Юридическая Жуков В.Н. Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Возрастное ограничение: 0+
Жанр: Юридическая
Издательство: Проспект
Дата размещения: 21.04.2017
ISBN: 9785392244126
Язык:
Объем текста: 401 стр.
Формат:
epub

Оглавление

Введение

Раздел I. Естественно-правовая школа первой половины XX века

Раздел II. Философия права П. И. Новгородцева

Заключение



Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу



Раздел II.
ФИЛОСОФИЯ ПРАВА П. И. НОВГОРОДЦЕВА


Глава 1.
Истоки творчества


§ 1. Вехи биографии


Павел Иванович Новгородцев родился 28 февраля 1866 г. на Украине в городе Бахмут (ныне Артемовск Луганской области) в семье харьковского купца. После окончания с золотой медалью Екатеринославской гимназии был зачислен на первый курс естественного отделения физико-математического факультета Московского университета, но вскоре перевелся на юридический факультет, по окончании которого, в 1888 г., был оставлен в университете для подготовки к преподаванию. Затем находился в научной командировке в Берлине и Париже.


На преподавательском поприще открылся блестящий талант Новгородцева как исследователя и педагога. В 1894 г. он становится приват-доцентом Московского университета, а в 1897-м, после защиты диссертации («Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба. Опыт характеристики школы Савиньи в их последовательном развитии») — магистром права. В 1903 г. П. И. Новгородцев защитил докторскую диссертацию «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве», после чего был избран экстраординарным профессором юридического факультета Московского университета по кафедре энциклопедии права. Одновременно он преподавал на Высших женских курсах, сотрудничал в журнале «Вопросы философии и психологии». В 1906–1918 гг. занимал должность ректора Московского коммерческого института.


Деятельность П. И. Новгородцева далеко не ограничивалась научной и педагогической сферой. Значительным было его влияние в общественной и политической жизни России. С 1904 г. Новгородцев состоял в рядах совета «Союза освобождения», с 1905 г. — членом кадетской партии, а в 1917 г. был избран в состав ее ЦК. Заметным было его участие в I Государственной Думе, депутатом которой он был от Екатеринославской губернии. Так, П. Н. Милюков прямо называет П. Б. Струве и П. И. Новгородцева идеологами, «достойно представлявшими русскую интеллигенцию» в Думе.


Имя П. И. Новгородцева тесно связано с веховством. Вместе с «Вехами» (1909) сборники «Проблемы идеализма» (1902) и «Из глубины» (1918) составили единое крупное духовное явление в русской культуре начала века. Отстаиваемые в них идеалистические и либеральные ценности оказали заметное влияние на интеллигенцию. Новгородцев был одним из организаторов и участником первого и третьего из этих сборников, в целом принимал концепцию «Вех». Веховство олицетворяло прочное соединение философской мысли с политической активностью интеллигенции, а факт участия Новгородцева в сборниках принес ему авторитет и влияние.


Новгородцев как сторонник эволюционного развития общества с недоверием встретил Февральскую революцию. Его настораживали ее анархические, разрушительные тенденции, выявившиеся в ходе революционного процесса. Так, например, в июле 1917 г. он призывал к установлению военной диктатуры, «чтобы покончить с большевистской революцией».


Октябрьскую революцию Новгородцев категорически не принял. В 1918 г. он был одним из руководителей антибольшевистских подпольных центров в Москве. В конце 1918 г. перебрался в расположение белых армий, где в 1919 г. проводил кадетские конференции в Екатеринодаре и Харькове. В 1920 г. в связи с болезнью выехал за границу, в Берлин, где работал в газете «Руль». В 1921 г. вернулся в Крым, занятый войсками П. Н. Врангеля. С 1921 г. Новгородцев окончательно обосновывается в эмиграции, в Праге. Там он при участии чешского правительства основал Русский юридический факультет в местном университете, который возглавлял до своей кончины в апреле 1924 г.


Как отмечает А. В. Соболев, «вокруг Новгородцева и его идей сложилась целая школа философов права и социальных философов. Непосредственными его учениками являлись И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев, Н. Н. Алексеев, В. А. Савальский, А. С. Ященко. Его идеи разрабатывались С. Л. Франком, С. И. Гессеном и др.».


Философия права Новгородцева представляет собой единую, целостную систему. Как философ права он исследовал политические и правовые явления действительности. Общая методологическая база мыслителя — неокантианство. В его духе он последовательно анализировал и отстаивал теорию естественного права, соотнося ее с современным правосознанием. Новгородцев обосновывал личностное начало общества путем развития субъективной этики Канта, через которую он пришел к выводу об абсолютном значении личности. Это понятие было центральным в его философии, ее своеобразной точкой отсчета. Осознавая необходимость уяснить принципы сосуществования личности и общества, Новгородцев использует методологию объективной этики Гегеля, у которого личность может проявлять себя лишь как общественное существо. В этической философии Новгородцева из теории естественного права органически вырастает философско-историческая концепция абсолютного идеала, определяемого как принцип всеобщего объединения на началах равенства и свободы, или, другими словами, как принцип всеобщего «свободного универсализма». Поместив этот принцип в основу общественных отношений, возможно достижение, по его мнению, относительной гармонии между личностью и обществом, так как абсолютной гармонии в земной реальной жизни быть не может. Только стремление к абсолютному идеалу, выражающееся в бесконечном совершенствовании личности и общества, их взаимоотношений, является путем к относительному, как реально возможному, общественному согласию. Это является содержанием истории, а ее смыслом объявляется нравственный прогресс, суть которого состоит в постоянном освобождении личности, развитии ее сознания и удовлетворении нравственных запросов. Осуществление абсолютного идеала выходит за пределы земной жизни и находит свое законченное выражение в высшем метафизическом синтезе, в Абсолюте, к которому Новгородцев призывает стремиться.


Философия права Новгородцева во многом оригинальна, особенно его теория общественного идеала. Однако, как всякая другая философия, она имела свои теоретические источники и испытала известные идейные влияния. В основе философского мировоззрения мыслителя лежат ценности православного христианства, идеи древнегреческих мыслителей, системы Канта и Гегеля. Разрабатывать проблему соотносимости этики и политико-правовых явлений ему помогали идеи Б. Н. Чичерина и Вл. Соловьева. Естественно-правовая доктрина Новгородцева включает отдельные положения Р. Штаммлера, а его концепция правового государства содержит и некоторые социалистические идеи.


Определенную трудность вызывает вопрос, к какому типу принадлежит философия Новгородцева, сформировавшаяся в конце XIX — начале XX в. С одной стороны, его творчество носит явно выраженный светский характер. В своих исследованиях он, как правило, не прибегает к анализу религиозно-метафизических проблем, а как бы скользит по поверхности религиозной метафизики, постоянно соприкасаясь с ней, но не углубляясь в нее. Мысль Новгородцева развивается в рамках морального трансцендентализма, подспудно отталкиваясь от религиозной метафизики и предполагая ее в качестве основы.


Эта религиозно-метафизическая направленность, часто неявная, представляет собой другую сторону его творчества, определившую эволюцию взглядов. Участие мыслителя в программных сборниках русских религиозных философов — прямое тому подтверждение. Именно здесь он эволюционировал наиболее ярко от защиты идеалистической философии в «Проблемах идеализма» до отстаивания «религиозных основ жизни» в сборнике «Из глубины».


Во всяком случае, многие исследователи склоняются к тому, чтобы причислить Новгородцева к религиозно-мистическому течению русской философской мысли, ассоциируемому с русским религиозным ренессансом. Как отмечалось выше, В. В. Зеньковский относит Новгородцева к мыслителям, которые не находились под прямым влиянием Вл. Соловьева, но испытали его сильное косвенное воздействие. Н. О. Лосский также отмечает, что система Соловьева дала начало целому религиозно-философскому направлению, в развитии которого «в большей или меньшей степени приняли участие следующие лица: кн. С. Н. Трубецкой, кн. Е. Н. Трубецкой, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, В. Ф. Эрн, В. И. Иванов, Д. С. Мережковский, Н. О. Лосский, С. А. Алексеев, Л. П. Карсавин, С. Л. Франк, П. И. Новгородцев, И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев и др.».


Из современных авторов аналогичной позиции придерживаются А. И. Абрамов, В. А. Кувакин, В. П. Шкоринов. Сам Новгородцев в статье «О путях и задачах русской интеллигенции» неоднократно указывает на свою генеалогию, идущую от Чаадаева, Достоевского, Вл. Соловьева.


Отнесение творчества Новгородцева к довольно широкому и разнообразному течению русской религиозно-философской мысли следует признать правомерным. Причислив Новгородцева к этому направлению, многое становится понятным в его философии, более четко видна логика развития его идей. Ему оно было близко по духу, тогда как внешняя оформленность и понятийное содержание его философии были определены естественно-правовой проблематикой, трансформировавшейся затем в вопросы историософии.


Как отмечает А. И. Абрамов, говоря о русском религиозном ренессансе, «внешним проявлением и отличительной чертой этих явлений было смещение интеллектуальных интересов определенной части русского общества в сторону религиозности, мистики и оккультизма, а также появление многочисленных религиозно-философских кружков, обществ, журналов и издательств». По его мнению, в России с конца XIX в., как и во всей Европе, господствовал дух сциентизма, который был одной из главных тенденций в развитии философской мысли того периода. Поэтому русский религиозный ренессанс следует рассматривать как антисциентистскую реакцию на позитивистские и материалистические воззрения. Таким образом, в российском обществе возник значительный слой интеллигенции, первым идейным манифестом которого стал сборник «Проблемы идеализма» с требованием возврата к идеальным ценностям.


В дальнейшем позиции авторов сборника будут представлять широкий разброс в рамках религиозной философии, но и потом, и в период создания сборника их объединяла моральная проблематика. В этой связи В. А. Кувакин указывает, что «новое поколение русских религиозных философов прошло определенную философскую, главным образом неокантианскую, школу. И в дальнейшем религиозно-мистическое направление не только сосуществовало с академическим неокантианством (А. Введенский, И. Лапшин, П. Новгородцев), интуитивизмом (Н. Лосский), феноменологией (Б. Яковенко, Г. Шпет), но развивалось в тесной связи с этими идеалистическими течениями».


Вот как характеризует В. П. Шкоринов философскую атмосферу в России конца XIX в., когда происходило формирование мировоззрения Новгородцева: «Насколько важное значение придавалось в идеализме разработке теории морали, может свидетельствовать, например, тематика заседаний “Московского психологического общества”, являвшегося официальным объединением философов-идеалистов и издававшего центральный философский журнал того времени “Вопросы философии и психологии”. Согласно официальному отчету, в течение первого десятилетия его деятельности (1885–1896) проблемы этики по своему удельному весу занимали на его заседаниях третье место после психологии и истории философии». Как отмечает тот же автор, «вопросы морали привлекали к себе внимание представителей неокантианства, неогегельянства, позитивизма и других разновидностей идеалистической философии в России. К ним обращались Н. Дебольский, К. Кавелин, Н. Ланге, Б. Н. Чичерин, Е. Де-Роберти, П. Астафьев, Н. Кареев, В. Гольцев, Л. Оболенский, К. Вентцель, Л. Петражицкий, П. Новгородцев, В. Базаров, С. Суворов, В. Хвостов и др.». С. Л. Франк также отмечает, что «нравственность, нравственные оценки и нравственные мотивы занимают в душе русского интеллигента совершенно исключительное место. Если можно было бы одним словом охарактеризовать умонастроение нашей интеллигенции, его можно было бы назвать морализмом».


Новгородцев, наряду с другими представителями нового религиозного сознания, был активным защитником идеалистических ценностей, видным исследователем этико-правовых проблем.


Уже в первой своей крупной работе («Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба») он выступил как сложившийся сторонник теории естественного права неокантианской ориентации, вопросы морали и права стали его главной темой. Новгородцев становится признанным авторитетом в области возрожденного естественного права в России, редакция Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона просит его написать статью о данном предмете.


Следующим этапом стала статья «Нравственный идеализм в философии права», опубликованная в сборнике «Проблемы идеализма». Статья носит программный, концептуальный характер. В ней развивается философия естественного права, закладываются основы теории общественного идеала. В дальнейшем Новгородцев будет углублять и дополнять свою философию права, но фундамент ее следует искать в этой работе. Как дополнение к ней надо оценить статью «Значение философии» (1903), где также обосновываются принципы философского идеализма.


Самым обширным, центральным трудом Новгородцева явилось «Введение в философию права». Первая часть этого сочинения, включающая статьи «Нравственный идеализм в философии права» и «Государство и право», посвящена обоснованию необходимости возрождения естественного права. Во второй части («Кризис современного правосознания») речь идет о теории правового государства. В третьей части разрабатывается теория абсолютного идеала («Об общественном идеале»).


Заслуживает внимания статья Новгородцева «Существо русского православного сознания», запечатлевшая эволюцию взглядов мыслителя, его устремленность к религиозным вопросам.


Новгородцев много и плодотворно работал как историк философии права. Здесь наиболее значительны такие его сочинения, как «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве», «Лекции по истории философии права. Учения нового времени XVI–XVIII и XIX вв.», «Политические идеалы древнего и нового мира».


Определенный интерес представляет статья «Право на достойное человеческое существование», в которой отчетливо просматривается влияние на его философию социалистических идей.


Названные труды не исчерпывают наследия Новгородцева, но их совокупное содержание в целом отражает систему его философских воззрений.


На протяжении всего творчества Новгородцев выступал с критикой односторонне практикуемого рационализма, позитивизма, исторического метода, социологизма, марксизма (в том числе в варианте легального марксизма). Все эти направления, по его мнению, в той или иной степени претендовали на абсолютность в познании общественных явлений, отстаивали первостепенное значение внешних общественных факторов, отвергая тем самым абсолютизм моральных ценностей, на чем настаивали неокантианцы.


Антисциентистская реакция нового религиозного сознания увязывалась с критикой позиции, берущей начало в воззрениях Белинского, Герцена, Чернышевского. Новгородцев постарался выразить то ощущение усталости от утилитаризма и чрезмерной заземленности философии и социологии народничества, которое к концу XIX в. начала испытывать интеллигенция. Мыслитель скорее интуитивно, нежели сознательно уловил границы и тупиковость революционного движения. Им владело желание освободиться от стереотипов и стандартов одного из ведущих направлений русской общественной мысли, найти новую духовную опору, новые основы теоретического и практического освоения мира.


Этой опорой для Новгородцева стала кантовская моральная философия. Bo введении к сборнику «Проблемы идеализма» он говорит: «Та основная проблема, которая в наше время приводит к возрождению идеалистической философии, есть прежде всего проблема моральная, и соответственно, с этим нам представлялось важным обратить особенное внимание на выяснение вопросов этических…». Особенностью этого нового философского направления, по его мнению, было то, что оно, «являясь выражением некоторой вечной потребности духа, в то же самое время возникает в связи с глубоким процессом жизни, с общим стремлением к нравственному обновлению. Новые формы жизни представляются теперь уже не простым требованием целесообразности, а категорическим велением нравственности, которая ставит во главу угла начало безусловного значения личности».


Новгородцев, анализируя социальную философию позитивизма и экономического материализма (марксизма), увидел в этих направлениях следствие односторонне понятого рационализма и науки в целом. В его творчестве проблема рационализма имеет важное значение и в какой-то мере методологически определяет его философию. Мыслитель высоко оценивал рационалистическую мысль как достижение мировой философии, особенно древнегреческой и немецкой классической. В зрелом периоде своего творчества он склонялся к рационализму Сократа и Платона, понятому им как связь разума с религией, подчиненного ей и имеющего в ней свои истоки. Такая позиция, в общем, характерна и для раннего Новгородцева, но она больше угадывается, так как не лежит на поверхности его мысли. В своем отношении к разуму он предостерегает от его обожествления, от верований в его всемогущество. Пренебрежение тезиса о том, что разум имеет границы и пределы, приводит, по его мнению, к рационалистическому утопизму с претензией на абсолютную достоверность своих выводов.


Как считает Новгородцев, издержки рационализма в основном сформировались в Новое время, мысль которого стремилась уложить все явления жизни в рамки строгой закономерности, а усилия науки были направлены на познание причинной связи явлений. В природе, рационалистически разложенной на составляющие, «как бы умирает душа, и воцаряется фатальная, роковая, механическая необходимость».


Присущий социологии, позитивизму и марксизму рационалистический механицизм с преобладающим в этих направлениях историческим методом принижает, по мнению Новгородцева, значение человеческой личности, делает ее слепым орудием общественных сил. В этом случае моральная проблема отходит на второй план, становится релятивной, а исторический метод пытается доказать, что идеальные ценности есть лишь результат «известной среды и эпохи». Против такого подхода мыслитель категорически возражает, замечая, что позитивизм и марксизм не в силах постигнуть идеальные основы человеческого бытия, и прежде всего природу нравственности. Между тем потребность такого постижения исходит «из глубины пробудившихся запросов духа». Как полагает Новгородцев, обращение к нравственной проблеме поднимает снова «всю совокупность так называемых вечных вопросов, которые временно могут находиться в пренебрежении, но к которым мысль человеческая постоянно обращается вновь, как только она приходит к сознанию своих глубочайших основ и стремлений».


Провозглашая необходимость поворота к идеализму и конфронтируя с революционно-демократическим движением, лидеры веховства тем не менее тесно были связаны с ним, многие прошли школу народничества, экономизма, легального марксизма. Новгородцев в этом смысле был более постоянен и в основном придерживался социальных и политических ценностей либерализма. Однако в рамках либерального направления он проделал значительную эволюцию от резкого неприятия идей славянофильства (примерно до революции 1905 г.) до примирительного и одобрительного отношения к нему (начиная приблизительно с Февральской революции 1917 г.).


Вопрос о славянофильстве для Новгородцева вылился в проблему соотношения русской и западной духовности, применимости западных форм жизни к российским условиям. Если в период неприятия славянофильства у него преобладала, так сказать, внешняя, политико-правовая аргументация в пользу западных государственных институтов, то на этапе сближения с идеями славянофилов мыслитель в своих исследованиях центр тяжести переносит на духовные основы социального бытия России и Запада. Основой для такого перехода в идейном развитии Новгородцева явилась религиозная метафизика.


Новгородцев времен участия в работе I Государственной Думы, когда либеральную интеллигенцию, как и большинство русского общества, захватил радикализм и даже революционный энтузиазм, так отзывался о славянофильстве: «Общественная программа славянофилов отличалась крайней скудостью и неопределенностью своих оснований, и по самому своему существу приводила к идеализации фактического, исторически сложившегося строя русской жизни. Власть истории, власть прошлого тяготела над славянофильскими идеалами, вместо бесконечного простора новых возможностей и нового творчества мысль смыкалась узким горизонтом привычных форм и знакомых явлений». Отталкиваясь от критики славянофильства, Новгородцев говорит об угнетении, о насилии самодержавной власти, решительном разрыве с прошлым, жажде новых перемен, об «огромном культурно-освободительном движении, которое должно возродить дремлющие силы России». Новгородцева захватил революционный процесс. Однако его радикальные идеи этого времени были следствием и научных пристрастий русского философа, следствием исследования политических учений и институтов Запада. Естественно-правовая философия, приверженцем которой он был, представляла собой почву для своеобразного космополитизма, ориентировала мыслителя на свободу и абсолютную ценность личности, взятую в ее абстрагированной и рафинированной форме. При этом политико-правовые учреждения, как производные человеческого духа, должны были, по его мнению, соответствовать требованиям нравственной личности. Национальный аспект, таким образом, либо подразумевался, либо отодвигался на задний план.


Революционные катаклизмы и неудачи в сфере общественных изменений впоследствии вызвали у Новгородцева активный интерес к православному сознанию русского народа, где он пытался отыскать метафизические основы русской действительности. Вот что говорил Г. В. Флоровский: «В последние годы пред П. И. Новгородцевым по-новому открылась проблема общественного утопизма, с которым он всегда и вдохновенно боролся. Он увидел, как глубоко обоснован он в самом духовном складе европейского Запада, насколько связан он с особенностями западной религиозной стихии. И понял, что тот кризис общественного сознания, о котором он уже давно говорил, есть, в сущности, кризис Запада. В последние годы Новгородцев напряженно задумывался над Достоевским. У него видел он начала новой, русской и православной, общественной философии, которой, казалось ему, суждено обновить и усталые души европейских людей. Общественный идеал открылся для него в церковной соборности». Таким образом, вопрос «Запад — Восток» в итоге решился для Новгородцева в пользу Востока.


В плане общей характеристики мировоззрения Новгородцева важное значение приобретают его взгляды на философию как на форму общественного сознания и метод освоения идеального. Собственно теоретической философией он не занимался, если не считать методологической главы его книги «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве». Однако в трудах Новгородцева можно выявить концепцию философии и истории философии, особенно ярко проявляющуюся в исследованиях мыслителя по истории философии права.


Новгородцев так определяет начало философствования: «Быть может, самый важный результат начинающейся рефлексии можно выразить следующим образом: когда мысль стремится обнять всё сущее в его целом, в его вечной изменчивости, в его бесконечном течении, человеку становится жутко пред этой бесконечностью. Вечное изменение до нас, вечный процесс перед нами, и наша жизнь, как краткий миг между двумя бесконечностями». При видимой направленности его философствования в сторону онтологизма и экзистенциализма оно имеет конкретный нравственно-практический и политико-правовой характер. Постижение ускользающей бесконечности бытия, его непреходящего, величественного смысла Новгородцев ищет в точке соприкосновения метафизических и политико-правовых реальностей. Его можно также назвать философом-культурологом, который использует не только понятийный аппарат традиционной рационалистической философии, но часто в своих исследованиях прибегает к общегуманитарной аргументации. В этом смысле примером для него был Платон, имевший такие средства философствования, как «поэтическое сказание, религиозный миф, глубокомысленный символ, откровения и созерцания».


По-особому остро привлекает Новгородцева прошлое в образах философских и политико-правовых идей. Оно имеет для него загадочный, поэтический смысл. Мыслитель замечает, что, обращаясь к прошлому как «к более прочным и основным свойствам духа, мы в конце концов теряем нити, которые обрываются в сумерках зарождающегося сознания». Тем не менее он предлагает свою методологию в изучении идей прошлого, состоящую из исторического и философского методов их анализа. Строго различает тот и другой метод, отмечая при этом их взаимодополняемость.


Исторический метод Новгородцев считает «великим и крупным успехом» в деле научного объяснения идей, когда они «перестали рассматриваться в качестве случайных продуктов личного творчества и были прикреплены к общему ходу истории». Основное правило исторического метода, по мнению мыслителя, состоит в том, чтобы не группировать произвольно исторические факты под данную теорию (имея в виду, что она почти всегда шире лежащих на поверхности явлений) и не стараться увязывать напрямую факты действительности с абстракциями философской мысли. Исторический метод в изучении идей имеет свои границы: «Доктрина становится одним из многих источников для суждений о прошлом; автор ее берется как свидетель исторического момента. На первый план выдвигаются реальные условия жизни, общие стремления времени, традиции прошлого, и затем ищется соответствие между всеми этими данными и их идеальными отражениями в доктринах. Это часто ведет к тому, что перспектива наперед суживается; исследователь находит в доктрине то, что ищет и за реальными впечатлениями времени, послужившими для него точкой исхода, забывает прихотливое и своеобразное отражение их у данного мыслителя. Доктрина урезывается в уровень с эпохой; ее более глубокое, абстрактное и обобщающее значение остается в тени».


Новгородцев убежден в том, что в отличие от исторического метода «существует особое философское изучение идей, которое не касается вопроса об их историческом происхождении и значении и рассматривает только их внутреннюю и собственную ценность». Философское изучение идей включает в себя три метода. Первый — систематический — направлен на рассмотрение какой-либо теории как целостной системы с ее структурой и внутренними связями. «Критический» метод имеет целью проанализировать доктрину на предмет ее непротиворечивости, провести сравнительное исследование с другими аналогичными теориями, проследить эволюцию взглядов автора. Третий метод — догматический — характерен психолого-герменевтической оценкой доктрины. Этот метод, по мнению Новгородцева, предусматривает использование приема «культурное переживания» с возможно более глубоким «погружением» в искомую историческую среду и эпоху, что каждый раз дает новое осмысление теории и ее вероятностное возрождение в новых условиях.


§ 2. Влияние древнегреческой философии


Основным произведением Новгородцева по древнегреческой философии является книга «Политические идеалы древнего и нового мира», однако высказывания о древнегреческой мысли часто встречаются во многих других его трудах. Видно, что, оценивая те или иные явления жизни, отдельные идеи, мыслитель как бы становится на позиции тех древних мыслителей, которых считал во многих отношениях совершенными. Чувствуется, что интеллектуально и эмоционально он тянется к древности, которая явно привлекала его. В ней он пытался найти точные ориентиры своих духовных поисков.


Наиболее значительными личностями в древнегреческой философии были для Новгородцева Сократ и Платон. Их идеи он расценивал как великие и неисчерпаемые, а самих их считал нравственно совершенными. Новгородцев в этой связи говорит: «Произнести это имя — Сократ — значит вызвать в человеческой душе одно из самых лучших исторических воспоминаний». Мыслителя интересует в личности Сократа прежде всего его нравственный мир, куда естественным образом входят политико-правовые идеи как часть этого мира. А философский идеализм Платона был для Новгородцева вершиной древнегреческой мысли. В значительной степени идеи Платона стали для него внутренними побудительными мотивами в деле разработки проблем идеализма.


В исследовании древнегреческой философии Новгородцев более других уделяет внимание вопросам философии права и философии политики, естественного права и этики, взаимоотношения личности и общества, становления общественного идеала.


Давая общую оценку древнегреческой философии, Новгородцев отмечает, что «в поучение всем грядущим временам она высказывает в классически ясной и привлекательной форме, что одна политика и одно право сами по себе недостаточны для того, чтобы основать справедливое общение, что нужен особый нравственный подъем, особый нравственный дух для того, чтобы осуществить более справедливое устроение жизни, и в частности для того, чтобы разрешить проблему благоустроенного государства».


Проблему «благоустроенного государства» он оценивает как частную, прикладную. Государственник и правовед Новгородцев уступает место Новгородцеву-философу, поскольку для него важнее решить проблему нравственного духа, что и явится основой удовлетворительной организации общества.


В древнегреческой философии, которая зачастую еще была связана с мифом, Новгородцев находит нравственную цельность и гармоничность. Она, как миф, стремилась к нераздельному соединению в себе взглядов на нравственность и на политику и право, на политико-правовые отношения и на природу. С позиций этой философии политическое устройство общества — только часть общей духовной организации. Оно мыслимо лишь в контексте нравственного сознания, которое является определяющей доминантой политико-правовой реальности. Поэтому нравственное сознание, по Новгородцеву, определяет правовое и политическое. Этот тезис он нашел у древних греков, этот же тезис был присущ его собственной философии.


Сократ, Платон и Аристотель, желая органично соединить нравственность и политику, стремились к синтезу философии и права. Для Новгородцева как философа права очень важно было проследить условия и механизм такого слияния. По его мнению, «греческая философия права поставила политическую проблему — проблему наилучшего устроения государства — во всей глубине ее значения для человека и человечества, для нравственности, для культуры; и, поставив ее столь глубоко и знаменательно, она продумала ее до конца, до тех пределов, которые можно назвать пределами человеческих стремлений в области политики». Новгородцев перенимает эту методологию и стремится рассматривать политику и право в их всеобщности, так как считает недостаточными формально-юридические критерии при исследовании политико-правовых явлений. Собственно, отсюда и вытекает философия права Новгородцева.


Новгородцев много внимания уделяет идеям Сократа и его школе, которая выдвинула, по его мнению, принцип внутреннего совершенства. Особенность школы Сократа он видит в сочетании совершенства личной жизни и общественных учреждений. В этом соединении должна быть достигнута гармония личности и общества через переустройство последнего в соответствии с нравственными запросами личности. Именно поэтому, замечает мыслитель, «Сократ и его ученики, Платон и Аристотель, уделяют так много внимания политическим вопросам. Проблема правильного устройства государства становится у них неотъемлемой частью философских построений». В целом то же самое можно наблюдать в творчестве Новгородцева, которого в первую очередь волновали философские вопросы общественного бытия. Его политико-правовые взгляды были лишь частью проповедуемой им социальной философии и присущего ему философского мировоззрения. Этому учили Новгородцева древние мыслители.


Понимание Новгородцевым личности также во многом обусловлено влиянием Сократа и Платона, которые представляют ее как идеальное и самоценное начало. Так, по его мнению, Сократ высказывает очень важный этический принцип, состоящий в том, что нельзя утвердить ни личной, ни общественной жизни на стремлении к внешнему счастью. «Случайное и непрочное, — говорит Новгородцев, — оно порождает лишь раздоры между людьми. Согласие может быть достигнуто только путем отречения и при посредстве высшей и всеобщей цели». То есть Новгородцев, вслед за Сократом, делает вывод, что духовные основы и предпосылки человеческого благополучия лежат в самой личности; сама личность в состоянии вывести из себя и для себя свой моральный мир, который будет более надежен, чем внешние общественные учреждения.


Наиболее ярко и полно, по Новгородцеву, выдвинутый Сократом принцип выразился в платоновском идеализме. Новгородцев подчеркивает, что «Платон умел найти путем глубокого проникновения в сущность человеческого духа источники внутреннего и бесконечного удовлетворения, которые составляют неотъемлемое достояние человека при всех условиях и положениях, всё равно, живет ли он среди блестящего расцвета общественных форм или среди их печального упадка». Новгородцев всецело стоит на позиции идеализма Платона, он убежден в духовной первооснове человека. Платон, по его мнению, дал пример «идеалистического созерцания», особый смысл которого еще более объясняет, «почему столь разнообразные эпохи и поколения черпали из этой системы нравственную опору для своих убеждений». Таким образом, Новгородцев, разрабатывая проблемы идеализма, прорываясь к его первоистокам, отталкивался от персонально самоценной характеристики личности, данной в системе Платона.


Новгородцев показывает, как Платон оттеняет значение личности путем противопоставления ее обществу и государству. Контраст «личность — общество» побуждает его самого искать абсолютные основы общественной жизни, соотнося их с изменчивыми, историческими, относительными факторами. Вот что он пишет об этом в связи с мыслями о Платоне: «Вокруг себя он видел безнадежный упадок общественных нравов и политической жизни. Тем более приходилось ему искать утешения в некоторых глубочайших основах духа, в том внутреннем достоянии человека, которого никакая власть не может коснуться, никакой упадок общества не может нарушить. И здесь, в этой глубине духа, он нашел такое богатство сил и стремлений, пред которыми всё прочее кажется незначительным». Новгородцев видит в идеализме Платона нечто глубоко личное, что также созвучно и ему самому. Ведь приведенную выписку в полной мере можно отнести и к Новгородцеву, и к его времени. Перекличка идей и эпох очевидна. С достоверностью можно предположить, что проблема поиска и соотносимости абсолютного и относительного в общественной жизни проистекали у Новгородцева из ощущения духовной и политической дисгармонии. На рубеже эпох многие чувствовали такую дисгармонию и инстинктивно тянулись к твердым гуманистическим основам, которые справедливо видели в идеализме древнегреческих философов.


Понятно, что выделение в философии Платона проблемы «личность — общество» означало ее острую актуальность для самого Новгородцева. Ему важно понять, как решалась она у Платона. И в данном случае платоновская самоуглубленность, уход в себя, его тезис о самоценности личности находят глубокое понимание у Новгородцева. Идеализм Платона дает возможность Новгородцеву найти в личности ту абсолютную основу человеческого бытия, которая верно указывает ориентир для развития духовного начала. Соответственно этому система координат платоновской философии определяет место политико-правовых форм как зависимых от личности.


Для Новгородцева важным представляется проследить развитие естественно-правовых идей в древнегреческой философии. Отношение к естественному праву как к юридической дисциплине у него сформировалось в основном под влиянием правовой интеллектуальной среды Европы и России конца XIX — начала XX в. Однако специфика естественного права такова, что его рассмотрение немыслимо без обращения к нравственным и метафизическим вопросам, а древнегреческая философия давала богатый материал Новгородцеву для размышления над подобными проблемами естественного права.


Новгородцев обращает внимание, что становление естественно-правовых идей у древнегреческих мыслителей шло не в формально-юридическом русле, а в широком философском контексте. Так, первый этап в развитии естественного права он связывает с учением Гераклита и элейской школы. Именно в этот период «философия в своем стремлении обнять всё сущее как единый процесс открывает для человека новый мир и отдаляет его от обычной житейской практики». Мифологическое сознание древних, таким образом, разрывается, оставляя в итоге противопоставление природы и человека, человека и общества, что составляет основу конституирования особого философско-этического и нравственно-политического учения, называемое естественным правом. Новгородцев усматривает в данном этапе древнегреческой философии образование момента отстраненности человека от мира, начала ощущения своей возрастающей автономности и одновременно слабой защищенности от общества и природы. Здесь видит Новгородцев истоки соединения философии и права. Однако, как полагает мыслитель, на этом этапе правовая проблематика еще слабо выделяется из философии.


Софисты, учения которых, по его мнению, представляют собой вторую стадию в развитии древнегреческой философии, пытались «овладеть жизнью при посредстве мысли, влиять на людей силою знания и поучения». Рационалистическая мысль софистов под знаком противоположения закона и природы утвердила в греческой философии противопоставление естественного права и положительного. Как отмечает Новгородцев, такое противопоставление наметило «главнейшие линии естественно-правовой доктрины, имевшей в последующей философии права столь длинную и славную историю». Он полагает, что «учения естественного права, развитые софистами, явились первым шагом политической философии греков: они впервые сделали возможной постановку политической проблемы в качестве философской, а не только практической задачи. Софисты приблизились к самой сущности политической философии, когда поставили вопрос: что такое право по существу, от природы, независимо от человеческого установления».


Новгородцев высоко оценивает философский прорыв софистов к проблемам политики. На их примере он показывает, что разрешение теоретико-политических и правовых проблем лежит на пути глубоких философских исследований. Сам Новгородцев придерживался именно такого подхода, что было выражением его философско-правового кредо. Мыслитель подчеркивает, что уже одно противопоставление софистами закона природе будило мысль об основах общественного устройства, утверждало критицизм в отношении к государству. Такое заостренное внимание к политическим проблемам, по его мнению, должно было с неизбежностью переходить в их философский анализ.


Учения Сократа и Платона олицетворяют для Новгородцева завершающий этап в становлении древнегреческой естественно-правовой мысли. Он отмечает, что «от субъективизма эпохи просвещения Сократ переходил к новому созерцанию, к утверждению объективных и безусловных связей в мире и в жизни. Господство разума, этот естественный закон вселенной, он хотел сделать и нормой отношений общественных». Философский объективизм Сократа органично рождал соответствующую естественно-правовую доктрину. Сократ, подобно софистам, разделял представление о естественном праве как высшем основании справедливости. «Но у него, — продолжает Новгородцев, — это представление получило совершенно особый характер, какого оно не имело ни в одном из направлений софистики. Вместо того чтобы быть радикальным отрицанием положительного права, идея божественных законов становится у Сократа только нравственным основанием положительных законов, и таким образом между естественным и положительным правом устанавливается прямая связь». Новгородцев показывает, как Сократ и Платон через этику соединяют идеальные начала личности с естественно-правовыми положениями. По его мнению, основы справедливости у Платона неразрывно связаны с идеальным мировоззрением. Он обращает внимание, что этический идеализм, присущий Платону, дал возможность древнегреческому философу создать законченную теорию естественного права, «по цельности своей не уступающую новым учениям этого рода».


При исследовании истории философии права Новгородцев часто использует понятие общественного идеала, которое позволяет ему довести до логического предела ту или иную философско-правовую концепцию. С одной стороны, этот методологический прием помогает ему вскрыть идейную парадигму древнегреческих мыслителей, а с другой — сами философские и политико-правовые учения Древней Греции способствовали появлению в понятийном инструментарии русского философа такой всеобщей категории как политико-правовой идеал.


Особое внимание Новгородцев уделяет общественному идеалу Платона, у которого, по его мнению, в наиболее завершенной форме выразилось политическое мироощущение древних греков. Оно заключалось в принципе совершенной автаркии. Платон, по его мнению, «более, чем кто-либо другой из греческих мыслителей, стремился приблизить политическую жизнь к идеалу высшего нравственного совершенства, осуществляемого в тесном кругу замкнутого общественного союза». Для Платона, говорит Новгородцев, всё частное, индивидуальное является лишь постольку реальным, поскольку оно отражает родовые сущности. Не имея реального значения, индивидуальное не может иметь и нравственного оправдания. Вот почему, отмечает он, осуществление общественного идеала мыслится Платоном не в качестве задачи для творчества отдельных лиц, а в виде общего плана, утвержденного в жизни людей высшей мудростью и представляющего собой незыблемый порядок общения. Этот порядок носит безличный характер, как отблеск родовой безличной справедливости: отдельные лица имеют здесь значение не сами по себе, а лишь как звенья общего плана. При этом, подчеркивает Новгородцев, отдельные личности у Платона могут возвыситься к добру только вместе, только в условиях предначертанного им порядка.


У Новгородцева двойственное отношение к совершенной автаркии Платона. С одной стороны, у Платона теряется индивидуальность лиц и пропадает идея развития, прогресса, с чем Новгородцев согласиться не может. С другой — Новгородцев явно увлечен перспективной, по его мнению, методологией относительного, гармоничного соединения личности и общества, возможностью построения общественных отношений на основе нравственности. Он выделяет в идеале Платона телеологичность общественного построения и наличие высшей мудрости. Эти идеи, оцененные русским мыслителем как позитивные, присутствуют в философии самого Новгородцева. В определенном смысле он пытается их развить и дополнить, а концепцию Платона о нравственной связи личности и общества кладет в основу своих философских построений.


§ 3. Отношение к кантианству и этике Гегеля


Начало активной творческой деятельности Новгородцева относится к 90-м годам ХIХ в., когда явно обозначился расцвет неокантианства в России. Как отмечает Е. И. Водзинский, «первыми в России, так же как и в Германии, заинтересовались неокантианством представители университетской профессуры». Образовавшееся таким образом направление получило условное название академического неокантианства, куда входили А. Введенский, И. Лапшин, Г. Челпанов. Будет правомерным отнести сюда и Новгородцева.


По мнению Л. И. Филиппова, в России конца XIX — начала XX в. было очень мало ортодоксального неокантианства, к которому «следует причислить только А. Введенского», тогда как присутствие его элементов «можно обнаружить почти во всех сколько-нибудь крупных сочинениях русских идеалистов» того периода. Л. И. Филиппов называет в этой связи С. Франка, Н. Бердяева, Л. Шестова, С. Булгакова, Л. Лопатина. Своеобразие русского неокантианства состоит в том, что «последователи этого течения были не простыми популяризаторами и подражателями «модной» философии, а весьма самостоятельными систематизаторами и удачливыми соперниками немецких коллег. Не случайно целый ряд исследований по логике и социальным наукам был вначале опубликован русскими авторами в Германии, где они быстро приобрели известность у специалистов (В. М. Гессен, Л. И. Петражицкий, Б. А. Кистяковский, А. В. Гуревич и др.)».


При значительном разнообразии русского неокантианства в нем, тем не менее, выделяются направления Баденской и Марбургской школ. Исследователи А. В. Поляков и С. А. Пяткина справедливо причисляют Новгородцева к первой из них.


В качестве неокантианца Новгородцев признает учение Канта о явлениях и вещах, как они существуют сами по себе, о «вещах в себе». «…Тот мир, — говорит Новгородцев, — который мы ошибочно принимаем за внешний для нас и подлежащий отражению в нашем духе, есть уже построение разума, продукт его деятельности». Реальные объекты существуют, но они сами по себе совершенно недоступны для познания. Сознанию открываются лишь отношения вещей к нему, то есть вещь преломляется в сознании. В этом смысле, указывает он, происходит, согласование не вещей с разумом, а разума с самим собой. Разум становится источником истины. Для познания нужен «свет разума и то, что он освещает, форма познания и его содержание. Выходя за эти пределы, разум отрывается от твердой почвы опыта». Тем самым в теоретической сфере, для теоретического разума устанавливаются границы и условия познания. Этот вывод Новгородцев считает основным достижением философии Канта.


Разделение сфер теоретического и практического разума привело, по Новгородцеву, к закреплению за каждым из них самостоятельного значения. Обозначая пределы действия теории, науки, философия Канта восстанавливала в своих правах этику. По мнению мыслителя, «история философии не знает до сих пор более крупной попытки обосновать самостоятельное положение этической методы». Нравственная философия Канта делает возможным рассматривать этику как самодостаточный феномен, не связанный законами необходимости. Это положение является основополагающим для Новгородцева и определенно указывает на его принадлежность к Баденской школе с ее разделением наук о природе и наук о культуре. Следствием данной методологии была его постоянная критика позитивизма, марксизма, исторического метода, социологии, о чем говорилось выше. С этой методологией связана культурологическая ориентированность творчества Новгородцева; рассмотрение политики и права как элементов в системе культуры, нетрадиционное расширение философии права до проблематики философии истории и философии культуры.


В философии Канта Новгородцева интересуют в основном проблемы морального сознания. «В антагонизме теоретического и практического разума, — отмечает он, — воспроизводится, в сущности, вечная и простая мысль о двойственности человеческой природы. Стесненный оковами внешнего мира, человек сознает в себе бесконечные стремления и порывы. В глубине его сознания живет потребность нравственной свободы, желание добра и высшей правды…». По мнению русского мыслителя, подобно тому как мерило истины заключается в самом разуме, нравственный критерий также имеет характер самозаконности, служит источником нравственных норм, является основой моральных требований и идеи должного.


Новгородцев называет этику Канта субъективной, включающей такие ее основные понятия, как категорический императив и автономия воли, и имеющей характер формализма и индивидуализма.


Категорический императив, по мнению Новгородцева, имеет двойственное значение. С одной стороны, как норма всеобщего долженствования, он является той формулой, к которой может быть сведен любой нравственный закон. Ведь Кант искал общую формулу для нравственной воли, а такая формула может быть только формальной, так как нравственный закон, изменяясь по содержанию, сохраняет одну и ту же форму всеобщих и необходимых законов. С этим Новгородцев полностью согласен.


Однако, как отмечает русский мыслитель, «категорический императив говорит нам только о внутреннем самоудовлетворении безусловно-чистой воли, которая оторвана от внешнего мира и даже от естественных побуждений самого человека». Таким образом, становилось непонятным, как можно согласовать с категорическим императивом живое нравственное сознание. Новгородцев подчеркивает, что потребность общения того царства целей, о котором говорит сам Кант, является недостаточно обоснованной. Формализм категорического императива есть вместе с тем и индивидуализм, и притом такой, «для которого выход в объективную этику сопряжен с непреодолимыми затруднениями. Категорический императив… требует этого выхода и не может совершить его. Он содержит в себе указание на общение лиц и не может развить этого указания во всей полноте его определений». Это происходит потому, отмечает Новгородцев, что хотя «категорический императив обращается к отдельной личности, но он ставит ей такие требования, которые исходят из представления о высшем объективном порядке».



Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Монография посвящена реконструкции философских воззрений на право и государство (гносеология, метафизика, онтология и аксиология) таких выдающихся русских мыслителей, как Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, С. И. Гессен, И. А. Ильин, Б. А. Кистяковский, С. А. Котляревский, И. В. Михайловский, П. И. Новгородцев, И. А. Покровский, Е. В. Спекторский, Ф. А. Степун, П. Б. Струве, Е. Н. Трубецкой, Г. П. Федотов, С. Л. Франк и др. В работе дается объективный исторический и проблемный анализ коренных вопросов теории естественного права, соотношения права и религии, нравственности, закона, государства, политических режимов и войны. Книга основана на огромном массиве первоисточников, написана ясно и убедительно.<br /> Адресована широкому кругу читателей.

249
Юридическая Жуков В.Н. Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Юридическая Жуков В.Н. Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Юридическая Жуков В.Н. Русская философия права: от рационализма к мистицизму. Монография

Монография посвящена реконструкции философских воззрений на право и государство (гносеология, метафизика, онтология и аксиология) таких выдающихся русских мыслителей, как Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, С. И. Гессен, И. А. Ильин, Б. А. Кистяковский, С. А. Котляревский, И. В. Михайловский, П. И. Новгородцев, И. А. Покровский, Е. В. Спекторский, Ф. А. Степун, П. Б. Струве, Е. Н. Трубецкой, Г. П. Федотов, С. Л. Франк и др. В работе дается объективный исторический и проблемный анализ коренных вопросов теории естественного права, соотношения права и религии, нравственности, закона, государства, политических режимов и войны. Книга основана на огромном массиве первоисточников, написана ясно и убедительно.<br /> Адресована широкому кругу читателей.