|
|
ОглавлениеI. Правовая политика и правовая жизнь общества II. Отдельные элементы правовой жизни общества III. Виды правовой жизни общества Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуIII. Виды правовой жизни общества17. Судебная жизнь как особая разновидность правовой жизни общества () (А. В. Малько, В. А. Пономаренков, О. В. Люкина)Во всем многообразии проявлений правовой жизни в современном обществе, без преувеличения, особое место занимает судебная жизнь, что определяется той ролью, которая отводится судам в сфере разрешения правовых конфликтов. Понятие «судебная жизнь» охватывает всю судебную сферу, причем как в историческом, так и в современном плане — как прошлое, так и настоящее судебной действительности. Естественно, судебная жизнь включает в себя и судебную систему, которая в узком значении представляет собой собственно судоустройство, т. е. совокупность судов, выстроенных в иерархическом порядке. Широкое же понимание судебной системы отличается множественностью ее структурных компонентов: систему судов, как центральный элемент судебной системы; судейский корпус; органы судейского сообщества; третейские суды; работников аппаратов судов; арбитражных и присяжных заседателей; судебно-правовую культуру; судебное и судейское право. К сожалению, продолжающееся реформирование судебной системы в нашей стране не всегда носит позитивный характер, уровень доверия населения к судебным органам остается достаточно низким. Тем самым основной становится проблема создания и развития правовых механизмов, обеспечивающих совершенствование судебной жизни общества, где право, правовые механизмы и технологии выступали бы как инструмент воздействия на социальную реальность, — своевременно, точно и аккуратно раскрывали и использовали свой социально-регулирующий потенциал, приводящий к судебно-правовому прогрессу. Несмотря на всю важность и значимость судебной жизни, в юридической науке так и нет четкого понимания ее сущности, форм проявления и направлений развития, что необходимо для ее нормативно-правового обеспечения, формирования социально-осознанной востребованности в судебных органах, как независимых, беспристрастных и авторитетных арбитрах при разрешении правовых споров (конфликтов), обеспечения соразмерности и эффективности правового воздействия на происходящие в обществе процессы. Судебная жизнь общества — это форма правовой жизни общества, характеризующая степень его правового развития и не сводящаяся исключительно к сфере отправления правосудия. При этом судебная жизнь основывается не только и не столько на правовой культуре и правосознании населения, столько на более глубоких и сложных социально-детерминационных механизмах жизни общества, без учета которых невозможно осуществить качественное развитие судебной системы. Судебная жизнь формируется на основе сложившихся в обществе социальных процессов, поэтому привнесение в жизнь общества несвойственные его менталитету судебно-правовых механизмов либо игнорируется, либо соблюдается до тех пор, пока это не вступает в противоречие с традиционными представлениями населения о справедливости, соразмерности и др. Безусловно, построение и развитие эффективно действующей судебной системы возможно при условии соблюдения социально-правовой преемственности, а также применении передовых научно-правовых подходов к соотношению социальных и государственных механизмов регулирования, внедрении позитивных форм взаимодействия государства в лице его органов и структур гражданского общества, но и бесповоротно отказываться от социально-регулятивных механизмов разрешения конфликтов в обществе еще рано. Сегодня судебные органы представляют собой сложную «закрытую» организационно-управляемую социальную систему, призванную разрешать определенные социально-правовые конфликты, и тем самым представить некий нематериальный продукт потребителям (физическим или юридическим лицам) в лице других организаций или отдельных лиц. Однако потребитель получаемого «продукта» часто не готов его принять по причине его непригодности к дальнейшему «употреблению», в силу его несправедливости, непонятности, ненужности и др. Поэтому функции судебных органов подчас заменяются другими социально-восстанавливающими механизмами: самосудом, возврату к традиционному «правосудию» и др. Все это, безусловно, ведет к снижению роли судебных органов и судебной системы, которая может сохранить свой статус только в случае, если нацелена на решение какой-либо социально значимой цели и поддержана обществом. По законам конкуренции выживают лишь те организационные системы, которые обеспечивают достойное качество управления процессами деятельности или выпускают достаточно качественную продукцию. Однако судебные органы являются искусственными социально-регулирующими монополиями, созданными в соответствии с теми или иными властными решениями, соответственно процессы конкуренции и отбора в этом случае не работают. Поэтому у таких «производителей услуг» нет стимулов производить качественные услуги вообще, а потребитель не имеет возможностей официально отказаться от таких услуг. Соответственно такое поведение «монополиста» ведет к снижению качества производимых услуг. Конечно, произошедшие за последние десятилетия преобразования, изменившие за короткие сроки всю общественную жизнь нашей страны, выявили сложные противоречия во всех сферах жизнедеятельности, серьезно повлияли на характер социальных отношений, обнажив при этом огромный социально-конфликтный потенциал, который вызван резким изменением этнического, языкового, религиозного состава населения регионов, распадом традиционной системы социальных ценностей и норм, вызывающим в определенной социально-культурной (этнической, конфессиональной, языковой) обособленной общности защитные реакции, нетерпимостью к представителям других нардов (религий) и др. Правовое социальное государство, формирование которого — стратегическая цель развития России, обязано реагировать на все негативные проявления в обществе, в том числе и на те, в основе которых лежат специфические социально-детерминационные элементы, определяющие во многом характер и степень вредности (опасности) делинквентного (противоправного) поведения людей. Каждый человек состоит с другими людьми, их коллективными образованиями в многообразных связях: бытовых, имущественных, родственных, творческих, производственных и, наконец, этнических, религиозных и языковых. Лишите человека общения с себе подобными — и вы получите деградацию личности, разрушение человеческого естества. Не случайно одним из самых страшных наказаний, которое придумало человечество, является изгнание из своей среды (остракизм — еще у древних греков) или бойкот — полная информационная изоляция человека в некоторых культурах. Сегодня социальная жизнь и отношения получают все больший размах, человечество становится поистине всепланетным сообществом. Где бы на планете ни произошло нечто общественно значимое, известие об этом очень скоро становится достоянием всего человечества, либо порождая своеобразные разрушительные «социальные цунами», либо, наоборот, выступая чем-то обнадеживающим, стабилизирующим, созидательным. То есть все мы исполняем самые разнообразные роли в самых разнообразных социальных отношениях, и в этом проявляется великий и замечательный принцип социализации, который вывел когда-то человека из эволюционной рутины животного мира, придал ему какое-то пока непостижимое предназначение в этом мире. Социальные отношения разделяются по различным критериям, в том числе по сферам общественной жизни: моральные, политические, религиозные, национальные, правовые и др. Каждое социальное отношение представляет собой сложное и многогранное явление, которое может включать различные элементы общественных интересов и потребностей. Одни из них охватываются правовым регулированием, а другие нет. Все виды социальной жизни характеризуются рядом условий, в том числе и набором социально-детерминационных элементов личности субъекта возникающих отношений, влияющих на его деятельность, образ жизни, ценности, и др. При этом правовое регулирование составляет лишь часть социально-нормативного регулирования общества, а это последнее представляет специфический сектор более широкой сферы — социального регулирования, осуществляемого на базе множества упорядочивающих элементов, далеко не всегда сводимых к норме права. Если разнообразные социальные регуляторы всех уровней, включая нормативный, действуют согласованно и непротиворечиво, то это симптом позитивной социальной жизни общества и его гармоничного развития. До появления современных научных методологий юристы слабо представляли, до какой степени право и его регулятивный потенциал зависят от состояния более широких сфер регулирования, частью которых они являются. Полагали, что закон есть самый действенный и доступный инструмент для изменения общественного развития. Автономность права как регулирующей системы преувеличивали до того, что право объясняли «из права», задачи юридического регулирования выводили из потребностей самой правовой системы. Следствием подобной аберрации представлений являются фетишизация юридических средств, завышенные ожидания обеспечения правовой упорядоченности и, как следствие, правовой нигилизм, вызванный реакцией на неоправданные надежды, проявление бессилия, недееспособности закона (в случаях, где все уже «организовано» и «урегулировано» другими элементами, оказавшимися более сильными, чем нормы права). Если мы считаем правовое регулирование наиболее рациональным способом нормативного упорядочения жизни общества, то мы должны представлять себе, по крайней мере, откуда право берет эти замечательные качества, что надо делать, чтобы оно их сохраняло и в себе культивировало. В этой связи сразу возникает вопрос о том, в каком отношении правовое регулирование, равно как и всякое социальное нормативное регулирование, находится к процессам саморегулирования социальных систем, объектов, подвергающихся нормативному воздействию. Здесь необходимо отметить, что многие социальные системы способны достигать высокой степени упорядоченности именно на основе саморегуляции. Поэтому-то нам и необходимо обратить пристальное внимание на социально-детерминационные элементы правового регулирования общественных отношений. Сегодня достаточно много внимания ученые уделяют социально-факторному детерминизму в экономической, политической, геополитической жизни государства, и в то же время недостаточно исследовано значение социально-детерминационных элементов в правовой жизни общества. Этот пробел должен быть восполнен, поскольку исследования в данной области позволят более эффективно регулировать социальные процессы, выработать систему раннего предупреждения социальных конфликтов, противостоять вспышкам национального, религиозного экстремизма, сепаратизма и ксенофобии, эффективно противодействовать преступности и др. Определяя основные социально-детерминационные элементы судебной жизни, необходимо подразделить их на несколько основных составляющих: — социально-психологический элемент (темперамент, характер, социально-культурные традиции и обычаи, социально-культурный образ и др.); — конфессиональный (религиозный) элемент; — социобиологический (этологический) элемент (врожденные /генетические/ программы поведения человека); — региональный (территориально-ландшафтный) элемент (особенности ведения традиционного образа жизни и др.); — организационно-управленческий. Эти элементы проявляются в виде социально-культурных стереотипов и этологических программ (восприятия, мышления, психологического реагирования) поведения субъектов судебной жизни общества, а также в организационно-управленческих отношениях. При этом необходимо отметить, что социально-детерминационные элементы проявляются в большей или меньшей степени в деятельности всех субъектов судебной жизни общества и выступают одной из основ правопонимания и реализации ими своих прав и обязанностей. Например, последствием воздействия названных социально-детерминационных элементов является стереотипизация поведения субъектов, проявляющаяся в снижении количества вариантов допустимого поведения и, следовательно, свободы воли индивида. Все это проявляется в повседневной жизни индивида, его поступках, в том числе в юридически значимых ситуациях. Таким образом, названные социально-детерминационные элементы выступают неотъемлемым фактором судебной жизни. Но для организации их учета необходима разработка и реализация соответствующей, ориентированной на международные стандарты судебной политики, которая должна реализовываться в форме целенаправленной активной практической деятельности управомоченных субъектов. Кроме того, данная деятельность должна повышать степень упорядоченности юридического бытия, быть тактически направлена на совершенствование существующих юридических средств и механизмов, а стратегически — на реализацию правовых инструментов для обеспечения наиболее оптимального развития социальных и правовых отношений в различных сферах жизни общества. Сегодня вопросу учета социально-детерминационных элементов судебной жизни общества уделяется все больше и больше внимания со стороны научного сообщества и законодателя. Так, в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года указывается, что в целях обеспечения государственной и общественной безопасности развивается система выявления и противодействия международному и национальному терроризму, религиозному экстремизму, национализму и этническому сепаратизму, создаются механизмы предупреждения и нейтрализации социальных и межнациональных конфликтов. Таким образом, формулируются важнейшие направления государственной политики, направленные на необходимость учета социально-детерминационных элементов при обеспечении общественного порядка и безопасности. О необходимости учета социально-детерминационных элементов в судебной жизни общества говорится в федеральном законодательстве. В частности, в ст. 14 Федерального закона от 30.04.1999 г. № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» устанавливается, что при рассмотрении в судах дел, в которых лица, относящиеся к малочисленным народам, выступают в качестве истцов, ответчиков, потерпевших или обвиняемых, могут приниматься во внимание традиции и обычаи указанных народов, не противоречащие федеральным законам и законам субъектов Российской Федерации. Следовательно, изучение и учет социально-детерминационных элементов судебной жизни обусловлены сугубо практическими требованиями эффективного отправления правосудия и обеспечения прав и свобод субъектов судебной деятельности. Высокоорганизованная и эффективно функционирующая судебная система, беспристрастное и справедливое разрешение судебных дел компетентным и независимым судом, осуществляемое с соблюдением процессуальных и этических норм, гарантированное обеспечение и соблюдение прав и свобод человека представляют собой важнейшие критерии, по которым определяются характер и тенденции развития современного общества и цивилизованного государства. Сегодня становится очевидным, что оптимизация судебной жизни предполагает наряду с реформированием функционального состояния судебных органов, внутренних процедурных изменений процессуальной деятельности также и учет социально-факторных особенностей субъектов судебной жизни в целях наибольшего гарантирования прав и свобод личности, обеспечения эффективного отправления правосудия. Безусловно, современное правосудие, несмотря на все ее положительные стороны, имеет и ряд проблем, выражающихся в том, что официальные судебные процедуры, будучи медлительными, громоздкими и дорогостоящими, излишне формализованными, игнорирующими названные социально-детерминационные элементы, снижают авторитет официальных судебных органов, зарождают неверие в их справедливость и результативность. Поэтому в юридической литературе неоднократно поднимался вопрос о совершенствовании внесудебных форм разрешения конфликтов. На современном этапе развития общества необходимо своевременно разработать эффективные формы разрешения споров и конфликтов. Эти формы, не заменяя существующую систему отправления правосудия, могли бы существенным образом дополнить имеющиеся правовые институты и обеспечить разрежение социальной напряженности в обществе. В этой ситуации вовсе не обязательно придумывать совершенно новые процессуальные механизмы, а придать официальный статус уже имеющимся социальным институтам, действующим в различных социально-культурных и региональных общностях. В нашем многонациональном государстве и по сей день живут традиционные народы, у которых сохранилась так называемая система «элементарного и полуэлементарного общества». В данных общественных системах основными средствами регулирования внутриобщинных отношений выступают мифы, обычаи и традиции. Так, до настоящего времени у многих народов России сохранились «традиционные» формы внесудебного разрешения конфликтов (споров) в форме «общинных судов». Отметим, что действующее российское законодательство закрепляет институт третейского суда. И сегодня это действительно гражданская альтернатива государственному суду в той области, где государство является абсолютным монополистом, т. е. в отправлении правосудия. Другими словами, гражданин может обратиться в государственный суд, но имеет полное право выбрать и альтернативный путь: избрать независимых арбитров, которые разрешат этот спор. Однако деятельность третейских судов направлена на разрешение прежде всего экономических споров. Таким образом, сфера гражданско-правовых и уголовно-правовых отношений осталась неохваченной негосударственным, альтернативным механизмом разрешения конфликтов. Надо отметить, что во многих странах мира сегодня наблюдаются тенденции к легализации неформального процесса, т. е. «внесудебных» процедур урегулирования гражданско-правовых споров и уголовно-правовых конфликтов. Например, в Сербии в мае 2007 г. жительница г. Лесковац получила огнестрельные ранения во время драки двух ее почти 80-летних ревнивых любовников. 52-летняя Живкица случайно получила два огнестрельных ранения в ноги, стрелял 77-летний Радивое С. после драки с 78-летним соседом Любишей П. После ареста Радивое ему было предъявлено обвинение по двум пунктам — нанесение легких телесных повреждений и незаконное хранение огнестрельного оружия. Дело передано в общинный суд, который установил, что Живкица несколько месяцев жила в гражданском браке с Радивое, а затем решила перейти к Любише, что и вызвало приступ ревности и гнева у покинутого любовника. Решением суда Радивое был оправдан. Как нам представляется, существует, по крайней мере, несколько общих предпосылок для развития альтернативных форм внесудебного разрешения споров и конфликтов: — наличие выстроенной системы разрешения дел в определенных этнических и религиозных общностях, аккумулирующей многовековой опыт «судоотправления»; — высокий авторитет общинных судов; — возможность быстрого и эффективного разрешения конфликтов (споров); — обеспечение оптимальных путей достижения задач внесудебного производства и др. В настоящее время в ряде этнорелигиозных общностей активно действуют общинные суды. Так, в цыганской среде одним из важных общественных институтов является общинный суд («крис», «сэндо», «жюдеката»). Среди цыган нередко возникают конфликты, вызванные невозвращением долга, невыполнением обещания, совершением преступления среди своих (последнее бывает чрезвычайно редко, так как цыгане считают, что воровать у своих — это очень большой грех). В этих случаях потерпевшая сторона собирает общинный суд, поскольку у цыган не принято, чтобы чужие вмешивались во внутритаборные отношения. В суде могут принимать участие все жители табора («рромэнийа»), включая женщин и детей. Приглашаются представители родов, пользующиеся среди цыган авторитетом, при этом люди незаинтересованные, ведь заранее известно, что цыган (более всего ценя семью) склонен становиться на сторону родственника. Соответственно случается, что судей зовут даже из другого города. Суд тщательно знакомится со всеми тонкостями конфликта, выслушивает обе стороны, оценивает все их аргументы и выносит решение, которое всегда бывает окончательным. Конечно, не всегда удается точно взвесить все доводы, многое суд принимает на слово. В таких случаях по традиции обе стороны должны произнести клятву («совэл») перед иконой. Она имеет для суда решающее значение, поскольку человеку, который побожился, принято верить. Если будет выявлен клятвопреступник («магэрдо»), то он с позором изгоняется из племени, а весть об этом моментально облетает всех цыган. Клятвопреступник полностью теряет уважение и доверие, с ним никто не станет вступать ни в какие деловые контакты, что при особенностях жизни цыган грозит значительными моральными и материальными издержками. Осужденный уже никогда не сможет зайти ни в одну цыганскую семью, поскольку хозяин дома сам смертельно боится наказания: стоит ему приветить изгнанного, и его самого никуда не будут пускать. Деятельность общинных судов прежде всего направлена на поиск мер, направленных на устранение конфликта и примирение сторон, который в науке принято называть медиацией. Обычно решение общинного суда заключается в возмещении потерпевшему понесенного ущерба, наложении штрафа и др. Подобных примеров эффективности деятельности общинных судов можно приводить на примере многих народов, населяющих нашу страну. Вообще институт примирения хорошо известен нашей правовой системе. Он применяется, по крайней мере, в двух случаях, имеющих различную юридическую природу. Во-первых, речь идет о так называемых делах частного обвинения, подлежащих прекращению в случае примирения сторон. Однако здесь речь не идет об альтернативах уголовному производству в их классическом понимании. Соответственно данный случай примирения, касающийся очень небольшого круга дел, сам по себе важный и интересный, не относится к теме нашей работы. Во-вторых, институт примирения возникает применительно к одному из относительно новых оснований освобождения от уголовной ответственности — освобождению от уголовной ответственности в связи с примирением сторон (например, в России — ст. 76 УК РФ и ст. 25 УПК РФ). Однако необходимо отличать институты примирения как официального — уголовно-процессуального механизма и медиации, как формы разрешения конфликтов в конкретной социальной общности. Чтобы определить понятие «медиация», обратимся к рекомендации Комитета министров государств — членов Совета Европы № R (99) от 15.09.1999, которая так и называется «О медиации в уголовных делах». Предлагаемые рекомендации отражают наиболее глубокие доктринальные разработки проблемы медиации, а также обобщают опыт многих государств, давно развивающих у себя эту практику. Согласно данному документу, под медиацией понимаются «любые меры, позволяющие жертве преступления и лицу, совершившему преступление, активно участвовать при наличии на то их свободного волеизъявления в преодолении трудностей, вызванных фактом совершения преступления, при помощи третьего независимого лица (медиатора)». Именно в последних словах — «при помощи третьего независимого лица» — и содержится тот аспект, который отличает примирение от медиации. Если при «простом» примирении лишь пассивно фиксируется факт состоявшегося примирения, то медиация предполагает активное способствование примирению, что во многом и выполняют общинные суды, т. е. незаинтересованные судьи-посредники из своей этноконфессиональной среды, которые способствуют примирению, не будучи сами участниками конфликта. О том, что предлагаемый механизм может принести успех, свидетельствует, в частности, пример разрешения сложного конфликта в 1999 г. в Республике Ингушетия, где группа из 3 человек похитила (так называемое похищение с целью вступить в брак) из здания суда во время судебного слушания по ошибке вместо незамужней девушки — секретаря, федерального судью (замужнюю женщину). Факт ошибки в объекте похищения выявился только за пределами населенного пункта с участием «заказчика». По местным обычаям, произошедшее явилось серьезным оскорблением семьи потерпевшей, т. е. был причинен моральный вред (нравственные страдания, причиненные деянием, посягающими на личные неимущественные права или другие нематериальные блага, принадлежащие гражданину) потерпевшей и ее родственникам. Случившееся могло привести к совершению других тяжких преступлений. Так, применительно к нашему примеру похищение спровоцировало объявление мужем похищенной кровной мести заказчику и исполнителям похищения за нанесенное оскорбление. И только привлечение к разрешению дела авторитетных представителей общин и применение этнически традиционного механизма примирения враждующих сторон помогло разрешить сложившуюся ситуацию и предотвратить дальнейшую цепь преступлений. Проведенное этноправовое исследование жителей сельских муниципальных округов Самарской, Ульяновской, Саратовской, Тамбовской, Рязанской областей показало, что сложность процедуры рассмотрения уголовных дел и традиционная дистанциированность деревенского жителя от судебного разбирательства ведут к тому, что сельский житель предпочитает иные, неформальные и внесудебные формы улаживания конфликтов. Так, в случае конфликтов на селе (при совершении деяния, квалифицируемого как уголовно наказуемое), чтобы не привлекать полицию и избежать судебного разбирательства, стороны обращаются за урегулированием конфликта к нейтральному, обладающему доверием сторон человеку, который бы смог уладить данный конфликт. Такими людьми чаще всего становятся представители сельской администрации, выбираемые на соответствующие должности сходом сельской общины. Примирение сторон чаще всего заканчивается выплатой денежной компенсации потерпевшему виновной стороной. Данная процедура соответствует традиционным представлениям жителей средней полосы России о справедливости. Применительно к форме участия общинных судов (медиаторов) при разрешении уголовно-правовых конфликтов, то оно может представляться следующим образом. Лицо, призванное решать вопрос о возбуждении уголовного преследования, откладывает решение данного вопроса и передает материалы общинному (медиаторному) суду (в случае признания медиации возможной и целесообразной), при положительном разрешении конфликта уголовное дело прекращается за примирением сторон в порядке, предусмотренном УПК РФ. В случае если общинному (медиаторному) суду не удалось примирить участников уголовно-правового конфликта и разрешить дело по существу, то материалы возвращаются должностным лицам, уполномоченным осуществлять производство по уголовному делу для принятия процессуального решения и производства в порядке уголовного судопроизводства. Кроме того, участники правового конфликта (спора) могут непосредственно обратиться в общинный (медиаторный) суд для разрешения спорных вопросов, в случае если решение данного суда не удовлетворило стороны (сторону), то они имеют право обратиться в официальные судебные органы для разрешения дела по существу. Как нам представляется, в отличие от официального правосудия предлагаемой процедуре внесудебного разрешения конфликтов и споров свойственны следующие особенности: 1) такое рассмотрение конфликтов (споров) приемлемо только по преступлениям небольшой общественной опасности (небольшого материального ущерба и т. п.); 2) формы улаживания конфликтов и споров носят примирительный характер; 3) примирение возможно при взаимном согласии сторон конфликта (спора); 4) реализация происходит на основе этнорелигиозных обычаев и традиций, не противоречащих действующему законодательству; 5) разрешение конфликта (спора) осуществляется незаинтересованным лицом (лицами), заслуживающим доверия и уважения обеими сторонами; 6) в случае несогласия с принятым решением по рассмотренному делу стороны имеют право обратиться к официальному правосудию для разрешения дела по существу. Безусловно, предложенная форма разрешения правовых конфликтов (споров) должна найти отражение в соответствующем нормативно-правовом акте, согласуемым с действующим уголовно-процессуальным и гражданско-процессуальным законодательством. В данном случае речь не идет об установлении соподчиненности обычного, религиозного и национального права. Федеральное законодательство должно лишь формально определить полномочия общинных судов и предусмотреть возможность обращения в официальные суды. Чтобы заставить судебные органы работать на свое общество, государство вводит законодательное требование обеспечения государственной организацией минимального стандарта исполнения государственных функций и оказания услуг, чтобы потребитель, вступающий на подобный регулируемый рынок, был уверен в том, что получил услугу надлежащего качества. Именно стандарты качества услуг позволяют установить причинно-следственную связь между свойствами реально оказанной услуги и последующим возникшим ущербом, снимают трудности и издержки доказательства вины ответчика. Для потребителя при этом вовсе не обязательно знать, какой именно чиновник, на каком этапе и по какой причине не обеспечил процесс прохождения документа, что привело к нарушению стандарта качества услуги. Выявить такого чиновника — задача руководителя учреждения, бюджет которого уменьшился. Превентивной мерой подобных ситуаций должен стать контроль качества оказываемых государственных публичных услуг отправления правосудия, т. е. соблюдение общих принципов и методов ведения судебной деятельности, отношения между судебными органами и обществом, методы взаимодействия с другими организациями и государством и, наконец, взаимоотношения внутри судебного сообщества, исполнения государственных функций и качества услуги до ее оказания, т. е. введение минимальных стандартов качества, гарантирующих отсутствие невосполнимых ущербов. Таким образом, стандарты описывают лишь необходимые элементы, минимальные требования, которые должна включать в себя система управления деятельностью судебных органов. Как представляется, стандарт может и должен устанавливать единые по всей территории страны требования к результату деятельности, что же касается требований к процессу получения результата, то законодательное введение единых на всей территории страны требований представляется неконструктивным. Подобный подход, безусловно, оправдан, так как позволяет учитывать ресурсные ограничения: технологические, материально-технические, финансовые, кадровые и другие факторы в субъектах Федерации, межрегиональные и внутрирегиональные различия, местные условия. Он обеспечивает реальные возможности учета указанного разнообразия, не дискредитирует саму идею стандарта. Необходима децентрализация механизма установления ряда требований к качеству оказываемых услуг судебными органами, их региональная диверсификация и обязательное согласование с местным сообществом, что и должно найти свое отражение в Концепции судебной политики в Российской Федерации. Судебная жизнь характеризует специфику и уровень судебно-правового развития данного общества. Говоря об этом, мы прежде всего имеем в виду динамику правовой культуры и правосознания. Анализируя данные категории в рамках характеристики судебной жизни, следует обратить внимание, во-первых, на правосознание и правовую культуру обычных граждан и, во-вторых, на правосознание и правовую культуру судей, ибо именно судьи и лица, участвующие в деле, являются субъектами судебной жизни общества. Точно так же как и при выстраивании правовой политики, необходимо ориентироваться не столько на правовую систему общества, сколько на ее правовую жизнь, так и при формировании судебной политики исходить нужно из имеющихся судебно-правовых реалий, из самой судебной жизни. Дело в том, что судебная политика, с одной стороны, должна базироваться на действительных отношениях, протекающих в жизни процессах, учитывать их и реагировать соответствующим образом, с другой — судебная политика призвана организовывать судебную жизнь общества, налаживая определенным способом судебную систему. Здесь четко просматриваются взаимные связи и взаимозависимости. Судебная политика должна содержать в себе выработанную стратегию и тактику развития судебной жизни, ориентиры (цели и средства) для нее. В свою очередь судебная жизнь представляет собой одновременно истоки и сферу проявления судебной политики, выступает ее объектом. Необходимость выстраивания судебной политики диктуется проблемами, прочно «прописавшимися» в судебной жизни общества, — низкий процент доверия к суду со стороны субъектов права, коррупция, принятие решений, не соответствующих здравому смыслу и закону, высокая степень неисполняемости судебных решений, «боязнь» принятия судебного решения, основанного на законе (но не поддержанного высшим судебным органом), и т. п. В практическом аспекте данная политика представляет собой разностороннюю деятельность многих субъектов, направленную на решение следующих задач: • оптимизация правового регулирования обозначенной сферы; • повышение гарантированности механизмов судебной защиты; • улучшение сотрудничества государственных и негосударственных судебных структур; • углубление взаимодействия внутригосударственных и международных судебных инстанций; • формирование судебного и судейского права, судебно-правовой культуры и т. д. Кроме названных можно выделить и такие пути усовершенствования судебной системы, как углубление специализации судей и судов, повышение уровня открытости и транспарентности судебной деятельности, внедрение информационных технологий (автоматизированная система распределения дел, аудио- и видеопротоколирование судебных процессов, электронные документы, видео-конференц-связь, электронные базы данных и системы судопроизводства и т. д.). Более того, не подлежит сомнению, что будущее судебной системы за внедрением «электронного правосудия», под которым понимается способ отправления правосудия, основанный на использовании информационных технологий и включающий в себя целый ряд мер, обеспечивающих доступ к информации о деятельности судов и об автоматизации судопроизводства. Все это так или иначе будет влиять на уровень развития и качество судебной жизни современного российского общества. 18. Судебная политика как способ организации судебной жизни (на примере реализации права на справедливое судебное разбирательство) (С. Ф. Афанасьев)Правовая политика формально всегда связана с правовой системой, которая играет организующую и координирующую роль, а с содержательной точки зрения — с правовой жизнью, являющейся истоком и сферой проявления обозначенной политики. Последняя же ориентирована на создание эффективного механизма правового регулирования, на цивилизованное использование юридических средств в достижении таких целей, как наиболее полное обеспечение прав и свобод человека и гражданина, укрепление законности и правопорядка, формирование правовой государственности и высокой правовой культуры общества и личности. При этом в аспекте предмета механизма правового регулирования можно говорить о многообразных внешних формах выражения правовой политики и ее видах, в частности о судебной политике, как особо значимой деятельности государства по созданию действенного механизма правового регулирования, обеспечивающего надлежащий уровень правосудия по уголовным, гражданским и административным делам для защиты прав, свобод и законных интересов граждан и организаций. Итак, судебная политика, будучи одним из основных видов правовой политики, прямо или косвенно исходит от государства в лице его компетентных органов, получая законодательное закрепление на федеральном или региональном уровне. Диалектическое соотношение судебной политики и судебной жизни несколько иное. Парадигма судебной жизни суть более емкая по сравнению с судебной политикой. Являясь формой социальной жизни, она выражается в многообразных видах деятельности и поведения людей, различных коллективов в сфере осуществления судебного права, направленных на принудительное обеспечение реализации частных и публичных, индивидуальных и групповых интересов, а также соответствующих им социальных ценностей. Судебная жизнь характеризует взятые в единстве предметные формы бытия человека и общества, т. е. как конкретную материально-предметную реальность, так и ментальное, духовное отношение к судебному праву, судоустройственным и судопроизводственным связям и принципам, используемому процессуальному инструментарию, который с той или иной степенью эффективности позволяет достичь поставленных целей. Что же такое судебная жизнь? Что отражает данная категория? По мнению Э. М. Мурадьян, судебная жизнь — это нормальная форма существования суда, его функциональное состояние, соответствующее потребностям определенных субъектов права в той или иной судебной процедуре, в прояснении или разрешении конкретной юридической ситуации. В то же время судебная жизнь — это и способность суда к дальнейшему существованию в условиях перманентной критики его деятельности; это иски и возражения, обвинения и попытки самооправдания стороны, призванной к ответу, или взаимного обвинения сторон; это и судоговорение, в котором суду и участникам предстоит постигать суть дела, очищать факты, существенные от привходящих, реалии от вымысла, исследовать доказательства и опровержения; это разрешение противоречия за противоречием. На наш взгляд, судебная жизнь — есть особая форма правовой жизни, выражающаяся преимущественно в судебных актах и правоотношениях, характеризующая специфику и уровень судебно-правового развития данного общества, отношение субъектов к суду и степень удовлетворения их интересов. Судебная жизнь немыслима и невозможна без постоянно возникающих при этом судебных актов. В последние годы значительно повышается их статус, весьма заметно усиливается их правовое воздействие на общественные отношения. Посредством принимаемых актов суды во многом устраняют либо нивелируют просчеты законодателя, реально смягчают его подчас негативное нормативное воздействие на социальные процессы. Судебные акты представляют собой государственно-властное предписание, выражающее волю государства. Посредством этого вида правовых актов государство в лице суда выражает свое мнение относительно сложившейся ситуации, которая привела стороны в зал судебных заседаний. Европейские юридические стандарты все больше проникают во внутреннее законодательство, они во многом предопределяют имманентную правовую политику нашей страны, в том числе посредством инкорпорации норм международных договоров, что заставляет многих ведущих правоведов обратить пристальное внимание на отдельные положения, содержащие процессуальные гарантии прав человека, и соотнести их с национальными юридическими правилами поведения. Это касается прежде всего ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, закрепляющей право на справедливое судебное разбирательство, которое является неотъемлемым элементом принципа верховенства права, что подтверждается преамбулой международного договора. Следовательно, верное понимание указанного первоначала нужно рассматривать как отправную точку анализа права субъектов на справедливое судебное разбирательство. Справедливость и верховенство права были хорошо известны греческой и римской юридической культуре, но изначально эти понятия восходили к сакральным, религиозным либо общефилософским соображениям и ценностям. «На первых порах, — как пишет В. Г. Ярославцев, — понятие acqui (acquitas) — равенства и справедливости — играло существенную роль в правопонимании римских юристов. Аcquitas являлись конкретизацией justitia (вечной и неизменной справедливости естественного права), и в силу того, что выражали естественно-правовую справедливость, служили масштабом для критики существующего права, руководящим ориентиром в правотворчестве, при толковании и применении права». Постепенно право, в особенности римское, под влиянием динамичного развития общественно-экономических отношений обрело вид, близкий к формальному, проявившись через триаду общеизвестных источников — обычай, закон, судебная практика. Силой, творящей право, стали не жрецы (pontifices), а народ, верховная государственная власть, судебные магистраты и привилегированный класс юристов. Отчасти данный процесс можно отследить по трудам Платона, который, рассуждая о морально-нравственных критериях человеческого поведения, логическим путем обратился к прагматическим конструкциям. Одна из них была направлена на утверждение в обществе законности (єϋνομία) или иными словами повиновения правильным законам для установления единообразия в устройстве всех связанных между собой вещей. Продолжая и в некоторой степени разделяя философские взгляды учителя, Аристотель также полагал, что единым властителем людей должен быть не тот или иной человек, а закон: кто требует власти закона, тот требует власти Бога. Между тем римляне, будучи людьми весьма прагматичными, окончательно вывели справедливость и верховенство права из-под влияния религиозных и мировоззренческих концепций, ведь ничто не ценилось ими так высоко, как явления, служащие утилитарным целям, даже, если речь шла о вещах порядка sacramentalis. Тит Ливий одним из первых римских юристов греческую дихотомию «правление человека — правление закона» окончательно разрешил в пользу закона. Цицерону же принадлежит следующее изречение: «Ибо если греки вкладывают в понятие закона понятие справедливости, то мы вкладываем понятие выбора, но закону все же свойственно и то, и другое. Если эти рассуждения правильны (а я лично склонен думать, что в общем это верно), то возникновение права следует выводить из понятия закона». Впервые верховенство права как один из юридических принципов было провозглашено и окончательно обосновано в Англии, чего объективно требовали условия парламентской монархии, допускавшие представление так называемых неприкосновенных древних вольностей (libertates suas illesas) для светской и религиозной знати, среди прочего и в области правосудия. Великая Хартия Вольностей 1215 г. об этом сообщала: «Ни один свободный человек (liber homo) не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен имущества (disseisiatur), или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо [иным] способом обездолен (aliquot modo destruatur), и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору (per legale judicium) равных его (parium suorum) или по закону страны (vel per legem terre), — гласили ст. 39 и 40 Хартии. — Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их». Затем эта мысль получила свое логическое развитие в знаменитом Habeas Corpus Act 1679 г., закрепившем вследствие парламентской борьбы против королевских прерогатив Карла II тезу о том, что верховенство права выражается не только в возможности создания суда на основании закона, но также в соблюдении процессуальных сроков и правомочии заключенного быть информированным о причинах ограничения его свободы. Характеризуя Habeas Corpus Act, М. А. Чельцов-Бебутов писал, что этот правовой акт завершил развитие института судебной проверки правильности действий, связанных с арестом, выдачей различных приказов, а также наложением крупных штрафов за несоблюдение базовых принципов отправления правосудия. Вместе с тем более или менее теоретизированное уяснение принципа верховенства права в Англии произошло только во второй половине XIX в., о чем свидетельствует работа А. В. Дайси «Введение в изучение конституционного права», которая увидела свет в 1885 г. В ней ученый изложил свое видение проблемы, подчеркнув, что само верховенство включает в себя три составные части: общественное устройство должно принуждать всех без исключения блюсти право писаное или обычное; необходимо руководствоваться началом равенства граждан перед законом и судом; охрана личных прав и свобод не может не быть реалистичной. Вслед за А. В. Дайси эти сентенции повторил, но в несколько другой форме Ф. Хайек, по мнению которого верховенство права означает также жесткий постоянный контроль за действиями государственных правительств, инстинктивно желающих преувеличить круг собственных прерогатив. На европейском континенте исследуемый принцип подвергся детальному изучению не раньше XVII–XVIII вв., что с политической точки зрения связано с революционными событиями и наделением дополнительными полномочиями представителей окрепшей буржуазии, а с юридической — формированием естественно-правовой теории права (в лице Б. Спинозы, Ж. Ж. Руссо, Ш. Л. Монтескье и др.), которая понимала само верховенство через призму нравственности, разумности, духовности, природной неотчуждаемости, следуя тем самым греческому философскому концепту. В частности, Б. Спиноза писал: «Право верховной власти есть не что иное, как естественное право, но определяемое не мощью каждого в отдельности, а мощью народа, руководимого как бы единым духом, т. е. как отдельный человек в естественном состоянии, точно так же тело и дух всей верховной власти имеют столько права, сколько мощи». Мало-помалу принцип верховенства права, иногда объясняемый не только с позиций светских, но и христианских, проник во многие европейские национальные нормативные акты, охватив собой в самом общем виде различные юридические институты, в том числе относящиеся к организации и деятельности органов юстиции, хотя более ясным от этого не стал. Поэтому последняя четверть XIX в. ознаменовалась глубокими концептуальными разработками. К примеру, во Франции в употребление был введен специальный термин «pre-eminence du droit», а в Англии — «rule of law», означающий верховенство права; в то же время в Германии институализацию получила целая доктрина «Rechtstaat», затрагивающая вопросы правового государства, в США верховенство стали интерпретировать посредством категорий «правосудие» и «надлежащая правовая процедура». Сразу после Второй мировой войны принцип верховенства права выходит на уровень международных правовых отношений. И если во Всеобщей декларации прав человека 1948 г. он приобрел завуалированный вид через утверждение того, что все права нужно охранять с помощью власти закона, то в преамбуле Устава Совета Европы от 5 мая 1949 г. появляется фраза о том, что страны, его ратифицировавшие, признают свою приверженность духовным и моральным ценностям, которые являются достоянием их народов и подлинным источником принципов свободы личности, политической свободы и верховенства права, лежащих в основе любой истинной демократии. Кроме того, в ст. 3 Устава специально замечается, что каждый член Совета Европы обязан разделять названный принцип. Очевидно, что, имея в виду Всеобщую декларацию, «отцы» Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод не могли не упомянуть в ней о стремлении государств — членов Совета Европы уважать принцип верховенства права, возложив его оригинальное толкование на Европейский суд по правам человека (в рамках Европейского союза такая обязанность возложена на Европейский суд справедливости). Последний в своей прецедентной практике не ограничивается формально-догматическими интерпретационными методами, а, напротив, исходит не столько из текста Конвенции, сколько из целевых установок, намерений создателей международного договора, его предназначения, эволюционности базовых свобод и многого другого. Это позволяет суду придерживаться «модели, содержащей в себе используемые принципы» (principle-exampling model) и тем самым развивать наднациональную региональную юридическую систему. Причем иногда суд синтезирует «автономные концепты», т. е. придает категориям, изложенным в Европейской конвенции, уяснение далекое от национального и общепринятого. Разумеется, подобная деятельность санкционируется самим международным договором, основание которого представляют естественно-правовые идеи о неотъемлемых правах человека и их неоктроированном характере, поэтому попытки трактовать договор с узкопозитивистских позиций не увенчались успехом. Небезынтересно, что принцип верховенства права как объект самостоятельного толкования был впервые изучен ЕСПЧ еще в 1975 г. в деле «Голдер против Соединенного Королевства» (Golder v. United Kingdom). Невзирая на это, само исходное первоначало, получившее обобщенное название «право на суд», до сих пор имеет множество нераскрытых моментов. В связи со сказанным соотнесем сегменты содержания принципа с правом на справедливое судебное разбирательство с точки зрения цивилистического процесса и оставим в стороне материальные и уголовно-процессуальные вопросы. Внимание! Авторские права на книгу "Правовая жизнь общества: проблемы теории и практики. Монография" (Под ред. Малько А.В.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
