криминальности, но, с учетом позитивного опыта уголовного законодательства зарубежных стран, ограничить его действие путем определения перечня преступлений, привлечение к уголовной ответственности за совершение которых по УК не зависит от признания деяния преступлением в государстве, на территории которого оно было совершено. К таким преступлениям в первую очередь необходимо отнести преступления против основ государственного строя и безопасности государства, предусмотренные главой 29 УК РФ.


Четвертая проблема законодательной регламентации действия УК РФ в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ, состоит, как думается, в распространении правила, закрепленного в ч. 1 ст. 12 УК, на лиц без гражданства, постоянно проживающих в РФ.


В Федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 115-ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации» значение термина «лицо без гражданства» определяется как «физическое лицо, не являющееся гражданином РФ и не имеющее доказательств наличия гражданства (подданства) иностранного государства» (ст. 2). Из системного толкования абз. 11 п. 1 ст. 2 и п. 2 ст. 2 данного Федерального закона следует, что лицо без гражданства признается постоянно проживающим в РФ в случае получения им вида на жительство.


Распространение правила, закрепленного в ч. 1 ст. 12 УК, на лиц без гражданства в зависимости от характера их проживания в РФ вызывает сомнения с точки зрения его обоснованности. Данное правило накладывает дополнительные обязанности не только на российских граждан, но и на постоянно проживающих в РФ апатридов. Эти лица обязаны воздерживаться от действий, являющихся нарушениями российского уголовного закона, не только находясь на территории РФ, но и за ее пределами.


Применительно к гражданам РФ это оправдано наличием запрета на их выдачу иностранному государству и является гарантией неотвратимости уголовной ответственности за совершенное ими за пределами РФ преступление. Можно сказать, что возложение Российской Федерацией на своих граждан дополнительных обязанностей компенсируется предоставлением им дополнительных гарантий в виде запрета их выдачи иностранному государству. Однако лица без гражданства, совершившие преступление вне пределов РФ и находящиеся на территории РФ, в силу прямого указания ч. 2 ст. 13 УК могут быть выданы иностранному государству. В таких условиях неясно, чем обусловлена необходимость привлечения их к уголовной ответственности по российскому УК за совершение преступления за пределами РФ.


Кроме того, гражданством РФ является устойчивая правовая связь лица с Российской Федерацией, выражающаяся в совокупности их взаимных прав и обязанностей (ст. 3 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 62-ФЗ «О гражданстве Российской Федерации»). При этом правилом, предусмотренным в ч. 1 ст. 12 УК, установлены одинаковые обязанности для граждан РФ (как лиц, имеющих особую правовую связь с РФ и соответствующие, дополнительные по сравнению с лицами, не имеющими гражданства РФ, права) и для лиц без гражданства лишь на том основании, что ими получен вид на жительство в РФ. Основным условием для получения лицом вида на жительство в РФ является проживание в РФ не менее одного года на основании разрешения на временное проживание (п. 1 ст. 8 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 115-ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации»). То обстоятельство, что лица без гражданства, прожившие в РФ на протяжении года и получившие вид на жительство, в целях действия российского уголовного закона за пределами РФ приравниваются к гражданам РФ, представляется несправедливым и противоречащим правовой природе института гражданства.


В силу вышеизложенных причин распространение правила, предусмотренного ч. 1 ст. 12 УК, на постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства представляется необоснованным.


Следует отметить, что в уголовных кодексах Республики Казахстан, Республики Болгария, Голландии, Республики Корея, Республики Польша, Австрии, ФРГ, Швейцарии, Франции, Японии подобных положений нет. То есть в этих странах возможность установления особых юрисдикционных полномочий в отношении лиц, совершивших преступления, связывается исключительно с фактом их гражданства, но не с проживанием их на определенной территории либо получением ими тех или иных разрешительных документов для такого проживания.


Используя этот положительный опыт зарубежного законодательства, по нашему мнению, в российском УК также следует отказаться от необоснованного уравнивания граждан РФ и постоянно проживающих в РФ лиц без гражданства в целях определения оснований привлечения к ответственности по УК за совершение преступления вне пределов РФ, а именно исключить из ч. 1 ст. 12 УК слова «и по­стоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства». Всех апатридов, независимо от их проживания на территории РФ, необходимо приравнять к иностранным гражданам, исключив из ч. 3 ст. 12 УК РФ слова: «не проживающие постоянно в Российской Федерации», «или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства».


Пятая проблема законодательной регламентации действия уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ, состоит в нечетком обозначении в ч. 3 ст. 12 УК объектов посягательств составным термином «преступление против интересов РФ либо гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства».


Использование российским законодателем данного термина вызывает возражения с точки зрения его точности и ясности. Как справедливо отмечает В. Ф. Щепельков, из текста закона не понятно, то ли это оценочное понятие, то ли имеющее строгую логическую конструкцию, не допускающую элементов усмотрения правоприменителя.


Не вызывает сомнений, что такие преступления, как шпионаж (ст. 276) или диверсия (ст. 281), а равно все преступления, предусмотренные главой 29 УК РФ, направлены против интересов государства. В то же время не столь очевидно, можно ли исключить из сферы государственных интересов, к примеру, общественную нравственность, экономическую или экологическую безопасность. На наш взгляд, нельзя. Более того, можно утверждать, что государство заинтересовано в защите всех интересов, охраняемых уголовным законом. Так полагают и некоторые авторы, включающие в понятие «интересы РФ» все объекты уголовно-правовой охраны, перечисленные в ст. 2 УК РФ. Однако такое расширительное толкование понятия «преступление, направленное против интересов РФ», включающее в него практически все преступления, преду-смотренные УК, нивелирует различия правил действия уголовного закона в пространстве, установленные в ч. 1 и ч. 3 ст. 12 УК в отношении граждан РФ и постоянно проживающих в РФ апатридов, с одной стороны, и иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих в РФ постоянно — с другой. При этом ситуация, в которой иностранный гражданин может быть привлечен к уголовной ответственности по российскому УК за любое преступление, совершенное вне пределов РФ, на наш взгляд, абсурдна.


В связи с этим полагаем необходимым более четко определить объект посягательств, обозначенных в ч. 3 ст. 12 УК как «преступления, направленные против интересов РФ».


Еще один недостаток правила, закрепленного в ч. 3 ст. 12 УК, видится нам в следующем. В соответствии с ч. 3 ст. 12 УК иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в РФ, совершившие преступление вне пределов РФ, подлежат уголовной ответственности по УК РФ в случаях, если преступление направлено против интересов РФ либо гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства. Такая формулировка правила привлечения к уголовной ответственности иностранных граждан и не проживающих в РФ постоянно апатридов может быть истолкована двояко. Из текста уголовного закона не ясно, идет ли в нем речь о преступлении против гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства либо о преступлении, направленном против интересов этих лиц.


Так, преступлениями, направленными против граждан РФ и постоянно проживающих в РФ апатридов, очевидно, являются преступления против личности, совершенные в отношении этих лиц. В случае же если объектом посягательств, речь о которых идет в ч. 3 ст. 12 УК, являются интересы российских граждан или постоянно проживающих в РФ апатридов, то неизбежно возникает вопрос о возможности отнесения к числу таких посягательств, например, преступлений против собственности. Более того, понятие интересов граждан можно толковать и предельно широко, следствием чего может стать включение в круг этих интересов объектов большинства преступлений, предусмотренных УК.


Положительно оценивая стремление российского законодателя к защите от преступных посягательств интересов российских граждан, находящихся вне пределов РФ, считаем необходимым ограничение сферы таких интересов, подлежащих защите посредством установления экстратерриториальной юрисдикции РФ.


Правила, предусматривающие подобные ограничения, содержатся в уголовном законодательстве ряда стран дальнего зарубежья. Согласно п. 1–3 § 8 УК Дании деяния, совершенные за пределами территории датского государства, должны подпадать под уголовную юрисдикцию Дании, независимо от гражданства нарушителя, если деяние посягает на независимость, безопасность, Конституцию или государственную власть датского государства, официальные обязанности по отношению к государству или такие интересы, правовая защита которых зависит от личной связи с датским государством, или на обязанность, которую нарушитель должен исполнить за границей или наносит ущерб исполнению официальной обязанности, возложенной на него по отношению к датскому кораблю или воздушному судну, или на датского гражданина или на лицо, постоянно проживающее в датском государстве. В § 5 УК ФРГ, ст. 4 УК Голландии, ст. 2 УК Японии, ст. 4 УК Швейцарии установлены закрытые перечни преступлений, совершение которых за границей влечет уголовную ответственность по законам этих государств.


Полагаем, что подобный подход к установлению правила действия российского УК в пространстве, направленного на защиту интересов РФ и российских граждан, в наибольшей степени облегчит применение соответствующего правила, исключив возможность его необоснованно широкого толкования. В связи с этим предлагается уточнить понятие «преступление, направленное против интересов РФ либо гражданина РФ или постоянно проживающего в РФ лица без гражданства» в ч. 3 ст. 12 УК, сформулировав его следующим образом: «преступление, направленное против основ конституционного строя и безопасности Российской Федерации, предусмотренное главой 29 настоящего Кодекса, либо преступление, предусмотренное разделом VII настоящего Кодекса, направленное против гражданина Российской Федерации».


Шестая проблема законодательной регламентации действия УК РФ в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов РФ, заключается в отсутствии во втором правиле, закрепленном в ч. 3 ст. 12, перечня преступлений, за совершение которых иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в РФ, подлежат уголовной ответственности по УК РФ. Данное правило сформулировано с использованием прямой отсылки к международным договорам РФ. Обычно при таком типе отсылки для применения правила требуется лишь определение круга международных актов, конкретизирующих (детализирующих) его содержание.


Однако в данном случае определение перечня преступлений, за совершение которых возможно привлечение к уголовной ответственности по УК РФ иностранных граждан и не проживающих постоянно в РФ лиц без гражданства, совершивших преступление вне пределов РФ, в соответствии с международным договором РФ вызывает затруднения.


Так, например, ведутся споры о том, возможно ли привлечение к уголовной ответственности по этому основанию иностранного гражданина за легализацию (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем или самим лицом в результате совершения им преступления (ст.ст. 174, 174¹ УК). Ю. Н. Харламова считает, что это возможно, ссылаясь на то, что в целях борьбы с указанными преступлениями 8 ноября 1990 г. в г. Страсбурге была заключена Конвенция Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности, ратифицированная Россией Федеральным законом от 28 мая 2001 г. № 62-ФЗ «О ратификации Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности». Возражая против такого подхода, В. А. Вдовин указывает, что данная Конвенция не разрешает вопросов юрисдикции и не содержит положений, расширяющих уголовную юрисдикцию государств-участников по сравнению с обычно осуществляемой ими юрисдикцией.


Суть данного спора сводится к тому, распространяется ли правило, закрепленное в ч. 3 ст. 12 УК, на любое преступление, предусмотренное международным договором РФ, либо привлечение к уголовной ответственности по УК РФ лица, ни по признаку гражданства, ни по месту совершения им преступления не подпадающего под уголовную юрисдикцию РФ, допустимо лишь в случае, если возможность привлечения такого лица к ответственности прямо установлена международным договором РФ, регламентирующим межгосударственное сотрудничество в целях борьбы с соответствующим видом преступления.


Описанный недостаток правила, закрепленного в ч. 3 ст. 12 УК, регламентирующего основания привлечения к уголовной ответственности по УК граждан РФ и не проживающих в РФ постоянно лиц без гражданства, совершивших преступление вне пределов РФ, в соответствии с международным договором РФ, также представляется возможным устранить, обратившись к зарубежному опыту.


Так, в соответствии с ч. 6 § 64 УК Австрии австрийские уголовные законы применяются к совершенным за границей преступным деяниям, которые Австрия обязалась преследовать в уголовно-правовом порядке независимо от уголовных законов места их совершения, включая случаи их совершения за границей. В ч. 1 ст. 6bis УК Швейцарии и п. 5 § 8 УК Дании также указывается на совершенные за границей преступления или проступок, преследовать которые эти государства обязаны на основе международного соглашения (конвенции). В § 6 УК ФРГ установлен перечень «деяний, совершаемых за границей против правовых благ, охраняемых международными соглашениями». Подобные преступления перечислены также в ч. 3 ст. 6 УК Республики Беларусь и ст. 12.3 УК Азербайджанской Республики.


Полагаем, что наиболее обоснованным является закрепление в ч. 3 ст. 12 УК перечня преступлений, за которые лицо подлежит уголовной ответственности по УК РФ на основании международно-правовых соглашений. Думается, что включить в данный перечень необходимо в первую очередь преступления против мира и безопасности человечества, предусмотренные главой 34 УК РФ.


Как видим, использование возможностей сравнительно-правового метода для совершенствования законодательной регламентации правил действия российского УК в пространстве весьма перспективно.


В завершение обратимся к недавно введенным в УК ст.ст. 226¹ и 229¹. Данными статьями предусмотрены два состава преступления: контрабанда сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, взрывчатых, радиоактивных веществ, радиационных источников, ядерных материалов, огнестрельного оружия или его основных частей, взрывных устройств, боеприпасов, оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а также материалов и оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а равно стратегически важных товаров и ресурсов или культурных ценностей (ст. 2261) и контрабанда наркотических средств, психотропных веществ, их прекурсоров или аналогов, растений, содержащих наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры, либо их частей, содержащих наркотические средства, психотропные вещества или их прекурсоры, инструментов или оборудования, находящихся под специальным контролем и используемых для изготовления наркотических средств или психотропных веществ (ст. 2291). При этом установлена уголовная ответственность за незаконное перемещение вышеперечисленных ограниченных в гражданском обороте предметов не только через Государственную границу РФ, но также через таможенную границу Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС.


Следовательно, в соответствии со ст.ст. 2261 и 2291 уголовной ответственности по российскому УК подлежат лица, незаконно переместившие соответствующие ограниченные в обороте предметы через границы территории Республики Беларусь или Республики Казахстан, в том числе не смежные с территорией Российской Федерации. Такое распространение действия российского уголовного закона не соответствует ни одному из правил, закрепленных в ст.ст. 11 и 12 УК. Так, к примеру, незаконное перемещение наркотических средств из Республики Казахстан в Китай, совершенное гражданином Республики Казахстан, не подпадает под пространственное действие российского уголовного закона ни по ст. 11 УК, ни по ч. 1 ст. 12 УК.


Таким образом, введение статей 2261 и 2291 привело к установлению в Особенной части УК РФ специального правила действия уголовного закона в пространстве. По нашему мнению, такое законодательное решение нельзя признать удачным, поскольку урегулирование частных вопросов действия уголовного закона в пространстве в Особенной части УК, не основанное на правилах, установленных в Общей части, противоречит традиционной структуре российского уголовного законодательства. Однако создание и действие Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС — это свершившийся факт, и в будущем возможно дальнейшее расширение юрисдикции РФ за счет ее распространения на иные виды преступлений, совершенные на территориях государств — членов Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС. Поэтому с целью устранения образовавшейся коллизии Общей и Особенной частей УК следует отразить изменившиеся реалии пространственного действия уголовного закона в главе 2 УК «Действие уголовного закона во времени и в пространстве». Для этого предлагается ввести в главу 2 УК новое правило, выделив его в самостоятельную статью УК и изложив в следующей редакции:


«Статья 121. Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территориях иностранных государств-членов Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС.


Лица, совершившие преступление на территориях иностранных государств — членов Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу, помимо случаев, предусмотренных в статье 12 настоящего Кодекса, также в случаях, специально предусмотренных в статьях Особенной части настоящего Кодекса».


2.1.3. Некоторые проблемы применения правил действия УК РФ в пространстве при производстве по уголовному делу


Анализ правил действия российского уголовно-процессуального закона в пространстве в их системной связи с правилами пространственного действия российского уголовного закона позволяет выявить ряд пробелов законодательной регламентации УПК, выражающихся в следующем.


Как было отмечено выше, в случаях, предусмотренных УК, российская юрисдикция распространяется, в том числе, на преступления, совершенные вне пределов РФ. Производство по делам о таких преступлениях на основании ч. 1 ст. 2 УПК (если международным договором РФ не установлено иное) осуществляется на территории РФ по правилам российского уголовно-процессуального закона. При этом предварительное расследование, по общему правилу, производится по месту совершения деяния, содержащего признаки преступления (ст. 152 УПК). Территориальная подсудность уголовных дел также определяется в зависимости от места совершения преступления (ст. 32 УПК). Очевидно, что в уголовно-процессуальном законе отсутствуют правила о том, в каком порядке будет решаться вопрос о территориальной подсудности и подследственности уголовных дел в случае, если преступление совершено вне пределов Российской Федерации.


Некоторые из этих вопросов уже стали предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ в постановлении от 16 октября 2012 г. № 22-П «По делу о проверке конституционности положений части 2 статьи 2 и части 1 статьи 32 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Красноперова». Судьба заявителя по настоящему делу С. А. Красноперова является настолько яркой иллюстрацией негативных последствий рассогласованности уголовного и уголовно-процессуального законов (ниже описывается лишь малая часть хождений С. А. Красноперова по судебным инстанциям), что содержание данного постановления Конституционного Суда РФ заслуживает, как представляется, подробного изложения.


Из этого постановления Конституционного Суда РФ видно следующее.


17 июля 2010 г., по утверждению заявителя — гражданина РФ С. А. Красноперова, на борту танкера, приписанного к порту Валетты (Республика Мальта) и плавающего под флагом Республики Мальта, находившегося в порту Констанцы (Румыния), гражданин РФ К. нанес ему телесные повреждения (наличие этих повреждений, причинивших легкий вред здоровью, подтверждено актом судебно-медицинского освидетельствования).


В период с 3 ноября 2010 г. по 10 января 2012 г. постановлениями мирового судьи заявление С. А. Красноперова о привлечении к уголовной ответственности в порядке частного обвинения гражданина К. трижды возвращалось ему: первый раз — с рекомендацией обратиться за судебной защитой по месту приписки судна; второй раз — в связи с неподсудностью данного уголовного дела судам РФ и необходимостью его рассмотрения компетентным иностранным судом; третий раз — для приведения в соответствие с требованиями ст. 318 УПК. Наконец, постановлением мирового судьи от 20 апреля 2012 г. (то есть почти через 1,5 года со дня подачи заявления) в возбуждении в отношении гражданина К. уголовного дела в порядке частного обвинения С. А. Красноперову было отказано на том основании, что действующим уголовно-процессуальным законом РФ порядок привлечения к уголовной ответственности гражданина РФ, совершившего преступление, предусмотренное УК РФ, за пределами РФ, не регламентирован.




Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Монография подготовлена коллективом кафедры уголовного права и процесса Института права Башкирского государственного университета. В ней рассматриваются теоретические и практические проблемы взаимодействия норм и институтов уголовного права и процедурных механизмов их применения, формулируются исходные теоретические положения, позволяющие обеспечить надлежащую форму объективации взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права. В работе представлен обстоятельный анализ международных актов и российского законодательства, обширный исторический, сравнительно-правовой, эмпирический материал. Издание подготовлено по состоянию законодательства на март 2013 г. <br /> Монография может представлять интерес для научных работников, преподавателей, аспирантов, соискателей и студентов юридических вузов, а также использоваться в законотворческой и правоприменительной деятельности.

249
Юридическая Под ред. Костровой М.Б. Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Юридическая Под ред. Костровой М.Б. Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Юридическая Под ред. Костровой М.Б. Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография

Монография подготовлена коллективом кафедры уголовного права и процесса Института права Башкирского государственного университета. В ней рассматриваются теоретические и практические проблемы взаимодействия норм и институтов уголовного права и процедурных механизмов их применения, формулируются исходные теоретические положения, позволяющие обеспечить надлежащую форму объективации взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права. В работе представлен обстоятельный анализ международных актов и российского законодательства, обширный исторический, сравнительно-правовой, эмпирический материал. Издание подготовлено по состоянию законодательства на март 2013 г. <br /> Монография может представлять интерес для научных работников, преподавателей, аспирантов, соискателей и студентов юридических вузов, а также использоваться в законотворческой и правоприменительной деятельности.

Внимание! Авторские права на книгу "Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография" (Под ред. Костровой М.Б.) охраняются законодательством!