|
|
ОглавлениеГлава 1. Социальная солидарность в системе фундаментальных принципов конституционализма Глава 3. Социальная солидарность и историческая эволюция классических принципов конституционализма Глава 4. Социальная солидарность и новые фундаментальные принципы конституционализма Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 1. Социальная солидарность в системе фундаментальных принципов конституционализма1.1. Социальная солидарность: понятие, виды, значениеНа всех этапах существования человечества социальная солидарность выступала важным социально-психологическим фактором его образования, сохранения и развития, продолжая оставаться таковым и в настоящее время. Это естественно: общество сформировалось, существует и эволюционирует прежде всего потому, что люди умеют находить общий язык и договариваться, сотрудничают и помогают друг другу. В литературе предложено множество определений социальной солидарности (от лат. solidus — плотный, твердый). Так, толковый словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой определяет солидарность как деятельное сочувствие каким-нибудь мнениям или действиям, общность интересов, единодушие. В толковом словаре крупного и авторитетного французского издательства «Робер» под социальной солидарностью понимается такой тип взаимоотношений между людьми, который является следствием осознания общности их интересов и влечет за собой моральное обязательство не вредить другим и оказывать им помощь. Другой словарь французского языка, выпускаемый главным конкурентом «Робера» издательством «Ларусс», трактует социальную солидарность как взаимозависимость между людьми, проистекающую из осознания того факта, что одни люди не могут быть счастливыми, если другие не могут быть такими же. В старейшей универсальной английской энциклопедии «Британника» социальная солидарность определяется как единство группы или класса, которое возникает на основе общности интересов, целей и представлений. Как видно, несмотря на различия в некоторых нюансах в приведенных определениях много общего. Это прежде всего акцент на единении солидарных людей, основанном на осознании ими своей общности. По нашему мнению, социальная солидарность — это образ мыслей, чувств, поведения, выражающих любую форму поддержки одних людей другими: толерантность, согласие, сочувствие, сотрудничество, помощь. Как видно, солидарность — это антипод враждебности, подавления и равнодушия. При этом солидарность — явление весьма многоплановое: существуют различные формы, степени, мотивы и идеологические обоснования солидарности. Так, формы и степень солидарности включают богатую палитру внутренней и внешней деятельности: от пассивных терпимости к различиям, лояльности, сочувствия, согласия в мнениях, мыслях, целях, установках, осознанного воздержания от причинения вреда до самых активных, таких как совместная деятельность, помощь и даже самопожертвование. Весьма разнообразными могут быть и способы поддержки одних людей другими: материальная, идеологическая, психологическая, организационная, силовая, информационная и т. п. Наоборот, проявлениями отсутствия солидарности следует считать не только разобщенность и равнодушие, но и различного рода конфликты, а также любые формы жестокости, подавления и иного причинения вреда. Весьма непростым является психологическое и идеологическое обоснование солидарности: ее мотивацию образует сложное переплетение эгоизма и альтруизма, в ее идеологическом основании присутствуют как индивидуализм, так и коллективизм, ее проявлениями выступают как сплоченность единомышленников, так и признание права «быть другим», сосуществующие в рамках солидарного общества в их различном сочетании и соотношении. Отмечая многоаспектность причин, мотивов и целей, побуждающих людей к солидарности, выдающийся русский философ и правовед И. А. Ильин (1883–1954) писал: «Мыслители самых различных эпох отмечали у человека тяготение к совместной жизни. Самые основные влечения и интересы, начиная от первичных инстинктивно-эгоистических побуждений и кончая утонченными духовными запросами, заставляют человека искать постоянного общения с другими людьми. Общежитие необходимо человеку потому, что оно может дать и действительно дает ему элементарную обеспеченность и духовную полноту жизни». Представляется, что исторически первым мотивом социальной солидарности был эгоизм. Он всегда присутствует у человека, поскольку направлен на удовлетворение его собственных потребностей, реализацию собственных целей и интересов, во многом помогая каждому конкретному человеку обеспечить самосохранение, саморазвитие и самореализацию, поэтому никогда ни в каком коллективе или сообществе человек не может полностью раствориться, тем более — с этим согласиться и смириться. Эгоизм порождается стремлением человека к личной независимости, желанием и удовольствием сознавать себя человеком, самостоятельным и свободным в своем развитии. Это здоровое начало в человеке, которое в разумном сочетании с признанием за другими права на такую же долю эгоизма не позволяет подавить человека и превратить общество в безликую однородную массу. Парадоксально, но именно эгоизм изначально породил коллективизм в жизни предков человека: они стали объединяться, чтобы выжить перед постоянным натиском различных угроз окружающей природной среды. К таким угрозам различные животные виды приспосабливались неодинаково: некоторые из них научились летать, плавать и дышать под водой, менять цвет кожи, расставаться с частями тела, вырабатывать яд, у некоторых защитными механизмами стали острые зубы и когти и т. п. Предки же человека сделали главную ставку на объединение. Это позволило им не только приспосабливаться к опасностям природы, не только наиболее эффективно ее использовать, но и даже преобразовывать ее в своих интересах в процессе производительной трудовой деятельности. Благодаря такой деятельности, требующей некоторого элемента изобретательности, у предков человека развивалось абстрактное мышление, произошло осознание человеком своего собственного «я», самоопределение, выделение из среды себя как автономной единицы. Это, в свою очередь, не могло не усилить начала индивидуализма, а значит, и эгоизма в обществе. С учетом приведенных обстоятельств следует согласиться с известным историком и политическим деятелем Франции Ф. Гизо (1787–1874), который полагал, что эгоизм и солидарность, их взаимное дополнение и взаимосвязь — главные условия существования цивилизации, которая «существует при двух условиях и характеризуется двумя признаками: развитием общественной деятельности и развитием деятельности личной. <…> Оба эти факта состоят в такой тесной и необходимой связи между собой, что, даже появляясь не одновременно, они не могут быть отделены друг от друга и рано или поздно один из них повлечет за собой другой». Разумеется, зачатки солидарности и коллективизма можно обнаружить у большинства видов животных. Известный русский ученый, революционер, теоретик анархизма князь П. А. Кропоткин (1842–1921) писал о своих многочисленных наблюдениях проявления солидарности среди животных. «Помимо закона Взаимной Борьбы, — утверждал П. А. Кропоткин, — в природе существует еще закон “Взаимной Помощи”, который для успешности борьбы за жизнь, и в особенности для прогрессивной эволюции видов, играет гораздо более важную роль, чем закон Взаимной Борьбы… Едва только мы начинаем изучать животных… как тотчас же мы замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными классами животных, ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, — в то же самое время, в таких же, или даже в еще больших размерах, наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность является таким же законом природы, как и взаимная борьба». При этом «привычки взаимной поддержки дают животным лучшую охрану против их врагов, они облегчают им добывание пищи (зимние запасы, переселения, кормление под охраной сторожей и т. п.), увеличивают продолжительность жизни, и, вследствие этого, — облегчают развитие». Однако солидарность животных ограничивается масштабами стаи, в лучшем случае — вида, и имеет поверхностный, обусловленный в основном мотивами удовлетворения физиологических потребностей характер. У людей же объединение происходило параллельно с осуществлением трудовой деятельности и интеллектуальным развитием в процессе реализации такой деятельности. Это обусловило более глубокий, постоянный, активный и всесторонний характер их взаимодействия, объединения и, как следствие, солидарности. Впоследствии эгоистические соображения как мотивы человеческой солидарности во многом сохранились в рамках возникшей социальной окружающей среды. «Индивиды кооперируются в организации только потому, что им это выгодно», — справедливо полагает известный современный американский философ Ф. Фукуяма. Люди объединяются с целью ее приспособления к своим интересам и отражения существующей в ней угроз, для повышения эффективности своей деятельности на основе специализации и использования результатов деятельности других людей. Человек, осознав многогранность и даже безграничность своих потребностей, а также то обстоятельство, что он не всесилен и самостоятельно не в состоянии их удовлетворить, стал стремиться использовать других людей в своих целях. Люди постепенно стали осознавать «ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, а также сознавать удовольствия, которые можно найти в общественной жизни, — писал П. А. Кропоткин. — Общество… зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании — хотя бы инстинктивном, — человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи». С одними людьми человек стал для достижения своих собственных интересов объединяться, сотрудничать и обмениваться результатами своих усилий, других — стремиться подчинить: по учению выдающегося немецкого философа, автора идеи социального государства Л. фон Штайна (1815–1890) начало общественной организации кроется в ограниченности сил индивида, в невозможности удовлетворения его потребностей одними личными силами; отсюда стремление подчинить себе других лиц и приспособить их для своих эгоистических целей. В свою очередь, люди, являющиеся объектами таких притязаний, тоже стали объединяться — для того, чтобы им противостоять или осуществить встречные притязания. Именно с целью приспособления к окружающей природной и социальной среде, а также ее преобразования в своих интересах появились роды, племена, а затем и государства. Для того чтобы защитить, отстоять свои собственные, конкретные, и непосредственные общие интересы во взаимоотношениях с другими людьми, в рамках защиты от природных и техногенных факторов — с тем, чтобы им эффективнее противостоять — в настоящее время тоже существует множество социальных организаций. Это государства и государствоподобные образования, профессиональные, национальные, религиозные, экологические и т. п. объединения. На данное обстоятельство — объединение людей с целью расширения возможностей для удовлетворения своих потребностей — обращал внимание и один из основоположников классической политэкономии шотландский философ и экономист А. Смит (1723–1790). Он утверждал, что потребность в солидарности заложена Богом в природу человека. Сравнивая людей с животными, А. Смит подчеркивал, что животные обладают мало различающимися способностями, обеспечивают свои потребности самостоятельно и поэтому редко вступают в какую-либо кооперацию. Люди же весьма отличаются друг от друга по своим способностям и склонностям. Это обусловливает специализацию человеческой деятельности, которая, в свою очередь, создает у людей склонность к обмену и потребность объединяться с пользой для себя, поскольку только среди людей «самые несходные дарования полезны одно другому: различные их продукты благодаря склонности к торгу и обмену собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый человек может купить себе любое количество произведений других людей, в которых он нуждается». На страх перед повторением или угрозой социальных катаклизмов и инстинкт самосохранения как на важные эгоистические факторы социальной солидарности обращает внимание современный венгерский конституционалист А. Шайо, весьма убедительно доказывая, что на определенном этапе развития общество приходит к идее объединения на основе конституционных ценностей, предполагающих охрану прав «маленького» человека и слабозащищенных слоев населения и ограничение с этой целью государственной власти. Конституция — это «инструмент обеспечения минимального спокойствия, гарантия защиты меньшинств, без которой и большинство чувствовало бы угрозу в свой адрес», — справедливо полагает А. Шайо. Российский профессор М. А. Краснов утверждает, что тот же страх обусловил движение конституционализма по пути социализации на втором этапе его развития: «не этические представления, а нейтрализация опасности социальных потрясений явились основным мотивом стремления к институциализации классового мира». Важнейшим из таких институтов стало социальное государство, явившееся новым закономерным шагом в развитии не только конституционализма, но и социальной солидарности. Разумеется, эгоизм в значительной степени продолжает воспроизводить коллективизм до настоящего времени. Это имело место и происходит потому, что коллективность способна повысить эффективность усилий человека по реализации своих интересов, одновременно, правда, заставляя человека поступаться менее значимыми для него интересами и порождая его некоторую зависимость от общества. Однако человек соглашается на такую зависимость, если он полагает, что ее издержки меньше, чем выигрыш от сотрудничества. С развитием образованности и интеллекта человека эгоизм отчасти обусловил появление солидарности принципиально иного характера: как деятельности, осуществляемой не в рамках противостояния одних групп другим с целью подавить или защититься, а в виде уступок и компромиссов между отдельными людьми и социальными группами и даже в виде деятельности в пользу других, в том числе — в пользу противников. На это людей сподвигли как стремление сделать свою жизнь комфортнее благодаря расширению начал кооперации, так и страх перед жестокостью и завистью конкурентов, оппонентов, а также тех членов общества, которым преуспеть в жизни не удалось, т. е. вполне рациональное осознание того, что жить благополучно в неблагополучном окружении невозможно. Как видно, повышение интеллектуального потенциала человечества гуманизировало его, породив, в частности, благотворительность, меценатство, просветительскую деятельность, волонтерство и появление соответствующих организаций, а в политике — к ограничению элитой своей власти. Тем самым в обществе появилась социальная солидарность принципиально иного качества: ее масштабы существенно расширились, а содержание заметно обогатилось — солидарность стала использоваться не только как средство противостояния различных социальных общностей, но и как механизм налаживания их мирного сосуществования. В результате помимо эгоизма как вполне рационального мотива коллективизма и солидарности возник другой фактор ее формирования — альтруизм. «Общество не смогло бы существовать долго, если бы единственным мотивом человеческих поступков был эгоистический интерес», — справедливо утверждал А. Смит. Действительно, привычка к постоянному взаимодействию друг с другом и осознание пользы, которую приносит такое взаимодействие, приводит к возникновению между людьми симпатии. Ее исходный мотив постепенно вытесняется из сознания, подсознания и исторической памяти, и она приобретает самостоятельное значение, порождая принципиально иной, противоположный эгоизму мотив во взаимоотношениях людей — альтруизм. По словам Л. И. Петражицкого, при постоянной конкуренции любви и эгоизма с течением времени спорная область постепенно сокращается за счет второй силы в пользу любви, мотивация деятельности людей постепенно облагораживается. Крупный российский специалист по римскому праву профессор И. А. Покровский, отмечая данное направление исторической эволюции общественного сознания и социальной действительности, писал, что в развитом обществе его культура и атмосфера «является продолжением солидарной работы всех». Люди идут на компромисс, оказывают друг другу помощь на основе сложного сочетания эгоистических и альтруистических мотивов, которые подчас перетекают друг в друга и становятся трудноотличимыми. Например, люди объединяются в семью или государство, исходя из потребности в психологической, материальной и силовой защищенности, т. е. соображений вполне эгоистических, но подчас жертвуют многими благами и даже жизнью ради своих близких, а также сохранения и процветания своей страны. На данное обстоятельство обращал внимание Э. Дюркгейм. Он отмечал, что мало-помалу люди стали привыкать к взаимодействию и сотрудничеству: этому во многом способствовало общественное разделение труда. Ощущение того, что друг без друга им не обойтись, постепенно породило чувство симпатии людей друг к другу, желание понять другого, несмотря на различия, помочь терпящему лишения, не преследуя (во всяком случае, сознательно) при этом никаких собственных конкретных интересов. Возникновение в обществе альтруизма свидетельствовало о наращивании его гуманистического потенциала и привело к утверждению социальной солидарности как самостоятельной социально-психологической ценности — не вытекающей из эгоистических устремлений человека. Об этом факторе формирования социальной солидарности писал и А. Смит: коль скоро люди привыкают воспринимать других людей полезными себе, в человеческом обществе укореняется чувство симпатии и основанное на нем чувство единения, т. е. солидарности. Как видно, произошел парадокс: эгоизм как изначальный фактор социальной солидарности, сформировавший у людей привычку жить в обществе, породил и постепенно укоренил в человеческом сознании потребность в общении, оцененное знаменитым немецким юристом основателем реалистической школы права профессором Р. Йерингом (1818–1992) как «высший закон истории», а также чувство симпатии и основанные на нем сострадание, эмпатию, желание помочь по отношению к большему или меньшему кругу себе подобных независимо от того, способны ли они быть чем-либо полезны для данного конкретного человека. Развиваются с эволюцией общества и духовные потребности, одной из которых является потребность в социальной справедливости, также подпитывающая социальную солидарность как образ чувств, мыслей и поведения. То есть, возникнув из эгоизма, социальная солидарность породила альтруизм, а он в свою очередь — солидарность нового качества: основанную на альтруизме. Вышеназванные виды деятельности и соответствующие социальные объединения: меценатские, просветительские, благотворительные, волонтерские и т. п. — в настоящее время имеют в большинстве случаев в качестве мотивов не страх или иное рациональное обоснование, а желание помочь ближнему, и такая помощь приносит чувство психологического комфорта сама по себе. Итак, субъективно социальная солидарность обосновывается как рациональным эгоистическим мотивом повышения эффективности деятельности людей для достижения своих собственных интересов, так и кажущимся на первый взгляд иррациональным чувством психологического комфорта от ощущения своей полезности другим людям — подчас даже в ущерб себе. Поэтому можно утверждать, что мотивацию социальной солидарности в настоящее время образует сложное переплетение эгоизма как его исторически первого и рационального психологического начала и альтруизма как фактора вторичного. При этом альтруистическое начало солидарности с развитием образованности и общей культуры, а также с повышением уровня жизни и облегчением ее условий усиливается. Современная практика дает множество тому подтверждений. Так, в ХХ в. огромный размах в странах Западной Европы и Северной Америки, а также в международных масштабах приобрело волонтерство. В США, по информации Бюро по трудовой статистике, волонтерской активностью в последние годы регулярно (не менее трех часов в неделю) занимается около 60% трудоспособного населения (по данным на конец 2011 г.). В Германии данная цифра в течение нескольких последних десятилетий стабильно составляет около 80%. Наиболее распространенными направлениями волонтерской деятельности являются фандрайзинг (около 27%), приготовление и раздача пищи (23%), уход за больными и одинокими нетрудоспособными людьми (20%) и добровольчество в сфере образования (19%). В России же, по опросу центра Superjob.ru, только 8% россиян хотели бы заниматься волонтерством и благотворительностью, если бы не были вынуждены заботиться о средствах к существованию. Реально же ею на более или менее регулярной основе в нашей стране, по данным Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора (ГРАНС-Центр) НИУВШЭ, занимаются менее 4% населения, большинство из которых — более ⅔ (что выглядит весьма обнадеживающе) — составляет молодежь. Еще меньшие масштабы имеет волонтерская деятельность в большинстве развивающихся стран, являющихся в основном потребителями добровольческой активности жителей развитых стран. Значительный размах в развитых странах получили также продиктованные альтруистическими соображениями усыновление детей, финансирование институтов благотворительности, здравоохранения, программ развития гражданского общества, завещание имущества на благотворительные цели, меценатство (а не только спонсорство) и т. п. Так, среди наиболее состоятельных людей, завещавших или объявивших о своем намерении завещать значительную часть своего имущества на благотворительные цели, фигурируют глава компании Hilton Hotels Corporation Уильям Баррон Хилтон, владелец информационных гигантов CNN и TBS Тед Тернер, медиамагнат и мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг, крупнейший в мире инвестор Уоррен Эдвард Баффетт, один из создателей и крупнейший акционер компании Microsoft Билл Гейтс. При этом У. Баффетт и Б. Гейтс основали филантропическую кампанию «Клятва дарения», цель которой заключается в том, чтобы «сподвигнуть самых богатых людей и их семьи пожертвовать большую часть их состояний на филантропию». В настоящее время о своей поддержке кампании и соответствующих моральных обязательствах заявили около 70 миллиардеров. Чрезвычайно важным проявлением социальной солидарности выступает также усыновление и удочерение, становящиеся все более и более распространенным явлением в западных странах. Так, шесть из десяти граждан США имеют опыт усыновления: они или были усыновлены, или/и усыновили детей. При этом, поскольку в данной стране нет детских домов и практика отказа от детей почти отсутствует, американские граждане зачастую усыновляют иностранных детей-сирот, в том числе инвалидов. Особенно активно во всем мире усыновлением занимаются состоятельные люди. В России в настоящее время лишь 1% взрослого населения являются усыновителями, причем количество россиян, усыновивших детей, с 2007 г. ежегодно падает. Представляется, что альтруизм, кажущийся на первый взгляд иррациональным мотивом солидарности, в конечном счете является высшей формой рациональной целесообразности, поскольку на пути насилия и бескомпромиссности общество обречено на деградацию. Доброжелательность же, готовность к компромиссам, смягчение резкого расслоения в обществе, помощь отдельных членов общества в развитии его культуры, медицины как проявления солидарности выступают важными гарантиями прогресса и преуспевания как общества в целом, так и в большинстве случаев — его отдельных членов (несмотря на то, что в каждом конкретном случае солидарность почти неизбежно оборачивается материальными, интеллектуальными, духовными, временными затратами, а возможно, и иными проявлениями отказа человека от каких-то своих интересов во имя реализации более важных для него и общих с другими людьми, а то и вообще в пользу иных людей). Поэтому объективно солидарность, какой бы из двух мотивов она ни имела в своей основе, следует рассматривать как механизм социальной саморегуляции, самосохранения и саморазвития любого коллективного организма, а в конечном счете — человечества в целом. Следует, однако, иметь в виду, что данную роль солидарность может успешно выполнять только при сохранении у людей определенного эгоистического начала, способного как воспроизводить социальную солидарность, так и удерживать ее в разумных формах и масштабах. Роль эгоистического начала в человеческой деятельности и в существовании социума ни в коем случае нельзя недооценивать. Представляется, что значительный перевес альтруизма над эгоизмом реально возможен лишь в критических, экстраординарных для той или иной общности обстоятельствах, угрожающих физическому существованию или достоинству входящих в ее состав людей. На протяжении же длительной временной перспективы без эгоизма солидарность, основанная лишь на альтруизме, неосуществима: требуя от человека чрезмерной преданности той или иной общности, она истощает его силы, по этой причине озлобляет людей или (и) лишает их индивидуальности, неизбежно превращая человека в вещь, орудие реализации амбиций и иных интересов элиты, которая, злоупотребляя лучшими качествами человека, постепенно или даже быстро их сокращает. В результате, подвергаясь таким испытаниям, подавлению и подчинению отдельного активного человека коллективной или псевдоколлективной воле, альтруизм и солидарность в обществе идут на убыль. Идеи социальной солидарности так или иначе получили обоснование в самых разнообразных идеологиях. При этом любая из них в качестве механизмов, позволяющих воплотить в жизнь идею социальной солидарности, делает акцент на коллективизме или индивидуализме. Так, идеология индивидуализма и основанного на ней либерализма исходит из приоритета интересов личности над общими интересами, коллективизм же и базирующиеся на нем социалистическая и отчасти исламская идеологии, наоборот, ставят общественную сферу жизнедеятельности человека выше, чем личную. Их влияние на степень солидарности общества неоднозначно. На первый взгляд может показаться, что коллективизм значительно больше приспособлен для обеспечения социальной солидарности. Однако, не уделяя пристального внимания личности, он способен мифологизировать общие интересы, принижая тем самым совершенно конкретные потребности и интересы конкретных людей, а то и манипулировать категорией общих интересов с целью подчинения одних людей интересам и амбициям других, что с социальной солидарностью ничего общего не имеет. Индивидуализм же, исповедуя принцип личной свободы и призывая каждого полагаться в основном на собственные силы и вроде бы разобщая тем самым людей, в то же время делает акцент на безусловной ценности каждой личности и ее самоопределения, тем самым постепенно приучает людей не только не стеснять свободы друг друга, но и уважать друг друга, выбор друг друга (в том числе противоположный), считаться друг с другом как с равными себе личностями: порождаемое идеей свободы личности равноправие «вынуждает личность рассматривать права каждого другого, как равные его собственным правам», — писал П. А. Кропоткин. На данную огромную позитивную роль либеральной идеологии в формировании социальной солидарности обращал внимание и П. И. Новгородцев, по справедливому замечанию которого именно признание всех людей свободными личностями на основе взаимности «с необходимостью приводит к идее всечеловеческой, вселенской солидарности». Иными словами, солидарность, основанная на индивидуализме, не привнесена искусственно извне, она добровольна и выражает «стремление индивидов, не жертвуя своей автономией, преодолеть взаимную отчужденность на основе поиска общих ценностей и стремлений». Поэтому, несмотря на то что индивидуализм несколько сдерживает интенсивность объединения и общения людей, а тем самым — и солидарности, он представляется значительно более надежной ее идеологической основой, не допуская подавления личности коллективом и (или) лидером, которое по сути является лишь имитацией солидарности. Подчеркивая данное обстоятельство и широкие гуманистические перспективы либерализма и индивидуализма, видный испанский философ и социолог, первый исследователь проблем «массового общества» ХХ в. Х. Ортега-и-Гассет (1883–1955) писал, что «либерализм — и сегодня стоит об этом помнить — предел великодушия… это самый благородный клич, когда-либо прозвучавший на земле». В современных политологических исследованиях также высказывается мысль о том, что либеральная модель демократии, несмотря на ее недостатки, «все-таки самая гуманная из ныне существующих», поскольку базовой идеей либерализма является «признание того, что человек от рождения свободен и равен по своим естественным правам любому другому человеку». На роль индивидуализма в формировании гражданского общества и социальной солидарности обращал внимание в своих выступлениях и Председатель Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькин, — «индивидуализма, который на Западе стимулировал свободу, независимость гражданских корпораций, гражданского общества». Общинное же мышление российского общества «предрасполагало к более сильной власти и перевесу… этой власти». Как видно, индивидуализм выступает сложной идеологической и психологической конструкцией, объединяющей в себе начала не только эгоизма, но также гуманизма и альтруизма, образующих, как это было показано ранее, мотивацию социальной солидарности. Коллективизм же ценен, в том числе для обеспечения социальной солидарности, лишь как продукт индивидуализма, т. е. результат взаимодействия самоопределившихся личностей. О том, что солидарность постепенно, но неизбежно возникает на основе индивидуализма, красноречиво свидетельствует то обстоятельство, что в странах старой демократии, которая начиналась с утверждения в них индивидуалистических ценностей, различные слои общества и отдельные люди в настоящее время демонстрируют значительно большую терпимость, доброжелательность и деятельность по взаимопомощи, чем в тех странах, где ставка в обеспечении жизнедеятельности общества традиционно делается на коллективизм. Так, политическая элита и чиновничество проявляют заметно большую степень солидарности со своими согражданами именно в западных государствах, значительно реже допуская произвол, подавление личности и коррупцию, чем в различных коллективистских государствах, нередко являющихся на деле диктаторскими, при которых бездушие и злоупотребления властей — отнюдь не редкость. Об этом свидетельствует, например, то обстоятельство, что, по данным ежегодных докладов международной неправительственной организации по борьбе с коррупцией и исследованию уровня коррупции по всему миру Transparency International, страны с самым высоким уровнем коррупции — это страны с сильными коллективистскими (религиозными, клановыми, социалистическими), а на деле — тоталитарными — традициями. К их числу относятся Северная Корея, Мьянма, Афганистан, Узбекистан, Туркменистан, Судан, Ирак, Гаити, Венесуэла. Россия в списке стран, наиболее эффективно борющихся с коррупцией, в 2010 г. заняла 154-е место из 178 возможных, а в 2011 г. — 143-е из 182. Первые же места разделили Дания, Новая Зеландия, Сингапур, Финляндия. Данная статистика подтверждает, что в тех государствах, где идеи коллективизма чрезмерно доминируют над индивидуализмом и не выработана культура уважения человека независимо от его социального статуса, чиновники чаще не склонны проявлять солидарность с зависящими от них согражданами, активно занимаясь мздоимством, допуская волокиту, грубость, иные формы бездушия и злоупотреблений. Кроме того, результаты целого ряда социологических исследований показывают, что мотивация на проявление социальной солидарности в повседневной жизни значительно выше в странах, прошедших школу индивидуализма, чем в тех, где личность подавляется или долгое время подавлялась под предлогом коллективизма. Так, главным мотивом участия граждан в деятельности волонтерских и иных некоммерческих организаций на общественных началах в свободное от работы время в западных странах, которая, как уже отмечалось, приобрела в них весьма широкий размах, является именно чувство социальной солидарности. Более низкие позиции среди таких мотивов занимают стремление к самореализации, обогащение жизненного опыта, общение. Представляется, что активизация социальной солидарности в индивидуалистических странах стала возможной не только благодаря государственной политике по корректировке индивидуализма в рамках социализации, но и по причине того, что сама эта корректировка была проведена эффективно благодаря тому, что она наложилась на индивидуализм, признающий ценность каждой личности. Иными словами, западная цивилизация, как это ни парадоксально, пришла к социальной солидарности именно через эгоизм и индивидуализм, и этот путь представляется самым верным, так как социальная польза индивидуализма состоит не только в том, что он способствует экономическому росту, формирует у человека веру в себя, свои силы, а соответственно — предприимчивость и трудолюбие, но и содержит огромный психологический и воспитательный заряд, сообщающий общественному мнению уважение к каждой человеческой личности. В том, что именно индивидуализм ведет к солидарности, а подлинный коллективизм вырастает только из индивидуализма, был уверен французский экономист-либерал Ф. Бастиа (1801–1850), писавший, что «принцип коллективного — причина его существования, его законность — основана на индивидуальном. <…> Общая сила дана для защиты индивидуальных прав». Внимание! Авторские права на книгу "Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография" (Алебастрова И.А.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
