Книги

Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2012–2015 годы). Сборник

Кротов М.В.

Возрастное ограничение:

Жанр:

Юридическая

Издательство:

Проспект

Дата размещения:

22.04.2016

ISBN:

9785392202188

Язык:

Объем текста:

1137 стр.

Формат:

epub

2014 ГОД

Дело о проверке конституционности абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Аникиева

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (28 ноября 2013 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Предметом жалобы гражданина Аникиева С. А. по настоящему делу является положение абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации, которым установлен запрет на усыновление ребенка лицом, имеющим или имевшим судимость, подвергшимся или подвергавшимся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности (за исключением незаконного помещения в психиатрический стационар, клеветы и оскорбления), половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, а также против общественной безопасности.

Поводом для обращения заявителя в Конституционный Суд Российской Федерации послужил отказ судебных органов на основании данной нормы в усыновлении Аникиевым С. А. своего пасынка Котельникова Матвея (дата рождения 3 марта 2011 года), воспитанием и содержанием которого он занимается с мая 2011 года, то есть практически сразу после рождения ребенка. В основу отказа судебных органов был положен факт уголовного преследования Аникиева С. А. в 2009 году по статье 112 (часть 1) Уголовного кодекса Российской Федерации (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) и прекращенного в связи с примирением сторон, являющегося в соответствии с уголовным законодательством Российской Федерации нереабилитирующим обстоятельством.

В связи с этим заявитель полагает, что норма абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса РФ в той мере, в которой лишает суд при решении вопроса об усыновлении ребенка лицом, ранее имевшим судимость или подвергавшимся уголовному преследованию, возможности учитывать особенности личности кандидата в усыновители и фактические обстоятельства конкретного дела, устанавливает для этого лица бессрочный и неукоснительный запрет быть усыновителем как своего рода меру юридической ответственности. В связи с этим, по мнению заявителя, положение данной нормы:

является не соразмерным целям социального государства и поддержке семьи, материнства, отцовства и детства (статьи 7 и 38 Конституции Российской Федерации),

нарушает право указанных лиц на эффективную правовую защиту со стороны государства и справедливое судебное разбирательство, а также не учитывает принципа презумпции невиновности (статьи 45, 46 и 49 Конституции Российской Федерации).

Рассмотрение данной жалобы планировалось Конституционным Судом в порядке статьи 47.1 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации». Однако мы возражали против разрешения Конституционным Судом настоящего дела без проведения публичного слушания по следующим соображениям.

1. Конституция Российской Федерации, провозглашая Российскую Федерацию правовым государством, в котором права и свободы человека и гражданина являются высшей ценностью, их признание, соблюдение и защита — обязанностью государства (статьи 1, 2 и 7), устанавливает, что права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (статья 18), а их ограничение возможно лишь федеральным законом и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статья 55, части 2 и 3).

Вопросы, затронутые в жалобе, одновременно касаются нескольких основополагающих прав и свобод человека и гражданина: с одной стороны, право охранять достоинство личности, защищать свою честь и доброе имя (статья 21, часть 1), частным случаем которого является принцип презумпции невиновности (статья 49), подкрепленное корреспондирующим ему правом на судебную защиту конституционных прав и свобод и возможностью обжаловать в суд решения и действия (или бездействие) органов государственной власти и должностных лиц (статья 46, части 1 и 2), а с другой, — государственная защита материнства, отцовства и детства, проистекающая из функции социального государства, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (статьи 7 и 38).

В связи с этим выявление конституционно-значимого баланса перечисленных прав и свобод должно производиться с учетом вышеприведенных положений частей 2 и 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации.

В соответствии с Декларацией прав ребенка, Международным пактом о гражданских и политических правах и Конвенцией о правах ребенка ребенок ввиду его физической и умственной незрелости нуждается в специальной охране и заботе, что предопределяет обязанность государств — участников обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия, и принять с этой целью все необходимые законодательные, административные, социальные и просветительные меры с целью защиты ребенка от всех форм физического или психологического насилия, оскорбления или злоупотребления.

В развитие названных положений семейное законодательство Российской Федерации исходит из приоритета семейного воспитания детей, заботы об их благосостоянии и развитии, обеспечения приоритетной защиты прав и интересов несовершеннолетних и нетрудоспособных членов семьи и закрепляет право ребенка на воспитание своими родителями, которые должны заботиться о нем, защищать его права и законные интересы, обеспечивать всестороннее развитие, уважение его человеческого достоинства (статьи 1, 54, 63, 64 и 65 Кодекса).

Отдавая приоритет в вопросе воспитания ребенка его родителям, законодатель, по существу, презюмирует добросовестность выполнения ими родительской функции в силу самой биологической связи с ребенком и естественной потребности заботиться о нем.

В случае отсутствия у ребенка родительского попечения наиболее приемлемой формой его устройства является усыновление (удочерение), поскольку оно в большей степени позволяет воспроизвести естественную для ребенка среду его гармоничного развития и воспитания.

Анализ положений раздела VI «Формы воспитания детей, оставшихся без попечения родителей» Семейного кодекса РФ свидетельствует о том, что усыновление является приоритетной формой устройства несовершеннолетних детей, оставшихся без попечения родителей, имеет целью обеспечение надлежащего воспитания и образования таких детей, физическое, психическое, духовное и нравственное развитие (статья 124). Правовые последствия усыновления установлены пунктом 1 статьи 137 Семейного кодекса РФ, согласно которым усыновленные дети и их потомство по отношению к усыновителям и их родственникам, а усыновители и их родственники по отношению к усыновленным детям и их потомству приравниваются в личных неимущественных и имущественных правах и обязанностях к родственникам по происхождению

В то же время юридическое закрепление за лицом, не состоящим с ребенком в кровном родстве, широких родительских правомочий накладывает на законодателя (в силу вышеперечисленных конституционных и международно-правовых требований по обеспечению защиты ребенка) обязанность предусмотреть такое правовое регулирование порядка усыновления, которое позволяло бы превентивно исключить угрозу жизни, здоровью и нормальному нравственному развитию ребенка.

Усыновление, как это следует из положений пункта 2 статьи 124 Семейного кодекса РФ, допускается только в интересах несовершеннолетних детей с соблюдением требований абзаца третьего пункта 1 статьи 123 Семейного кодекса, то есть учетом этнического происхождения ребенка, принадлежности его к определенной религии и культуре, родного языка, возможности обеспечения преемственности в воспитании и образовании, а также с учетом возможностей обеспечить детям полноценное физическое, психическое, духовное и нравственное развитие.

Под интересами детей при усыновлении следует, в частности, понимать, создание благоприятных условий (как материального, так и морального характера) для их воспитания и всестороннего развития, — указано в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 апреля 2006 года № 8 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел об усыновлении (удочерении) детей».

С учетом интересов детей устанавливаются, в частности, особые требования к личности усыновителя.

Преступления, перечисленные в оспариваемой норме статьи 127 Семейного кодекса, относятся к разряду тяжких или преступлениям средней тяжести, что обязывает законодателя исключить какие-либо риски для усыновляемых детей и в целом отвечает требованиям защиты прав и интересов детей и конституционной гарантии защиты материнства, отцовства и детства.

Законодатель, внося изменения в статью 127 Семейного кодекса РФ, (Федеральным законом от 23 декабря 2019 года № 386-ФЗ) предусматривающие лишения права быть усыновителями, опекунами (попечителями) и приемными родителями лиц, имеющих на момент установления усыновления судимость за отдельные виды преступления, исходил из необходимости закрепления дополнительных гарантий обеспечения безопасности детей, передаваемых на воспитание в семьи граждан.

В пояснительной записке к проекту Федерального закона «О внесении изменений в Семейный кодекс Российской Федерации и Гражданский кодекс Российской Федерации» (законопроект № 231582-5) указывалось, что наличие судимости за преступления, относящиеся к категории тяжких, либо которые предполагают нарушение морально-нравственных устоев общества, исключает оценку лица как психически, морально и нравственно полноценную личность, а также не совместимо со способностью обеспечить надлежащее воспитание ребенка.

Согласно принципу 9 Декларации прав ребенка ребенок должен быть защищен от всех форм небрежного отношения, жестокости и эксплуатации. Запрет усыновления ребенка лицом, совершившим преступление, связан с очевидной опасностью для усыновляемого ребенка осуществления в отношении него родительских прав лицом, которое когда-либо обвинялось в совершении уголовно-наказуемых деяний, очерченных абзацем десятым пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса, и не было впоследствии реабилитировано. Такой запрет, безусловно, имеет целью предотвратить недопустимое обращение с усыновляемым ребенком.

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, федеральный законодатель должен исходить из того, что публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, оправдывают правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения адекватны социально необходимому результату и, не будучи чрезмерными, необходимы и строго обусловлены этими публичными интересами, и использовать лишь такие правовые средства, которые для конкретной правоприменительной ситуации исключают возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина (постановления от 14 ноября 2005 года № 10-П, от 26 декабря 2005 года № 14-П, от 16 июля 2008 года № 9-П, от 7 июня 2012 года № 14-П и др.).

Следует заметить, что запрет усыновления ребенка, так как это закреплено абзацем десятым пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса носит бессрочный характер, поскольку установленные ограничения распространяются как на лиц, имеющих судимость за указанные в нем преступления, так и на лиц, имевших такую судимость, или подвергавшихся уголовному преследованию, но освобожденных от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям.

Необходимость учета совершения в прошлом преступления из числа перечисленных в абзаце десятом пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса лицом, желающим стать усыновителем, бесспорно, отвечает интересам ребенка. Совершение таких преступлений является основанием для пожизненного и безусловного лишения такого лица права быть усыновителем.

Ранее Конституционный Суд Российской Федерации при проверке положений трудового законодательства, запрещающих работникам с судимостью работать с детьми и подростками, указал на такие преступные деяния, сам факт совершения которых однозначно свидетельствует об опасности для жизни и здоровья несовершеннолетних, — это тяжкие и особо тяжкие преступления, преступления сексуального характера, и подтвердил, что безусловный и бессрочный запрет на работу с детьми для лиц совершивших подобные преступления не противоречит Конституции РФ (постановление от 18 июля 2013 года № 19-П).

1.1. Аналогичный подход Конституционного Суда в отношении выходящей за рамки уголовной сферы правовых последствий судимости прослеживается и в решении, вынесенном по делу о проверке избирательного законодательства, в части установления запрета баллотироваться на выборах любого уровня гражданам, когда-либо приговоренных судов к лишению свободы за совершение тяжких и особо тяжких преступлений. Конституционный Суд пришел к выводу, что запрет занимать выборные публичные должности для лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступлений преследует конституционно значимые цели, и бессрочное ограничение избирательного права возможно лишь для осужденных на пожизненный срок (постановление от 10 октября 2013 года № 2-П).

Поскольку Конституционный Суд оценивает оспариваемую норму закона в контексте с иными положениями, то можно обратить внимание, что в перечне условий, которые приводятся в статье 127 Семейного кодекса, при которых усыновление недопустимо, законодатель, исходя из повышенной степени общественной опасности преступлений, относящихся к категории тяжких и особо тяжких, вводит запрет передавать детей на воспитание гражданам, имеющим неснятую или непогашенную судимость за тяжкие или особо тяжкие преступления (абзац одиннадцатый пункт 1 статья 127).

1.2. По смыслу положений Семейного кодекса РФ усыновление ребенка отчимом (мачехой) в значительной степени способствует реализации таких прав ребенка, как права жить и воспитываться в семье, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам, (пункт 2 статьи 54), а также право на общение с обоими родителями, братьями, сестрами (пункт 1 статьи 55). При этом усыновленный ребенок получает равные права с родным ребенком усыновителя. Исходя из этого федеральный законодатель установил изъятия из перечня условий, при которых усыновление недопустимо, для случаев, когда усыновителями являются отчим или мачеха ребенка (пункт 1.2 статьи 127 Семейного кодекса). Однако положения абзаца 10 пункта 1 статьи 127 Кодекса законодатель распространил на отчима (мачеху) усыновляемого ребенка.

Тем самым законодатель, в интересах соблюдения прав ребенка установил запрет на усыновление отчимом (мачехой), совершившим в прошлом преступление.

Поскольку в соответствии со статьей 137 Семейного кодекса усыновители приравниваются к родителям, то при изъявлении желания отчимом (мачехой), совершившим преступление, усыновить ребенка следует учитывать целый ряд нормативных положений семейного и уголовного законодательства, в соответствии с которыми родительские права не могут осуществляться в противоречии с интересами детей. Обеспечение интересов детей должно быть предметом основной заботы их родителей. При осуществлении родительских прав родители не вправе причинять вред физическому и психическому здоровью детей, их нравственному развитию. Способы воспитания детей должны исключать пренебрежительное, жестокое, грубое, унижающее человеческое достоинство обращение, оскорбление или эксплуатацию детей (пункт 1 статьи 65 Семейного кодекса Российской Федерации).

При предоставлении права желающему усыновить ребенка отчиму или мачехе, совершившим в прошлом преступление, государство не может отвечать за их нравственное социально не опасное и правомерное поведение. Получается, что государство, как это следует из позиции заявителя, должно взять на себя ответственность за юридическое оформление уже сложившихся социальных отношений в связи с фактом совместного проживания ребенка и отчима (мачехи), совершивших в прошлом преступление.

При этом, передав ребенка с государственного попечения в такую («неблагонадежную») семью, государство будет лишено возможности осуществлять превентивный контроль в лице органов опеки и попечительства за соблюдением прав и законных интересов ребенка. Гарантии неприкосновенности частной жизни (часть 1 стать 23 Конституции) не позволяют государству вмешательство в семейные отношения.

Без контрольных функций со стороны государства невозможно будет исключить угрозу жизни, здоровью и нормальному нравственному воспитанию усыновленного ребенка.

Возникает вопрос, что является приоритетным для государства: обеспечение интересов ребенка при соблюдении его основных прав, либо интересы усыновителей? И я бы хотел обратить внимание уважаемого Суда на то, что сегодня при выступлении представителя заявителя я слышал несколько раз о необходимости обеспечения интересов ребенка, но говорилось о нарушении прав усыновителя, а не о нарушении прав ребенка.

Конституция Российской Федерации предусматривает государственную поддержку детства (часть 2 стать 7), защиту детства и семьи государством (часть 1 статьи 38). При этом право на усыновление как таковое Конституцией не гарантируется.

Европейский суд по правам человека отмечал, что Конвенция не гарантирует право на усыновление как таковое; право на уважение семейной жизни предполагает существование семьи и не защищает одно только намерение создать семью; право на усыновление может быть ограничено государством в интересах усыновляемых детей (постановление от 26 февраля 2002 года по делу Фретт против Франции).

Таким образом, можно заключить, что в вопросе об усыновлении интересы усыновителя уступают по своей важности интересам усыновляемого ребенка.

Защита государством интересов детей при усыновлении гарантируется порядком усыновления и требованиями, предъявляемыми к усыновителям.

Кроме того, само по себе право ребенка жить и воспитываться в семье не является безусловным. В случаях, когда того требуют интересы ребенка, судом может быть принято решение о лишении родительских прав либо их ограничении (статья 69 и 73 Семейного кодекса Российской Федерации). В случае уклонения усыновителя от выполнения возложенных на него обязанностей родителя, злоупотребления этими правами, либо жестокого обращения с усыновленным, судом может быть решен вопрос об отмене усыновления на основании статьи 140, пункта 1 статьи 141 Семейного кодекса.

Что же нам предлагается в сегодняшнем заявлении? А давайте попробуем, давайте разрешим, пусть суд даст ему возможность усыновления, а если что, мы всегда можем лишить. Не слишком ли дорогой такой эксперимент, даже если пострадает хотя бы один ребенок?

2. Утверждение заявителя о том, что оспариваемая норма в отношении лица, подвергавшегося уголовному преследованию, прекращенному впоследствии по нереабилитирующему обстоятельству, в нарушение принципа презумпции невиновности следует рассматривать как меру юридической ответственности лица, виновность которого в совершении преступления не была установлена вступившим в законную силу приговором суда, представляется несостоятельным по следующим мотивам.

Во-первых, вопрос о видах (мерах) юридической ответственности за совершение преступлений регулируется Уголовным кодексом Российской Федерации, в котором не предусмотрено такого вида уголовного наказания как запрет быть усыновителем (глава 9). В связи с этим такой запрет следует рассматривать как предупредительную меру, обусловленную особой защитой государства о детях, оставшихся без попечения родителей.

Во-вторых, вопрос о соблюдении принципа презумпции невиновности лиц, подвергавшихся уголовному преследованию, прекращенному впоследствии по нереабилитирующему обстоятельству, уже был предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации, который в своем постановлении от 14 июля 2011 года № 16-П указал, что решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 Конституции Российской Федерации; однако прекращение уголовного дела по нереабилитирующему основанию возможно лишь в том случае, если будут обеспечены гарантируемые Конституцией Российской Федерации права участников уголовного судопроизводства, что предполагает необходимость получения согласия подозреваемого (обвиняемого) на прекращение уголовного дела и подразумевает, что стороны самостоятельно и по собственному усмотрению определяют свою позицию по делу, в том числе в связи с вопросом об уголовной ответственности, что не дает оснований считать права и законные интересы подозреваемого нарушенными решением о прекращении уголовного дела (при условии его достаточной обоснованности).

Из представленных материалов не следует, что права Аникиева С. А. в этой части были нарушены: он добровольно дал согласие о прекращении уголовного преследования без вынесения дела на рассмотрение суда, что с одной стороны, не дает основание утверждать о совершении им преступления, а с другой стороны, достоверно свидетельствовать об обратном.

3. Что касается поставленного заявителем вопроса о необходимости предоставить суду полномочия по оценке личности кандидата в усыновители, имеющего судимость или подвергавшегося уголовному преследованию, для разрешения дела об усыновлении по существу, то с этим доводом заявителя нельзя согласиться.

Отправление правосудия является особым видом осуществления государственной власти. В соответствии со статьей 120 Конституции Российской Федерации судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону. Таким образом, именно закон определяет полномочия суда и рамки судебного усмотрения, что предполагает конкретность и однозначность формулировок правовой нормы.

Как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях неопределенность содержания правовой нормы допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона (постановления от 15 июля 1999 года № 11-П, от 13 декабря 2001 года № 16-П, от 14 ноября 2005 года № 10-П, от 21 января 2010 года № 1-П).

Предоставление суду полномочия по оценке личности кандидата в усыновители, имеющего судимость или подвергавшегося уголовному преследованию, для разрешения дела об усыновлении по существу может создать предпосылки для принятия усмотренческих решений и, в конечном итоге, способно негативно отразиться на правах ребенка. Особенно это важно для случаев усыновления лицом, не состоящим в родстве с усыновляемым.

По нашему мнению, императивный характер оспариваемой нормы, в силу которого исключается возможность оценки судом личности кандидата в усыновители, преследует достижение конституционно-значимой цели защиты детей, и в этом значении норма не может рассматриваться как противоречащая Конституции Российской Федерации.

Ранее сформулированные Конституционным Судом правовые позиции, изложенные в постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П, в котором отдельные положения трудового законодательства были признаны несоответствующими Конституции РФ, в той мере, в какой данные законоположения вводят безусловный и бессрочный запрет на занятие педагогической деятельностью и иной профессиональной деятельностью с участием несовершеннолетних для лиц, имевших судимость за совершение отдельных видов преступлений (легкой или средней тяжести) без учета различного рода обстоятельств (вида и степени тяжести преступления, обстоятельств, характеризующих личность и пр.) не могут быть распространены в данном деле в виду отсутствия аналогии между ранее признанными неконституционными нормами, устанавливающими запрет на занятие профессиональной деятельности с участием несовершеннолетних, и закреплением реализации законного представительства несовершеннолетнего.

Различный правой и социальный статус лиц, являющихся педагогическими работниками и иными работниками, занятыми в сфере образования (воспитания) и усыновителями (опекунами и попечителями) требует установление к последним повышенных требований к их нравственным качествам и правомерному социальному поведению, не опасному для ребенка.

Возможность допуска лиц, привлекавшихся к уголовной ответственности, к работе с несовершеннолетними определяет работодатель, который контролирует исполнение педагогическим работником своих профессиональных обязанностей и принимает решение, может ли сотрудник работать без риска подвергнуть опасности жизнь, здоровье и нравственность несовершеннолетних. В случае уголовного преследования работодатель должен временно отстранить сотрудника от работы.

В отличие от лиц, осуществляющих профессиональную деятельность, родители и лица, приобретающие права родителей (усыновители) несут ответственность за ребенка без всяких ограничений до достижения им совершеннолетия.

Подводя итог сказанному, можно предположить, что не исключается возможность для дальнейшего совершенствования законодательства, в частности, определения круга уголовно-наказуемых деяний, в совершении которых когда-либо было предъявлено обвинение кандидату в усыновители и которые никак не связаны с его поведением в семейных отношениях при осуществлении родительских прав. В частности, в числе преступлений против общественной безопасности, охватываемых формулировкой абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса, входят: нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики (статья 215 УК РФ); нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ (статья 216 УК РФ); нарушение правил безопасности на взрывоопасных объектах (статья 217 УК РФ).

Возможно, что федеральному законодателю потребуется внести в Семейный кодекс изменения, при этом установить, имея в виду приоритет прав и интересов несовершеннолетних как нуждающихся в особой государственной защите, перечень видов преступлений, сам факт совершения которых — вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств — дает основание утверждать, что совершившие такие преступления лица, желающие стать усыновителями, представляют безусловную опасность для жизни, здоровья и нравственности несовершеннолетних.

Резюмируя сказанное, можно заключить, что положения абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации, устанавливающие запрет на усыновление лицами, подвергшимися уголовному преследованию, в том числе прекращенному по нереабилитирующим основаниям, соответствуют Конституции Российской Федерации.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 31 января 2014 г. № 1-П

Дело о проверке конституционности абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Аникиева

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, О. С. Хохряковой, В. Г. Ярославцева,

с участием представителя гражданина С. А. Аникиева — адвоката В. С. Цвиля, представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина С. А. Аникиева. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителем законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Н. В. Селезнева, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации — Е. А. Борисенко, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Согласно пункту 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации усыновителями могут быть совершеннолетние лица обоего пола, за исключением, в частности, лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности (за исключением незаконного помещения в психиатрический стационар, клеветы и оскорбления), половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, а также против общественной безопасности (абзац десятый).

Конституционность названного законоположения оспаривается гражданином С. А. Аникиевым, которому решением Коряжемского городского суда Архангельской области от 25 октября 2012 года (оставлено без изменения определением судебной коллегии по гражданским делам Архангельского областного суда от 24 декабря 2012 года) было отказано в удовлетворении заявления об усыновлении родившегося 3 марта 2011 года ребенка — сына гражданки А., с которой заявитель с мая 2011 года проживает совместно и с 24 декабря того же года состоит в зарегистрированном браке, на том основании, что в 2009 году за преступление, предусмотренное частью первой статьи 112 УК Российской Федерации (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью), он подвергался уголовному преследованию, которое было прекращено в связи с примирением сторон (статья 25 УПК Российской Федерации).

Нарушение оспариваемым законоположением своих прав, гарантированных статьями 2, 7, 17–19, 38, 45, 46 и 49 Конституции Российской Федерации, С. А. Аникиев усматривает в том, что оно устанавливает для указанных в нем лиц, в том числе тех, в отношении которых начатое уголовное преследование было прекращено по нереабилитирующему основанию, бессрочный и безусловный запрет на усыновление, исключая при этом возможность учета личности потенциального усыновителя и фактических обстоятельств, имеющих существенное значение для дела.

Соответственно, исходя из требований статей 36, 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации является предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу постольку, поскольку данное законоположение служит основанием для решения вопроса о возможности установления усыновления лицами, имеющими или имевшими судимость, подвергающимися или подвергавшимися уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за указанные в этом законоположении преступления.

2. Провозглашая человека, его права и свободы высшей ценностью, а признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина — обязанностью государства, Конституция Российской Федерации устанавливает, что Россия является демократическим правовым и социальным государством, в котором права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием и политика которого — исходя из ответственности перед нынешним и будущими поколениями, стремления обеспечить их благополучие и процветание — направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (преамбула; статья 1, часть 1; статья 2; статья 7, часть 1; статьи 17 и 18).

Исходя из того что семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании представляют собой те ценности, которые гарантируют непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа России, а потому нуждаются в особой защите со стороны государства, Конституция Российской Федерации закрепляет в статье 38 (части 1 и 2), что материнство и детство, семья находятся под защитой государства, а забота о детях, их воспитание — равное право и обязанность родителей. Соответственно, в основе правового регулирования семейных отношений лежат принципы государственной поддержки семьи, материнства, отцовства и детства (статья 7, часть 2, Конституции Российской Федерации), приоритета семейного воспитания детей, заботы об их благосостоянии и развитии (статья 1 Семейного кодекса Российской Федерации).

При определении законодательных мер, гарантирующих реализацию прав и законных интересов ребенка как важнейшей конституционно значимой и социальной ценности, подлежат учету и требования международно-правовых актов, которые в силу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации являются составной частью правовой системы Российской Федерации. Так, Конвенция о правах ребенка (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 года), признавая, что ребенку для полного и гармоничного развития его личности необходимо расти в семейном окружении, в атмосфере счастья, любви и понимания, обязывает подписавшие ее государства обеспечивать детям необходимые для их благополучия защиту и заботу, принимать все надлежащие законодательные, административные и другие меры для осуществления прав, признанных в Конвенции, признавать право каждого ребенка на уровень жизни, необходимый для его физического, умственного, духовного, нравственного и социального развития (преамбула, пункт 2 статьи 3, статья 4 и пункт 1 статьи 27).

Согласно ранее принятым Генеральной Ассамблеей ООН Декларации прав ребенка (Резолюция 1386 (XIV) от 20 ноября 1959 года) и Декларации о социальных и правовых принципах, касающихся защиты и благополучия детей, особенно при передаче детей на воспитание и их усыновлении на национальном и международном уровнях (Резолюция 41/95 от 3 декабря 1986 года), ребенок ввиду его физической и умственной незрелости нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, а наилучшее обеспечение интересов ребенка и его потребность в любви и право на обеспеченность и постоянную заботу должны являться главным соображением при рассмотрении всех вопросов, связанных с передачей ребенка для заботы о нем не его собственными родителями.

Таким образом, как указывал Конституционный Суд Российской Федерации, и Конституция Российской Федерации, и международно-правовые акты исходят из того, что одно из предназначений семьи — рождение и воспитание детей; при этом понятием «семья» — наряду с понятиями «материнство», «детство», «отцовство» — охватывается, как следует из сопоставления статьи 38 (часть 1) Конституции Российской Федерации с положениями ее статей 7 (часть 2), 23 (часть 1) и 72 (пункт «ж» части 1), особая сфера жизни человека, являющаяся объектом конституционного регулирования, которое конкретизируется в нормативных правовых актах федеральных органов государственной власти и органов государственной власти субъектов Российской Федерации (определения от 5 июля 2001 года № 135-О и от 16 ноября 2006 года № 496-О).

Особая роль семьи в развитии личности, удовлетворении ее духовных потребностей и обусловленная этим конституционная ценность института семьи предопределяют необходимость уважения и защиты со стороны государства семейных отношений, одним из принципов регулирования которых является приоритет семейного воспитания детей и реализация которых, соответственно, предполагает не только заключение брака, но и закрепление правовой связи между родителем (лицом, его заменяющим) и ребенком. Одним из средств обеспечения этой связи применительно к детям, оставшимся без попечения родителей, служит возможность их передачи в семью на воспитание (усыновление (удочерение), под опеку или попечительство, в приемную семью либо в случаях, предусмотренных законами субъектов Российской Федерации, в патронатную семью).

Перечисленные формы устройства детей, оставшихся без попечения родителей, предусмотренные Семейным кодексом Российской Федерации (пункт 1 статьи 123), с одной стороны, имеют целью обеспечить таким детям надлежащие, в том числе эмоционально-психологические, условия для полноценного развития, а с другой — позволяют гражданам, в том числе тем, для кого биологическое материнство или отцовство исключено по медицинским показаниям, реализовать естественную потребность в осуществлении родительской заботы. Наличие возможности передать ребенка на воспитание в семью либо, если ребенок уже воспитывается в семье, — юридического оформления фактически сложившихся, содержательно раскрывающих понятие семьи по смыслу Конституции Российской Федерации, отношений согласуется с общеправовым принципом гуманизма, конституционными гарантиями семьи, материнства, отцовства и детства, а также с признанной семейным законодательством целью укрепления семьи. Что касается ограничений такой возможности федеральным законом, то они допустимы исключительно в целях защиты указанных конституционных ценностей, прежде всего — прав и законных интересов ребенка как наиболее уязвимой и зависимой стороны семейных отношений.

3. Наиболее предпочтительной формой устройства детей, оставшихся без попечения родителей, является усыновление (удочерение), которое, как следует из пунктов 1 и 2 статьи 124 Семейного кодекса Российской Федерации, допускается в отношении несовершеннолетних детей и только в их интересах с соблюдением требований абзаца третьего пункта 1 статьи 123 данного Кодекса, обязывающего учитывать при устройстве ребенка его этническое происхождение, принадлежность к определенной религии и культуре, родной язык, возможность обеспечения преемственности в его воспитании и образовании, а также полноценного физического, психического, духовного и нравственного развития.

Усыновление (удочерение) как гарантия обеспечения ребенку права на достойную жизнь распространяется не только на детей, оставшихся без попечения обоих родителей, но и на пасынков (падчериц), которые воспитываются в семье и усыновление (удочерение) которых не изменяет их статуса в качестве детей, имеющих родительское попечение, пусть и в лице единственного родителя (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 25 января 2012 года № 6-О-О, от 22 ноября 2012 года № 2166-О и др.). Предоставление отчиму (мачехе) — при отсутствии другого родителя, лишении его родительских прав либо его согласии на усыновление (удочерение) — соответствующей возможности направлено на создание полноценной семьи, позволяет супругам в полной мере и равным образом осуществлять родительские права и обязанности, а для самого усыновленного ребенка, тем более при наличии у супругов общих детей, имеет существенное социально-психологическое и правовое значение, в том числе служит дополнительной гарантией равенства положения детей в семье.

3.1. Согласно правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П, правовое регулирование в сфере государственной защиты прав несовершеннолетних — исходя из требований Конституции Российской Федерации, ее статей 7 (часть 2), 20 (часть 1), 21 (часть 1), 22 (часть 1), 38 (часть 1) и 55 (часть 3), а также международно-правовых обязательств Российской Федерации — должно в приоритетном порядке гарантировать им защиту достоинства личности, права на жизнь, права на свободу и личную неприкосновенность, что предполагает, в частности, наличие законодательных мер, имеющих целью обеспечение безопасности каждого ребенка как непосредственно от преступных посягательств, так и от неблагоприятного воздействия на его нравственность и психику, которое может существенным образом повлиять на развитие его личности, даже не будучи выраженным в конкретных противоправных деяниях.

Поскольку усыновители, как и родители, имеют право и обязаны воспитывать своих детей, несут ответственность за их воспитание, обязаны заботиться об их здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии (абзацы первый и второй пункта 1 статьи 63 Семейного кодекса Российской Федерации), а ребенок, соответственно, имеет право на обеспечение его интересов, всестороннее развитие, уважение его человеческого достоинства, равно как и право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей либо лиц, их заменяющих (абзац второй пункта 2 статьи 54 и пункт 2 статьи 56 Семейного кодекса Российской Федерации), федеральный законодатель — в целях максимального обеспечения интересов несовершеннолетних, для которых противостояние негативному влиянию либо преступным посягательствам невозможно или затруднено в силу возраста, — вправе предусматривать обусловленные необходимостью защиты конституционно значимых ценностей ограничения в отношении усыновления детей гражданами, поведение и морально-нравственные качества которых могут представлять угрозу для здоровья ребенка и формирования его личности.

Соответствующее регулирование применительно к усыновлению осуществлено федеральным законодателем в Семейном кодексе Российской Федерации, согласно пункту 1 статьи 125 которого усыновление производится судом по заявлению лиц (лица), желающих усыновить ребенка; рассмотрение дел об установлении усыновления ребенка производится судом в порядке особого производства по правилам, предусмотренным гражданским процессуальным законодательством, с обязательным участием самих усыновителей, органов опеки и попечительства, а также прокурора. Помимо процедуры усыновления, наделяющей суд полномочиями, необходимыми для оценки всех обстоятельств дела об установлении усыновления, в том числе для оценки личности потенциального усыновителя, Семейный кодекс Российской Федерации определяет в статье 127 круг лиц, которые могут быть усыновителями, исключая из него некоторые категории граждан, осуществление которыми воспитания ребенка не допускается.

Само по себе установление ограничений права на усыновление ребенка отвечает международным обязательствам Российской Федерации и согласуется с закрепленными Федеральным законом от 24 июля 1998 года № 124-ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» целями государственной политики в интересах детей, включая осуществление предусмотренных Конституцией Российской Федерации прав детей, недопущение их дискриминации, упрочение основных гарантий их прав и законных интересов, формирование правовых основ гарантий прав ребенка, содействие физическому, интеллектуальному, психическому, духовному и нравственному развитию детей и защиту от факторов, негативно влияющих на их развитие (пункт 1 статьи 4). Вместе с тем, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, при введении тех или иных ограничений, обусловленных конституционно одобряемыми целями, федеральный законодатель связан конституционным принципом соразмерности и вытекающими из него требованиями адекватности и пропорциональности используемых правовых средств.

Закрепляющая право на уважение частной и семейной жизни статья 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в ее истолковании Европейским судом по правам человека также обязывает национальные власти обеспечивать соблюдение справедливого баланса между конкурирующими интересами и при определении такого баланса особое значение придавать интересам ребенка, которые в зависимости от их характера и важности могут иметь приоритет над аналогичными интересами родителей (постановление от 22 июня 2004 года по делу «Пини и Бертани, Манера и Атрипальди (Pini & Bertani, Manera & Atripaldi) против Румынии», решение от 24 ноября 2005 года по вопросу приемлемости жалобы «Владимир Лазарев и Павел Лазарев против России»).

Соответственно, вводимые федеральным законодателем ограничения вытекающего из Конституции Российской Федерации и находящегося под защитой государства права на усыновление детей не должны влечь несоразмерного, не согласующегося с конституционным статусом личности ограничения конституционных прав в указанной сфере и тем самым препятствовать надлежащему обеспечению как интересов семьи в целом, так и интересов усыновляемого ребенка.

3.2. Определяя круг лиц, которые могут быть усыновителями, статья 127 Семейного кодекса Российской Федерации исключает возможность усыновления для лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности (за исключением незаконного помещения в психиатрический стационар, клеветы и оскорбления), половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, а также против общественной безопасности (абзац десятый пункта 1).

Введение запрета на усыновление детей лицами, указанными в названном законоположении, преследует цель предупредить возможное негативное воздействие таких лиц на жизнь, физическое и психическое здоровье усыновляемых детей, на формирование их как личностей, а потому — по смыслу статей 7 (часть 2) и 38 (часть 1) Конституции Российской Федерации, под защитой которых находятся семья, материнство, отцовство и детство, — в основе поиска баланса указанных конституционных ценностей при оценке соответствующих законодательных ограничений должен лежать именно принцип максимального обеспечения интересов ребенка.

Поскольку, как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, на современном этапе развития общества невозможно гарантировать надлежащее исправление лиц, совершивших преступление, таким образом, чтобы исключить вероятность рецидива преступлений, федеральный законодатель — с тем чтобы минимизировать риски для жизни, здоровья и нравственности именно несовершеннолетних как основы будущих поколений и при этом наиболее беззащитной и уязвимой категории граждан, находящейся под особой охраной Конституции Российской Федерации (преамбула; статья 7, часть 2; статья 20, часть 1; статья 21, часть 1; статья 22, часть 1; статья 38, часть 1), — был вправе ограничить для таких лиц право на усыновление.

Данный вывод — с учетом специфики семейных отношений — распространяется прежде всего на лиц, имеющих или имевших судимость либо подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за тяжкие и особо тяжкие преступления из числа указанных в абзаце десятом пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации, а также преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести, поскольку, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П, сам факт их совершения — в силу особенностей объекта посягательства, тяжести последствий таких преступлений — свидетельствует об опасности этих лиц для жизни, здоровья и нравственности несовершеннолетних, которые, как правило, беззащитны перед взрослыми и находятся в зависимом от них положении, притом что каждодневный эффективный контроль за выполнением усыновителями родительских функций практически невозможен. Лишение таких лиц права усыновить ребенка представляет собой, таким образом, правомерное ограничение данного права, введение которого преследует конституционно значимые цели и не нарушает критерии соразмерности, вытекающие из статей 19 (части 1 и 2) и 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации.

Не может расцениваться как нарушающее конституционный принцип соразмерности и ограничение права на усыновление детей, предусмотренное для лиц, уголовное преследование в отношении которых за совершение указанных в абзаце десятом пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации преступлений не завершено, поскольку рассмотрение вопроса о возможности усыновления таким лицом ребенка не исключается впоследствии, если по делу будет постановлен оправдательный приговор либо если уголовное дело будет прекращено по реабилитирующему основанию.

3.3. Конституция Российской Федерации, допуская в силу статьи 55 (часть 3) в отношении лиц, имеющих судимость, возможность закрепления федеральным законом определенных, сохраняющихся после отбытия ими уголовного наказания дополнительных обременений, которые обусловлены в том числе общественной опасностью таких лиц, адекватны ей и связаны с обязанностью нести ответственность за виновное поведение, требует безусловного соблюдения предусмотренных ею гарантий прав личности и исходит из необходимости обеспечения справедливости соответствующих ограничений, их соразмерности защищаемым конституционным ценностям.

Исходя из приведенной правовой позиции, Конституционный Суд Российской Федерации в постановлениях от 19 марта 2003 года № 3-П и от 18 июля 2013 года № 19-П признал, что сроки ограничения права на осуществление педагогической и иной профессиональной деятельности в сфере образования, воспитания и развития несовершеннолетних, равно как и пассивного избирательного права должны, по общему правилу, соотноситься со сроками судимости, предусмотренными Уголовным кодексом Российской Федерации. Тем более является конституционно допустимым запрет на осуществление права на усыновление детей лицами, судимость которых не снята или не погашена.

Вместе с тем в число преступлений, с которыми связывается данный запрет, федеральный законодатель включил и преступления, относящиеся к категориям небольшой и средней тяжести, в частности неосторожные. И хотя отнюдь не каждое из достаточно широкого перечня видов преступлений, закрепленного в абзаце десятом пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации (например, преступления против общественной безопасности, предусмотренные частью первой статьи 215 «Нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики», частью первой статьи 215.1 «Прекращение или ограничение подачи электрической энергии либо отключение от других источников жизнеобеспечения» или частью первой статьи 216 «Нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ» УК Российской Федерации), содержательно увязано с невозможностью осуществления лицом, которому оно вменялось, воспитания усыновленного ребенка, сам факт совершения такого преступления, как сопряженного с неосторожностью либо свидетельствующего о наличии умысла, позволяет усомниться в том, что это лицо обладает личностными качествами, необходимыми для заботливого воспитания ребенка, по крайней мере без риска для его жизни и здоровья.

Следовательно, с учетом правовой позиции, выраженной Конституционным Судом Российской Федерации в постановлениях от 19 марта 2003 года № 3-П и от 18 июля 2013 года № 19-П, федеральный законодатель вправе ограничить в конституционно значимых целях возможность усыновления детей лицами, имевшими судимость за те из указанных в абзаце десятом пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации преступления, которые не относятся к категориям тяжких и особо тяжких преступлений, а также к преступлениям против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести, постольку, поскольку имеются основания полагать, что совершившее такое преступление лицо, будь оно усыновителем, представляло бы угрозу для жизни, здоровья и нравственности ребенка.

Однако абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации предполагает отказ таким лицам в усыновлении ребенка в любом случае, независимо от каких бы то ни было обстоятельств. В силу императивного характера данного законоположения суду, рассматривающему дело об установлении усыновления, для отказа потенциальному усыновителю в удовлетворении заявленного требования достаточно формального подтверждения одного только факта привлечения его к уголовной ответственности за совершение любого из перечисленных в этом законоположении преступлений, без учета обстоятельств, имеющих значение для оценки возможности лица — с точки зрения защиты гарантированных Конституцией Российской Федерации прав несовершеннолетних — быть усыновителем, в том числе обстоятельств совершенного преступления, срока, прошедшего с момента его совершения, формы вины, а также обстоятельств, характеризующих личность (деятельное раскаяние, стремление загладить причиненный вред, последующее поведение и т. д.).

4. Как следует из статей 49 и 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации в их взаимосвязи, соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного преследования; принимая соответствующее решение на досудебных стадиях уголовного процесса, компетентные государственные органы должны исходить из того, что лица, в отношении которых уголовное преследование прекращается, виновными в совершении преступления не признаны, а значит, и не могут быть названы таковыми, — в конституционно-правовом смысле эти лица могут считаться лишь привлекавшимися к участию в уголовном судопроизводстве на соответствующей стадии ввиду выдвижения против них подозрения или обвинения.

Опираясь на правовые позиции, выраженные в постановлениях от 28 октября 1996 года № 18-П и от 14 июля 2011 года № 16-П, Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П пришел к выводу, что в случае прекращения в отношении лица уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям вопрос, может ли это лицо представлять опасность для жизни, здоровья и нравственности несовершеннолетних, остается непроясненным, а следовательно, в таких случаях — имея в виду приоритет прав несовершеннолетних — не исключается возможность ограничения права этого лица на занятие педагогической деятельностью даже при отсутствии вступившего в законную силу приговора. Данный вывод — исходя из принципа максимальной защиты прав и законных интересов ребенка — применим и к лицам, желающим реализовать свое право на усыновление.

Более того, безусловный запрет на усыновление детей — хотя по смыслу абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации он действует в отношении лиц, уголовное преследование которых прекращено по любому из предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации нереабилитирующих оснований, притом что некоторые из этих оснований сами по себе свидетельствуют об оценке деяния и личности предположительно совершившего его лица как утративших общественную опасность, — может рассматриваться как ограничение права этого лица на усыновление ребенка, несоразмерное конституционно значимым целям его введения.

Так, согласно части первой статьи 75 УК Российской Федерации лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если после совершения преступления добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию и расследованию преступления, возместило причиненный ущерб или иным образом загладило вред, причиненный в результате преступления, и вследствие деятельного раскаяния перестало быть общественно опасным. При этом, как разъясняется в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 года № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности», деятельное раскаяние может влечь освобождение от уголовной ответственности только в том случае, когда лицо вследствие этого перестало быть общественно опасным; разрешая вопрос об утрате лицом общественной опасности, суды учитывают всю совокупность обстоятельств, характеризующих поведение лица после совершения преступления, а также данные о его личности (пункт 4).

В соответствии со статьей 76 УК Российской Федерации от уголовной ответственности может быть освобождено также лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред, а в статье 25 УПК Российской Федерации закреплено правило, согласно которому суд, а также следователь с согласия руководителя следственного органа или дознаватель с согласия прокурора вправе на основании заявления потерпевшего или его законного представителя прекратить уголовное дело в связи с примирением сторон. В соответствии с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, изложенной в Определении от 21 июня 2011 года № 860-О-О, указание в названных статьях на возможность освобождения от уголовной ответственности, на право (а не обязанность) прекратить уголовное дело не означает произвольное разрешение данного вопроса уполномоченным органом или должностным лицом, которые, рассматривая заявление о прекращении уголовного дела, не просто констатируют наличие или отсутствие закрепленных в законе оснований для этого, а принимают соответствующее решение с учетом всей совокупности обстоятельств, включая вид уголовного преследования, особенности объекта преступного посягательства, наличие выраженного свободно, а не по принуждению волеизъявления потерпевшего, чье право, охраняемое уголовным законом, нарушено в результате преступления, изменение степени общественной опасности деяния после заглаживания вреда, личность подозреваемого, обвиняемого, обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность.

Кроме того, абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации не позволяет учесть и специфику прекращения уголовного преследования по делам частного обвинения (часть первая статьи 115, часть первая статьи 116 и часть первая статьи 128.1 УК Российской Федерации) за преступления, которые относятся к числу не представляющих значительной общественной опасности. Поскольку, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П, уголовные дела частного обвинения возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего (его законного представителя) и в случае примирения потерпевшего с обвиняемым подлежат обязательному прекращению (часть вторая статьи 20 и часть первая статьи 318 УПК Российской Федерации), суд в этих случаях обстоятельства уголовного дела не рассматривает и фактически не устанавливает наличия или отсутствия как самого деяния, так и иных признаков состава преступления, и, соответственно, преступного характера поведения лица, обвиняемого по делу.

Вместе с тем сама по себе относительно незначительная — сопоставимо с другими преступлениями — общественная опасность таких деяний позволяет отнести прекращение уголовного преследования по делам частного обвинения в связи с примирением сторон к нереабилитирующим основаниям прекращения уголовного преследования, в связи с применением которых бессрочный и безусловный запрет на усыновление может быть признан чрезмерным, тем более что в любом случае при решении вопроса о возможности усыновления ребенка лицом, в отношении которого было выдвинуто частное обвинение, суд наряду с другими факторами, позволяющими оценить возможность обеспечения этими лицами в качестве усыновителей полноценного физического, психического, духовного и нравственного развития детей без риска подвергнуть опасности их жизнь, здоровье и нравственность, должен во всяком случае определить, представляет ли общественную опасность сам потенциальный усыновитель.

5. Таким образом, абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации не соответствует Конституции Российской Федерации, ее статьям 7 (часть 2), 19 (часть 1), 38 (части 1 и 2), 46 (часть 1) и 55 (часть 3), в той мере, в какой предусмотренный им запрет на усыновление детей распространяется на лиц, имевших судимость за указанные в данном законоположении преступления (за исключением относящихся к категориям тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести), либо лиц, уголовное преследование в отношении которых в связи с преступлениями, не относящимися к категориям тяжких и особо тяжких, а также преступлениям против половой неприкосновенности и половой свободы личности, было прекращено по нереабилитирующим основаниям, — постольку, поскольку в силу безусловного характера данного запрета суд при рассмотрении дел об установлении усыновления, в том числе в случаях, когда потенциальный усыновитель (при наличии фактически сложившихся между ним и ребенком отношений и с учетом характера совершенного им или вменявшегося ему деяния) способен обеспечить полноценное физическое, духовное и нравственное развитие усыновляемого ребенка без риска подвергнуть опасности его психику и здоровье, не правомочен принимать во внимание обстоятельства совершенного преступления, срок, прошедший с момента его совершения, обстоятельства, характеризующие личность, в том числе поведение лица после совершения преступления, а также иные существенные для дела обстоятельства.

Исходя из изложенного и руководствуясь частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации соответствующим Конституции Российской Федерации в той мере, в какой предусмотренный им запрет на установление усыновления детей, как направленный на предотвращение опасности для жизни, здоровья, нравственности несовершеннолетних, распространяется:

— на лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за указанные в данном законоположении преступления, относящиеся к категориям тяжких и особо тяжких преступлений, а также за преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести;

— на лиц, имеющих судимость либо подвергающихся уголовному преследованию за иные указанные в данном законоположении преступления;

— на лиц, имевших судимость либо подвергавшихся уголовному преследованию за иные указанные в данном законоположении преступления, — постольку, поскольку на основе оценки опасности таких лиц для жизни, здоровья и нравственности усыновляемого обеспечивается соразмерность введенного ограничения целям государственной защиты прав несовершеннолетних.

2. Признать абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации, ее статьям 7 (часть 2), 19 (часть 1), 38 (части 1 и 2), 46 (часть 1) и 55 (часть 3), в той мере, в какой предусмотренный им запрет на усыновление детей распространяется на лиц, имевших судимость за указанные в данном законоположении преступления (за исключением относящихся к категориям тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести), либо лиц, уголовное преследование в отношении которых в связи с преступлениями, не относящимися к категориям тяжких и особо тяжких, а также преступлениям против половой неприкосновенности и половой свободы личности, было прекращено по нереабилитирующим основаниям, — постольку, поскольку в силу безусловного характера данного запрета суд при рассмотрении дел об установлении усыновления, в том числе в случаях, когда потенциальный усыновитель (при наличии фактически сложившихся между ним и ребенком отношений и с учетом характера совершенного им или вменявшегося ему деяния) способен обеспечить полноценное физическое, духовное и нравственное развитие усыновляемого ребенка без риска подвергнуть опасности его психику и здоровье, не правомочен принимать во внимание обстоятельства совершенного преступления, срок, прошедший с момента его совершения, форму вины, обстоятельства, характеризующие личность, в том числе поведение лица после совершения преступления, а также иные существенные для дела обстоятельства.

3. Федеральному законодателю надлежит — исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом основанных на них правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в том числе в настоящем постановлении, — внести в действующее правовое регулирование необходимые изменения, вытекающие из настоящего постановления.

Впредь до внесения в действующее правовое регулирование надлежащих изменений при применении абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации к лицам, имевшим судимость либо подвергавшимся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления из числа указанных в данном законоположении (за исключением тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности независимо от степени тяжести), суд не вправе формально отказать им в установлении усыновления и должен рассмотреть вопрос о возможности такового по существу. Это не снимает с суда обязанности оценить, в том числе с учетом совершения или возможного (в случае прекращения уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям) совершения указанными лицами преступления, насколько усыновление ребенка конкретным лицом соответствует цели максимальной защиты прав и законных интересов усыновляемого, обеспечения его полноценного физического, психического, духовного и нравственного развития без риска быть подвергнутым какой-либо опасности.

4. Судебные постановления по делу гражданина Аникиева Сергея Александровича, основанием для вынесения которых абзац десятый пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации послужил в той мере, в какой настоящим постановлением он признан не соответствующим Конституции Российской Федерации, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

5. Настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

6. Настоящее постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и на «Официальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru). Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о проверке конституционности части второй1 статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кетовского районного суда Курганской области

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (6 февраля 2014 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Предметом проверки по настоящему делу Конституционного Суда Российской Федерации являются положения части второй1 статьи 399 УПК Российской Федерации по запросу судьи Кетовского районного суда Курганской области.

Как следует из запроса, 1 августа 2013 года в Кетовский районный суд Курганской области поступило ходатайство осужденного Е. об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания.

Однако 12 августа 2013 года судья И. Н. Суханов, автор запроса, своим решением приостановил находящееся в его производстве дело по указанному ходатайству в связи с «убеждением о несоответствии Конституции Российской Федерации подлежащих применению в данном деле положений части второй1 статьи 399 УПК Российской Федерации в редакции Федерального закона от 23 июля 2013 года № 221-ФЗ и направлением запроса об этом в Конституционный Суд Российской Федерации».

Упомянутым Федеральным законом статья 399 УПК Российской Федерации была дополнена частью второй1, в соответствии с которой потерпевшему и (или) его представителю предоставлено право непосредственно либо путем использования систем видеоконференцсвязи участвовать в судебном заседании при рассмотрении вопросов, связанных с условно-досрочным освобождением от отбывания наказания, и о замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания. При этом потерпевший и (или) его представитель должны быть извещены о дате, времени и месте судебного заседания.

По мнению автора запроса, со ссылкой на позицию Конституционного Суда Российской Федерации, разрешение вопросов, связанных с исполнением приговора, находятся в сфере публично-правовых интересов и отнесены к исключительной компетенции суда, в связи с чем участие потерпевшего в решении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного противоречит правовой природе и целям наказания, исполнение которого не может зависеть от волеизъявления потерпевшего.

На основании приведенных доводов автор запроса делает вывод о неконституционности оспариваемой нормы, однако не указывает, каким положениям Конституции Российской Федерации противоречит закон, подлежащий применению в деле по ходатайству осужденного Е.

С нашей точки зрения, анализ положений оспариваемой нормы не дает оснований для подобного вывода.

Согласно части второй1 статьи 399 УПК Российской Федерации суд обязан известить потерпевшего и (или) его представителя о дате, времени и месте судебного заседания. Однако законодателем не был избран императивный подход к регламентации судебной процедуры рассмотрения вопросов, связанных с исполнением наказания, применительно к обеспечению прав потерпевших, поскольку одновременно с обязанностью извещения указанных лиц законодатель предусмотрел возможность проведения судебного разбирательства в отсутствие потерпевших, своевременно извещенных, но не явившихся и не настаивающих на своем участии в заседании.

При внесении изменений в статью 399 УПК Российской Федерации законодатель исходил из того, что при решении вопросов об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания или при замене ему оставшейся не отбытой части наказания более мягким видом наказания права потерпевших непосредственно затрагиваются.

Личная заинтересованность потерпевшего в участии в судебном разбирательстве может быть связана с необходимостью защиты личной безопасности или обеспечения возмещения причиненного преступлением материального ущерба.

Обосновывая необходимость информирования потерпевшего о рассмотрении судом вопросов, связанных с исполнением приговора об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания или о замене ему не отбытой части наказания более мягким видом наказания, законодатель исходил также из положений статьи 401 УПК Российской Федерации, указывая на то, что в противном случае потерпевший фактически будет лишен возможности реализовать свое право на обжалование решения суда по данным вопросам.

Потерпевший, являясь лицом, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред или вред деловой репутации, имеет в уголовном процессе свои собственные интересы, для защиты которых он в качестве участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения наделен правами стороны. Такой подход к регламентации прав потерпевшего корреспондирует положениям Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью (принята Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1985 года № 40/34) — потерпевшему должна быть обеспечена возможность изложить свои мнения и пожелания на любых этапах судебного разбирательства в тех случаях, когда затрагиваются его интересы, без ущерба для обвиняемого.

Законный интерес потерпевшего в разрешении ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания может заключаться как в установлении судом причин невозмещения осужденным причиненного преступлением вреда или уклонения от его возмещения, так и в определении судом условий досрочного освобождения в виде налагаемых на осужденного обязанностей, которые должны им исполняться в течение оставшейся не отбытой части наказания (статья 79 УК РФ). Возлагаемые судом при условно-досрочном освобождении на осужденного обязанности, установленные статьей 73 УК РФ, при определенных обстоятельствах могут непосредственно затрагивать права и интересы потерпевшего, например, когда это связано с предписанием не менять постоянного места жительства, работы, учебы, не посещать определенные места, трудиться либо продолжить обучение в общеобразовательной организации. При конкретизации таких обстоятельств мнение потерпевшего может быть важным для суда при рассмотрении уголовных дел, связанных с исполнением приговора, когда разрешается вопрос об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания. Между тем необходимость учета мнения потерпевшего при разрешении судом вопроса замены неотбытой осужденным части наказания более мягким видом наказания может быть поставлена под сомнение как не позволяющая определить роль потерпевшего в этом процессе с точки зрения защиты его прав и интересов.

Вместе с тем сформулированная законодателем норма не вторгается в исключительную компетенцию суда, не ставит итоги судебного разбирательства в зависимость от волеизъявления потерпевшего, а лишь предоставляет заинтересованному лицу возможность реализации своих прав на личную безопасность и получение компенсации за причиненный преступлением вред. Соответственно, и вывод автора запроса о неконституционности оспариваемой нормы представляется несостоятельным.

Исходя из принципа равенства прав сторон (статья 244 УПК РФ), потерпевший в судебном заседании судов первой, второй и надзорной инстанций пользуется равными со стороной защиты правами, на этом основании Федеральным законом «О внесении изменений в статью 83 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» от 23 июля 2013 года № 221-ФЗ в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации было предусмотрено право потерпевшего на участие в разрешении вопросов, связанных с исполнением приговора.

Результатом законотворческой деятельности явилась важнейшая поправка, касающаяся процессуального положения потерпевшего, и призванная исключить неравенство прав и возможностей, предоставленных законом обвиняемому и потерпевшему.

В пояснительной записке к проекту указанного федерального закона указывалось, что его целью является усиление процессуальной роли потерпевшего в решении вопросов, связанных с исполнением приговора. Законодатель, предоставив потерпевшему право участвовать в рассмотрении вопросов об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания и о замене неотбытой части наказания более мягким наказанием (пункты 4 и 5 статьи 397) сделал первый шаг к нормализации отношения к потерпевшему.

В последующем, законодатель, восполняя недостаточность урегулирования вопросов защиты прав потерпевших с точки зрения целей и задач обеспечения общественной безопасности, создание необходимых условий для реализации принципа состязательности и равноправия сторон в уголовном судопроизводстве, принял Федеральный закон от 28 декабря 2013 года № 432-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве».

Совершенно очевидно, что на определенном этапе уголовно-процессуальное законодательство потребовало усиления процессуальной роли потерпевшего в решении вопросов, связанных с исполнением приговора, и предоставление потерпевшему возможности максимально эффективно отстаивать свои интересы в процессе. Такая государственная поддержка и правовая регламентация вопросов, направленных на защиту прав и законных интересов потерпевших, корреспондирует общепризнанным принципам и нормам международного права.

В соответствии с Всеобщей декларацией прав человека от 10 декабря 1948 года, Рекомендацией Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» от 28 июня 1985 года № R (85) 11 важной функцией уголовного правосудия должна быть охрана законных интересов потерпевшего, уважение его достоинства, повышение доверия потерпевшего к уголовному правосудию; а также необходимость учета запросов пострадавшего на всех стадиях уголовного процесса.

2. Согласно Конституции РФ, ее статьи 52 права потерпевшего от преступлений и злоупотреблений власть охраняются законом.

Строгое соблюдение норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве, служит важной гарантией реализации лицом, пострадавшим от преступления, своего конституционного права на доступ к правосудию, судебную защиту и компенсацию причиненного ему ущерба.

По мнению заявителя — судьи Кетовского районного суда Курганской области И. Н. Суханова, наделяя потерпевшего правом на участие в рассмотрении просьбы осужденного о смягчении исполнения наказания обусловливает тем самым разрешение судом соответствующего ходатайства позицией потерпевшего, вопреки тому, что принципы состязательности и равноправия сторон не применимы в стадии исполнения приговора, поскольку решение связанных с исполнением приговора вопросов не является правосудием «в прямом значении этого понятия».

В опровержении этого довода заявителя заметим, что стадия исполнения приговора — это завершающий этап уголовного процесса, содержанием которого является уголовно-процессуальная деятельность, призванная обеспечить не только точную и неукоснительную реализацию предписаний постановленного приговора, но и внесение в ходе его исполнения необходимых корректив в применяемое по приговору суда наказание в сторону его смягчения.

При этом рассмотрение связанных с исполнением приговора вопросов не предполагает, исходя из задач данной стадии уголовного судопроизводства, установление фактических обстоятельств совершенного преступления, оценку правильности применения уголовного закона и пересмотр существа приговора. Иное свидетельствовало бы о переоценке общественной опасности совершенного деяния, констатированной вступившим в законную силу приговором суда, что приводило бы к нарушению принципа стабильности и общеобязательности судебных решений.

Но поскольку разрешение вопросов об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания и замене не отбытой части наказания более мягким видом наказания затрагивает содержание приговора, то такая деятельность отнесена к компетенции суда.

Конституционный Суд, исходя из смысла статей 10, 18 и 118 (частей 1 и 2) Конституции РФ, отнес рассмотрение органами судебной власти таких связанных с исполнением приговора вопросов, как замена или смягчение наказания, досрочное освобождение от отбывания наказания к сфере правосудия, осуществляемого посредством перечисленных в Конституции Российской Федерации видом судопроизводства — в данном случае — уголовного судопроизводства (Определение от 17 января 2013 года № 2-О).

Соответственно, предметом деятельности суда на стадии исполнения приговора охватывается не только обращение приговора к исполнению, но и разрешение вопросов, связанных с процессом его исполнения в соответствии со статьями 79 и 80 Уголовного кодекса.

Аналогичной позиции придерживается и Верховный Суд, разъяснивший, что рассмотрение и разрешение вопросов, связанных с исполнением приговора, осуществляется в форме правосудия, в связи с чем суд в силу части первой статьи 11 УПК Российской Федерации обязан обеспечивать возможность осуществления своих прав участниками судебного заседания (пункт 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 2011 года № 21 «О практике применения судами законодательства об исполнении приговора»).

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, потерпевший имеет в уголовном судопроизводстве свои собственные интересы, которые не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного вреда, — эти интересы в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания, от решения которых, в свою очередь, во многих случаях зависят реальность и конкретные размеры возмещения вреда; именно поэтому потерпевшему должны обеспечиваться участие в судебном заседании во всех стадиях уголовного процесса, возможность довести свою позицию по существу дела до сведения суда и отстаивать свои права и законные интересы всеми не запрещенными законом способами (постановления от 15 января 1999 года № 1-П, от 14 февраля 2000 года № 2-П, от 8 декабря 2003 года № 18-П и от 11 мая 2005 года № 5-П; от 16 октября 2012 № 22-П, Определения от 5 декабря 2003 года № 446-О, от 24 ноября 2005 года № 431-О и от 17 ноября 2011 года № 1555-О-О).

В обосновании необходимости закрепления права потерпевшего на участие в судебном заседании при рассмотрении вопросов об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания осужденному и о замене ему не отбытой части наказания более мягким видом наказания, разработчики проекта федерального закона «О внесении изменений в статью 83 Уголовного кодекса РФ и статью 399 Уголовно-процессуального кодекса РФ», как это следует из пояснительной записки к нему, опирались на правовую позицию Конституционного Суда, согласно которой предоставляемая сторонам реальная возможность довести свою позицию относительно всех аспектов дела до сведения суда является одной из необходимых гарантий судебной защиты и справедливости судебного разбирательства; суд как орган правосудия — исходя из положений статей 22, 46 (часть 1), 48, 118, 120, 123 (части 1, 2 и 3) Конституции Российской Федерации в их взаимосвязи — призван обеспечить одинаковые по своей природе (независимо от стадии производства по уголовному делу) судебные гарантии защиты прав и законных интересов личности. Удовлетворяя ходатайство осужденного об условно-досрочном освобождении либо отказывая в его удовлетворении, судья не просто соглашается с поступившими к нему заявлением осужденного и (или) материалами администрации учреждения, а принимает мотивированное решение, исходя из анализа всего комплекса вопросов, связанных с целесообразностью дальнейшего отбывания осужденным наказания (Определения от 11 июля 2006 г. № 406-О, от 11 июля 2006 г. № 351-О и др.).

Следовательно, выслушанные судом доводы потерпевшего могут иметь значение для принятия судом решения по этому вопросу.

В соответствии с пунктом 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 июня 2010 г. № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве» потерпевшему, его законному представителю, представителю на любом этапе уголовного судопроизводства должна быть предоставлена возможность довести до сведения суда свою позицию по существу дела и те доводы, которые он считает необходимыми для ее обоснования. При этом суду следует учитывать доводы потерпевшего по вопросам, которыми затрагиваются его права и законные интересы, и дать им мотивированную оценку при принятии судебного решения.

Конституция Российской Федерации, ее статья 50 (часть 3) закрепляет право каждого осужденного за преступление обращаться с просьбой о помиловании или о смягчении наказания. В развитие названного конституционного права статьей 79 УК Российской Федерации устанавливается, что суд может освободить лицо, отбывшее указанную в законе часть назначенного по приговору наказания в виде лишения свободы условно-досрочно. Достаточными же основаниями для условно-досрочного освобождения лица, отбывающего наказание, являются признание его судом не нуждающимся для своего исправления в полном отбывании назначенного судом наказания и фактическое отбытие указанной в законе части наказания. При этом законодатель не устанавливает, какое именно значение при решении вопроса об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания могут иметь те или иные обстоятельства, предоставляя тем самым суду общей юрисдикции право в каждом конкретном случае решать, достаточны ли содержащиеся в ходатайстве об условно-досрочном освобождении и в иных материалах сведения для признания осужденного не нуждающимся в полном отбывании назначенного судом наказания и подлежащим условно-досрочному освобождению. Вместе с тем вывод о наличии или отсутствии оснований для применения условно-досрочного освобождения, к которому придет суд в своем решении, должен быть обоснован ссылками на конкретные фактические обстоятельства, исследованные в судебном заседании (Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 20 февраля 2007 года № 110-О-П, от 21 октября 2008 года № 485-О-О, от 29 января 2009 года № 42-О-О и от 25 ноября 2010 года № 1502-О-О).

Следует заметить, что вновь введенная часть вторая1 статьи 399 УПК РФ не содержит каких-либо положений, ограничивающих право суда самостоятельно и всесторонне исследовать и оценить в судебном заседании фактические обстоятельства дела и, исходя из требования мотивированности судебных решений, обосновать вывод суда о наличии или отсутствии оснований для смягчения наказания, а также не обусловливает разрешение судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания мнением потерпевшего.

Кроме того, оспариваемое положение части второй1 статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса не ограничивает осужденного за преступление обратиться к суду с ходатайством о его условно-досрочном освобождении от отбывания наказания и не освобождает суд от обязанности обеспечить справедливую процедуру принятия решения об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания, включая реальные судебные гарантии защиты его прав и законных интересов. Установленные в названном положении лишь право потерпевшего на участие в судебном заседании при рассмотрении ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания, а также процедуры, применяемые для обеспечения этого права, допускают возможность проведения судебного заседания и в отсутствии потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя.

Позиция Конституционного Суда, изложенная в Определении от 3 апреля 2007 года № 330-О-О, на которую ссылается заявитель и которая была сформулирована, исходя из положений прежнего уголовно-процессуального законодательства, не предусматривавшего право потерпевшего на участие в рассмотрении судом вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного, не может являться непреодолимым препятствием для ограничения права законодателя закрепить возможность такого его участия, если это обусловлено необходимостью защиты законных интересов потерпевших от преступлений.

В этом решении Конституционный Суд так и указывал, что отсутствие в статье 399 УПК Российской Федерации положений об участии потерпевшего в судебном заседании при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного, о предоставлении потерпевшему права высказать и обосновать свою позицию не означает умаление гарантий его права на судебную защиту и права требовать возмещений причиненного ущерба как после принятия судом решения об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания, так и после исполнения предусмотренного приговором наказания.

Положения данного Определения, нельзя рассматривать без учета общего контекста содержания всего решения, речь в котором шла о взыскании причиненного ущерба.

Кроме того, в названном решении Конституционный Суд указывал на обязанность государства урегулировать процессуальный порядок, в соответствии с которым осужденный реализует свое право просить о смягчении наказания, и установить конкретные условия применения смягчения наказания.

Из представленных по запросу материалов не следует, что у суда имелись препятствия для выполнения требований части второй1 статьи 399 УПК Российской Федерации и рассмотрения ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении в отсутствие потерпевшего. Перечисление трудностей организационного характера, связанные с реализацией названной нормы не могут служить основанием для признания ее неконституционной. Обозначенные заявителем проблемы лишний раз свидетельствуют о необходимости при осуществлении правосудия в части исполнения наказаний совершенствования механизма участия потерпевшего в судебном заседании, а также необходимость реализации финансового обеспечения судов в соответствии с постановлением Правительства РФ от 27 декабря 2012 года № 1406 «О Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013–2020 годы».

Принимая во внимание изложенное, полагаю, что оспариваемая автором запроса норма Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации как, направленная на реализацию конституционно установленной обязанности государства по обеспечению потерпевшим доступа к правосудию, не может рассматриваться как противоречащая Конституции Российской Федерации.

Глубокоуважаемый Суд, я бы хотел обратить внимание еще на одну проблему, которая косвенным образом затрагивается сегодняшним делом, но которая может послужить неким ориентиром при вынесении решения.

Долгие годы мы считали, что уголовные правоотношения — это правоотношения, которые возникают между государством и преступником в результате и по поводу совершенного правонарушения, и тем самым право потерпевшего в данном случае выводилось как бы за скобки. До сих пор рецидив подобного подхода мы наблюдаем в позиции того же заявителя, который считает, что исполнение наказания — то же самое правоотношение между государством и преступником. Но после тех решений, которые уже выносил Конституционный Суд и на которые я сегодня ссылался, мы уже видим несколько иную правовую реальность: потерпевший принимает непосредственное участие в процессе, а государство гарантирует возможность, в том числе, смягчения приговора после окончательного его вступления в силу.

И вот здесь, на мой взгляд, существует необходимость проведения достаточно четкой границы между окончательностью приговора как санкции за совершенное правонарушение и теми случаями, когда государство допускает возможность смягчения приговора с учетом всех фактических обстоятельств дела. Тем самым мы говорим о том, что, — пока мы это признаем, и Конституционный Суд это подтвердил, — что речь идет о приведении приговора в соответствие с действующим законом. Но очень тонка грань между пересмотром приговора в связи со смягчением и фактически правовой определенностью вынесенного приговора по уголовному делу.

Я уверен, что у Конституционного Суда найдутся аргументы и для обоснования данной позиции в соответствующем решении.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 18 марта 2014 г. № 5-П

По делу о проверке конституционности части второй1 статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кетовского районного суда Курганской области

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Л. М. Жарковой, Г. А. Жилина, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, В. Г. Ярославцева,

с участием представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3.1 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 101, 102 и 104 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности части 2.1 статьи 399 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явился запрос Кетовского районного суда Курганской области. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые в запросе законоположения.

Заслушав сообщение судьи-докладчика А. И. Бойцова, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации — М. А. Мельниковой, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Согласно части 2.1 статьи 399 «Порядок разрешения вопросов, связанных с исполнением приговора» УПК Российской Федерации при рассмотрении вопросов об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания в соответствии со статьей 79 УК Российской Федерации и о замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания в соответствии со статьей 80 УК Российской Федерации в судебном заседании вправе участвовать потерпевший, его законный представитель и (или) представитель; потерпевший, его законный представитель и (или) представитель могут участвовать в судебном заседании непосредственно либо путем использования систем видеоконференц-связи; они должны быть извещены о дате, времени и месте судебного заседания, а также о возможности их участия в судебном заседании путем использования систем видеоконференц-связи не позднее 14 суток до дня судебного заседания; вопрос об участии потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя в судебном заседании путем использования систем видеоконференц-связи решается судом при наличии ходатайства потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя, заявленного в течение 10 суток со дня получения извещения о проведении судебного заседания; неявка потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя, своевременно извещенных о дате, времени и месте судебного заседания и не настаивающих на своем участии в нем, не является препятствием для проведения судебного заседания.

Заявитель по настоящему делу — Кетовский районный суд Курганской области, в производстве которого находится ходатайство осужденного Е. о его условно-досрочном освобождении от отбывания наказания, полагает, что часть вторая.1 статьи 399 УПК Российской Федерации, наделяющая потерпевшего по уголовному делу правом на участие в судебном заседании при рассмотрении данного вопроса и тем самым распространяющая такие принципы уголовного судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон, на стадию исполнения приговора, на которой, как утверждается в запросе, правосудие в прямом смысле не осуществляется, противоречит статьям 50 (часть 3) и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации; при этом оспариваемые законоположения, связывая решение вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания с выявлением позиции по этому вопросу потерпевшего, не регламентируют порядок предоставления сведений, необходимых для его надлежащего извещения о времени и месте проведения судебного заседания, что — учитывая значительное время, прошедшее после постановления приговора, — затрудняет своевременное получение судом адреса потерпевшего.

Таким образом, с учетом требований статей 74, 101 и 102 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в силу которых Конституционный Суд Российской Федерации, принимая постановление по предмету, указанному в запросе суда, оценивает как буквальный смысл оспариваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходит из их места в системе правовых норм, не будучи связанным при принятии решения основаниями и доводами, изложенными в запросе, часть вторая.1 статьи 399 УПК Российской Федерации является предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу в той мере, в какой ее положения служат основанием для обеспечения права потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя участвовать в судебном заседании при рассмотрении судом вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания.

2. Конституция Российской Федерации, провозглашая обязанностью России как демократического правового государства признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина на основе равенства всех перед законом и судом, а также возлагая на него охрану достоинства личности во всех сферах, гарантирует потерпевшим от преступлений охрану их прав законом, обеспечение доступа к правосудию и компенсации причиненного ущерба (статья 1, часть 1; статьи 2 и 18; статья 19, часть 1; статья 21, часть 1; статья 45; статья 46, части 1 и 2; статья 52).

Названные конституционные предписания предполагают, как указывал Конституционный Суд Российской Федерации, обязанность государства как предотвращать и пресекать в установленном законом порядке какие бы то ни было посягательства, способные причинить вред и нравственные страдания личности, так и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать, прежде всего в суде, свои права и законные интересы любыми не запрещенными законом способами, поскольку иное означало бы умаление чести и достоинства личности не только лицом, совершившим противоправные действия, но и самим государством (постановления от 24 апреля 2003 года № 7-П, от 8 декабря 2003 года № 18-П, от 11 мая 2005 года № 5-П и др.).

Приведенная правовая позиция соотносится с положениями Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (утверждена Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 40/34 от 29 ноября 1985 года), закрепляющими право лиц, которым был причинен вред в результате действия или бездействия, нарушающих национальные уголовные законы («жертвы»), на доступ к механизмам правосудия и скорейшую компенсацию за нанесенный им ущерб в соответствии с национальным законодательством (пункты 1 и 4) и обязывающими государство содействовать тому, чтобы судебные и административные процедуры в большей степени отвечали потребностям этих лиц, в том числе путем обеспечения возможности изложения и рассмотрения их мнений и пожеланий на соответствующих этапах судебного разбирательства в тех случаях, когда затрагиваются их личные интересы, но без ущерба для обвиняемых и согласно соответствующей национальной системе уголовного правосудия (пункт 6).

2.1. Потерпевший как лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред или вред деловой репутации, имеет в уголовном судопроизводстве свои собственные интересы, несводимые исключительно к получению возмещения причиненного вреда, — эти интересы в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания, от решения которых, в свою очередь, во многих случаях зависят реальность и конкретные размеры возмещения вреда; именно поэтому потерпевшему должны обеспечиваться участие в судебном заседании на всех стадиях уголовного процесса, возможность довести свою позицию по существу дела до сведения суда и отстаивать свои права и законные интересы всеми не запрещенными законом способами (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 15 января 1999 года № 1-П, от 14 февраля 2000 года № 2-П, от 16 октября 2012 года № 22-П и др.; определения Конституционного Суда Российской Федерации от 5 декабря 2003 года № 446-О, от 24 ноября 2005 года № 431-О, от 11 июля 2006 года № 300-О, от 17 ноября 2011 года № 1555-О-О и др.).

Такой подход к регламентации прав потерпевшего корреспондирует Рекомендации Комитета Министров Совета Европы от 28 июня 1985 года R (85) 11 «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса», призывающей государства уделять больше внимания потребностям потерпевшего на всех этапах уголовного процесса, пересмотреть законодательство и практику его применения с учетом запросов и охраны интересов потерпевшего, а в случаях, когда для суда открыты возможности для включения финансовых условий в объем отсроченного либо условного наказания или любой другой меры, применяемой к преступнику, большое значение, среди прочих условий, придавать компенсации потерпевшему со стороны преступника (преамбула, пункт 13).

Согласно Рекомендации Комитета Министров Совета Европы от 14 июня 2006 года Rec (2006) 8 «Об оказании помощи потерпевшим от преступлений» учреждения уголовной юстиции должны, исходя из потребностей потерпевшего, гарантировать ему доступность информации, необходимой в целях защиты его интересов и реализации прав на различных этапах уголовного судопроизводства, а государство — гарантировать предоставление такой информации служащими уголовной юстиции, ответственными за принятие соответствующих решений; потерпевший, в свою очередь, должен иметь возможность указать, что он не хочет получать такую информацию (пункты 4.2, 4.4, 6.1 и 6.5); в целях защиты потерпевших, в отношении которых могут иметь место запугивание, оказание давления либо повторные случаи виктимизации, предупреждение которых должно стать обязательным элементом стратегии оказания помощи потерпевшим и предотвращения преступлений, необходимо принятие мер, гарантирующих их извещение об освобождении преследуемого или приговоренного лица; при этом потерпевший имеет право отказаться от получения такой информации, за исключением случаев, когда она сообщается в обязательном порядке в соответствии с условиями уголовного судопроизводства (пункты 10.2–10.5).

Соответственно, устанавливаемые федеральным законодателем уголовно-процессуальные механизмы должны, как того требует Конституция Российской Федерации и нормы международного права, являющиеся составной частью правовой системы России (статья 15, часть 4, Конституции Российской Федерации), в максимальной степени способствовать предупреждению и пресечению преступлений, предотвращению их негативных последствий для прав и охраняемых законом интересов граждан, а также упрощать жертвам преступлений доступ к правосудию с целью восстановления своих прав; конституционно важно при этом, чтобы доступ потерпевшего к правосудию был реальным и обеспечивал ему эффективное восстановление в правах (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 июня 2013 года № 14-П).

2.2. Гарантируя каждому государственную, в том числе судебную, защиту его прав и свобод на основе принципа равенства перед законом и судом, Конституция Российской Федерации закрепляет также право осужденных за преступления просить о смягчении наказания (статья 50, часть 3), которое, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, охватывает и решение вопроса об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания. Это предопределяет обязанность федерального законодателя урегулировать процессуальный порядок рассмотрения соответствующего ходатайства таким образом, чтобы обеспечить одинаковые по своей природе — независимо от стадии производства по уголовному делу — судебные гарантии защиты прав личности при соблюдении статьи 17 (часть 3) Конституции Российской Федерации, согласно которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, а также общеправовых требований равенства и справедливости, без которых недостижим баланс конституционно значимых ценностей, публичных и частных интересов, прав и законных интересов различных участников уголовного судопроизводства, осуществляемого в соответствии со статьей 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации на основе состязательности и равноправия сторон (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 26 ноября 2002 года № 16-П, Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 11 июля 2006 года № 351-О и др.).

Принятые Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 45/110 от 14 декабря 1990 года Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), относящиеся ко всем этапам отправления уголовного правосудия, включая исполнение приговора (правило 2.1), также рекомендуют в целях возвращения правонарушителей к нормальной жизни в обществе широкий выбор альтернативных тюремному заключению мер, в том числе сокращение его срока (правила 9.1 и 9.2), и выражают стремление государств обеспечивать надлежащее соотношение между интересами и правами правонарушителей, их жертв и интересами общества в отношении общественной безопасности и предупреждения преступности (правила 1.4, 3.2, 12.1 и 12.2).

3. Реализуя предписание статьи 52 Конституции Российской Федерации, обязывающей государство обеспечивать лицам, потерпевшим от преступлений, доступ к правосудию, с тем чтобы они имели возможность отстаивать свои имущественные и неимущественные интересы, в том числе путем обжалования судебных решений об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания лиц, осужденных за эти преступления, федеральный законодатель дополнил статью 399 УПК Российской Федерации частью 2.1, предусматривающей возможность участия потерпевшего либо его законного представителя и (или) представителя в судебном заседании при рассмотрении судом вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного (пункт 1 статьи 2 Федерального закона от 23 июля 2013 года № 221-ФЗ «О внесении изменений в статью 83 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 399 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»), а часть первую статьи 79 УК Российской Федерации, определяющую требования, соблюдение которых необходимо для применения условно-досрочного освобождения, — указанием на полное или частичное возмещение вреда, причиненного преступлением, в размере, определенном решением суда (пункт 2 статьи 1 Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 432-ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования прав потерпевших в уголовном судопроизводстве»).

3.1. В соответствии с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в ряде его решений, обязанность государства обеспечивать права потерпевших от преступлений не предполагает наделение их правом определять необходимость осуществления публичного уголовного преследования в отношении того или иного лица, а также пределы возлагаемой на это лицо уголовной ответственности и наказания — такое право в силу публичного характера уголовно-правовых отношений принадлежит только государству в лице его законодательных и правоприменительных органов; юридическая ответственность, если она выходит за рамки восстановления нарушенных неправомерным деянием прав и законных интересов потерпевших, включая возмещение причиненного этим деянием вреда, является средством публично-правового реагирования на правонарушающее поведение, в связи с чем вид и мера ответственности лица, совершившего правонарушение, должны определяться исходя из публично-правовых интересов, а не частных интересов потерпевшего (постановления от 24 апреля 2003 года № 7-П, от 27 июня 2005 года № 7-П, от 16 мая 2007 года № 6-П и от 17 октября 2011 года № 22-П; определения от 23 мая 2006 года № 146-О, от 20 ноября 2008 года № 1034-О-О, от 8 декабря 2011 года № 1714-О-О и др.).

Приведенная правовая позиция в равной мере распространяется на стадию исполнения приговора, в которой суд на основании пункта 4 статьи 397 УПК Российской Федерации рассматривает вопрос об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания в соответствии со статьей 79 УК Российской Федерации, предусматривающей возможность его применения при условии фактического отбытия осужденным установленной данным Кодексом части срока назначенного наказания, признания его судом не нуждающимся для своего исправления в дальнейшем отбывании наказания и полного или частичного возмещения вреда, причиненного преступлением, в размере, определенном решением суда (части первая, третья, четвертая и пятая), и с учетом принципов индивидуализации исполнения наказаний, рационального применения мер принуждения, средств исправления осужденных и стимулирования их к правопослушному поведению.

В системе действующего правового регулирования суд — исходя из требования правовой определенности, основанной на признании окончательности, неопровержимости, исключительности и общеобязательности вступившего в законную силу приговора (res judicata), — призван обеспечить лишь учет возникших в период исполнения приговора новых обстоятельств, не затрагивающих существо ранее принятого решения, но позволяющих скорректировать применяемое наказание в сторону смягчения на основе норм уголовного закона, по смыслу которых условно-досрочное освобождение осужденного является отказом государства от полной реализации назначенного судом наказания, если его дальнейшее исполнение (с учетом позитивных изменений в поведении и личности осужденного, свидетельствующих о возможности смягчения уголовно-правового принуждения) перестает отвечать целям восстановления социальной справедливости, а также исправления осужденного и предупреждения совершения им новых преступлений.

Положения части 2.1 статьи 399 УПК Российской Федерации, как относящиеся по своей природе к сфере уголовно-процессуального законодательства, не могут подменять или изменять положения Уголовного кодекса Российской Федерации — единственного законодательного акта, которым, согласно части первой его статьи 1 и части первой статьи 3, устанавливаются преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия, включая возможность условно-досрочного освобождения осужденного от отбывания назначенного судом наказания исходя из принципов справедливости и гуманизма (статьи 6 и 7).

Соответственно, условно-досрочное освобождение от отбывания наказания, осуществляемое на стадии исполнения приговора, так же как и определение пределов уголовной ответственности и наказания, осуществляемое на предшествующих стадиях, не может обусловливаться волеизъявлением потерпевшего — иное противоречило бы правовой природе и целям наказания. Этим, однако, не ставится под сомнение допустимость — исходя из конституционно признаваемой обязанности государства обеспечивать права и законные интересы потерпевших от преступлений — законодательного закрепления права потерпевшего участвовать в судебном заседании при рассмотрении судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания и условий его реализации.

3.2. Конституционно-правовой, а также процессуальный статус потерпевшего по уголовному делу предполагают его право довести до суда свою позицию по вопросу об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания осужденного по данному уголовному делу, которая, не предопределяя самого по себе решения по существу вопроса, позволит учесть в рамках судебной процедуры конституционно оправданные интересы потерпевшего, связанные с обеспечением его личной безопасности, защитой его семьи и близких от угроз со стороны лица, совершившего преступление, либо с получением реального возмещения причиненного этим преступлением вреда.

Реализация потерпевшим указанного права не должна, однако, осуществляться с нарушением принципа процессуальной экономии, т. е. приводить к существенному увеличению сроков рассмотрения ходатайств об условно-досрочном освобождении (особенно если количество потерпевших по делу исчисляется десятками и сотнями) и, как следствие, к чрезмерно длительному пребыванию осужденного в состоянии ожидания судебного решения и неопределенности относительно своего правового положения. В противном случае не только затруднялось бы осуществление осужденным гарантированного статьей 50 (часть 3) Конституции Российской Федерации права просить о смягчении наказания, но и ставилась бы под сомнение эффективность уголовного судопроизводства как необходимое условие справедливого правосудия, что приводило бы к нарушению статей 17 (часть 3) и 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации и в конечном счете — к нарушению баланса конституционных ценностей.

В таком аспекте обеспечение в производстве по рассмотрению вопросов, связанных с применением института условно-досрочного освобождения от отбывания наказания, баланса прав осужденных и лиц, пострадавших от преступлений, во многом предопределяется наличием в распоряжении суда, рассматривающего ходатайство об условно-досрочном освобождении, организационных механизмов, позволяющих получить актуальную информацию о местонахождении потерпевшего и тем самым считать его извещенным о поступлении соответствующего ходатайства. Между тем федеральный законодатель, введя в правовое регулирование положения, предусматривающие возможность участия потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя в рассмотрении судом вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания, по существу, не определил порядок их реализации (адрес потерпевшего вместе со всеми материалами уголовного дела хранится в суде по месту рассмотрения данного дела и к тому же может измениться; не обязательно обладают необходимой информацией органы и учреждения Федеральной службы исполнения наказаний, а усилия компетентных органов по розыску потерпевшего не всегда соразмерны значению его участия в процессе).

Действующее законодательство наделяет потерпевшего правом получать в обязательном порядке информацию о прибытии осужденного к лишению свободы к месту отбывания наказания, о выездах осужденного за пределы учреждения, исполняющего наказание в виде лишения свободы, о времени освобождения осужденного из мест лишения свободы, а суд, в свою очередь, обязанностью — в случае если потерпевший или его законный представитель сделают о том заявление до окончания прений сторон — одновременно с постановлением обвинительного приговора вынести определение или постановление об уведомлении потерпевшего или его законного представителя, копия которого направляется вместе с копией обвинительного приговора в учреждение или орган, исполняющие наказание (пункт 21.1 части второй статьи 42 и часть пятая статьи 313 УПК Российской Федерации в редакции Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 432-ФЗ). Исходя из этого при наличии в личном деле осужденного копии такого определения или постановления обязанность направить потерпевшему или его законному представителю уведомление в установленные законом сроки (при досрочном освобождении осужденного — в день освобождения) возложена на администрацию исправительного учреждения (статья 17, часть третья статьи 47.1, часть шестая.1 статьи 97 и статья 172.1 УИК Российской Федерации в редакции Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 432-ФЗ).

По смыслу названных законоположений, заявление потерпевшим ходатайства о получении интересующей его информации сопряжено с предоставлением им самим необходимых контактных данных (почтового адреса, адреса электронной почты, номера телефона и др.), которые должны быть зафиксированы судом при вынесении соответствующего определения или постановления, и предполагает поддержание таких данных в актуальном состоянии в течение всего срока исполнения наказания, а при их изменении обязывает потерпевшего или его законного представителя своевременно сообщить об этом либо в суд, постановивший приговор, либо в учреждение или орган, исполняющие наказание. Соответственно, направление информации по указанному самим потерпевшим адресу снимает проблему подтверждения ее получения — в таком случае оно, по существу, презюмируется.

Приведенное правовое регулирование, хотя и находится в сущностном плане в смысловой взаимосвязи с частью второй.1 статьи 399 УПК Российской Федерации, формально не распространяется на производство по рассмотрению судом вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания (притом что потерпевшие по уголовным делам, обвинительные приговоры по которым были вынесены еще до вступления в силу Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 432-ФЗ, не имели возможности сделать необходимое заявление), а следовательно, не позволяет разрешить проблему извещения потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя о дате, времени и месте судебного заседания в рамках процедуры условно-досрочного освобождения по актуальным адресам и, соответственно, подтверждения получения ими этой информации.

Между тем, как отмечено в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 11 июля 2006 года № 351-О, удовлетворяя ходатайство осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания либо отказывая в его удовлетворении, суд не просто соглашается с поступившими к нему обращением осужденного и (или) материалами администрации исправительного учреждения, а принимает мотивированное решение, исходя из анализа всего комплекса вопросов, связанных с наличием или отсутствием материально-правовых оснований для применения условно-досрочного освобождения. Таким решением могут непосредственно затрагиваться права и законные интересы тех лиц, которые пострадали в результате противоправных действий осужденного или, учитывая потенциальную опасность повторных случаев виктимизации, могут пострадать в результате его освобождения и которые вправе рассчитывать на должное исполнение им обязанности загладить причиненный вред (возместить материальный ущерб, компенсировать моральный вред либо предпринять иные меры, направленные на восстановление нарушенных преступлением прав и законных интересов потерпевшего).

Соответственно, в определенных ситуациях участие потерпевшего по уголовному делу в судебном заседании при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного по данному делу становится важным не только для него самого, но и для суда, с тем чтобы, например, выяснить, какие шаги желательно предпринять для удовлетворения интересов потерпевшего в рамках предъявленного в уголовном деле или рассмотренного в порядке гражданского судопроизводства гражданского иска, либо определить, как это предусмотрено частью второй статьи 79 УК Российской Федерации, условия досрочного освобождения осужденного в виде налагаемых на него обязанностей превентивного характера, которые он должен исполнять в течение оставшейся неотбытой части наказания в целях обеспечения безопасности потерпевшего, его семьи и близких.

Если суд, исходя из обстоятельств дела, придет к выводу о том, что условно-досрочное освобождение осужденного существенно затрагивает (может затронуть) права и законные интересы потерпевшего или что имеющихся в его распоряжении материалов недостаточно для установления факта возмещения (полного или частичного) потерпевшему вреда, причиненного преступлением, он вправе — в силу принципа независимости судей и подчинения их только Конституции Российской Федерации и федеральному закону (статья 120, часть 1, Конституции Российской Федерации), предполагающего предоставление суду полномочий по оценке доказательств и отражению ее результатов в судебном решении, а также принципов эффективности и полноты судебной защиты (статья 46, часть 1, Конституции Российской Федерации) — в целях осуществления справедливого правосудия признать обязательность не только направления потерпевшему извещения о предстоящем судебном заседании по имеющемуся в его распоряжении адресу, но и подтверждения получения такого извещения (имея при этом в виду, что факт неявки потерпевшего в судебное заседание без уважительных причин также определенным образом отражает его позицию по вопросу о применении к осужденному условно-досрочного освобождения).

3.3. Таким образом, часть вторая.1 статьи 399 УПК Российской Федерации, по буквальному смыслу которой в качестве условия рассмотрения судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания предполагается (даже в тех случаях, когда суд не видит необходимости в получении от потерпевшего дополнительной информации по данному вопросу) обязательность подтверждения получения потерпевшим, его законным представителем и (или) представителем извещения, уведомляющего о дате, времени и месте предстоящего судебного заседания, в силу неопределенности механизма такого уведомления препятствует своевременному разрешению судом по существу вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного и тем самым приводит к нарушению Конституции Российской Федерации, ее статей 17 (часть 3), 19 (часть 1), 46 (часть 1) и 50 (часть 3).

Соответственно, федеральному законодателю надлежит — исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в настоящем постановлении, — внести в действующее правовое регулирование изменения, направленные на оптимизацию порядка уведомления потерпевших по уголовному делу о судебном заседании по рассмотрению вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного по данному уголовному делу от отбывания наказания, в том числе в части распределения функций по обеспечению их информирования между администрацией учреждения или органа, исполняющих наказание, и судом.

Вместе с тем Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь пунктом 12 части первой статьи 75 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», считает возможным определить, что впредь до внесения в действующее правовое регулирование надлежащих изменений, вытекающих из настоящего постановления, извещения о дате, времени и месте проведения судебного заседания по вопросу об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания направляются потерпевшим, их законным представителям и (или) представителям по адресам, имеющимся в распоряжении суда, — указанным самими потерпевшими, их законными представителями и (или) представителями, а также адресам, указанным в материалах уголовного дела; суд также вправе запросить необходимые сведения, если они отсутствуют в полученных им материалах, как у суда, в котором хранится уголовное дело, так и у администрации учреждения или органа, исполняющих наказание. При этом, по общему правилу, подтверждения вручения извещения не требуется, если сам суд не усматривает в нем необходимости, имея в виду получение от потерпевшего дополнительной информации по вопросу об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания.

Исходя из изложенного и руководствуясь частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 78, 79, 100 и 104 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать часть 2.1 статьи 399 УПК Российской Федерации соответствующей Конституции Российской Федерации в той мере, в какой установленный ею институт участия потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя в судебном заседании при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от отбывания наказания не обусловливает разрешение судом данного вопроса по существу позицией потерпевшего, его законного представителя и (или) представителя.

2. Признать часть 2.1 статьи 399 УПК Российской Федерации не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее статьям 17 (часть 3), 19 (часть 1), 46 (часть 1) и 50 (часть 3), в той мере, в какой она, предполагая в качестве условия рассмотрения судом ходатайства осужденного об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания обязательность подтверждения получения потерпевшим, его законным представителем и (или) представителем извещения, уведомляющего о дате, времени и месте предстоящего судебного заседания, в силу неопределенности механизма такого уведомления препятствует своевременному разрешению судом данного вопроса по существу.

3 Федеральному законодателю надлежит — исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в настоящем постановлении, — внести в действующее правовое регулирование изменения, направленные на оптимизацию порядка уведомления потерпевших по уголовному делу о судебном заседании по рассмотрению вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного по данному уголовному делу от отбывания наказания.

4. Настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Настоящее постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и на «Официальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru). Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о проверке конституционности ряда положений статей 401.3, 401.5, 401.8 и 401.17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С. С. Агаева, А. Ш. Бакаяна и других

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (13 февраля 2014 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Поводом к рассмотрению настоящего дела в Конституционном Суде Российской Федерации послужили жалобы ряда граждан, оспаривающих конституционность отдельных положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, определяющих порядок кассационного обжалования приговоров и иных судебных решений по уголовным делам.

Оспариваемые нормы появились в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации после введения Федеральным законом от 29 декабря 2010 года № 433-ФЗ единого для всех судов общей юрисдикции апелляционного порядка проверки не вступивших в законную силу судебных актов по уголовным делам и создания нового кассационного порядка проверки судебных решений, основная цель которого заключается в проверке вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда исключительно по вопросам права.

Как следует из пункта 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 января 2014 года № 2 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции», производство в суде кассационной инстанции, являясь важной гарантией законности судебных решений по уголовным делам и реализации конституционного права граждан на судебную защиту, предназначено для выявления и устранения допущенных органами предварительного расследования или судом в ходе предшествующего разбирательства дела существенных нарушений уголовного закона (неправильного его применения) и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела, и нарушений, искажающих саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия.

В связи с этим, представляется, что актуальные подходы к толкованию в рамках настоящего дела норм Уголовно-процессуального кодекса, регламентирующих пересмотр вступивших в законную силу решений в реформированном кассационном порядке, во многом были заложены при изучении и анализе Конституционным Судом Российской Федерации в 2007 году положений Гражданского процессуального кодекса, посвященных различным вопросам существовавшего на тот момент надзорного производства, а именно в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П, на которое в дальнейшем мы будем еще ссылаться. Здесь же следует заметить, что Конституционный Суд Российской Федерации в указанном постановлении подчеркнул, что поскольку проверка вступивших в законную силу судебных актов означает, по существу, возможность преодоления окончательности этих судебных актов, законодатель должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра, которые отвечали бы требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты, прозрачности осуществления правосудия, исключали бы возможность затягивания или необоснованного возобновления судебного разбирательства и тем самым обеспечивали бы справедливость судебного решения и вместе с тем — правовую определенность, включая признание законной силы судебных решений, их неопровержимости (res judicata), без чего недостижим баланс публично-правовых и частноправовых интересов.

Предваряя оценку оспариваемых положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, полагаем необходимым заметить, что Конституционный Суд Российской Федерации не раз подтверждал свою позицию, согласно которой гарантированное Конституцией Российской Федерации право на судебную защиту подразумевает создание государством необходимых условий для эффективного и справедливого разбирательства дела именно в суде первой инстанции, где подлежат разрешению все существенные для определения прав и обязанностей сторон вопросы. Допущенные же судом первой инстанции ошибки должны исправляться судом второй инстанции в процедурах, наиболее приближенных к производству в суде первой инстанции. При этом, как следует из правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации в постановлении от 17 ноября 2005 года № 11-П, право на справедливое разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом предполагает также окончательность и стабильность судебных актов, вступивших в законную силу, и их исполнение; именно этим обусловливается перенос основного бремени пересмотра решений суда первой инстанции на обычные (ординарные) судебные инстанции.

Производство по пересмотру вступивших в законную силу судебных постановлений как дополнительный способ обеспечения правосудности судебных постановлений предполагает возможность его использования только в случае, если заинтересованным лицом были исчерпаны все обычные (ординарные) способы обжалования судебного постановления до его вступления в законную силу (постановления от 2 февраля 1996 года № 4-П, от 17 июля 2002 года № 13-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П, от 17 марта 2009 года № 5-П, от 21 декабря 2011 года № 30-П и др.).

В жалобах заявителей по настоящему делу, в частности, ставится вопрос о признании не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статье 50 (часть 3), положений пунктов 1, 2, 5 части второй статьи 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в части, ограничивающей право на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с кассационной жалобой случаями, когда приговор или иное решение суда являлись предметом кассационного рассмотрения президиума суда областного уровня.

Из приложенных к жалобам материалов, а также анализа иной практики применения судами оспариваемых положений части 2 статьи 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации можно сделать вывод о выявившейся в процессе становления нового кассационного порядка рассмотрения жалоб на вступившие в законную силу судебные акты неопределенности в вопросе о том, насколько отвечает указанным целям кассационного производства возможность отказа в принятии Верховным Судом Российской Федерации кассационной жалобы к рассмотрению, если указанные судебные решения не являлись предметом рассмотрения в президиуме суда областного уровня.

При этом, если еще в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июля 2013 года № 1160-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Винокурова Ивана Михайловича на нарушение его конституционных прав пунктом 2 части второй статьи 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» оспариваемые положения не рассматривались как ограничивающие возможность обжалования в кассационном порядке судебных решений, затрагивающих права и законные интересы участников уголовного судопроизводства, и не расценивались как нарушающие конституционные права заявителя, то последующее принятие Конституционным Судом Российской Федерации к рассмотрению значительного количества жалоб граждан, а также оперативное внесение федеральным законодателем изменений, направленных на корректировку положений пункта 2 части второй статьи 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, не могло не свидетельствовать о необходимости более полного обеспечения права граждан на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с кассационной жалобой на приговор или иное решение по делу.

Внесенные Федеральным законом от 28 декабря 2013 года № 382-ФЗ изменения в статью 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, которые, исходя из пояснительной записки к соответствующему законопроекту, преследовали цель восстановить конституционное право заинтересованных лиц на обращение в Верховный Суд Российской Федерации за защитой своих прав и законных интересов, нарушенных неправосудными судебными актами, исключают оспариваемое заявителями ограничение, устанавливая право заинтересованных лиц на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с кассационной жалобой во всех случаях, когда приговор или иное судебное решение обжаловались в порядке кассации в президиум суда областного уровня (независимо от того, пересматривалось или нет соответствующее судебное решение в этом суде).

Кроме того, в настоящий момент необходимо учитывать и данные Верховным Судом Российской Федерации в пункте 3 ранее названного постановления Пленума от 28 января 2014 года № 2 разъяснения о том, что производство в суде кассационной инстанции осуществляется с соблюдением установленного статьей 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации требования инстанционности, в соответствии с которым кассационные жалоба, представление, равно как и уголовное дело, вначале рассматриваются в нижестоящем, а затем в вышестоящем суде кассационной инстанции. При этом судам следует иметь в виду, что судебное решение может быть обжаловано в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, в Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации при условии, что оно было обжаловано в президиум нижестоящего суда.

В представленных жалобах также оспаривается конституционность статьи 401.8 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в той части, в которой не подлежит обжалованию принятое судьей областного уровня решение об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в президиум этого суда.

По мнению заявителей, применение указанной нормы судами на практике приводит к нарушению конституционного права граждан на судебную защиту в части возможности пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, препятствует выполнению Верховным Судом Российской Федерации функции судебного надзора за деятельностью судов общей юрисдикции.

Полагаем, что, поскольку взаимосвязанность рассматриваемых сегодня Конституционным Судом Российской Федерации положений уголовно-процессуального законодательства не раз отмечалась и юридической доктриной, оспаривание указанного положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, как и нормы пункта 5 части первой статьи 401.5 и положений статьи 401.17, было вызвано, в первую очередь, оспариванием статьи 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в связи с чем в настоящий момент в виду внесенных законодателем изменений неопределенность в их применении судами в указанном заявителями аспекте, на наш взгляд, устранена.

При этом, при оценке обоснованности жалоб в указанной части необходимо принимать во внимание позицию Конституционного Суда Российской Федерации, изложенную в постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П, где, в частности, указано, что обращение к председателю суда с повторной жалобой на определение судьи об отказе в передаче его для пересмотра не может считаться обязательным условием для дальнейшего обжалования судебных постановлений в вышестоящую надзорную инстанцию. Иное повлекло бы безосновательное увеличение числа надзорных инстанций и не соответствовало бы принципу правовой определенности и предназначению надзорного производства как дополнительного средства обеспечения правосудности судебных постановлений.

Конституционный Суд Российской Федерации также указал, что сокращение федеральным законодателем числа надзорных инстанций посредством исключения возможности обращения заинтересованных лиц с надзорной жалобой к председателю верховного суда республики, краевого, областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, окружного (флотского) военного суда не может расцениваться как недопустимое ограничение права на обращение в суд надзорной инстанции, влекущее нарушение конституционного права на судебную защиту.

Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что в свете действия принципа независимости судей принятие председателем областного и приравненного к нему суда решения о передаче кассационной жалобы (представления) на рассмотрение суда кассационной инстанции исключало бы его участие в заседании президиума суда.

К этому следует добавить, что совмещение процессуальных полномочий с выполнением руководителями судов административно-распорядительных функций создавало бы условия для вмешательства в процессуальную деятельность судей, что также не отвечает принципу независимости судей.

Авторами жалоб указывается также на противоречие Конституции Российской Федерации статьи 401.17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, согласно которой не допускается внесение повторных или новых кассационных жалобы, представления по тем же или иным правовым основаниям, теми же или иными лицами в тот же суд кассационной инстанции, если ранее эти жалоба или представление в отношении одного и того же лица рассматривались этим судом в судебном заседании либо были оставлены без удовлетворения постановлением судьи.

Приведенное положение, по мнению заявителей, ограничивает их конституционное право на судебную защиту, в том числе право на обращение с повторной (более полной, основанной на иных аргументах) кассационной жалобой в президиум суда областного уровня, если судьей этого суда заявителю было отказано в передаче первоначальной жалобы на рассмотрение в кассационном порядке.

Между тем, формулируя данный запрет, законодатель, руководствуясь в том числе позициями Конституционного Суда Российской Федерации, исходил из присущего окончательным судебным актам принципа res judicata, суть которого заключается в том, что окончательные акты суда (вступившие в законную силу) не могут быть предметом перманентной проверки в одной и той же судебной инстанции по повторным жалобам всех заинтересованных лиц.

Следует учитывать, что в соответствии со статьей 401.16 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации суд кассационной инстанции наделен ревизионными полномочиями, которые позволяют проверить производство по уголовному делу в полном объеме (в отличие от апелляционной процедуры, где суд связан доводами апелляционных жалоб и представлений). В соответствии со статьей 401.12 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации суду кассационной инстанции надлежит в срок не позднее 14 суток до дня судебного заседания известить лиц, интересы которых затрагиваются жалобой, представлением, о дате, времени и месте рассмотрения уголовного дела, а также направить этим лицам копии постановления о передаче кассационных жалобы, представления с уголовным делом для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции и копии кассационных жалоб и (или) представления, поданных другими участниками судебного разбирательства по данному делу.

Установив нарушения, влекущие отмену судебного решения, суд кассационной инстанции обязан его отменить в отношении всех осужденных или оправданных, которых касаются допущенные нарушения, независимо от того, в отношении кого из них принесены жалоба или представление.

Кроме того, согласно разъяснениям, данным Пленумом Верховного Суда Российской Федерации в пункте 15 постановления от 28 января 2014 года № 2, если кассационная жалоба одного из субъектов обжалования, например осужденного, передана судьей на рассмотрение суда кассационной инстанции, то его дополнительная жалоба, а также жалоба, представление других субъектов обжалования (защитника, потерпевшего, прокурора и др.), поданные в отношении этого же осужденного по тем же или иным правовым основаниям, передаются судьей на рассмотрение суда кассационной инстанции без вынесения соответствующего постановления.

При этом состязательные начала уголовного процесса предполагают наличие у участников процесса равных возможностей для защиты своих интересов, в том числе равных прав на подачу возражений, на представление необходимых ходатайств. Поскольку стороны несут бремя ответственности за надлежащее использование предоставленных ими своих процессуальных прав, не могут приниматься во внимание их доводы о том, что суд кассационной инстанции не использовал ревизионное начало проверки, не проверил дело в полном объеме, ограничившись лишь проверкой доводов сторон. Если какая-либо из сторон при наличии возможности не воспользовалась своевременно или в полной мере имеющимися у нее правами, никак не обозначив свои намерения повлиять на результаты обжалования, и тем самым, демонстрируя отсутствие у нее интереса к кассационному пересмотру дела, вряд ли можно признать обоснованным требование заявителей о необходимости предоставления законодателем дополнительных механизмов защиты в указанном случае.

Также немаловажно и то, что реформируя институты апелляции и кассации в уголовном процессе и отдавая предпочтение его ординарным стадиям, преследуя повышение качества правосудия в суде первой инстанции и усиление роли апелляционной формы пересмотра судебных решений, с учетом ранее названной позиции Конституционного Суда Российской Федерации, законодатель специально предусмотрел в статье 389.36 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации возможность повторного рассмотрения уголовного дела судом апелляционной инстанции. Суд апелляционной инстанции повторно рассматривает уголовное дело в апелляционном порядке по апелляционным жалобе, представлению, если апелляционная жалоба осужденного, его защитника или законного представителя, потерпевшего, его законного представителя или представителя либо представление поступили тогда, когда уголовное дело в отношении этого осужденного уже рассмотрено по апелляционным жалобе или представлению другого участника уголовного судопроизводства.

В связи с этим запрет на повторное принесение жалоб, представлений в суд той же кассационной инстанции представляется правомерным, поскольку обеспечивает правовую определенность состоявшихся судебных решений.

В случае если, по мнению заинтересованной стороны, суд кассационной инстанции не использовал имеющиеся у него ревизионные полномочия, несмотря на наличие к тому оснований, и проверил судебное решение не в полном объеме, а лишь в той его части, в которой оно было обжаловано, у стороны сохраняется право обратиться в вышестоящую судебную инстанцию — Верховный Суд Российской Федерации. В свете внесенных в статью 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации федеральным законодателем изменений такое право приобретает универсальный характер и будет распространяться на любое заинтересованное в обжаловании лицо, независимо от результатов рассмотрения дела в нижестоящей кассационной инстанции. Подобное регулирование согласуется с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, высказанной им в постановлении от 2 февраля 1996 года № 4-П, согласно которой судебная ошибка должна быть исправлена даже тогда, когда она допущена при рассмотрении дела в той судебной инстанции, решение которой отраслевым законодательством признается окончательным в том смысле, что согласно обычной процедуре оно не может быть изменено.

На основании изложенного, полагаем, что оспариваемые заявителями положения статей 401.3, 401.5, 401.8, 401.17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации не могут рассматриваться как противоречащие Конституции Российской Федерации, поскольку гарантируют право на судебную защиту и доступ к правосудию, а также право каждого осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом в порядке, предусмотренном федеральным законом.

В заключение хотелось бы отметить, что подход к решению затронутых нами сегодня вопросов кассационного производства должен быть, по нашему мнению, максимально взвешенным и перспективным, поскольку нельзя не принимать во внимание происходящее в настоящий момент объединение высших судебных инстанций: Верховного и Высшего Арбитражного судов и реформирование судебной системы, проводимое в целях обеспечения единства подходов при отправлении правосудия и установления общих правил организации судопроизводства.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 25 марта 2014 г. № 8-П

По делу о проверке конституционности ряда положений статей 401.3, 401.5, 401.8 и 401.17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С. С. Агаева, А. Ш. Бакаяна и других

Именем Российской Федерации

с участием представителей гражданина Д. А. Горбея — адвокатов А. В. Ежова и Ю. В. Полякова, гражданина Д. В. Горячева и его представителей — адвокатов Е. В. Кузнецова и А. В. Костика, гражданина Д. А. Рябинина, представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности ряда положений статей 401.3, 401.5, 401.8 и 401.17 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы гражданина Республики Азербайджан С. С. Агаева, граждан Российской Федерации А. Ш. Бакаяна, А. Р. Гаязова, А. И. Глущенко, Д. А. Горбея, Д. В. Горячева, С. В. Елшанского, И. А. Кравченко, П. В. Кузьмина, В. А. Кукушкина, И. А. Литвинова, Д. Д. Можаева, П. С. Нефедова, С. П. Осетрова, А. А. Павлова, Р. В. Пантюхина, Д. А. Рябинина, Л. В. Синельниковой, Р. А. Стебы, Х. Ш. Читадзе и И. И. Шакирова. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителями законоположения.

Поскольку все жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим жалобам в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Н. В. Мельникова, объяснения сторон и их представителей, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации — М. А. Мельниковой, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Граждане — заявители по настоящему делу, которым постановлениями судей областных и равных им по уровню судов было отказано в передаче кассационных жалоб на вынесенные в отношении них судебные решения для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции, а именно президиумов тех же судов, оспаривают конституционность следующих положений главы 47.1 «Производство в суде кассационной инстанции» УПК Российской Федерации, включенной в данный Кодекс Федеральным законом от 29 декабря 2010 года № 433-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных законодательных актов (положений законодательных актов) Российской Федерации»:

— части второй статьи 401.3 в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 382-ФЗ «О внесении изменений в статью 401.3 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», согласно которой в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации подаются кассационные жалоба, представление на приговор и постановление мирового судьи, приговор, определение и постановление районного суда, апелляционные постановления и определения, а также промежуточные судебные решения верховного суда республики, краевого или областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, вынесенные ими в ходе производства по уголовному делу в качестве суда первой инстанции, если они являлись предметом рассмотрения президиума верховного суда республики, краевого или областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа (пункт 2); в Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации подаются кассационные жалоба, представление на приговор, определение и постановление гарнизонного военного суда, апелляционные постановления и определения окружного (флотского) военного суда, если они являлись предметом рассмотрения президиума окружного (флотского) военного суда (пункт 5);

— пункта 5 части первой статьи 401.5, согласно которому кассационные жалоба, представление, поданные с нарушением правил подсудности, установленных статьей 401.3 данного Кодекса, возвращаются без рассмотрения;

— статьи 401.8, согласно которой судья суда кассационной инстанции по результатам изучения кассационных жалобы, представления выносит постановление об отказе в передаче кассационных жалобы, представления для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции, если отсутствуют основания для пересмотра судебных решений в кассационном порядке (пункт 1 части второй); Председатель Верховного Суда Российской Федерации, его заместитель вправе не согласиться с постановлением судьи Верховного Суда Российской Федерации об отказе в передаче кассационных жалобы, представления для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции и вынести постановление об отмене такого постановления и о передаче кассационных жалобы, представления с уголовным делом для рассмотрения в судебном заседании соответствующего суда кассационной инстанции (часть третья);

— статьи 401.17, согласно которой не допускается внесение повторных или новых кассационных жалобы, представления по тем же или иным правовым основаниям, теми же или иными лицами в тот же суд кассационной инстанции, если ранее эти жалоба или представление в отношении одного и того же лица рассматривались этим судом в судебном заседании либо были оставлены без удовлетворения постановлением судьи.

1.1. Кассационные жалобы граждан С. С. Агаева, А. Ш. Бакаяна, А. Р. Гаязова, А. И. Глущенко, Д. А. Горбея, С. В. Елшанского, И. А. Кравченко, П. В. Кузьмина, В. А. Кукушкина, И. А. Литвинова, Д. Д. Можаева, П. С. Нефедова, С. П. Осетрова, А. А. Павлова, Р. В. Пантюхина, Д. А. Рябинина, Л. В. Синельниковой, Х. Ш. Читадзе и И. И. Шакирова, с которыми они после отказа в передаче их кассационных жалоб в президиумы областных и равных им по уровню судов обратились в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации и Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации, были возвращены им без рассмотрения по существу, поскольку состоявшиеся в отношении них судебные решения президиумами соответствующих судов в кассационном порядке не рассматривались.

По мнению граждан С. С. Агаева, А. Ш. Бакаяна, Д. А. Горбея, С. В. Елшанского, И. А. Кравченко, П. В. Кузьмина, В. А. Кукушкина, П. С. Нефедова, С. П. Осетрова, А. А. Павлова, Р. В. Пантюхина, Д. А. Рябинина и Х. Ш. Читадзе, пункт 2 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации, как допускающий возможность отказа Верховного Суда Российской Федерации в принятии кассационной жалобы к рассмотрению, если указанные в пункте 1 той же части судебные решения не являлись предметом рассмотрения президиума областного или равного ему по уровню суда, нарушает гарантированное Конституцией Российской Федерации право на справедливое правосудие, в том числе право на обжалование и пересмотр приговора вышестоящим судом, и тем самым не соответствует ее статьям 21 (часть 1), 46 (часть 1), 50 (часть 3) и 55 (часть 3). По тем же основаниям гражданин А. И. Глущенко оспаривает конституционность пункта 5 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации, как препятствующего подаче кассационной жалобы в Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации на указанные в пункте 3 той же части судебные решения, если они не являлись предметом рассмотрения президиума окружного (флотского) военного суда.

Несоразмерное ограничение своих прав на судебную защиту прав, свобод и законных интересов, а также на обжалование в суд решений и действий органов государственной власти и тем самым — нарушение Конституции Российской Федерации, в том числе ее статей 18, 46 (части 1 и 2) и 50 (часть 3), положениями пунктов 2 и 5 части второй статьи 401.3 и статьи 401.5 УПК Российской Федерации граждане Д. Д. Можаев и И. И. Шакиров усматривают в том, что, исключая обжалование постановления судьи областного или равного ему по уровню суда об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции, которое, по сути, является окончательным, эти положения препятствуют дальнейшему кассационному обжалованию вступивших в законную силу судебных решений в Верховный Суд Российской Федерации.

Гражданин И. А. Литвинов утверждает, что статьи 401.3 и 401.8 УПК Российской Федерации противоречат статьям 18, 45 (часть 1), 46 и 50 (часть 3) Конституции Российской Федерации, поскольку не предусматривают возможность обжалования и отмены постановления судьи областного или равного ему по уровню суда об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции и исключают обжалование в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации судебных решений, указанных в пункте 1 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации, если они не являлись предметом рассмотрения президиума областного или равного ему по уровню суда.

Гражданка Л. В. Синельникова оспаривает конституционность пункта 2 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации во взаимосвязи с его статьей 401.17. По мнению заявительницы, содержащиеся в них положения в своем нормативном единстве не соответствуют статьям 21 (часть 1), 46 (часть 1), 50 (часть 3) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, поскольку, не предусматривая возможности обжалования постановления судьи областного или равного ему по уровню суда об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции и устанавливая запрет на подачу повторной или новой кассационной жалобы, фактически придают такому постановлению окончательный характер и препятствуют рассмотрению Верховным Судом Российской Федерации кассационной жалобы на указанные в пункте 1 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации судебные решения, если они не являлись предметом рассмотрения президиума областного или равного ему по уровню суда.

Гражданин А. Р. Гаязов просит признать не соответствующими статье 126 Конституции Российской Федерации взаимосвязанные положения пункта 2 части второй статьи 401.3, пункта 1 части второй статьи 401.8 и статьи 401.17 УПК Российской Федерации в той части, в какой они лишают осужденных права на подачу жалобы на решения судов первой и второй инстанций в Верховный Суд Российской Федерации.

1.2. Постановлением судьи Хабаровского краевого суда было отказано в передаче кассационной жалобы Д. В. Горячева на кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам того же суда, которым судебное постановление об удовлетворении его требования о признании незаконным постановления следователя об отказе в возбуждении уголовного дела было отменено и дело направлено на новое судебное рассмотрение. Письмом заместителя председателя Хабаровского краевого суда Д. В. Горячеву отказано в рассмотрении его кассационной жалобы на указанное постановление судьи со ссылкой на статью 401.17 УПК Российской Федерации, в силу которой внесение повторных или новых кассационных жалоб не допускается, если ранее эта жалоба постановлением судьи того же суда была оставлена без удовлетворения. Как поданная с нарушением правил подсудности была возвращена без рассмотрения по существу и кассационная жалоба Д. В. Горячева в Верховный Суд Российской Федерации, поскольку вынесенные в отношении него судебные решения не являлись предметом рассмотрения президиума Хабаровского краевого суда. Со ссылкой на ту же статью письмом исполняющего обязанности заместителя председателя Хабаровского краевого суда вновь возвращена жалоба Д. В. Горячева на постановление судьи этого суда об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции, а его жалоба, направленная на имя председателя Хабаровского краевого суда, с требованием об отмене указанного постановления судьи также возвращена ему письмом судьи этого суда от 16 августа 2013 года.

Кассационная жалоба, поданная 10 октября 2013 года в президиум Орловского областного суда в интересах Р. А. Стебы одним из его адвокатов, письмом исполняющего обязанности заместителя председателя Орловского областного суда была возвращена без рассмотрения со ссылкой на статью 401.17 УПК Российской Федерации и с указанием на то, что постановлением судьи того же суда от 9 апреля 2013 года было отказано в передаче для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции кассационной жалобы, поданной на те же судебные решения в интересах Р. А. Стебы другим его адвокатом, возможность же принесения жалобы на такое постановление законом не предусмотрена.

Граждане Д. В. Горячев и Р. А. Стеба утверждают, что статья 401.17 УПК Российской Федерации не соответствует статьям 19, 45, 46, 56 (часть 3) и 126 Конституции Российской Федерации, поскольку не позволяет подавать новые кассационные жалобы по иным правовым основаниям в тот же суд кассационной инстанции, если ранее кассационная жалоба в отношении одного и того же лица рассматривалась этим судом в судебном заседании либо была оставлена без удовлетворения постановлением судьи этого суда, а также препятствует подаче кассационной жалобы в Верховный Суд Российской Федерации без ее предшествующего рассмотрения президиумом областного или равного ему по уровню суда.

Между тем в силу ранее выраженной Конституционным Судом Российской Федерации правовой позиции запрет на подачу кассационной жалобы тем же лицом, в том числе после того, как предыдущая его жалоба была отвергнута, не является препятствием для устранения судом экстраординарной судебной инстанции существенных нарушений уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела, которые не предполагают отказ в рассмотрении жалобы в случае обнаружения ранее не выявленной судебной ошибки, подлежащей исправлению (постановления от 2 февраля 1996 года № 4-П и от 3 февраля 1998 года № 5-П; определения от 4 октября 2011 года № 1459-О-О и № 1460-О-О, от 2 ноября 2011 года № 1465-О-О и № 1468-О-О и др.).

Что касается направления новой или повторной кассационной жалобы в порядке статьи 401.17 УПК Российской Федерации таким участником уголовного процесса, как защитник, то, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, лицо, участвующее в качестве защитника в уголовном судопроизводстве и наделенное уголовно-процессуальным законом правами, необходимыми для защиты интересов представляемого им лица, в этом качестве преследует интересы доверителя, а не свои личные интересы (определения от 20 октября 2011 года № 1474-О-О, от 23 апреля 2013 года № 556-О, от 21 ноября 2013 года № 1899-О и др.), т. е. обеспечивает реализацию предусмотренного законом права защищаемого лица на обращение в суд кассационной инстанции, которое, как правило, обусловлено волеизъявлением самого этого лица.

Представленные Д. В. Горячевым и Р. А. Стебой материалы свидетельствуют о том, что путем обращения с кассационной жалобой как новой после отказа судьи краевого, областного суда в передаче кассационной жалобы в президиум этого суда они пытались найти в правовом регулировании средство выражения несогласия с таким отказом. Соответственно, ссылка судов в конкретных делах указанных заявителей на статью 401.17 УПК Российской Федерации как не допускающую подачу новой или повторной кассационной жалобы, в том числе другим защитником того же лица, не может быть основанием для оценки конституционности самой по себе данной статьи, что не препятствует ее рассмотрению в системной связи с положениями пунктов 2 и 5 части второй статьи 401.3, пункта 5 части первой статьи 401.5, пункта 1 части второй и части третьей статьи 401.8 данного Кодекса.

1.3. Как следует из статей 3, 36, 43, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации принимает к рассмотрению жалобы граждан на нарушение их конституционных прав и свобод законом, примененным в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде, если придет к выводу, что оспариваемые законоположения затрагивают конституционные права и свободы и что имеется неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли эти законоположения Конституции Российской Федерации; в случае, если акт, конституционность которого оспаривается, был отменен или утратил силу к началу или в период рассмотрения дела, начатое Конституционным Судом Российской Федерации производство может быть прекращено, за исключением случаев, когда действием этого акта были нарушены конституционные права и свободы.

Федеральным законом от 28 декабря 2013 года № 382-ФЗ была изменена редакция пунктов 2 и 5 части второй статьи 401.3 УПК Российской Федерации в части, касающейся условий подачи кассационных жалобы, представления в суд кассационной инстанции: слова «если они являлись предметом рассмотрения президиума» заменены словами «если они обжаловались в кассационном порядке в президиум»; тем не менее Конституционный Суд Российской Федерации полагает, что введение в действие нового правового регулирования в данном случае не может служить препятствием для продолжения конституционного судопроизводства в целях защиты конституционных прав граждан — заявителей по настоящему делу.

Таким образом, с учетом статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», согласно которой Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в обращении, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, оценивая как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные положения пунктов 2 и 5 части второй статьи 401.3, пункта 5 части первой статьи 401.5, пункта 1 части второй и части третьей статьи 401.8 и статьи 401.17 УПК Российской Федерации в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 28 декабря 2013 года № 382-ФЗ, на основании которых решался вопрос о возвращении кассационных жалоб без рассмотрения, если судьей верховного суда республики, краевого или областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, окружного (флотского) военного суда вынесено постановление об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании соответствующего суда кассационной инстанции.

2. Согласно Конституции Российской Федерации, провозглашающей высшей ценностью человека, его права и свободы, в России как демократическом правовом государстве права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов (статьи 1, 2 и 18); все равны перед законом и судом (статья 19, часть 1); каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод; решения и действия (бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд (статья 46, части 1 и 2).

В силу взаимосвязанных положений статей 17, 18, 46 (части 1 и 2), 52, 118 (часть 1), 120 (часть 1) и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации право на судебную защиту, будучи основным неотчуждаемым правом человека, одновременно выступает гарантией всех других прав и свобод, оно признается и гарантируется согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и обеспечивается на основе закрепленных в Конституции Российской Федерации принципов правосудия, осуществляемого только судом, что предполагает обязательность и исполнимость его решений в качестве гарантии защищаемого (восстановленного) права.

Приведенным положениям Конституции Российской Федерации корреспондируют предписания статьи 10 Всеобщей декларации прав человека, статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в соответствии с которыми каждый человек для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

Раскрывая конституционное содержание права на судебную защиту, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что в рамках судебной защиты прав и свобод возможно обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых государственных органов, включая судебные, а потому отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт не согласуется с универсальным требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости, умаляет и ограничивает данное право (постановления от 2 февраля 1996 года № 4-П, от 3 февраля 1998 года № 5-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П и др.).

Применительно к уголовному судопроизводству Конституция Российской Федерации специально гарантирует каждому осужденному право на пересмотр приговора вышестоящим судом в порядке, предусмотренном федеральным законом (статья 50, часть 3). При этом, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, исходя из того что право на справедливое разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом предполагает окончательность и стабильность судебных актов, вступивших в законную силу, и их исполнение, основное бремя пересмотра решений суда первой инстанции должно возлагаться на обычные (ординарные) судебные инстанции, что обязывает государство к созданию необходимых условий для эффективного и справедливого разбирательства уголовного дела именно в суде первой инстанции, где подлежат разрешению все существенные для определения прав и обязанностей сторон вопросы, а также — для исправления допущенных судом первой инстанции ошибок — в суде второй инстанции (в настоящее время — апелляционном) в процедурах, наиболее приближенных к производству в суде первой инстанции (постановления от 17 ноября 2005 года № 11-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П и от 21 апреля 2010 года № 10-П).

Прямо не предоставляя осужденному право на пересмотр вынесенного в отношении него приговора после его вступления в законную силу, статья 50 (часть 3) Конституции Российской Федерации не исключает, однако, возможность создания — исходя из конституционных целей и ценностей, общепризнанных принципов и норм международного права и международных обязательств Российской Федерации — дополнительных процессуальных механизмов проверки вступивших в законную силу судебных решений, определения системы и полномочий судебных инстанций, последовательности и процедуры обжалования, оснований для отмены судебных решений вышестоящей судебной инстанцией (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 26 февраля 2010 года № 4-П).

Поскольку подобная проверка означает, по существу, возможность преодоления окончательности судебных актов, вступивших в законную силу, федеральный законодатель, учитывая конституционное и международно-правовое требование окончательности и стабильности судебных решений, должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия их пересмотра, которые, имея резервное значение, исключали бы возможность необоснованного возобновления судебного разбирательства и использовались лишь в случаях, когда ошибка, допущенная в ходе предыдущего разбирательства, предопределила исход дела.

Аналогичной позиции придерживается Европейский суд по правам человека, полагающий, что отступления от принципа правовой определенности, на котором основана статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и который в качестве общего правила утверждает неопровержимость окончательного судебного решения, могут оправдываться только обстоятельствами существенного и непреодолимого характера, такими как необходимость устранения фундаментальных ошибок (постановления от 28 октября 1999 года по делу «Брумареску (Brumarescu) против Румынии», от 24 июля 2003 года по делу «Рябых против России», от 18 января 2007 года по делу «Кот против России» и от 31 июля 2008 года по делу «Проценко против России»). Возможность повторного рассмотрения уголовного дела, в рамках которого лицо уже было окончательно оправдано или осуждено, допускается, согласно статье 4 Протокола № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела.

Введение дополнительных процессуальных механизмов проверки вступившего в законную силу судебного решения не предполагает предоставление лицу неограниченных возможностей требовать его пересмотра, в том числе путем неоднократного рассмотрения уголовного дела судами одной (кассационной) инстанции, включая разные по уровню суды, компетентные рассматривать дела в кассационном порядке, равно как и выбор по собственному усмотрению способа и процедуры судебного обжалования, — они устанавливаются на основе Конституции Российской Федерации, ее статей 46, 123 и 128, федеральным законом. Иное повлекло бы безосновательное увеличение числа кассационных инстанций, не соответствовало бы принципу правовой определенности и предназначению кассационного производства как дополнительного средства обеспечения правосудности судебных решений.

Данный вывод согласуется с правовой позицией, сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации применительно к надзорному производству в постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П. При этом спецификой уголовного процесса, в том числе по сравнению с гражданским и арбитражным процессом, могут обусловливаться особенности применения процедуры экстраординарного обжалования, направленные, в частности, на исключение уголовного преследования дважды за одно и то же преступление (статья 50, часть 1, Конституции Российской Федерации), на реализацию имеющего конституционное значение запрета поворота к худшему (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 11 мая 2005 года № 5-П), а также на учет степени претерпевания лицом, ошибочно осужденным за совершение преступления, неблагоприятных последствий, проистекающих из судебной ошибки.

Соответственно, федеральный законодатель, располагающий при осуществлении правового регулирования общественных отношений в сфере уголовного судопроизводства на основе предписаний статей 2, 46–53 и 71 (пункт «о») Конституции Российской Федерации и соответствующих международно-правовых обязательств Российской Федерации достаточно широкой дискрецией в выборе конкретных мер по обеспечению прав всех участников уголовного процесса, призван соблюдать баланс публичных и частных интересов и конституционно значимых ценностей. Применительно к производству по пересмотру вступивших в законную силу судебных решений по уголовным делам как имеющему резервное значение дополнительному способу обеспечения их законности это, в частности, означает установление таких процедурных правил, которые исключают возможность злоупотребления процессуальными правами и превращения кассационной процедуры в ординарную судебную инстанцию, не нарушая при этом базовые конституционные принципы справедливости и равенства.

3. Определяя порядок производства по уголовному делу в суде кассационной инстанции, федеральный законодатель закрепил в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации требование предварительного изучения кассационных жалоб судьями соответствующих судов кассационной инстанции (статья 401.7), с тем чтобы не допустить передачу в суд кассационной инстанции явно необоснованных обращений и выявить наличие фундаментальных нарушений закона, влекущих пересмотр вступивших в законную силу судебных решений.

Введение данной предварительной процедуры, на которую не распространяются некоторые обязательные для иных судебных процедур процессуальные правила (об извещении и вызове сторон, о проведении судебного заседания и др.), соотносится с прецедентной практикой Европейского суда по правам человека, признающего возможность установления условий реализации права на доступ к суду, в частности в связи с определением приемлемости жалобы, но только если это право не будет ограничено таким образом или до такой степени, чтобы оказалось затронутым само его существо, и если вводимые ограничения имеют законную цель, а между используемыми средствами и поставленной целью существует разумная соразмерность.

3.1. Предварительная процедура рассмотрения кассационных жалоб, в рамках которой определяются правовые основания для дальнейшего движения дела (истребования дела, передачи его для рассмотрения по существу в суд кассационной инстанции) исходя из доводов, изложенных в жалобе, и содержания обжалуемых судебных решений (материалов истребованного уголовного дела), как таковая отвечает правовой природе и предназначению кассационного производства и не может расцениваться как несовместимая с правом каждого на судебную защиту и на справедливое судебное разбирательство, притом что при рассмотрении уголовного дела по существу судом кассационной инстанции в отношении сторон и иных участвующих в данном деле лиц обеспечивается соблюдение основных процессуальных принципов и гарантий.

Кроме того, по смыслу части четвертой статьи 7 УПК Российской Федерации во взаимосвязи с его статьями 401.7–401.11, при решении вопроса о наличии или отсутствии оснований для передачи уголовного дела в суд кассационной инстанции для рассмотрения по существу во всяком случае необходимо вынесение мотивированного постановления. Положения статьи 401.7 УПК Российской Федерации, предусматривающие предварительное рассмотрение судьей кассационной жалобы, во взаимосвязи с частями первой и второй 401.2, статьями 401.4, 401.5, 401.10 и 401.11 данного Кодекса не предполагают возможность принятия им произвольных решений: судья обязан проанализировать обжалуемое судебное решение и изложенные в жалобе доводы относительно допущенных нарушений закона на основе приложенных к ней документов либо материалов истребованного уголовного дела и — если у него возникли сомнения в законности приговора, определения или постановления суда и он полагает, что имеют место существенные нарушения уголовного и (или) уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела, — передать жалобу для рассмотрения по существу в суд кассационной инстанции.

Купить

Внимание! Авторские права на книгу "Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2012–2015 годы). Сборник" (Кротов М.В.) охраняются законодательством!

Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2012–2015 годы). Сборник

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

2014 ГОД

Дело о проверке конституционности абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Аникиева

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 31 января 2014 г. № 1-П

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 18 марта 2014 г. № 5-П

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 25 марта 2014 г. № 8-П

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2012–2015 годы). Сборник

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

2014 ГОД

Дело о проверке конституционности абзаца десятого пункта 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С. А. Аникиева

Конституционный Суд Российской Федерации.ПОСТАНОВЛЕНИЕот 31 января 2014 г. № 1-П

Конституционный Суд Российской Федерации.ПОСТАНОВЛЕНИЕот 18 марта 2014 г. № 5-П

Конституционный Суд Российской Федерации.ПОСТАНОВЛЕНИЕот 25 марта 2014 г. № 8-П

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 31 января 2014 г. № 1-П

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 18 марта 2014 г. № 5-П

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 25 марта 2014 г. № 8-П