Уголовный закон Древней Руси. К 1000-летию Правды Русской. Монография

Зюбанов Ю.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 31.03.2016 ISBN: 9785392207077 Язык: Объем текста: 304 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Глава 1. Договоры Руси с Византией о «Мире и любви»

Глава 2. Влияние вероучений на уголовные положения Правды Русской

Глава 3. Реализация канонических запретов в церковных уставах

Послесловие

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
РЕАЛИЗАЦИЯ КАНОНИЧЕСКИХ ЗАПРЕТОВ В ЦЕРКОВНЫХ УСТАВАХ

3.1. Канонический характер княжеских уставов

На уровень правового развития и усиления княжеской власти Киевского дофеодального государства сильное влияние оказывает принятие христианства. Благоприятный характер «влияния христианской церкви», по мнению И. Д. Беляева, отражается в том, что «русские князья нашли в ней для усиления своей власти гораздо более твердую опору, чем они имели прежде в одной дружине… Княжеская власть была еще очень молода на Руси, ей недоставало давности и она не имела, следовательно, исторического освящения. Но христианская церковь, констатирует автор, восполнила этот недостаток, сообщив княжеской власти религиозное освящение». Русское духовенство, вооруженное непрекословными догматами религии, в частности апостольским учением об отношении верующих к властям, внушает «новоиспеченным сынам своим и начала государственного устройства, и новые понятия о княжеской власти». Церковь учит свою паству наставлениями апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующия же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1), т. е. верховная власть утверждается самим Богом и потому священна. Непризнание и сопротивление властвующим верхам недопустимо, а потому «противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Рим. 13, 2). Это апостольское послание повторяет И. Д. Беляев в обоснование неприкосновенности власти. Бразды правления власти покоятся на том, что «суд и правда внушаются ей самим Богом и, следовательно, нужно свято и ненарушимо исполнять все требования власти, что противящийся ей противится Божьему велению». Благодаря введению христианства княжеское сословие приобретает особый статус, могущество и авторитет в глазах народа и «под влиянием церкви князья становятся уже не простыми людьми, облеченными общественной властью, а лицами, освященными властью, учрежденной самим Богом». Церковь фактически узаконила властные полномочия князей и «ввела в обычай, чтобы при вступлении на престол каждого князя подданные присягали повиноваться ему и уважать как высшую и священную власть». Подводя итог своему рассуждению о влиянии христианства на политическое господство князей, исследователь заключает, что «княжеская власть в это время поддерживалась не столько силой, сколько правом князей, освященным религией, и любовью народа к своим отчинным князьям». Такая оценка влияния христианства на становление русских удельных княжеств является общепризнанной в силу того, что «принятие христианства при Владимире, по мнению С. В. Юшкова, имело своим последствием не только укрепление организуемого феодального государства, но и вместе с тем внедрение феодальной идеологии».

В ответ на усиление своей власти в знак благодарности князья способствуют расширению властных полномочий церкви. Духовное ведомство в русском обществе превращается в отдельное учреждение. В его состав входят митрополит, епископы, церкви и монастыри, белое духовенство и различные благотворительные заведения. Вообще церковь принимает на свое попечение и защиту всех тех, кого светское общество по каким-либо причинам не берет под свою опеку. Опекаемые церковью многочисленные категории лиц освобождены от всяких гражданских повинностей, служб и податей. Они помещаются на церковной земле и содержатся средствами церкви.

Князья не только отказываются от притязаний на значительную часть своих подданных, но и узаконивают статус упомянутых категорий лиц и заведений путем издания нормативных актов, регулирующих их деятельность и предоставляющих духовенству широкие права, в том числе в сфере уголовного правосудия.

Главная государственная задача первых князей Владимира и Ярослава заключается в распространении новой веры на Руси. На первоначальном этапе становления церкви они оказывают ей полное покровительство, содействуют строительству культовых учреждений, заботятся о благосостоянии и обучении церковного клира, принимают меры к установлению особых привилегий и ответственности опекаемых церковью людей, «для чего ими были изданы два Устава (Устав князя Владимира и Устав князя Ярослава)». В этот период принимаются и другие законы, традиционно именуемые церковными. Нормы, закрепленные в них, устанавливают преступность и наказуемость деяний и юрисдикцию церковных судов по каноническому праву по номоканону (nomos — светские законы, canon — церковные законы).

Первым по старшинству нормативным актом является Устав святого князя Владимира (вр. ж. 960–1015 гг.) о церковных судах. Все известные редакции закона своей основой называют «греческий номоканон», о чем в его тексте имеется прямая ссылка: «И по том возрех в греческии номоканун и обретох в нем, юже не подобает сих тяжь и судов судити князю, ни боярам, ни судьям его» (ст. 4). Причем слово «греческий» воспринимается на Руси как указание «не в смысле их языка», а в смысле их места «происхождения», «появления и первоначального употребления» в отличие, например, от «обще-церковных вселенских канонов».

Исследования, проведенные С. В. Юшковым, позволили доказать, что «первоначальной основой Устава князя Владимира являлась грамота, распространяющая действие византийского Номоканона (сборника светских и церковных законов) на русскую церковь. Затем к этой подтвердительной грамоте были присоединены в Краткой и притом древнейшей редакции статьи, в которых давался более крупный, чем в Византии, перечень лиц, подлежащих церковному суду, и более крупный, чем в Византии, перечень дел, подлежащих церковному суду». По прошествии времени, с учетом наработанной практики церковных судов, а также во исполнение библейских требований «в последующих редакциях этот перечень все более и более увеличивался и, в конце концов, дополнился новой статьей, передающей церкви наблюдение «за мерилами», т. е. за взвешиванием и измерением товаров».

Князь как составитель первого церковного устава излагает его положения, руководствуясь новозаветной идеологией. Древнерусский источник «Память и похвала» (XI в.) отмечает стремление князя Владимира, принявшего крещение, жить и поступать «по заповедям», которые он знал, как никто другой. В этом князь старается уподобляться святым, которые «предпочли закон Божий всего превыше». Креститель Руси, «подражая в правоверии», все свои помыслы направляет на обу­чение русских «людей закону христианскому». Киево-Печерский Патерик именует его русским апостолом: «Люди, пребывающие во тьме и в глубокой тени, увидели свет веры через апостола нашего, посланного Богом, — князя Владимира». По свидетельству историка российского права, «Устав Владимира более или менее действовал на Руси во все время до монгольского ига, что и не могло быть иначе, ибо основанием устава преимущественно» служат библейские заповеди, в том числе и «греческий Номоканон».

Следом за Владимиром князь Ярослав направляет свою деятельность на усиление могущества и самостоятельности Руси. Важное государственное и политическое значение в этом процессе приобретает положение русской церкви. Основные христианские идеи, содержащиеся в первом Уставе, получают развитие в Уставе князя Ярослава (вр. ж. 988–1054 гг.) о церковных судах. Этот закон в краткой и пространной редакции предоставляет митрополиту и епископам право отправлять уголовное правосудие по писаным правилам и греческому номоканону (ст. 1). В западнорусской редакции «свиток Ярославля» сам именуется «номоканоном».

Русское государство, принявшее от греков православную веру, по признанию Н. С. Суворова, «вместе с верою, должна была заимствовать от них также и начала церковного права», которые были изложены в двух номоканонах — «Иоанна Схоластика и номоканоне в XIV титулах». Все «уставы о церковных судах, данные различными князьями, начиная с Владимира равноапостольного, ссылаются везде на греческий номоканон, как на основание своих постановлений… как на непременное руководство суда Церкви».

Исследования, проведенные А. Павловым, позволяют подтвердить факт существования первоначального славяно-русского номоканона, который «употреблялся у нас, в славянском переводе, уже с эпохи обращения Руси в христианство». В доказательство этого он приводит несколько веских аргументов его существования и употребления. Во-первых, «первые духовные иерархи, пришедшие к нам из Греции при св. Владимире, были… не греки, а болгарские славяне». Во-вторых, существование церковных правил «на славянском языке во дни князя Ярослава подтверждается прямым свидетельством новгородского инока Зиновия (XVI в.), который сам видел и читал списки этих правил того времени, и называет их «правилами древнего перевода, преписанными при Ярославе князе, Владимирове сыне, и при епископе Иоакиме, в начале крещения нашей земли»». В-третьих, в церковно-судебной деятельности исполнители на практике «ставились в необходимость излагать и церковные правила по-славянски, например, при… формальном судопроизводстве по делам и над лицами церковного ведомства, когда нужно было прочитывать подсудимым те правила, на основании которых составлялось то или другое судебное определение». И наконец, несмотря на то, что «от XI века до нас дошло только славянское Евангелие-Остромирово», не вызывает сомнений тот факт, «что без этой книги не могла обойтись на Руси ни одна приходская церковь» и ни одно заседание церковного суда.

С XIII в. номоканон в славянском переводе именуется в обиходе Кормчей книгой. По анализу И. Д. Беляева, греческий Номоканон, или Кормчая дошла до нас во множестве неодинаковых списков, но тем не менее, ее состав «можно разделить на шесть отделов». В русских рукописях Кормчая имеет такое заглавие: «Книга, глаголемая Кормчая, рекше правило закону греческим языком — номос канон». В первом отделе памятника помещается краткая история вселенских и некоторых поместных соборов: «Слово о святых вселенских соборах, где, когда и почему который собор был собран». Во втором отделе содержится «изложение правил апостольских и отеческих по толкованию дьякона Алексея Аристина», а также законоведа Зонары, Иоанна Схоластика и патриарха Фотия. В третий отдел вошли «правила Василия Великого» по церковным законам. Четвертый отдел составляют церковно-гражданские узаконения греческих императоров об устройстве церкви, управлении, имуществе, браке и «степенях родства, воспрещающих супружество», а также «о свидетелях и о разных преступлениях». К этому же отделу «по некоторым Кормчим принадлежат еще две статьи. Первая статья озаглавлена так: «Закон, данный Богом Моисею», или «Избрание от закона Богом данного Израильтянам Моисеем о суде и правде». Так названо в Кормчей извлечение из Моисеевых книг: Исход, Левит, Числа и Второзаконие, извлечение, заключающее гражданские узаконения». Вторую статью составляет Закон Судный людем. В пятый отдел русских Кормчих входят уставы князей Владимира, Ярослава и памятники права, изданные русским духовенством. Среди них можно выделить «Слово святых… обидящих церкви святыя», где предусматривается ответственность церковных татей и мятежников. В заключительном, шестом отделе помещены произведения неюридического содержания, как, например, «Князя Владимира о крещении Русской земли и похвала ему». По признанию И. Д. Беляева, в Кормчей «русское духовенство… и сами князья видели общий юридический кодекс законов не только церковных, но и гражданских; к ним прибегали для решения разных юридических вопросов не только церковных, но и светских».

Кроме канонов, значительное количество постановлений уголовного характера в Уставе Ярослава заимствуется из Закона Судного людем. Этим сходством частично подтверждаются слова А. Павлова о том, что первыми духовными иерархами на Руси были «болгарские славяне». Как известно, сам патриарх Киприан, по происхождению болгарин, «воспитывался в духе школы болгарского патриарха Ефимия». Несмотря на то, что источником Закона принято считать титул XVII Византийской Эклоги, его текст был переработан в соответствии с нормами славянских народов. Частичной переработке применительно к русскому христианскому быту претерпели его положения, изложенные в Уставе Ярослава».

К источникам церковного права относится устав, изданный в 1137 г. князем Святославом Ольговичем. В нем князь, стремясь заручиться поддержкой духовенства, предоставляет значительные льготы новгородской церкви. Нарушитель и неисполнитель устава в части уплаты «десятои части божии» вне зависимости от его сословия подлежит сверхъестественным санкциям: «будеть богу противен и святеи Софии».

Устав великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых (1125–1136 гг.) не является исключением, продолжает каноническую традицию и устанавливает свою основу «изобретохом» исключительно «в греческом номоканоне» (ст. 3). Он подтверждает уплату церкви десятины от штрафов, пошлин и доходов в пользу новгородского архиепископа (ст. 2); невмешательство светского княжеского суда в церковное судопроизводство (ст. 3); надзор за мерилами торговыми (ст. 4); обязательное участие наместника владыки в светском судопроизводстве (ст. 5); объем юрисдикции новгородского владыки и нерушимость его постановлений (ст. 6–7); действие сверхъестественных санкций в отношении обидевших церковь (ст. 9, 14–17); состав лиц, находившихся под патронатом церкви и порядок судопроизводства (ст. 12–13).

Канонические нормы лежат в основе Смоленской Уставной грамоты (1136 г.). Небольшая по объему и содержанию, она включает четыре документа, которые наряду с иными вопросами регулируют уголовное судопроизводство на подведомственной территории. Уставная и жалованная грамота князя Ростислава Мстиславича церкви Богородицы и епископу связана с учреждением в Смоленске епископии. Это решение было принято по божескому велению в ответ на молитву: «ми бог дал и отчя молитва» (1, ст. 2 СУГ). Речь, безусловно, идет о молитве «Отче наш», определяющей новое отношение к молитве: «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб наш насущный дай нам на этот день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукаваго; ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь (Матф. 6, 9–13).

Во время ее произнесения надлежит «прощать людям согрешения их» для того, чтобы простил «и вам Отец ваш Небесный». От этого напрямую зависит дальнейшее праведное существование, и если «не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Матф. 6, 14–15). Как видно из этих взаимозависимых условий, в основу новозаветных молитв по-прежнему заложен древнерелигиозный магический принцип: «Я дал Тебе — Ты дай мне». В отношениях, основанных на этом принципе, древние люди видят способ заслужить расположение божественных сил и заставить их работать на себя. В первую очередь это касается правил и норм поведения, которые помогают им обеспечить «правопорядок».

В соответствии с положениями документа церковь обеспечивается материальными средствами в форме десятой части даней, получает два княжеских села с населявшими их крестьянами и землей, а также сельскохозяйственные земли и озера для ловли рыбы (1, ст. 4, 7, 8 СУГ).

Неразрывно с княжескими Уставами следует рассматривать и другой памятник церковного права — «Правосудие митрополичие», — сохранившийся в церковных сборниках XVI в. Создание этого источника относят к XIII–XIV вв. Историк Л. В. Черепнин высказывает предположение, что «Правосудие митрополичье» было «составлено в Москве по предписанию митрополита Киприана для митрополичьего суда в Новгороде». Оно содержит нормы, определяющие составы уголовных преступлений и устанавливает санкции. Треть статей «Правосудия митрополичьего» почти полностью повторяет статьи Устава князя Ярослава Мудрого. Помимо норм церковного права «Правосудие» содержит нормы, заимствованные из Закона судного людем и других «правовых источников: Двинской Судной Грамоты и, особенно, Русской Правды или близкие к ним».

Краткая характеристика церковных памятников не оставляет и тени сомнения в их каноническом происхождении. Исследуемые уголовные законы начинаются, как правило, с инвокации: «Во имя отца, и сына, и святого духа» (ст. 1 УВ; 1 СУГ). Это наставление, озвученное Апостолом (Матф. 28, 19) и установленное Первым Вселенским Собором (325 г.), означает, «что Сын единосущен Отцу и есть Бог истинный и Владыка и Господь и Творец всего сотворенного». В этом, безусловно, содержится довольно ясное указание на догматы Вселенских Соборов как источник, из которых были заимствованы определения первых русских церковных законоположений. К этому выводу А. Павлова, в частности, склоняет и несколько раз повторяемая в тексте типическая фраза: «то все дал есмь по первых царев уряженью и по вселенских святых семи зборов великых святитель» (ст. 11, 19 УВ).

Летописец повествует, что автор первого церковного Устава — князь Владимир — хорошо знал положения, принятые на вселенских соборах, а во время его крещения ему была прочитана и детально разъяснена инвокация (ПВЛ 988). Поместные и Вселенские соборы проходили в период с III по IX в., на них «отцами были сформулированы непогрешимые догматические оросы и изданы каноны». В Византии в 842 г., в год восшествия на престол императора Михаила, был созван последний, седьмой Вселенский Собор для окончательного утверждения догмата, «как будто бы для того, чтоб этот окончательно установленный догмат передать славянским народам, среди которых в то же самое время начинает распространяться христианство; тогда же, в помощь этому распространению, является перевод священного писания на славянский язык, благодаря святой ревности Кирилла и Мефодия».

В Повести временных лет дается краткое изложение всех семи «соборов святых отцов» и решений, принятых на них (ПВЛ 987). В процессе правотворчества на Руси их законоположения служат основой для разработки и издания законов, в том числе уголовных, и поэтому неоднократно упоминаются в их текстах. На них ссылается Устав Ярослава, Смоленская Уставная грамота, Стоглав, а также прямо или косвенно многие законодательные акты имперского периода.

3.2. Уголовно-правовая юрисдикция церковного суда

С принятием христианства материальный взгляд на обиду-преступление начинает изменяться. Духовенство на основе норм канонического права «вносит новое воззрение — формальное, преступление становится нарушением предписаний, именно предписаний церковных. Этот формальный взгляд на преступление нашел свое выражение… в церковных уставах Владимира св. и Ярослава». В частности, в уставе Владимира «запрещаются многие деяния только потому, что они не допускаются церковными законами, напр., моление у воды, волшебство и проч. Преступлением считалось отправление обрядов языческого богослужения. Эти обряды не причиняли, конечно, никому материального вреда, но исполнение их воспрещалось и наказывалось потому, что они были не согласны с учением церкви. Благодаря тому же влиянию духовенства, констатирует В. Сергеевич, к воззрению на преступление начинает примешиваться чисто религиозный оттенок: преступление называется «грехом», а преступник «забывателем страха Божия»».

Памятники церковного права не приводят единого понятия преступления, а только перечисляют те запретные деяния, за которые установлена ответственность. В ведение церковного суда входит рассмотрение «обид», т. е. преступлений: «котор» (ссора, распря) и вражды, а также спорных брачно-семейных и наследственных дел — «задницы» (наследство) (ст. 17 УВ). Кроме этой категории дел первому «святительскому» суду подведомственны: изнасилование; побои; кража, в том числе церковная; кража мертвецов; надругание над крестом или порча церковного имущества; содержание скота, собак и птиц без великой нужды в церкви; скотоложество; убийство матерью ребенка, а также разводы (роспуст), брачно-семейные дела и возникающие в связи с этим споры о наследстве (ст. 9 УВ). В одном комментарии к этой статье сказано, что в ней описывается «казус: когда два друга будут драться, а жена одного из них схватит другого за гениталии и повредит их». Вероятнее всего, эта статья о неблагопристойной защите женою мужа заимствована из Библии, где описано аналогичное деяние, сурово карающее такую женщину: «Когда дерутся между собою мужчины, и жена одного подойдет, чтоб отнять мужа своего из рук биющаго его, и, протянув руку свою, схватит его за срамный уд; То отсеки руку ея; да не пощадит ея глаз твой» (Втор. 25, 11–12).

Закон Ярослава конкретизирует круг преступных деяний и устанавливает санкции. В его Уставе закреплена ответственность за совершение следующих преступлений: прелюбодеяние (ст. 8, 34 УЯ КР); двоеженство (ст. 9 УЯ КР); умышленное уничтожение чужого имущества путем поджога (ст. 13 УЯ КР); кровосмешение (ст. 14 УЯ КР); скотоложство (ст. 21 УЯ ПР); принуждение к вступлению в брак и воспрепятствование этому (ст. 24, 33 УЯ КР); оскорбление (ст. 25 УЯ КР); кража (ст. 27, 28 УЯ КР); побои (ст. 32 УЯ КР); пьянство (ст. 35 УЯ КР) и др. По-прежнему на криминализацию деяний оказывает влияние массовый характер магических практик на Руси, а потому преступным объявляется чародейство, волхование и другие языческие обряды (ст. 38 УЯ ПР).

Так же, как в первых уставах, в Уставе Всеволода приводится аналогичный перечень конкретных преступлений, подсудных церковному суду (ст. 9 УВс). По Смоленской уставной грамоте местный епископ осуществляет рассмотрение судебных дел (1, ст. 3 СУГ). К церковной юрисдикции относятся не только типичные нарушения христианских правил жизни: развод, двоеженство, кровосмешение, похищение невесты, драки между женщинами, лекарничество и знахарство зельями, но и самое тяжкое преступление — «душегубство», совершенное в результате применения зелья (1, ст. 11 СУГ). Уголовно-правовые запреты блудодеяния (ст. 33), многоженства (ст. 31), скотоложства (ст. 32), душегубства (ст. 12, 28), установленные христианской моралью получают свое логическое закрепление в нормах «Правосудия». Этот памятник преступление именует бесчестьем (ст. 1) или виной (ст. 4).

Влияние духовенства на уголовное право, по мнению М. Бенеманского, заключается в том, что, прибыв на Русь, оно создает целую систему и «целый ряд уголовных правонарушений, из которых многие совершенно даже неизвестны были языческой Руси». На самом деле «круг дел, подлежавших у нас церковному суду, был распространен до такого объема, до какого в Греции он никогда не достигал». С принятием христианства «становятся известными такие, напр., преступления, как преступления против веры, нравственности, чести и целомудрия женщин и т. под.» Автор констатирует, что «при внесении в русскую жизнь столь новых для нее начал и вытеснении из нее старых — языческих, духовенство должно было руководствоваться сборниками церковного права и в первую очередь Прохироном, на основании которого производился суд и расправа в Византии». Однако этот процесс насаждения христианской нравственности на русскую почву протекал медленно и в результате произвел «в юридических явлениях его жизни ту замечательную двойственность, которую проф. Крылов весьма удачно называл «борением между руссом-язычником и руссом-христианином»».

Это борение было заметно во всех явлениях юридической жизни. В области уголовного права встречаем «различные виды преступлений и наказаний, исчисленные даже подробно в Церковном Уставе Св. Владимира и Ярослава, и подлежащие Суду Духовному, и в то же время замечаем безнаказанность резких, преступных действий». С одной стороны, благодатный христианский элемент освящает верой родственный союз людей, а с другой — «видны еще следы многоженства, произвол в разводах, встречаются браки в близких, запрещенных степенях родства,… видим продажу детей, отдавание их в кабалу». Православно-языческий двоеверный синкретизм в этот период «утвердился в древнерусском обществе «сверху донизу», охватывая практически все социальные слои». Христианство на Руси никогда не существовало в абстрактном «образцовом» виде, а синкретические обряды «процветали на княжеском дворе».

Зюбанов Ю.А. Уголовный закон Древней Руси. К 1000-летию Правды Русской. Монография

Зюбанов Ю.А. Уголовный закон Древней Руси. К 1000-летию Правды Русской. Монография

В монографии исследуется влияние вероучений на зарождение и развитие древнерусского уголовного закона. Религиозные положения рассматриваются как основа памятников, в частности договоров Руси с Византией, Правды Русской, церковных Уставов и других нормативных актов этого периода. Раскрывается механизм воздействия религиозных канонов на содержание норм, принципов и институтов отечественного уголовного права и процесса.<br /> Издание предназначено для широкого круга читателей и специалистов в области юриспруденции, истории, религиоведения и богословия.

Внимание! Авторские права на книгу "Уголовный закон Древней Руси. К 1000-летию Правды Русской. Монография" (Зюбанов Ю.А.) охраняются законодательством!