От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”»

Дурылин С.Н.; сост. Галкин А.Б.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Русская Классика Издательство: Проспект Дата размещения: 20.11.2017 ISBN: 9785392270026 Язык: Объем текста: 169 стр. Формат: epub

Оглавление

Предисловие составителя

С. Н. Дурылин. Дон-Жуан

Предисловие составителя. Кошки в творчестве С. Н. Дурылина

С. Н. Дурылин. Муркин вестник «Мяу-мяу»

Послесловие сотавителя к поэме С. Н. Дурылина «Дон-Жуан»

Приложение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

С. Н. Дурылин.
Муркин вестник «Мяу-мяу».

Кошка

Этим именем обозначается весь славный род кошачий от Льва до домашней кошки. Род этот обитает по всему земному шару. Его величавые и умные, большие и малые представители встречаются в культурных городах Западной Европы и в африканских пустынях, в Северных Американских небоскребах и в джунглях Индии, под тропиками и у берегов Ледовитого океана. Барс Кавказский, воспетый Лермонтовым, и дикая остроухая рысь Сибирской тайги, красивейшая из четвероногих черная пантера Южной Африки, страшный бенгальский тигр и дикая кошка Сванетии принадлежат к этому славному роду. К нему же, к этому знаменитому роду, принадлежит и царь зверей — величавый, благородно-властительный Лев. Но к этому же роду принадлежит и расселившаяся по всему свету, живущая на севере, на юге, на востоке и на западе, в городах и селениях, на кораблях и в юртах кочевников — мудрая семья домашних кошек.

Эта многомиллионная семья, еще в незапамятные времена египетских фараонов, вступила в союз с людьми, вошла с ними в дружбу, — и этому дружескому союзу, направленному на борьбу с дерзкими и презренными грызунами (крысы, мыши) великое племя домашних кошек осталось верно до сего дня, несмотря на все измены и предательства со стороны людей. Вот отчего, за ее верность и мудрость, домашняя кошка была обожествлена в древнем Египте, — и вот почему величайшие поэты — Гёте, Эдгар По, Пушкин, Бодлер, Фет — воспевали кошку в своих поэмах и стихах.

Русская домашняя кошка с незапамятных времен была любимицей русского народа, спутницей и собеседницей его на всех путях и перепутьях его жизни. Кошке — честь и место в курной крестьянской избе и в царском дворце, в богатом купеческом доме и в богадельне для убогих старух, в дворянском особняке и в тюремном замке. Кошка жительствовала в монашеской келье и ей одной был открыт свободный ход не только в храм, но и в алтарь, куда и женщинам ход был строго запрещен. Нельзя было вообразить себе сельской лавочки, торгового амбара, мучного лабаза или магазина гастрономии на Тверской и на Невском проспекте, где не была бы кошка на постоянном почетном жительстве.

В публичных библиотеках, древних хранилищах, музеях и архивах всегда держали кошек, и им полагалось особое казенное довольствие. Единственное невоенное существо, которому разрешалось жить в казармах, была кошка. Ни один корабль — торговый или военный — не отправлялся в плавание без кошки. В гостиной у модной дамы, в будуаре у светской красавицы, как и в детской купеческого или дворянского дома, как и за кулисами театра, как и в подвале городского бедняка — сапожника или портного — всюду кошка была желанной гостьей и сожительницей. Настоящим свидетельством о благополучии и безбедной жизни было признание: «Слава Богу, и пиун, и мяун есть», то есть «Петух на дворе и кот в доме».

Как не любить и не дружить с кошкой русскому крестьянину, когда она сохраняет от грызунов-истребителей его лучшее достояние — хлеб насущный! Для крестьянина, по слову А. В. Кольцова — «хлеб — моё богатство». Вот это единственное крестьянское богатство — в снопах, в стогах, на току, в овинах, на мельнице, в закромах, в амбаре, в избе — всюду сохраняет кошка от юрких и дерзких расхитителей этого крестьянского богатства — от крыс и мышей. И крестьянин глубоко благодарен кошкам за эту самоотверженную защиту «хлеба насущного». Он знает: «Кошка из дому — мыши в дом». Он на опыте знает что кошка — самый непримиримый враг крыс и мышей, и лучше ляжет костьми, а не выдаст им, разбойникам, крестьянского достояния.

Крестьянин считает кошку чистым животным. Как ни дорожит он собакою, ей у него место только на дворе, в конуре; в избу ей ходу нет. Кошке же, наоборот, всюду ход, честь и место: она и на печке, она и на шестке, она и на скамье за обеденным столом, она и на подоконнике, она и на постели, она и в детской колыбели. Крестьянин знает очень хорошо, что кошке открыт ход и в храм Божий, тогда как, если собака невзначай забежит в церковь, церковь надо святить. Ни одному животному нет ходу в храм Божий, кроме кошки, ни одному нет настоящего хода и в честную избу крестьянскую, кроме его друга Кота Котофеича с его кошуркою.

Кошке доверяет русский крестьянин самое дорогое, что у него есть — ребенка своего. Кошке поручает он баюкать детскую колыбель своими песенками, призывая к ребенку сладкий сон, покойный угомон. Никого не подпускает мать-крестьянка к ребячьей колыбели — ни овечку, ни телёночка, ни собачку, ни курочку с петушком. Все они — ненадежные сторожа: могут испугать ребенка, кто своим блеянием, кто лаем, кто громким пеньем. Одному коту с кошкой поручает мать-крестьянка колыбель ребенка, сама, поневоле, часто отлучаясь от нее на работу и по хозяйству.

Уж ты, кот Котонай,

Мово Васеньку качай —

трогательно поручает она свое исконное дело коту, домашнему верному другу, и сулит ему: «Уж как я тебе, коту, за работу заплачу».

Но кошке не надо никакой платы. Не из-за платы, а из любви баюкает она целыми часами крестьянского сынка или дочку, Иванушку или Аринушку, распевая ему колыбельные песенки. И не было случая, чтобы кошка испугала или оцарапала ребенка.

Кошка является для ребенка и живою игрушкою, верным другом-спутником младенческих детских дней и лет. Делясь с кошкой то каш кашкой, то молочком, ребенок приучается к дружескому участию, отучается от себялюбия. Кошка позволяет ребенку проделывать с собой то, что ни за что и никогда не позволит взрослому: тискать себя, мять шерстку, дергать за хвост... Она терпит все это, зная, что ребенок мал и что все это он делает из любви к ней. Кошка — великий четвероногий воспитатель ребенка.

В крестьянской избе нет баро­метра, но погоду надо знать крестьянину, и есть у него четвероногий барометр: кошка. Крестьянин внимательно приглядывается к ее ежедневной повадке: закрывает она себе лапкой рыльце — значит, чует холод, кошка стену дерет — к непогоде; кошка в печурку садится — к морозу; кошка лежит вверх брюшком — к теплу; кошка крепко спит — к хорошей, теплой погоде; кошка лижется по телу — к ненастью, к дождю и т. д. Крестьянин привык по поведению кошки, как по барометру, определять: «ясно», «дождь», «великая сушь» и т. д.

Наблюдает крестьянин за кошкой и для того, чтобы знать многое другое, кроме погоды. — Кошка на человека тянется — это к обнове, к прибыли, к добру, к получению денег. Кошка умывается — гостей зазывает в дом к хозяину, и с какой стороны она лапкой умывается, с такой стороны и гости приедут. Это внимание русского крестьянина к поведению кошки свидетельствует о том уважении к ее уму, повадке, которое он к ней питает. Кошку признает он умным, чутким, добрым существом, в новоотстроенный дом всегда стараются, чтобы первой вступила кошка: это приносит дому прочность, благополучие и счастье тому, кто в нем будет жить.

Кошка — единственный представитель животного царства, который допускается, по обычаю православной церкви, не только в храм, но и в алтарь. Более того: допускаемая в алтарь кошка имеет там преимущество даже перед женщинами рода человеческого, коим доступ в алтарь, как правило, строго воспрещен. Сия почетная привилегия для кошек вызвана как их известною исключительностью, так и преимущественно тем, что кошки самоотверженно борются с мышами и крысами, проникающими в храм, и в алтаре, могущими учинить великие преступления не только над просфорами, но и над Святыми Дарами.

Бдительность кошек охраняет храм от злой напасти. На подобную честь могли бы притязать и некоторые другие животные: например, собачки-крысоловы, ежи, также истребляющие мышей, и так далее. Но только одной кошке усвояется честь охранять храм и алтарь от крыс и мышей, ибо только одна кошка обладает для сего не только нужной ловкостью, храбростью, неустрашимостью, но и чистотой, опрятностью, благопристойностью, подобающею всем, кто входит в столь священные места и принужден действовать среди священных предметов. Пусть же не хвалятся люди: существуют кошки церковные, соборные, кафедральные, монастырские, — и слава их поведения ничем не омрачена в противоположность поведения иных людей церковных, кафедральных и монастырских.

Кошка — давний, верный друг ученых, философов, поэтов, писателей, всех, кто занят умственным трудом, живет мыслью и дорожит тишиной и уединением. Кошка просиживает целые ночи на письменном столе писателя, разделяя и облегчая его муки творчества. Великий поэт Шарль Бодлер так определил кошку в ее значении свидетеля его бессонных творческих ночей:

Ты мой домашний добрый гений,

Быть может, дух он или бог,

Как правосуден, мудр и строг

Царит он посреди владений!

(Перевод С. Н. Дурылина)

С Бодлером это мнение о кошке, как о «домашнем добром гении» поэтов и писателей, разделяют тысячи художников слова и подвижников мысли. Только одна кошка не спугнет творческой тишины, столь необходимой мыслителю и поэту. Только такая песенка кошки услаждать может эту тишину, не нарушая хода мыслей, не пресекая полета фантазии. Только дружеское, мудрое и тихое присутствие кошки не нарушает, но услаждает одиночество поэтов и мыслителей, необходимое для их творчества. Вот почему так благодарно вспоминают они о котах и кошках, спутниках творческого полета и свидетелях их бесед с Музами...

Привязанность кошек к человеку — свободная, независимая, благородная. Кошка и в любви своей к человеку никогда не теряет своего достоинства и достоинство это идет издревле. Недаром кошка обожествлена в Древнем Египте. Недаром мумии священных кошек хранятся доселе в музеях наравне с мумиями фараонов. Кошка и доныне сохраняет в себе и достоинство вольного зверя, не привыкшего рабствовать перед человеком, и божественное достоинство, приобретенное ею в Древнем Египте. Вот почему она заключила с человеком вольный союз, свободное содружество, а не сдалась ему в рабство.

Величайший из поэтов Гёте писал об одном случае из его жизни:

«...Я не мог удержаться, чтобы не приобрести колоссальной головы Юпитера. Он стоит против моей постели, хорошо освещенный, чтобы я мог сразу обращаться к нему с утренней молитвой. При всем своем величии и достоинстве он послужил поводом для следующего происшествия. Когда наша старая хозяйка приходит стлать кровать, за нею обыкновенно прокрадывается ее любимая кошка. Я сидел в большом зале и слушал, как женщина копошилась в комнате, исполняя свое дело. Вдруг она против своего обыкновения поспешно и стремительно отворила дверь и позвала меня, чтобы я поскорее пришел взглянуть на чудо. На мой вопрос, в чем дело, она ответила, что кошка молится богу-отцу. Она давно уже заметила, что у этого животного разум, как у христианина, Но все-таки — это великое чудо. Я поспешил удостовериться собственными глазами; это было в самом деле необычайно. Бюст стоит на высоком пьедестале, так что голова оказывается на значительной высоте. Кошка вскочила на стол, положила лапы на грудь богу и, вытянувшись всем телом, достала мордочкой как раз до священной бороды, которую она облизывала с большой грацией, не обращая ни малейшего внимания ни на возглас хозяйки, ни на мой приход. Я оставил добрую женщину при ее удивлении, себе же объяснил эту странную кошачью молитву тем, что животное, наделенное острым обонянием, почувствовало запах жира, который попал в форму в углубления бороды и застрял в них...»

«Житейские воззрения кота Мурра» — этой книгой прославился немецкий романтик Т. А. Гофман. Но — так велика человеческая неблагодарность! — Имя «Гофман» значится во всех словарях и историях литературы, а имя Мурра, великого кота-мудреца, кому принадлежат эти воззрения, не значится нигде, ни в одном словаре человеческом, ни в одной из историй литературы. И многочисленное потомство великого кота Мурра никогда не протестовало против этой несправедливости: так велико благородство кошачьего народа. Он позволяет людям пользоваться своим достоянием, не требуя ни наград, ни благодарности, ни даже простой памяти. Пусть люди поучаются мудрыми «Воззрениями кота Мурра», думая, что тут все дело в каком-то Гофмане, а не в великом Коте Мурре!

В 1924 году, будучи в Челябинске, я написал стихотворение о своем коте-Ваське, который был назван одной ученой дамой «Мурром».

Ей казалось, что нет ничего более лестного для русского кота, как уподобиться знаменитому немецкому коту, которому блистательный и таинственный Т. А. Гофман посвятил книгу свою «Житейские воззрения кота Мурра», восхищавшую когда-то русских любомудров 1820-х годов.

Но разумный кот Васька разумно и скромно отвечал этим сонетом, в котором отклонял решительно от себя честь быть русским котом Мурром:

Нет, я — не Мурр!

Я — бедный русский кот.

Простой я утешительный Мурлыка.

Равняться с мудрым Мурром было б дико:

Философ он германский, полиглот.

Ему — метафизический почет.

А я, — сказать по-русски, — шит из лыка,

Я перед ним — пред розой повилика,

Что при дороге пыльная растет.

Нет, я — не Мурр! Скромнее я, бедней,

Ловлю мышей, да сказываю сказку,

Курлычу, замываю я гостей.

Но любят все мою простую ласку:

Ребенок в детской, нянечка, поэт,

Бездомный странник русский, Пушкин, Фет.

«Кот-Мурлыка» — под этим псевдонимом ученый и писатель Н. П. Вагнер издал свои «Сказки Кота-Мурлыки», одну их самых благородных и добрых книг на русском языке. Много русских детей и юношей обогрели свои сердца «чувствами добрыми», наслушавшись таких тихих и мудрых сказок этого двуно­гого «Кота-Мурлыки». Старый профессор зоологии, — то есть науки о животных,— когда захотел сказать людям доброе слово о любви и милосердии,— взял на себя имя «Кота-Мурлыки»! Какая честь для славного кошачьего рода! Как замечательно, что, мурлыча свои сказки, этот «Кот-Мурлыка» со степенью доктора зоологии, возглашает человечеству правду о божественности души и совести человека. Увы, эта книга уже давно как не переиздается: сказки старого Кота-Мурлыки, видно, стали не нужны людям, растерявшим свое детство и потерявшим слух на все тихое, мирское, доброе и гармоническое.

КОТ МУРЛЫКА — славное прозвище котов, данное им за их музы­кальность за их удивительную способность к пению. «Мурлыка» — в этих ласковых словах русский народ выразил свою любовь к песенкам, какими род кошачий убаюкивает человечьих детей и утешает взрослых в их горе, скорби, скуке и одиночестве. Великий поэт А. А. Фет обращается к коту:

Не ворчи, мой кот-Мурлыка,

В неподвижном полусне;

Без тебя темно и дико

в нашей стороне.

Простой русский человек просит кота в тоске и в печали: «Замурлычь песенку». Мурлыканье это приносит уют даже в самую печальную келию, каморку, угол самого одинокого человека. Поэтому в прозвище «Мурлыка», присвоенному коту, человек выразил свою благодарность к нему за ласку, за участье, теплящееся в бессловесной, но сердечной песенке.

КОТ В САПОГАХ — превосходный образ кота-друга, кота-товарища, по­мощника человеку в беде и напасти. Образ этот возник у французского народа, он ожил у превосходного сказочника Перро. Русскому народу образ Кота в сапогах усвоен В. А. Жуковским в его замечательной сказке и показан П. И. Чайковским в балете «Спящая красавица».

В настоящее время Кот в сапогах, в виде героя детской пьесы, привлекает внимание детей нашей страны в детских театрах.

В 1952 году, когда исполнилось 100 лет со дня кончины великого русского поэта Василия Андреевича Жуковского, я записал: «Пусть люди неблагодарны и не празднуют, или плохо празднуют эту знаменательную годовщину. Людям свойственно быть беспамятными и неблагодарными. Недаром великий Пушкин, ученик Жуковского, сказал: «Мы ленивы и нелюбопытны».

Кошачий народ и не ленив, и любопытен, а, главное, благодарен за все, что делают ему на пользу. Он чтит память своих друзей. Он чтит память славного Жуковского. Кошачий народ благодарен благородному поэту. Он создал заме­чательные произведения во славу кошачьего народа. Его гениальная поэма «Война мышей и лягушек» дала образ мудрого кота Мурлыки, непримиримого врага презренных полчищ подпольных грабителей — крыс и мышей, расхищающих все, что создают и припасают люди трудами рук своих. Кто не помнит славного подвига кота Мурлыкина, с помощью военной хитрости, истребившего целые полчища презренных крыс и мышей? В былые времена дети человеческие с раннего возраста знакомились с подвигом этого мудрого представителя кошачьего народа, читая «Войну мышей и лягушек» Жуковского.

А в другом своем произведении — «Кот в сапогах» поэт правдиво и мудро изобразил Кота в сапогах, как верного друга, благородного товарища человека, помогающего ему во дни его бедности, печали, одиночества. Кот этот питал своего хозяина, отправляясь на охоту, заботился о его благосостоянии — и благодаря своему необыкновенному уму и прекрасной энергии, доставил своему хозяину богатство, честь, славу и счастье в жизни — любовь и руку дочери короля. Через эту дружбу и верность человеку Кот достиг большой чести и славы:

Остался при дворе и был в чины

Произведен; и в бархатных являлся

В дни табельные сапогах...

Великий поэт высоко поставил Кота в сапогах не только при дворе. Что эти дворы глупых королей, которые почти уже перевелись на свете! Жуковский сделал больше: он высоко поставил Кота среди людей, он показал в нем людям пример ума, энергии, дружбы, верности, примером и образцом тех благородных качеств, которые так редки меж людьми!

Великий поэт оставил детям человеческим изображение Кота, как пример дружбы и товарищеских отношений. Бессмертно его маленькое стихотворение «Котик и козлик». Не худо бы его помнить всем детям:

Там котик усатый

По садику бродит.

А козлик рогатый

За котиком ходит;

И лапочкой котик

Помадит свой ротик,

А козлик седою

Трясет бородою!

Как мило, как просто, как ласково звучит это стихо­творение, для малых детей, написанное большим поэтом.

Все коты и кошки от мала до велика славят поэта, так честно и прекрасно сказавшего чистую правду о кошачьем народе и об его дружбе с родом человеческим!

КОT УЧЕНЫЙ — знаменитый кот, о котором поведал нам А. С. Пушкин:

У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом.

Идет направо — песнь заводит,

Налево — сказки говорит...

Сам А. С. Пушкин признается, что он слушал много сказок кота ученого, и одну из них записал в стихах, назвав «Руслан и Людмила».

Сказка эта, названная поэмой, принесла славу А. С. Пушкину. А композитор М. И. Глинка написал на ее сюжет оперу. Но ни оперы, ни поэмы не существовало бы на свете, если б не Кот ученый с его сказкою. К сожалению, имя кота ученого до нас не дошло. По некоторым преданиям, его звали Кот Евстафий, — предание это малодостоверно. Иные утверждают, что кот сей прозывался — Платон, но это предположение основано, вероятно, на желании придать Коту ученому больше мудрости и чести, назвав его именем славного человеческого философа Платона, как будто «Кот ученый» нуждается в прославлении и ищет славы, как занимаются этим ученые из рода человеческого. Для кота сего довольно, что его сказкой воспользовались Пушкин и Глинка для своих произведений.

А дедушка Крылов — ни одним людям дедушка, а и всем зверям диким и домашним, всем животным, всем птичкам, — а самое главное — он дедушка всему почетному, роду котиному, кошачьему.

Как можно забыть, что в баснях «Волк и кот», «Щука и кот» он воздал высокую хвалу почтенным котам начала XIX столетия. Как можно забыть, что мудрый Дедушка совершенно справедливо заставил крысу признать: «Сильнее кошки зверя нет!»

Конечно, люди, по зависти, склонны об этом умалчивать. Но совершенно напрасно. Вот бы попробовали пожить без кошек. Что бы вышло? Крысы бы их заели! Проходу им не дали.

Дедушка Крылов, — вечная ему слава! — был мудр: он отдавал должное великому и честному роду котиному. Вечная ему слава! Вечные ему мяу-мяу, курлы-курлы от всей души котиной!

КОТОФЕИЧ — почтенный кот Михаила Васильевича Нестерова — был отменно мудр в жизни. Предпочитал спать возле парового отопления, не снимая с себя шубы великолепного тигрового меха. Знаменитый художник допускал его одного присутствовать при своей работе над картинами. Кот пел, сидючи под мольбертом. Был он мудр и в самих песнопениях своих, Нестеров, в полное изъятие из своих правил, делал зарисовки Котофеича карандашом — это был, таким образом, единственный кот, который зарисован строгим и взыскательным карандашом автора «Отрока Варфоломея». Эти зарисовки принадлежали Алеше, сыну Михаила Васильевича, который очень любил Котофеича и проделывал с ним разные гимнастические опыты, благосклонно разрешаемые Котофеичем. Увы, Котофеич однажды ушел на прогулку и не вернулся с нее... Что сталось с почтенным котом — остается неизвестным.

Вы знаете, кто такой ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ? Это был кот Антона Павловича Чехова. Этот Федор Тимофеевич не раз, не два появляется в чеховских письмах,— и склонен ввести в заблуждение невнимательного читателя, который может подумать, что это — почтенный профессор: с такой почтительностью говорит о нем Чехов.

Даже из своего азиатского путешествия Чехов посылал поклоны Федору Тимофеевичу, чем вводил в заблуждение уже не только читателей, но и мало внимательных биографов: они никак не хотели верить, чтоб эти почтительные поклоны посылались не какому-нибудь генералу от литературы, а простому коту в Москве!

Знаменитый композитор Александр Порфирьевич Бородин, автор оперы «Князь Игорь» и «Богатырской симфонии» (он же — профессор химии) принадлежал к числу самых сердечных друзей кошачьего народа. Вот что рассказывает Н. А. Римский-Корсаков со свойственной ему ворчливостью и иронической суховатостью, которых совершенно лишен был Бородин:

— За обеденным и чайным столом у них царствовала великая неурядица. Несколько поселившихся в квартире котов разгуливали по обеденному столу, залезая мордами в тарелки, или без церемонии вскакивали сидящим на спину. Коты эти пользовались покровительством Екатерины Сергеевны (жена А. П. Бородина); рассказывались их разные биографические подробности. Один кот назывался «Рыболов», потому что зимою ухитрялся ловить лапой мелкую рыбёшку в проруби; другой кот назывался «Длинненьким», — этот имел обыкновение приносить за шиворот в квартиру Бородиных бездомных котят, которых он где-то отыскивал, и которым Бородин давал приют и пристраивал их к месту. Были еще и другие, менее замечательные особы кошачьей породы. Сидишь, бывало, у них за чайным столом, кот идет по столу и лезет в тарелку; прогонишь его, а Екатерина Сергеевна непременно заступится за него и расскажет что-нибудь из его биографии. Смотришь — другой кот вспрыгнул уже Александру Порфирьевичу на шею и, разлегшись на ней, немилосердно ее греет. — «Послушайте, милостивый государь, это уж из рук вон!» — говорит Бородин, но не шевелится, и кот благодушествует у него на шее.

Вопреки иронии сухого Римского-Корсакова, коты не помешали Бородину написать «Князя Игоря», — и спасибо Римскому-Корсакову за то, что, вопреки своему ворчанью на котов, он изобразил так правдиво, во-первых — самих Бородиных с их подлинной любовью к «кошачьей породе», платившей им такою же любовью, и, во-вторых, за то, что, благодаря Римскому-Корсакову, мы знаем все теперь о двух славных «особах» этой породы — о замечательном коте «Рыболове» — и об еще более замечательном коте «Длинненьком», спасителе многих кошачьих молодых жизней.

«Кис-кис» — это слово обычно считается людьми очень кошачьим, принадлежащим к основным словам нашего богатого языка. Нас постоянно кличут: «Кис! Кис!» Но люди не замечают, что самые образованные из кошачьего народа, самые благовоспитанные никогда не откликнутся на это слово. У нас есть собственные имена, как и у людей. И мы откликаемся на эти имена.

Дурылин С.Н.; сост. Галкин А.Б. От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”»

Дурылин С.Н.; сост. Галкин А.Б. От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”»

Книга произведений С. Н. Дурылина, подготовленная кандидатом филологических наук А. Б. Галкиным по архивным материалам под рубрикой «Возвращенные имена поэтов Серебряного века», познакомит читателя с писателем, священником, историком литературы и театра, этнографом, богословом, наконец, первоклассным поэтом, другом Б. Л. Пастернака, М. А. Волошина, В. В. Розанова, художника М. В. Нестерова. Его писательское имя только последние пять лет вышло из тени. Незаслуженно забытый писатель Дурылин стал известен литературной общественности как самобытный мастер, создавший символический роман-хронику «Колокола» (1928), повести «Сударь кот» и «Три беса», мемуарист и москвовед (книга «В родном углу»). Поэма Дурылина «Дон-Жуан» (1908), найденная в Российском государственном архиве литературы и искусства, продолжает знакомить читателя с его поэтическим творчеством и впервые публикуется в настоящем издании. «Вечный» тип Дон-Жуана, впервые возникший у Тирсо де Молина во времена испанского Возрождения; в эпоху Просвещения шагнувший в комедию Мольера и оперу Моцарта с помощью его либреттиста Да Понте; переосмысленный писателями XIX века: Гофманом, Мериме, Байроном, Пушкиным – был наконец своеобразно завершен в Серебряном веке С. Н. Дурылиным. Историко-литературный комментарий составителя А. Б. Галкина вводит поэму в широкий литературный контекст и освещает идеологические поиски типа героя-любовника в XIX–ХХ веках в России.<br /> Рукописный журнал «Муркин вестник “Мяу-мяу”», написанный Дурылиным для своей жены, будет интересен всем любителям кошек. Дурылин сделал блестящий экскурс в мировую литературу о кошках-персонажах и о кошках – любимцах писателей, художников и композиторов. Кошки сопровождали Дурылина всю жизнь. С любовью и нежностью он рассказал о десятках своих питомцев, не забыв ни одного имени. Один из котов – Васька Челябинский – умер от тоски по любимому хозяину на пороге запертой московской комнаты, когда Дурылина отправили в ссылку из Москвы в Томск. Дурылин написал множество стихов и рассказов от имени и глазами котов и кошек: Котоная Котонаевича, кота Васьки, Кис-Киса, кошки Машки Мурлыкиной, Вани Кискина.<br /> Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся литературой Серебряного века и мировой классической литературой.

Внимание! Авторские права на книгу "От «Дон-Жуана» до «Муркина вестника “Мяу-мяу”»" (Дурылин С.Н.; сост. Галкин А.Б.) охраняются законодательством!