Международный терроризм: происхождение, эволюция, актуальные вопросы правового противодействия. Монография

Чернядьева Н.А.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 16.09.2016 ISBN: 9785392228331 Язык: Объем текста: 382 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Часть 1. Происхождение и эволюция международного терроризма

Часть 2. Актуальные вопросы развития международного антитеррористического права

Заключение

Приложения

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Часть 1.
Происхождение и эволюция международного терроризма

Глава 1.
Эволюция насилия в докапиталистическом международном пространстве как предпосылка и условие международного терроризма

1. Введение. Ранняя история политического насилия

История человеческой цивилизации свидетельствует, что насилие всегда было ее объективным фактором развития. В течение тысячелетий с помощью насильственных методов разрешались политические, социальные и экономические противоречия между народами. Нередко силовое принуждение становилось лидирующей внешней, формальной стороной международного общения.

На Древнем Востоке, в Древней Греции и Риме складывались матрицы европейских культурных моделей, которые в Средние века и в Новое время получили статус образцов. Именно тогда зарождались и развивались формы власти, сохранявшиеся потом тысячелетиями. Политическая и военная история нашей цивилизации представляет собой непрерывную цепь событий, связанных с применением насилия и даже, по мнению ряда исследователей, террористических актов. Данные факты нашли отражение во многих письменных хрониках древности.

Обычно происхождение термина «террор» (terror) принято связывать с событиями Великой Французской революции. Данная точка зрения нуждается в уточнении. Понятие terror впервые появляется в литературных произведениях Древнего Рима как эмоциональное восклицание («Страх и ужас!»), общеупотребительное выражение для передачи драматизма описываемой ситуации. В период Ренессанса, когда римское литературное наследие получило общеевропейскую известность, выражение «Страх и ужас!» стало устойчивым словосочетанием и через французский язык вошло в употребление во все основные европейские языки. Именно в это время terror стал самостоятельным беспереводным термином, политическим обозначением в эмоциональной оценке кровавых событий. Современное его значение — политическое насилие, имеющее целью вызвать страх в обществе — действительно закрепилось только в связи с французскими событиями конца ХVIII в. Таким образом, история термина terror на тысячелетия дольше того явления, мы привыкли понимать, когда слышим его сейчас.

Можно согласиться с Ю. С. Горбуновым, который пишет, что террор в современном понимании этого термина в Древнем мире служил фоном, играл второстепенную роль. Однако вызывает сомнения тот вывод ученого, что террор в античные времена имел узкую сферу применения: лишь как подсобное средство в физическом устранении политических оппонентов. Действительно, террористические методы применялись для устранения политических противников. Так, Платон в «Законах», рассуждая о власти, объявлял законным уничтожение тирана любыми средствами, включая и хитрость. Убийство Юлия Цезаря в 44 г. до н. э., например, может рассматриваться как один из классических актов политического насилия, в котором реализовалась античная идея Платона. Значительная часть римских императоров стали жертвами политических убийств (Калигула, Домициан, первый солдатский император Максимин и многие другие).

Яд и кинжал как средство смены неугодного правителя известны и в истории Древнего Востока. Так, в XII в. до н. э. высокопоставленные придворные организовали заговор с целью убийства Рамсеса III и возведения на престол сына одной из его супруг. Еще Геродот писал, что египтяне сведущи в отравлении, а в песне IV «Одиссеи» утверждается, что они научили этому искусству греков. Царь Понта Митридат VI Евпатор обожал яды и слыл сторонником их применения в политических целях.

Сведения о политических убийствах Древнего мира содержатся и в Библии. В Ветхом Завете в Книге пророка Иеремии описывается убийство Годалия (Гедалии), вавилонского наместника Иудеи, совершенное в 586 г. до н. э., которое, по мнению Л. В. Маневича, представляет собой первый задокументированный пример политического убийства в нашей истории.

Но применение политического насилия в Древнем мире не ограничивалось актами индивидуального характера. Вся политическая материя того времени была пронизана идеей жестокости, агрессии и страха. Так фараон Аменемхет I (1976–1947 гг. до н. э.) в своем «Поучении» рекомендовал придерживаться законов и применять насилие по отношению к своим подданным: «Будь черствым в отношении ко всем подчиненным. Люди остерегаются тех, кто держит их в страхе».

Политическое насилие применялось древним государством по отношению как к внутренним, так и к внешним противникам. Также оно использовалось как противозаконное средство для разрешения противоречий между политическими силами, применялось оппозицией для достижения своих политических целей. О. Шпенглер писал, что античное государство, хотя и декларировало высокие ценности, поддерживало свое существование постоянными мерами насилия, ограблением своих и чужих.

Одна из первых классических работ, посвященная насильственному конфликту между государствами, — это описание Фукидидом Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.) между Делосским и Пелопоннесским союзами. Древнегреческий историк описывал события военных действий между двумя самыми могущественными городами-полисами: Афинами и Спартой. Причиной войны послужил неизменный спутник насилия — страх перед могуществом другой стороны. Описание Фукидида насыщено примерами жестокости обеих сторон: уничтожение должностных лиц покоренных городов по жребию, массовая бессмысленная гибель людей, рассуждения о праве сильного решать судьбу побежденного. По мнению Фукидида, все это обнаруживает политический и нравственный упадок Греции.

Эллинистическая империя Александра Македонского и Римская империя, мировые державы своего времени и предшественники европейской цивилизации, вошли в историю как редкие примеры центров однополярного социума, диктующие свои условия и не считающиеся, в современной терминологии, с правами и интересами остального мира. Имперское сознание во многом основывалось на законности применения к покоренным неограниченных и изощренных форм насильственного поведения. Спецификой того периода стало то, что политическое насилие как метод политической и правовой активности не имело самостоятельного статуса. Оно применялось несистемно и без явных сформулированных целей.

В 330 г. до н. э. войско Александра Македонского захватило столицу Персидского царства Персеполь. Через несколько месяцев город был сожжен завоевателями. Данное действие не имело практического смысла — город уже не сопротивлялся, был присоединен к македонской державе. Сожжение, очевидно, должно было демонстрировать мощь армии Александра, стать символом участи побежденного, создать ауру всевластия победителей и беспомощности, унижения покоренных.

Римская империя во взаимоотношениях с другими народами также преимущественно пользовалась «колониально-принудительными» методами войны и насилия. Достаточно рано в Риме появилась идея провиденциальной миссии — предназначенного ему господства над другими народами. Во многих случаях римляне были безжалостны и жестоки в достижении поставленных целей. Так, во время Третьей Пунической войны (II в. до н. э.) один из богатейших городов Ойкумены Карфаген, имевший полумиллионное население, был полностью разрушен, а оставшиеся в живых жители проданы в рабство. Место, где располагался город, было засыпано солью.

В те времена среди внешнеполитического инструментария лидировал прием «защищаясь, угрожай своей силой». Лучшим способом обеспечения мира считалось создание собственного образа непобедимого жестокого завоевателя. Об этом писал, например, Аристотель в шестой книге «Политики». Аристотель считал, что общество подчиняется естественному закону природы: делению людей на тех, кто властвует, и на тех, кто подчиняется, что ведет к конфликту как естественному состоянию общества. В связи с тем что противостояние в обществе неизбежно, насилие является необходимым элементом политической деятельности.

Таким образом, уже в Древнем мире зародился и нашел свое воплощение актуальный и сегодня принцип мирового правового пространства «дилемма безопасности». Его суть состоит в том, что государства следуют принципу «угроза насилием» в противовес другим государствам. Цель подобного поведения — повышение уровня своей безопасности. Однако подобного не случается, так как соседи и соперники используют такие же средства внешнеполитического воздействия. В результате эта тенденция делает государства менее защищенными, общий уровень потенциальной угрозы повышается. Насилие становится нормой в политике. Этот вывод имеет существенное значение для исследуемой темы. Возведение насилия в статус приемлемой и даже поощряемой формы политического поведения обусловило закономерность его эволюции в дальнейшем и распространение за рамки отношений «государство — государство», в среду негосударственных политических субъектов.

Отметим, что в исследуемый период времени главными субъектами политического насилия могут считаться государства. Именно насилие было основным политическим инструментом государственного управления. До века Просвещения отсутствовали, даже на уровне теории, идеи ограниченного государственного правления. Считалось, что государство вправе применять по отношению к своим подданным любые меры в силу своей властно-публичной природы. Поэтому уже изначально, на этапах раннего становления государства, цивилизационно сформировалось отношение к государственному насилию, в последующем трансформировавшемуся, в том числе, и в государственный террор, как к законному средству, а к оппозиционному — как противоправному, нарушающему интересы государства, влекущему суровое наказание.

Ю. С. Горбунов находит в насильственной деятельности древних государств признаки терроризма: «Проявления терроризма и истоки его современных течений можно найти на Древнем Востоке, в греческих и римских республиках». Данная точка зрения не бесспорна. В древности политическое насилие существовало как достаточно аморфное, лишенное внутренней структуры, целевого характера явление. Несомненно, что существующая с момента возникновения политическая борьба сопровождалась насильственными акциями, но говорить о самостоятельном характере терроризма в то время означает искусственно вычленять его, придавать ему завышенную политико-правовую оценку. Древние государства были знакомы с бунтами, переворотами во власти, освободительными выступлениями, криминальными убийствами, иными насильственными актами, в которых присутствовали отдельные признаки террористических актов. Однако все они были лишены стержневого признака терроризма, поскольку не были направлены на реализацию главной террористической цели: воздействовать на политическую власть через создание обстановки страха в обществе. Социум был объективно не готов к восприятию террористического информационного посыла. Для этого не было необходимых предпосылок: отсутствовали крупные социальные группы, не было выработано социальное и этническое самосознание, не были сформированы внутри- и межсоциальные связи. Карл Ясперс говорил: «…В это время произошло открытие того, что позже стало называться разумом и личностью. Но то, что достигается отдельным человеком, отнюдь не становится общим достоянием. Высшие возможности мышления и практики, получившие свое осуществление в отдельных личностях, не стали общим достоянием, ибо большинство людей не могли следовать по этому пути. То, что вначале было в этом движении свободой, стало в конечном итоге анархией». Освальд Шпенглер считал, что у людей античности не было внутренне приобретенной истории и потому никакого понимания политических нужд настоящего и будущего. Таким образом, представляется, что в Древнем мире логично говорить лишь об элементах терроризма в политико-правовой практике, о процессе становления терроризма как самостоятельного явления.

2. Кто такие сикарии и можно ли считать их первой международной террористической организацией?

В научной литературе высказана точка зрения, что в недрах Римской империи впервые появляется негосударственный субъект, осуществлявший террористическую деятельность. Речь идет о радикальном крыле религиозно-политической секты зелотов (в переводе с древнегреческого «ревнители») — сикариях, которые действовали в римской провинции Иудея (Южная Палестина) в I в. н. э. Они были непримиримыми борцами против римского господства, а свое название получили от латинского слова sica, что означало один из видов короткого кривого кинжала, которым в соответствии с ритуалом убивали противника. Сикарии не только вели борьбу с римлянами, но и уничтожали представителей иудейской знати, сотрудничавших с завоевателями. Сикарии, смешавшись с толпой, во время праздников, убивали неугодных, и во время паники им удавалось скрыться. Римляне назвали сикариев палачами. От рук сикариев погиб первосвященник Ионафан. Они под видом паломников проникли в Храм, обступили первосвященника и поразили его кинжалами, а затем, смешавшись с толпой, скрылись. Иосиф Флавий обвиняет в убийстве первосвященника прокуратора Феликса, якобы подославшего убийц-сикариев: «Деяния убийц преисполняли весь город ужасом». К ним, возможно, согласно библейским текстам одно время принадлежали Симон Кананит и Иуда Искариот (Сикариот), входившие в число двенадцати апостолов. Исторические сведения о сикариях содержатся в труде Иосифа Флавия «Иудейская война», в котором описываются события войны между иудеями и Римом в 66–70 гг. н. э. Результатом этой войны стало печальное знаковое событие для еврейского народа — разрушение Иерусалима и начало еврейской иммиграции по всему миру.

Насколько обоснованно идентифицировать сикариев как террористическую организацию? Впервые такую характеристику им дал американский исследователь Дэвид Рапопорт еще в 1984 г. Вслед за этим констатация факта террористического характера деятельности сикариев появилась во многих зарубежных и российских работах. Англо-американская политико-правовая традиция достаточно широко трактует терроризм, включая в него многочисленные варианты политического насилия, в том числе внутренние политические протесты и бунты, выступления национальных меньшинств, диверсии и даже забастовки (labor violence). Поэтому точка зрения о террористической природе движения сикариев имеет логику и обоснованность в рамках научной концепции английского и американского права. Насколько корректно говорить об этом в рамках континентальной правовой традиции?

Анализ текста Иосифа Флавия позволяет говорить о сикариях скорее как о группе, ведущей национально-освободительную борьбу. Иосиф Флавий писал: «И теперь сикарии восставали против тех, которые хотели подчиниться римлянам и обращались с ними во всех отношениях как с врагами, грабя их имущество, угоняя их скот и сжигая их дома. Ведь нет никакой разницы, говорили сикарии, между ними и чужими, так как они постыдно продали свободу, за которую так много было войн, и сами облюбовали римское рабство». Несомненно, сикарии использовали экстремистские методы: убийства, уничтожение имущества. Однако эти действия имели под собой четкую цель: освобождение Иудеи от римского господства, создание самостоятельного государства евреев. Таким образом, в действиях сикариев отсутствовала цель — воздействие на государственную власть путем создания обстановки страха в обществе. Еще менее правдоподобным представляется взгляд на сикариев как на организацию международного террористического толка. За исключением элемента национальной принадлежности (сикарии — евреи, их противники — латиняне), мы не найдем ни одного признака международной деятельности данной группы: все боевые действия осуществлялись на территории римской провинции Палестина, отсутствовало иностранное влияние и участие иностранцев в конфликте, цели деятельности носили локальный, а не международный характер.

Представляется, что сикарии явились историческими предшественниками современного терроризма. Они создали определенные предпосылки для развития в дальнейшем разных экстремистских форм политического участия, на практике апробировали методику, которую впоследствии с успехом применяли, в том числе, и террористы.

3. Религиозная политика Древнего Рима как фактор становления идеологически мотивированного насилия

Имперская римская политика I–II вв. н. э., проявившаяся, в том числе, в истории подавления иудейского восстания, позволяет сделать еще один вывод, имеющий отношение к процессу формирования социально-политической почвы для возникновения феномена терроризма. Римский стиль административного управления предполагал «непрямое» руководство провинциями, за местной (неримской) властью оставался достаточно широкий круг вопросов, связанных с повседневной жизнью. Поэтому местные традиции не искоренились, этническое население провинций не ассимилировалось. Римская империя не стала гомогенным этническим организмом. Как следствие — на местах стало формироваться национальное (групповое) сознание, то, что сейчас мы называем этнической идентичностью. Этот процесс шел параллельно с формированием новой религиозной идентификации.

Именно в недрах Древнего Рима, во многом благодаря его религиозной толерантности, возникла и оформилась новая религиозная идеология, потом ставшая духовной основой европейской цивилизации, идеология, которая на века определила вектор мирового развития нашей цивилизации, — христианство. Национальное и религиозное самосознание породило особый вид политического насилия, переросшего в один из наиболее опасных и распространенных видов терроризма — идеологический терроризм, объединяющий в себе террористические действия с этнической и сакральной мотивацией.

В научной литературе представлена оценка римского государственного насилия в отношении первых христиан. Ряд авторов считают, что репрессии против первых христиан есть выражение государственного терроризма Древнего Рима. Представляется, что эта точка зрения недостаточно обоснованна. Еще в ХIХ в. Э. Лебланом, Ф. Горесом и С. Нейманом на основании анализа римских публицистических, правовых, исторических трудов и археологических данных был сделан вывод, что гонения на христиан в Римской империи (до Диоклетиана, который существенно расширил сферу репрессий) носили государственно-правовой характер. По мнению ученых, преследования христиан с точки зрения римского уголовного права были облечены в форму судебного приговора. Известный дореволюционный историк Русской православной церкви В. В. Болотов придерживается такой же точки зрения. Терпимость римлян к религиозным традициям на территории империи базировалась на безусловном признании римского суверенитета и, как следствие, римской государственной религии. Государство, носитель традиции, принципов права, справедливости, считалось у римлян важнейшей ценностью, и служение ему воспринималось как смысл человеческой деятельности и одна из важнейших добродетелей. «Цель разумного существа, — говорил Марк Аврелий, — подчиняться законам государства и древнейшему государственному устройству». Поводом к репрессиям христиан стал культ императора. Отказ принести жертву перед статуей императора юридически рассматривался с двух точек зрения: либо как преступление против религии (sacrilegium), либо как оскорбление величества (majestas). И в первом и во втором случае в качестве меры наказания предусматривалась смертная казнь. Таким образом, христиане подвергались насилию не как приверженцы определенного религиозного учения, а как лица, которые возбуждали подозрения в подрыве безопасности государства и общественного порядка. Официальное государственное отношение Рима к первым христианам сформировало агрессивно-негативное отношение к ним и со стороны римского общества, которое готово было видеть в общине христиан источник всех своих бед. «Если Тигр выходит из берегов, если Нил не орошает полей, если разыгрываются природные силы и происходят землетрясения, если вспыхивают эпидемии и мор, — сказал однажды Тертуллиан, — один только слышен крик: христиан — львам!» К слову, приговор damnatio ad bestias (съедение львами / растерзание дикими животными) был одним из официальных наказаний римской юридической системы за исповедование христианства, и список погибших таким образом мучеников содержит достаточно имен.

Использование государственного насилия по религиозному признаку позже было поддержано христианской теорией и догматикой, введено в статус официальной идеологии. Так, Августин Аврелий, современник первых императоров-христиан, в православной традиции «Блаженный», а католической церковью признанный святым и учителем церкви, писал, что «государство — создание человеческое, его цель — временная, оно создано насилием, держится принуждением… При отсутствии божественной справедливости что такое государства, как не большие разбойничьи шайки, так же как и самые разбойничьи шайки что такое, как не государства в миниатюре».

Августин стал одним из первых идеологов церкви, который предложил применять насильственные методы приобщения к христианству и борьбы с неугодными церкви: «Коль скоро цель христианского государства — благо, государство, если неверие не поддается убеждению, должно принуждать людей, а не учить… Вы думаете, что никого не следует принуждать к правде, однако читаете у св. Луки, что господин сказал своим слугам: принудьте войти всех, кого найдете». Таким образом, он положил начало теоретическим разработкам доктрины применения к врагам церкви насильственных мер, которые ранее использовались против нее самой римской властью. Данная позиция позволила считать Августина первым догматиком Святейшей Инквизиции. Таким образом, Августин явился выразителем идеи двойных стандартов, прочно укоренившейся в европейском политическом сознании: действия, которые резко отрицательно воспринимались обществом, если они совершались в отношении его представителей, считались вполне допустимыми в отношении врагов.

4. Религиозное средневековое насилие в системе предпосылок терроризма

В политико-правовой идеологии позднего античного общества, раннего и классического средневековья отсутствует резкая граница. Мировоззрение средних веков можно считать богословским, теологическим. Католицизм был основной идеологией, цементирующей формирующуюся новую этнополитическую общность народов Западной Европы. Политическая и правовая сферы средневековья основывались на церковных идеях, церковь и государство воспринимались социумом во многом как единый институт. Поэтому политико-правовой процесс повсеместно базировался на религии. Официальная власть для обоснования своего поведения использовала классическую версию христианского вероучения, а протестные группы — ее особые мистические перверсии (ереси). Таким образом, средневековое политическое насилие осуществлялось с сакральной мотивацией. Данная тенденция приобрела универсальный характер.

В Средневековье — «темные века» нашей истории — насилие приобретает всеобъемлющий, многоплановый характер. Социальная агрессия становится господствующей формой поведения, практически не имеющей легитимных рамок. Такая специфика обуславливалась, в том числе, широким использованием насилия церковью. Церковные ордена доминиканцев, иоаннитов, тевтонов и тамплиеров, Святейшая Инквизиция были главными апологетами принудительной христианизации и борьбы с инакомыслием внутри папского европейского общества. Возникновение инквизиции отчасти было реакцией на появление крупных гетеродоксальных движений (катаров, альбигойцев, богомилов, вальденсов, таборитов и др.), которые вели ожесточенную религиозную войну с массовыми жертвами и разрушениями.

В XIV–XV вв. инквизиционные полномочия были распространены на колдовство и преступления против нравственности. Несмотря на то что официально инквизиция была исключена из политического процесса, ее неоднократно привлекали для выполнения политических заказов. В частности, именно с помощью инквизиционных процессов были осуждены на казнь Жанна д’Арк, верхушка ордена тамплиеров. Масштабы деятельности средневековой инквизиции оцениваются разными исследователями неодинаково. Такая ситуация возникла из-за отсутствия полных документальных данных на этот счет. Сохранившиеся отрывочные сведения позволяют составить более или менее точную картину лишь для определенных регионов или периодов времени.

В 1817 г. в Испании был опубликован труд священника, доктора канонического права А. Х. Лорьенте, в котором были собраны данные о работе испанской инквизиции с 1481 по 1809 г. Согласно статистике того времени подвергшихся преследованию было 341 021 человек; из них 31 912 были сожжены лично, 17 659 — in effigie (символически), 291 460 подверглись тюремному заключению и другим наказаниям.

Насильственная борьба с ересями, хотя и в гораздо меньших масштабах, известна и в истории нашего государства. Еретические движения стригольников, жидовствующих в XV–XVI вв. вызывали крайне негативную и непримиримую реакцию официальной власти. Иосиф Волоцкий призывал к «лютым казням» еретиков. Собор в Москве 1504 г. вынес суровые приговоры еретикам — казнь посредством сожжения, отрезание языка, тюремное заключение. На соборе 1525 г. по обвинению в ереси был осужден на длительное тюремное заключение Максим Грек.

Раскол русской церкви в XVII в. стал причиной еще одной волны яростного преследования инакомыслящих. После собора 1667 г., предавшего старообрядцев анафеме, последовали ссылки и казни. Глава движения старообрядцев протопоп Аввакум был сожжен на костре в 1682 г. В 1685 г. был издан царский указ, ужесточивший меры против старообрядцев: их было предписано ловить и жечь, за их укрывание бить кнутом и налагать штраф, а за перекрещивание из господствующей Церкви — жечь на костре, даже в случае покаяния.

В конце XVII в. в России начался процесс гонений на русских латинофилов. Диакон Петр Артемьев был приговорен к пожизненному заключению и скончался в тюрьме, поэт Сильвестр Медведев, осужденный как еретик и государственный преступник, казнен. В это время активно начала действовать Славяно-греко-латинская академия. Ее сотрудники должны были контролировать живущих в России иностранцев, особенно если они замечены в крамольном отношении к православию, и русских, перешедших в католичество или протестантизм. Данная академия задумывалась как подобие инквизиционного учреждения, одной из задач которого должно было стать выявление и наказание инакомыслящих.

В отличие от Западной Европы средневековая Россия в основном применяла религиозное насилие по отношению к собственным жителям, а не к внешним врагам и представителям иных конфессий. Другой специфической чертой стало то, что идеологический протест еретиков и раскольников Российским государством оценивался как деяние, направленное одновременно против интересов церкви и государства. Церковь как социально-политический институт в России всегда воспринималась как составная часть властного механизма, союзник монархической власти.

М. Ф. Мусаелян считает, что в данный период времени в России была невозможна криминализация актов террора в связи с тем, что террор осуществлялся царем в отношении собственного народа. По его мнению, совпадающему с мнением В. Е. Петрищева, опричнина (1563–1572) стала первым опытом государственного терроризма в России. С данным выводом авторов трудно согласиться. Думается, что отечественное средневековье, что, впрочем, является общеевропейской медиевистической чертой, было пронизано идеей насилия и бесправия. Татаро-монгольское иго, феодальные войны удельных и великих князей, затянувшийся процесс централизации государства — все это было историческим фоном непрекращающегося внутриполитического насилия сначала в Московском княжестве, после в Российском государстве. Можно вспомнить огромное количество примеров применения методов террористического характера в отечественной истории периода до Ивана Грозного: ослепление Василия Второго, многократное сожжение Москвы, репрессии против непокорных Великого Новгорода и Твери, сожжение Коростеня княгиней Ольгой и т. п. Напомним, что «почетное звание» Грозный до Ивана IV носил его дед Иван III. Таким образом, опричнина с точки зрения традиции политико-правовой культуры России является хоть и гипертрофированным, но вполне предсказуемым национальным явлением того времени. Полагать, что история государственного насилия (государственного терроризма) началась с данного феномена, представляется некорректным.

Как специфическую черту применения государственного насилия в допетровскую эпоху отметим его преимущественно внутриполитический характер. Занятые решением внутренних проблем государства, российские власти, как светские так и религиозные, сравнительно мало обращали внимание на зарубежных противников. Россию до XVIII в. нельзя назвать страной полностью интегрированной в общеевропейскую политику, ведущей активную международную деятельность. Российская международная политико-правовая традиция в то время находилась в стадии формирования.

Возвращаясь к теме религиозно-государственного насилия, отметим, что идеологическая нетерпимость и насильственные методы поведения были характерны и для более поздних религиозных течений — оппонентов официальной церковной власти. В основу философии Реформации первоначально была заложена идея религиозной толерантности. Однако на практике протестанты активно использовали радикальные жестокие методы борьбы. Так, Лютер поощрял изгнание католиков, Мелантон высказывался за применение к ним телесных наказаний, а Цвингли считал казнь католических епископов и священников «богоугодным делом». Мартин Буцер в своем труде «Диалоги» (1535) призывал огнем и мечом искоренять приверженцев ложной религии, не жалея при этом их жен и детей.

5. Крестовые походы и ассасины: террор под религиозным флагом?

Особую роль в эволюции политического насилия играют крестовые походы. В недрах католической церкви зародилась особая система внешнеполитических взглядов, идеологически и нравственно санкционировавших походы против мусульман в Палестину. Религиозная конфронтация, основываясь на идеях ненависти к исламу, не только оправдывала любые жестокости по отношению к его последователям, но и превращала крестоносцев в героев и мучеников, уничтожавших «неверных», и тем самым совершавших богоугодные деяния («деяния Бога через франков»). По мнению католической церкви, крестоносцы, погибая во имя триумфа правой веры, жертвуя ради нее жизнью, обеспечивают себе вечное спасение на небесах. Идея сакрального подвига, ставшая одной из характерных черт современного терроризма, таким образом, оформилась внутри христианской политико-правовой доктрины. В последующем эта черта политического насилия обернулась против европейской цивилизации, став идеолого-моральным обоснованием множества международных террористических актов современности.

Идея крестовых походов легла в основу борьбы апостольского престола с собственными политическими противниками. Именно защитой католицизма обосновывалось насильственное подавление любой оппозиции, рыцарская агрессия. Так, параллельно военно-колонизационным предприятиям западноевропейского рыцарства на мусульманском Востоке и в греческих землях осуществлялся немецко-рыцарский «Дранг нах Остен» против народов восточной и южной Прибалтики, а также Северо-Западной Руси.

Политический целевой дуализм, ярко видный в данном случае, также стал характерной чертой политики европейской цивилизации, проявив себя впоследствии и в целевом характере международного терроризма. Благодаря этому факту у современных исследователей возникают трудности в идентификации международного терроризма, его разграничении со схожими явлениями мировой политики. Здесь можно также провести параллель с политикой двойных стандартов, о которой уже шла речь выше: формально и содержательно идентичные события (экспансия в Византию, Палестину, на европейский северо-восток) властью оценивались по-разному в зависимости от политической конъюнктуры; и наоборот, разным по целям и природе деяниям европейской средневековой политикой присваивался одинаковый статус. Данное отношение к событиям особенно актуализировалось в международном политико-правовом пространстве на современном этапе, позволяя некоторым государствам относить (или, наоборот, не относить) разные действия политического насилия к террористическим актам.

Известный дореволюционный историк Ф. И. Успенский отмечал, что Крестовые походы, составляющие важную веху в политико-религиозном развитии Европы, исключительно слабо повлияли на мусульманскую цивилизацию, где они оцениваются как серия пограничных стычек. Однако нельзя отрицать, что именно в этот период времени начинают формироваться единые универсальные, межцивилизационные политические подходы, христианские и мусульманские государства активно взаимодействуют и начинают вырабатывать общие формы и методы политических отношений. Одно из направлений такого сотрудничества — это ответная реакция на деятельность ассасинов — экстремистско-диверсионного крыла исмаилитского направления в исламе, действующего с конца ХI по ХIII в. Большое число современных исследователей причисляют ассасинов к первым негосударственным террористическим организациям. В качестве основного довода приводится факт, что руками ассасинов было убито «в течение полутора столетий сотни халифов и султанов, военачальников и представителей официального духовенства, посеян ужас в дворцах правителей…».

Ассасины (самоназвание — низариты) относились к радикальному крайнему крылу шиитов, воспринимались враждебно и мусульманскими государствами, и пришедшими в Палестину крестоносцами. В основном такая оценка — результат многочисленных политических убийств, которые приписывались низаритам. Согласно исследованию Л. В. Строевой за 70 лет (1092–1162) низаритами как наемниками было уничтожено 75 политических и религиозных деятелей, как правило весьма высокопоставленных, в том числе восемь государей. В физическом устранении упомянутых выше 75 человек участвовали 118 ассасинов, большинство из которых поплатились за покушения жизнью: чаще всего их убивали на месте или предавали мучительной казни. Согласно летописным данным это были люди, убежденные в истинности низаритского учения и в правоте своего дела, готовые сознательно пожертвовать собой.

В европейской истории, посвященной ассасинам, присутствует серьезный элемент мифологизации и романтизации. Самый ранний из известных европейцам текстов, с объяснением жертвенного поведения низаритов, был создан Бурхардом Страсбургским в 1175 г. В его произведении можно увидеть начало легенды об ассасинах, которая в дальнейшем покорила Европу, вошла в классическую литературу: «…В горах у этого владыки (Горного Старца, предводителя низаритов — Ч. Н.) множество прекрасных дворцов, обнесенных высокими стенами, в каждый из которых можно попасть лишь через хорошо защищенную дверцу. В этих дворцах с малолетства им содержатся и воспитываются крестьянские дети. Он обучает их различным языкам: латыни, греческому, итальянскому, сарацинскому, равно как и многим другим. Учителя наставляют этих отпрысков с младых ногтей и до времени их полного возмужания, с первых шагов учат их повиноваться приказаниям Господина; и если они будут следовать этому пути, то тот, кто имеет власть над всеми живыми богами, дарует им прелести рая. Но если ученики откажутся исполнить какое-либо повеление, им не миновать наказания. Следует иметь в виду, что с детства они находятся в строгой изоляции и не видят никого, кроме наставников и воспитателей, и всё идет тем же чередом, пока не наступает момент предстать перед Господином, чтобы исполнить замысленное им — убить кого-нибудь. Во время аудиенции Господин спрашивает, желают ли они повиноваться его приказу, чтобы впоследствии он смог воздать им радостями рая. Как учили и безо всякого сомнения или сопротивления, они припадают к его стопам и пылко клянутся быть послушными во всем, что бы он ни повелел. Тогда Господин вручает каждому золотой кинжал и посылает лишить жизни намеченного им правителя».

Неправдоподобными, даже сказочными, выглядят в данном описании многие детали: прекрасные дворцы; великолепное, не очень практически значимое для наемных убийц, образование; воспитываемые в изоляции крестьянские дети; золотой кинжал как орудие убийства. Описание дается в стиле европейских миннезингеров, где красота слога обладает большим значением, чем содержание произведения. Аналогичным мифическим ореолом окутана та часть легенды, в которой говорится о совершении низаритами преступлений в состоянии наркотического опьянения. Летописная традиция данного факта также восходит к временам крестоносцев и латинских хронистов. Наименование «ассасин» — производное от слова «хашиш», арабского названия наркотического вещества. Позднее это прозвание распространилось на Западе и стало обозначать низаритов. Вскоре оно приобрело в европейских языках новое значение и стало именем нарицательным со значением «убийца».

Легенда о том, что низаритов, перед тем как отправить на задание, одурманивали гашишем, первоначально приводится у Марко Поло (1254–1324), который, по мнению А. Г. Юрченко, был прежде всего разведчиком, состоявшим на службе Монгольской империи, а лишь потом итальянским купцом. Марко Поло составлял свои записки спустя много лет после гибели исмаилитского государства, и его рассказ не подтверждается мусульманскими источниками. Большинство исследователей воспринимают изложенную итальянцем информацию как фантастическую.

Таким образом, акцентируем внимание на фактической, подтвержденной хрониками и исследованиями составляющей легенды об ассасинах. Это было государствоподобное образование (некоторые исследователи говорят о государстве низаритов). Ассасины совершали заказные политические убийства на всем мусульманском Востоке. Их объединяли религиозно-идеологические взгляды. Насколько верно считать низаритов вариантом террористической организации, а совершаемые ими убийства — террористическими актами? Деяния ассасинов несли в себе отдельные элементы террористического поведения. Так, ассасины имели внутреннюю организацию и подчинялись сложившимся в их среде правилам.

Несомненно, они представляют собой вариант политического, причем преимущественно международно-политического, насилия. Но достаточно ли этого, чтобы считать их террористами? Думается, что нет. Мотивация их деятельности носила определенный характер. Они были оплачиваемыми исполнителями чужой политической воли — профессиональными наемными убийцами. Цели их деятельности не выходили за рамки интересов узкого слоя обеспеченных и облеченных властью людей. Основная масса населения была очень незначительно, поверхностно затронута насильственным преступным поведением низаритов. Их деяния не были направлены на создание масштабного социального страха, на сознательное воздействие на властные структуры. В истории нет достоверных данных, подтвержденных источниками, что действия ассасинов преследовали собственные политические цели (государственного или международного масштаба). Таким образом, низариты, представляя собой достаточно высокоорганизованную преступную насильственную структуру, ведущую деятельность в международном масштабе, тем не менее, не могут считаться международной террористической организацией. Их деятельность явилась предшественницей современного терроризма.

6. Традиционное пиратство как фактор развития терроризма

Среди факторов становления международного терроризма существенную роль сыграло морское пиратство. Как и терроризм, оно является выражением насильственного преступного поведения в международно-правовом пространстве. Содержательная близость обоих понятий стала причиной нередко встречающегося в научной литературе, особенно англо-американской традиции, их смешения. Тождественность терроризма и пиратства очень спорна, однако необходимо признать, что оба явления тесно связаны друг с другом, взаимозависимы. Несомненно, исторически пиратство предшествовало международному терроризму, оказало влияние на процесс его становления и развития. Какие элементы средневекового пиратства в дальнейшем проявились в интернациональном террористическом движении?

Как самостоятельный феномен пиратство зародилось на заре государственности, одновременно с развитием морских войн и морской торговли.

Первые упоминания о пиратах содержатся еще в античных мифах. Можно сказать, что с появлением пиратства формируется одно из традиционных направлений государственной деятельности: борьба с морскими разбойниками. Как правило, эта борьба носила межгосударственный характер: действия против определенной пиратской группировки расценивались как действия против другого государства, оказывающего им помощь и поддержку. История сохранила сведения о кампании, проведенной Гнеем Помпеем Великим (106–49 гг. до н. э.) в 101 г. до н. э. против пиратов Киликии, напрямую подчинявшихся Митридату IV, правителю Понта. Источники отмечают хорошую внутреннюю организацию и многочисленность морских разбойников. За время всей операции было уничтожено 10 тысяч пиратов и 20 тысяч взято в плен. Известен случай пленения киликийскими пиратами Юлия Цезаря в 81 г. до н. э., который после своего освобождения за выкуп вернулся на их базу с солдатами и всех жестоко казнил, несмотря на то что претор провинции Юний отказался осудить на смерть пиратов и их главарей. Позиция римского чиновника была обусловлена тем, что местные пираты защищали побережье от разбойников из других стран, причем свои, «туземные», корабли они не грабили, а только брали с них дань; таким образом, они были полезны римским властям.

Тесная связь между государством и пиратскими образованиями прослеживается и в более поздние времена. Например, царь Иван Грозный привлек на «государеву службу» датского капера Карстена Роде, в обязанности которого входила охрана торговых судов Московского государства на Балтике. Активно использовала пиратов и каперов для решения своих внешнеполитических задач английская королева Елизавета I Тюдор (1533–1603). Д. В. Михеев указывает, что во второй половине ХVI в. пираты превратились в основное орудие морской экспансии елизаветинской Англии, одну из основ ее морского могущества и обороноспособности. Королева Елизавета стала первым правителем, создавшим развернутый механизм выдачи морских патентов каперам.

Примечательно, что до Нового времени профессии моряка, торговца, пирата представлялись достаточно схожими по содержанию. И. Е. Суриков, исследуя законы, приписываемые афинскому политику Солону (середина VI — cередина V в. до н. э.), по косвенным данным сделал вывод, что все три ремесла в то время считались одинаково почетными и достойными. Иоганн Вольфганг Гете, живший в XVIII в., в трагедии «Фауст» словами Мефистофеля выразил мысль о единстве данных трех занятий следующим образом: «…Война, торговля и пиратство — три вида сущности одной». Образность и точность этой фразы стали причиной активного ее цитирования в научной и публицистической литературе. По мнению Я. Маховского, в трудах Гомера и Геродота дается позитивная оценка пиратству как виду деятельности.

В докапиталистическое время пиратство несло в себе и деградитивные, и прогрессивные элементы: пираты не только грабили морские суда, агрессивным способом решали внешнеполитические задачи ряда государств, но также совершали многочисленные географические открытия, совершенствовали мореходство, тактику морского боя, кораблестроение. Благодаря им начала осуществляться европейская колонизация вновь открытых земель, Европа получила доступ к экзотическим продуктам Нового Света. Например, экспедиция Христофора Колумба была акционирована и зарегистрирована как каперское предприятие — 10% прибыли от открытия пути в Индию должно было достаться Колумбу, а остальное — испанской королевской чете.

Дуализм образа и результатов деятельности пиратского сообщества того времени стали причиной неоднозначной оценки в правовой науке участия пиратов в международных правоотношениях. Ряд исследователей, прежде всего англо-американской правовой традиции, в своих работах, оценивая вклад пиратов в становление и эволюцию политической карты мира, некоторым образом идеализировали их, представляли как национальных героев, давали некритичную оценку их поведению. Подобный дуализм и романтизация присутствуют и в характеристиках современного международного терроризма. Нередко террористы представляются борцами за свободу и независимость, революционерами. Как и в случае с пиратами, исследователи, давая необъективную позитивную оценку террористическому поведению, упускают из виду методы, тактику поведения субъектов, искажают цели их деятельности. Поведение и средневековых пиратов, и террористов постиндустриального общества основано на безграничном и не оправданном с точки зрения морали насилии. Поэтому любая положительная оценка и пиратства и терроризма как политико-правового явления представляется неадекватной.

В целом можно сделать вывод: насилие, применяемое пиратами до начала Нового времени, носило смешанный характер, осуществлялось и от имени непосредственно пиратов — частных акторов международного политико-правового поля, и от имени публичных субъектов — государств, дающим защиту морским разбойникам и полномочия на представление своих интересов в морских конфликтах. Отметим, что смешанный государственно-частный характер присущ и современному международному терроризму. В связи с этим в науке международного права был предложен термин «государственный терроризм», под которым понимается любая международная террористическая деятельность, осуществляемая при поддержке государственных образований.

7. «Веселый Роджер» и первая глобальная международная криминальная структура

В рамках исследуемой темы наибольшее внимание привлекает «золотой век» пиратской вольницы, овеянный множеством легенд, — ХVII столетие. В это время произошла окончательная трансформация образа пирата из романтического искателя приключений, бунтаря и путешественника-героя в разбойника, преступника, безусловно осуждаемого законами всех морских держав. Именно тогда случился официальный разрыв между европейскими государствами и пиратским братством. Важно акцентировать, что в это время пиратские структуры максимально дистанцируются от официальных властей, приобретают самостоятельный характер, представляют собой первый пример масштабного упорядоченного негосударственного участия (с применением насильственных методов) в мировых правоотношениях.

Источники — официальная переписка администраций английских, французских колоний, записки участников пиратских экспедиций — дают нам представление об административно-правовых аспектах жизни пиратского сообщества ХVII в., о нормах, регулировавших их поведение, и о способах их участия в международной жизни. Выделим основные черты пиратского образа жизни, которые впоследствии нашли воплощение в организационной системе международного терроризма.

В первую очередь отметим наличие у пиратских сообществ внутренней структуры. Американские исследователи У. А. Робертс и П. Прингл, исследовав взаимоотношения пиратов острова Тортуга, пришли к выводу о создании в 1640 г. «Конфедерации береговых братьев» — самоуправляющейся общины буканьеров. В. К. Губарев называет флибустьерские общины (отряды, команды, «братства») независимыми многонациональными самоуправляющимися объединениями изгоев. О создании пиратами «береговых братств» с собственными гарнизонами и выборными офицерами писал и Я. Маховский. Основополагающими принципами пиратских объединений стали выборность всех должностей и демократизм в принятии решений. Капитан, наиболее храбрый и удачливый моряк, имел безусловную власть лишь во время боя. Все остальные вопросы решались на общих собраниях большинством голосов. Так, например, А. О. Эксвемелин приводит случай из жизни Дж. Моргана — одного из самых известных и удачливых пиратов. После успешного нападения на небольшой приморский городок на острове Кубе в интернациональной команде Моргана возник бытовой конфликт между французами и англичанами. Морган не смог убедить французскую часть команды остаться в его флотилии. Причем Морган использовал все имеющиеся у него доводы: приговорил к смерти зачинщика спора — англичанина, выделил потерпевшей стороне премиальную долю добычи из захваченного, обещал дальнейшее успешное продолжение похода. Мнение капитана не сыграло решающей роли, и набранная команда распалась, Морган был вынужден вернуться на свою базу, прервав успешное мероприятие.

Юридическая Чернядьева Н.А. Международный терроризм: происхождение, эволюция, актуальные вопросы правового противодействия. Монография

Юридическая Чернядьева Н.А. Международный терроризм: происхождение, эволюция, актуальные вопросы правового противодействия. Монография

Книга посвящена анализу одной из наиболее актуальных проблем, стоящих перед международным сообществом, – борьбе с терроризмом. Проводится исследование процесса становления терроризма как международного правового и политического феномена, показываются его исторические формы, существовавшие ранее и актуальные сейчас способы защиты планетарного пространства от международного терроризма. Особое место в книге уделено вопросам совершенствования международно-правового противодействия терроризму, новым, пока еще недостаточно разработанным направлениям борьбы с ним.<br /> Правовые акты приводятся по состоянию на январь 2016 г.<br /> Книга будет интересна юристам – научным и практическим работникам, всем лицам, интересующимся международным правом.