Теория государства и права. 2-е издание. Учебник

Марченко М.Н.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 15.08.2015 ISBN: 9785392018550 Язык: Объем текста: 735 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие

Введение

Глава I. Предмет, метод и методология теории государства и права

Глава II. Место и роль теории государства и права в системе других наук

Глава III. Понятие и основные признаки государства

Глава IV. Понятие и основные признаки права

Глава V. Происхождение государства и права

Глава VI. Типология государств и правовых систем

Глава VII. Государство и право переходного типа

Глава VIII. Правовые системы современного мира

Глава IX. Формы государства

Глава X. Функции государства

Глава XI. Государственный аппарат

Глава XII. Разделение властей в государственном механизме

Глава XIII. Государство, право и экономика

Глава XIV. Правовое государство

Глава XV. Право в системе других социальных норм

Глава XVI. Соотношение международного и национального (внутригосударственного) права

Глава XVII. Формы (источники) права

Глава XVIII. Правотворчество

Глава XIX. Система права

Глава XX. Нормы права

Глава XXI. Правовые отношения

Глава XXII. Реализация и толкование права

Глава XXIII. Правомерное поведение и правонарушения

Глава XXIV. Юридическая ответственность

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава XVI.
СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО И НАЦИОНАЛЬНОГО (ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО) ПРАВА

§ 1. Относительно самостоятельный характер систем международного и национального права

1. Важное значение при изучении права того или иного государства и общества имеет рассмотрение его не только самого по себе (понятие, признаки, формы и т. д.) или в системе других социальных норм, но и исследование национального (внутригосударственного) права в сравнении с международным. Однако изучение международного и национального права в сравнительном плане неизбежно порождает вопрос о том, являются ли они вообще достаточно разделенными и самостоятельными правовыми системами.

Вопрос на первый взгляд кажется тривиальным. Однако за ним стоит довольно длительная и напряженная интеллектуальная борьба.

2. Говоря об историческом разночтении относительно данного вопроса и о разнообразии существующих в мире вплоть до настоящего момента точек зрения, следует упомянуть прежде всего о том общеизвестном факте, что международное право как таковое, а следовательно, и его система весьма длительное время не признавались вообще.

Констатируя данное обстоятельство, известный представитель российской школы международного права Ф. Ф. Мартенc (1845—1909) писал еще в начале XX в., что далеко не все юристы «согласны в своих взглядах на значение науки международного права». Если «такой замечательный публицист, — отмечал автор, — как Лоренц фон Штейн, относит ее к высшей области юридико-политических наук, то другие представители юриспруденции и преимущественно юристы-практики не находят возможным даже считать международное право за отрасль права» или «доказывают, что единственным его предметом является осуществление в международных отношениях грубой физической силы».

Основные причины долгого непризнания международного права Ф. Мартенс и другие авторы усматривают в следующем. Во-первых, в относительной неразвитости международного права в течение длительного времени по сравнению с национальными системами права. Видный немецкий ученый — государствовед и правовед конца XIX — начала XX в. Г. Еллинек (1851 —1911) писал в связи с этим, что «лишь в мире христианских государств, связанных друг с другом множеством культурных элементов, объединенных в средние века единой церковью, к началу нового времени зарождаются идея и сознание международного права, значительно прогрессирующие затем со времени Вестфальского мира и достигающие неожиданного развития в течение истекшего столетия». Это международное право, пояснял автор, «есть то право, которое связывает государства в их взаимных отношениях, т. е. то право, которое противостоит государству в его внешних отношениях в качестве объективного права».

«Возможность и существование международного права, — резюмировал Г. Еллинек, — многократно подвергались сомнению. Оно отвергается, конечно, теми, кто приступает к решению этого вопроса со старыми цивилистическими шаблонами. Но окончательное решение вопроса о его существовании принадлежит тем образованиям, для которых оно должно служить действующим правом, — самим государствам». Если они признают себя связанными международным правом, это является прочным базисом его существования. А что такое признание со стороны членов международного общения «фактически существует, — для нашего времени представляется совершенно бесспорным».

Позднее признание международного права в качестве самостоятельной отрасли знаний и системы права вовсе не означало наличия правового вакуума в отношениях между государствами. Известно, например, что ряд институтов международного права получил свое развитие и закрепление еще в древности, в эпоху рабовладения. Это, в частности, системы норм, касающиеся посольского и договорного права, деятельности третейских судов и посредничества, защиты прав иностранцев и др. Однако речь при этом идет о признании не только и даже не столько отдельных институтов, сколько в целом самого международного права. Различные институты появились и получили свое формально-юридическое и практическое признание еще на ранних стадиях развития человеческого сообщества. Что же касается международного права в целом как системы юридических принципов и норм, регулирующих отношения между государствами и другими участниками (субъектами) международного общения, то оно было признано гораздо позднее.

Во-вторых, причины видят в сильном и продолжительном влиянии римского права на правовую жизнь стран Западной Европы и на их систему юридического образования, существенно затормозившем, по мнению Ф. Мартенса и ряда других авторов, развитие и признание международного права.

В Западной Европе и особенно в германских университетах, констатировал Ф. Мартенс, «изучение римского права и пандектов до самого последнего времени составляло почти исключительный предмет образования юристов». Это «преобладающее господство римского права», по справедливому утверждению автора, «не только замедлило развитие других отделов права, но и утвердило тот ложный взгляд на юридическую науку, что только та система законов заслуживает названия науки права, которая непосредственно применяется в жизни, служит средством борьбы за повседневные интересы лица, охраняется принудительной силой, — словом — может быть основана на римском праве». Международное право «в глазах цивилиста» и любого иного юриста, воспитанного на традициях римского права, «часто нарушаемое на практике и в большинстве случаев имеющее лишь отдаленный интерес для частных лиц», не было частью правоведения, и «потому он не находил возможным посвятить ему свои труды».

С удовлетворением отмечая, что современные юристы и политические деятели все чаще отказываются от этого воззрения «даже в Германии» и что римское право «постепенно сходит с того пьедестала, на который оно было поставлено в Германии силой обстоятельств прошлого времени», Ф. Мартенс не без оснований заключает: при существующем строе общественной жизни, когда народ путем избрания своих представителей «призывается к участию в законодательстве и к управлению страной», знакомство лишь с Corpus Juris представляется далеко не достаточным, ибо «свод римского права не дает никакого ответа на многие жизненные вопросы, от которых зависит в настоящее время всестороннее развитие народов». Более того, «было бы напрасным трудом пытаться определить международные отношения современных народов на основании принципов этого права». Римляне остаются неподражаемыми мастерами «в формулировании положения гражданского права и в приложении юридического анализа, с которым каждый юрист должен относиться к изучению права вообще». В этом отношении римское право дает науке международного права тот практический метод, те орудия анализа, «посредством которых могут быть выяснены юридические нормы или законы».

Однако в нем «нельзя искать юридического определения отношений, существующих между современными народами, потому что римляне не знали международных отношений в том смысле, который придается им в настоящее время». В своих отношениях с другими народами они исходили из принципа, прямо противоположного современному. Если теперь «международная жизнь в ее мирных проявлениях считается нормальным порядком вещей», то мирные международные отношения, в которые вынуждены были вступать римляне, рассматривались как «нарушение законного порядка отношений».

Аналогичного мнения о соотношении международного и римского права придерживались и другие авторы, в частности Р Иеринг. Правда, он считал, в отличие от других исследователей, что только в условиях Рима история права как таковая «вознеслась» от разрозненной истории права отдельных народов до общей истории права всех народов и что «jus gentium» («право народов», «право между народами») есть если не само, то, по крайней мере, прототип современного международного права, ибо оно уже возвысилось «до новейшей идеи всеобщности и старалось осуществить ее в области международных торговых сношений».

С такой постановкой вопроса, рассматривающей jus gentium в качестве синонима международного права, соглашались далеко не все ученые. Более того, эта точка зрения подвергалась резкой критике со стороны некоторых исследователей. Прослеживая историю становления международного права, Ф. Мартенс весьма критически относился к тому, что «первые представители науки международного права» довольно опрометчиво позаимствовали от римлян не только название международного права, но и представление о том, что «jus gentium есть международное право». На самом же деле «это определение представляет собой полнейшее смешение разнородных понятий». Ибо если jus gentium есть «совокупность философских начал, общих гражданских законов различных стран», предмет которых составляют «бытовые, частные отношения между отдельными лицами в сфере их личного, вещного, обязательственного и семейного права», то очевидно, что предметом международного права являются «отношения между независимыми государствами».

В-третьих, причины усматривались в негативном влиянии на процесс признания международного права в качестве самостоятельной отрасли знаний и относительно самостоятельной системы права реалистической школы права, безраздельно господствовавшей на рубеже XIX—XX вв., по словам Ф. Мартенса, «не только в науке истории, но также и в различных областях юриспруденции». Рассматривая господство физической силы как «единственный закон международных отношений», сторонники реалистической школы права выступали против признания «возможности осуществления и определения правовых начал и законов в области международных отношений, а следовательно, и против признания международного права. Основным аргументом при этом был тезис «об отсутствии принудительного характера положений международного права» и, в частности, о «недостатке законодательной власти и суда, общих всему союзу государств».

Одним из активных защитников этого тезиса, фактически сводящего суть международного права к силе, был Р Иеринг. В своей небольшой, но насыщенной содержательно работе «Борьба за право», вышедшей в свет в 1908 г. и получившей широкое признание, автор утверждал: «Цель права — мир, путь к нему — борьба»; «право есть не чистая мысль только, но живая сила»; «понятие права не есть понятие логическое, но чистое понятие о силе». Сила «не есть только средство для осуществления права, но она становится органической частью самого понятия о праве». Вот почему, рассуждал Иеринг, богиня справедливости держит в одной руке весы для взвешивания права, в другой — меч для его защиты. Меч без весов будет голой силой, весы без меча — бессилием права. «Меч и весы идут рука об руку. И идеал права достигается только там, где сила, с которой богиня справедливости осуществляет право, равна ловкости и умению, с которыми она управляет весами».

Оспаривая данный тезис, фактически сводящий сущность права к физической силе и на этом основании подвергающий сомнению правомерность и саму возможность существования относительно самостоятельной системы международного права, Ф. Мартенс отмечал: «Учение, согласно которому физическая сила и принуждение составляют существенную принадлежность права, смешивает две различные вещи». А именно — «самое право и принудительный порядок его осуществления».

Последний «имеет применение» обычно в тех случаях, «когда право и закон нарушаются». Поэтому «сила есть более элемент неправды, чем права, которое в нормальном его существовании никогда не вызывает насильственного осуществления. Право перестает существовать с того момента, когда оно перестало быть побудительной причиной и мотивом людских действий, когда оно более не осознается».

3. Относительно самостоятельный характер международного права как системы, существующей параллельно и наряду с внутригосударственными (национальными) правовыми системами, длительное время подвергался сомнению и с других позиций. А именно — с позиции получившей широкое распространение в конце XIX в. доктрины, согласно которой в мире нет разных правовых систем, а существуют лишь единый универсальный правовой порядок и соответственно единая «универсальная правовая система».

Одним из наиболее активных сторонников данной идеи был Г. Кельзен. Согласно его воззрениям «между национальным и международным правом нет абсолютной границы». Различие между ними весьма относительно. Оно заключается прежде всего «в уровне централизации правовой системы или децентрализации».

Национальное право представляет собой «сравнительно высокоцентрализованный правовой порядок», поскольку оно соотносится с системой централизованных государственных органов, включая систему органов государственной власти — законодательных, исполнительно-распорядительных и судебных. По сравнению с национальным правом международное право выступает как «более децентрализованный правовой порядок». Оно представляет собой «самый высокий уровень децентрализации, когда-либо существовавший в пределах позитивного права».

Признавая за нормами международного права юридическую природу, поскольку они непосредственно ассоциируются с государством, порождаются и обеспечиваются в случае необходимости совместными усилиями государств, Г. Кельзен в то же время воздерживался от выделения международного права в отдельную относительно самостоятельную правовую систему. Согласно его воззрениям международное и национальное право («международный правовой порядок» и «все национальные правовые порядки») формируют «единую, универсальную правовую систему». Они выступают как две неразрывно связанные между собой составные части этой системы.

В рамках данной системы нормы международного публичного права «играют центральную роль». Они распространяют свое действие на территорию как всех ныне существующих государств, так и на ту, где существует лишь потенциальная возможность возникновения новых государств. Иными словами, международное право имеет глобальный характер и действует на любой территории, «где нормы этого права должны применяться», а национальное право — только на территории «своего» отдельно взятого государства.

Согласно воззрениям Г. Кельзена, в отличие от норм международного права, имеющих глобальный характер, юридические нормы, из которых возникают национальные правовые системы, являются локальными по своему характеру. Они формируют «локальные правовые порядки», из которых затем складывается универсальный правовой порядок. Характер отношений, складывающихся при этом в рамках последнего между нормами национального права, с одной стороны, и нормами международного права — с другой, зачастую сходен с взаимоотношениями между нормами национального права и нормами морали.

Не вдаваясь в суть данного весьма спорного утверждения, отметим лишь, что в этом случае международное право без достаточных для того оснований не признается в качестве автономной, относительно самостоятельной системы правовых норм, и тем самым практически исключается возможность его сравнительного исследования с национальными системами права.

4. Исключается такая возможность и тогда, когда международное право рассматривается лишь как отрасль права, а не как относительно самостоятельная система права, или же когда оно трактуется как неотъемлемая часть некоего «промежуточного» (intermediary) права, существующего, по мнению некоторых авторов, между национальным и собственно международным правом. Ибо такой подход к международному праву практически ничем не отличается от прежних, развивавшихся, в частности, Г. Кельзеном и другими ученым так называемых монистических подходов, при которых оно фактически лишалось признания в качестве самостоятельной отрасли знаний и учебной дисциплины.

Подвергая критическому анализу подобные монистические воззрения на международное и национальное право, известный английский ученый-юрист, специалист в области международного права Л. Оппенгейм не без оснований писал, что монистическая доктрина неправомерно отрицает многие вполне очевидные доводы и положения. А именно то, что: а) субъекты обеих систем права существенно различны и что в обеих системах в конечном счете «регулируется поведение индивидуумов», с той лишь разницей, что в сфере международной жизни «последствия такого поведения приписываются государству»; б) в обеих сферах права существенным является предписание, «обязательное для субъектов права, независимо от их воли».

Кроме того, эта доктрина неправомерно утверждает, что международное и внутригосударственное право, «не имеющие между собой существенных различий, должны рассматриваться как проявления единой концепции права». И это не только проблема терминологии, поясняет Оппенгейм, согласно которой было бы неправильно давать одно и то же наименование «двум существенно различным системам норм, регулирующих одно и то же поведение». Главный довод этой доктрины в пользу идентичности «в основном обеих сфер права» состоит в том, что ряд коренных понятий международного права «не может быть понят без предположения о некоем высшем правовом порядке, из которого вытекают различные системы внутригосударственного права, в известном смысле путем делегирования. Пределы персональной и территориальной компетенции государств определяются международным правом».

5. Для определения реального статуса международного права, а вместе с тем возможности его исследования как относительно самостоятельной системы права в сравнительном плане с национальными системами права следует, как представляется, исходить из основных положений не монистической концепции, а так называемой дуалистической.

Суть ее заключается в полном признании самостоятельного характера системы как международного права, так и внутригосударственного, или национального, права. Данная доктрина активно развивалась Оппенгеймом и другими видными экспертами в сфере международного права, исходившими из того, что «международное право и внутригосударственное право отдельных государств существенно отличаются друг от друга».

Отстаивая «дуалистические» позиции, Оппенгейм писал, что международное право «ни в целом, ни частично не может per se быть частью внутригосударственного права». Точно так же как внутригосударственное право «не обладает силой изменять или создавать нормы международного права», последнее «ни в коей мере не обладает силой изменять или создавать нормы внутригосударственного права».

В тех же случаях, когда, согласно «внутригосударственному праву отдельного государства, международное право как целое или в некоторых своих частях признается внутригосударственным правом этого государства, то это может быть лишь в силу внутреннего обычая или закона». В этом случае соответствующие нормы международного права «путем их признания становятся одновременно и нормами внутригосударственного права».

Из этого следует один, но вполне конкретный практический вывод: «поскольку такое полное или частичное признание не имело места, то государственные суды не могут считаться связанными международным правом по той причине, что оно per se не имеет никакой власти над этими судами». Если же окажется, что норма внутригосударственного права находится «в несомненном противоречии с нормой международного права, то государственные суды обязаны применить первую».

Дуалистическая концепция получила свое дальнейшее развитие и широкое распространение особенно в послевоенные (после окончания Второй мировой войны) годы. Окончательно сложившийся к этому времени двухполюсный мир, противостояние друг другу различных социально-экономических и политических систем в значительной мере сняли с повестки дня вопрос о едином и неделимом миропорядке, «универсальной правовой системе» и пр.

Монистический взгляд на реальный статус и характер международного и национального права все в большей степени вытеснялся дуалистическим подходом. В известной мере идеалистическое монистическое представление о «едином мировом правопорядке», единой «универсальной правовой системе» стало все более активно заменяться гораздо более реалистическим дуалистическим видением. Хотя это вовсе не исключает в настоящее время определенного влияния и монистических идей. Однако как в отечественной, так и в зарубежной литературе доминирующим все отчетливее становится дуалистический подход.

Юридическая Марченко М.Н. Теория государства и права. 2-е издание. Учебник

Юридическая Марченко М.Н. Теория государства и права. 2-е издание. Учебник

Второе издание ученика &quot;Теория государства и права&quot; подготовлено в соответствии с учебной программой изучения данной дисциплины и с учетом требований, содержащихся в государственном образовательном стандарте высшего профессионального образования по специальности &quot;Юриспруденция&quot;.<br /> Для студентов, обучающихся по специальности &quot;Юриспруденция&quot;.

Внимание! Авторские права на книгу "Теория государства и права. 2-е издание. Учебник" (Марченко М.Н.) охраняются законодательством!