|
|
Оглавление«Белые пятна». Обезьяны доктора Дэвида Феррье Мэрион Симс — Лоусон Тэйт — Карл Лангенбух Миндальный орех голубого цвета Звездный час. Чикаго, или красный буревестник Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуВТОРОЕ СРАЖЕНИЕ С БОЛЬЮЗигмунд Фрейд — Карл Коллер — Уильям Хальстед — Поль Реклю — Карл Людвиг Шляйх — Август Бир — Леонард Корнинг — Генрих БраунНужно ли мне снова возвращаться к событиям раннего парижского утра семнадцатого сентября? Нужно ли напоминать о моей встрече с Полем Реклю, когда в одной из парижских газет я прочел о конгрессе офтальмологов в Гейдельберге, на котором стало известно об открытии венским врачом Карлом Коллером и прочими обезболивающего действия раствора кокаина на человеческий глаз? Эта встреча состоялась как раз тогда, когда в истории хирургии начиналось второе после открытия наркоза сражение против боли, сражение за местное обезболивание, местную анестезию, которая стала чрезвычайно насущной после появления метода хирургического лечения гортани. Я размышлял, как могу получить достоверную информацию о событиях в Гейдельберге, и вспомнил об американском офтальмологе докторе Феррере из Сан-Франциско, которого восемью днями ранее я встретил в Париже. Тогда он рассказал мне, что направляется на конгресс специалистов, и попросил порекомендовать ему какой-нибудь из гейдельбергских отелей. Поэтому я тут же решил телеграфировать доктору Ферреру на адрес названного мной отеля, чтобы получить подтверждение газетным сообщениям, а заодно и точные сведения о происходящем. Поскольку сам я не знал о кокаине почти ничего, в тот же день я посетил библиотеки нескольких парижских научных институтов в попытке раздобыть хоть какие-то факты. По имеющимся данным, испанец Писарро в 1532 году во время завоевания Перу заметил, что перуанские индейцы жуют листья так называемого кустарника кока и, видимо, таким образом достигают состояния особенной физической активности. Позже о листьях коки забыли — во всяком случае в Европе. Лишь несколько столетий спустя путешественник Иоганн фон Чуди снова обратил внимание на это растение и особенно на его возбуждающее действие. В 1858 году некий доктор Шерцер на борту австрийского фрегата «Новара» наконец привез высушенные листья коки в Европу и доверил их изучение немецкому химику Велеру, работавшему в Геттингене. Ученику Велера Ниману удалось выделить из листьев экстракт активного вещества. И это вещество он назвал кокаином. Впоследствии были предприняты отдельные попытки лечения холеры при помощи кокаина. Но это вещество так и не нашло практического применения в медицине. В тот же день я получил телеграмму от Феррера. Он сообщал, что написанное в парижских газетах — абсолютная правда. Речь шла об открытии чрезвычайной важности. Он планировал вернуться в Париж восемнадцатого, самое позднее девятнадцатого сентября, задержаться здесь на день и с удовольствием поведать мне обо всех подробностях. Феррер приехал девятнадцатого числа. От него я узнал, что Карл Коллер являлся младшим врачом Венской общей больницы и что ему не было еще тридцати. У него не хватило средств, чтобы самостоятельно приехать в Гейдельберг. Рукопись, в которой тот описывал свое открытие, привез и зачитал его австрийский коллега, доктор Бреттауер. Феррер подтвердил, что в Гейдельбергской Офтальмологической клинике в присутствии собравшихся врачей были проведены несколько безболезненных операций по удалению катаракты. Для полноценной анестезии было достаточно закапывания нескольких капель кокаина. Феррер не мог говорить ни о чем другом, кроме событий в Гейдельберге, и очень торопился вернуться в Сан-Франциско, чтобы похвастаться применением нового метода. Вечером того же дня я отправился в Вену. Уже тогда мне было сложно назвать число научных открытий, историю которых я пытался отследить. Та история, с которой мне пришлось столкнуться в Вене, сильно отличалась от всех прочих. Первая неожиданность заключалась в том, что все началось даже не с Карла Коллера, а с другого, почти что совсем неизвестного венского врача. Никто не подозревал, что позже он получит мировую известность за совсем другие свои сочинения, в которых заложит основы новой, сильно критикуемой и противоречивой науки о лечении нервных и душевных расстройств, называемой психоанализом. Его имя было Зигмунд Фрейд. В то время Зигмунду Фрейду было двадцать семь лет; это был худой, темноволосый человек с чувственными, приятными чертами лица. Он происходил из семьи обедневшего еврейского торговца тканями, который во время экономического кризиса, в 1859 году покинул родной Фрайбург, а с ним и родную Моравию. В качестве новой родины он выбрал Вену, но кризис настиг его и здесь, поэтому он со своей семьей из восьми человек ютился в убогой квартирке на Кайзер-Йозеф-штрассе. Фрейд был очень впечатлительным человеком, иногда даже болезненно впечатлительным, а также очень гордым, всегда готовым постоять за себя. В детстве его особенно задевали оскорбления, намекавшие на еврейское происхождение его семьи, которые приходилось слышать и его отцу, и его сестрам, и ему самому. Он так и не смог забыть случая, свидетелем которого он стал в возрасте двенадцати лет. Зигмунд шел по улице со своим отцом, и какой-то человек со словами: «По этой дороге ходят люди. А ты, еврей, убирайся!» — оттолкнул отца и сбил с его головы кепку. Он никогда не простил своего отца за то, что тот молча наклонился, прислушавшись к разуму, без единого слова поднял кепку из уличной грязи и снова натянул ее на голову. Ребенком он страстно желал вырваться из тисков ограниченности и принуждения, чтобы самому распоряжаться, а не слушаться и получать пинки, поэтому мечтал стать важным военнослужащим или чиновником. Но австрийская действительность, которая оставляла евреям выбор единственно между коммерсантом, адвокатом или врачом, еще в детстве развеяла эту мечту. Не из убеждения, а лишь потому что право и коммерция его мало интересовали, он занялся изучением медицины, но при этом у него развилось такое отвращение к практическому ее применению, что после государственных экзаменов он всего год проработал в Институте физиологии венского профессора Брюке и в Институте анатомии профессора Саломона Штрикера, не намереваясь заводить собственную практику. Весной 1882 года он совершенно неожиданно представил свою работу Брюке и занял место младшего врача Общей больницы. Никто не знал, почему он так резко поменял мнение. Знал об этом только он сам. Тогда Фрейд влюбился в молодую двадцатилетнюю девушку, Марту Бернейс, бывшую хрупким, грациозным созданием с благородной белизной кожи. Она была дочерью торговца, также еврея, который переселился в Вену из Гамбурга, но три года назад умер от сердечного приступа. Как-то апрельским вечером 1882 года Марта Бернейс со своей сестрой Минной нанесла семье Фрейдов что-то вроде дружеского визита. Придя в этот день из института Брюке домой, он впервые увидел Марту, весело болтающую со своей сестрой, которая принесла яблоко его больной матери. Почти что с первого взгляда он проникся к ней такой симпатией, что в каждый из последующих дней он посылал Марте розу, открытку или письмо, употребляя на это все имеющиеся деньги. В конце мая ему предоставилась первая возможность выйти вместе с Мартой, и они направились на гору Каленберг. Ему казалось, он чувствует, что и она любит его. Десятого июня в Медлингском саду они впервые поцеловались, а на следующий день Фрейд принял неожиданное решение начать подготовку к практике в Общей больнице. Всю ночь ему не давало уснуть одно жгучее желание: достигнуть финансовой независимости, что позволило бы ему жениться на Марте. Весной 1884 года Фрейд пребывал в полном отчаянии. С тех пор как он познакомился с Мартой, прошло уже два года, но и сейчас он не видел возможности вступить в брак. Мать Марты, Эммелин Бернейс, умная, образованная, пользующаяся почетом в своей семье дама, никогда не скрывала, что не желает иметь зятя без состояния и прочного положения в обществе. Летом 1882 года она отправила Марту в их дом в Вандсбеке, близ Гамбурга, чтобы разлучить ее с Фрейдом. Он писал ей каждый день и мучился от ревности с тех самых пор, как узнал, что Марта ведет переписку с еще одним мужчиной. Четырнадцатого июня 1883 года мать Марты сама приехала в Гамбург, чтобы удержать при себе дочь. Изо дня в день они обменивались письмами. Чувствительная натура Фрейда металась от надежд к отчаянию и ревности, от веры к страху. Только на осенних каникулах в 1884 году у него появилась возможность приехать в Гамбург. Время до поездки тянулось невыносимо медленно. Он страдал от тяжелых депрессий, которые отрицательно сказывались и на его физическом состоянии. У него случались серьезные расстройства желудка и приступы ишиаза. Он думал, что умрет, если ему не удастся приблизить встречу с Мартой. Поэтому он задумал сделать какое-нибудь исключительное открытие, которое позволило бы ему заработать денег и попросить руки девушки. Пока он работал в Общей больнице, его посетила необычная идея о новом, на его взгляд, сенсационном способе медицинского лечения. Но она не увенчалась ничем. В эти дни глубочайшего отчаяния, в середине апреля 1884 года Фрейд случайно наткнулся на статью в «Немецком медицинском еженедельнике» от двенадцатого декабря 1883 года. Автором был немецкий военный врач Теодор Ашенбрандт. Ее заголовок гласил: «Физиологическое действие и значение кокаина». Ашенбрандт во время осенних учений давал кокаин некоторым баварским солдатам и заметил, что темпы их продвижения на переходе значительно выросли. Фрейд никогда до этого не слышал о кокаине. Но его постоянный поиск сенсационного открытия заставил его задаться вопросом о наличии неизвестных свойств этого вещества, которые могли бы пригодиться для лечения психических заболеваний и принести ему славу и деньги. Фрейд установил, что дармштадтская фирма «Мерк» была единственной, предлагающей чистый кокаин. Цена одного грамма была непомерно высока и недоступна для Фрейда. Но в порыве отчаяния он заказал один грамм кокаина, питая чрезвычайно смутную надежду однажды заплатить за него. Сразу же по получении посылки с веществом он начал ставить эксперименты на себе самом и отметил примечательное его действие. В первый раз за долгое время он почувствовал себя готовым к свершениям, да и его депрессия стала крошечной по сравнению с его уверенностью. Упрямая ревность по отношению к Марте утратила свою сверлящую остроту. Он был окрылен надеждами на выдающееся научное свершение и уже представлял себя создателем великого, известного на весь мир научного труда о неизвестных свойствах кокаина. Он перерыл все венские библиотеки в поисках ранней литературы о нем. Так, к нему в руки попала статья, опубликованная американским доктором Бентли в «Детройт Медикал Газетт» некоторое время назад и до сих пор остававшаяся незамеченной. Бентли занимался морфиевой зависимостью и придерживался мнения, что морфинистов можно вылечить, если заменить морфий кокаином, дозу которого следует уменьшить. Фрейд ухватился за это предположение, которое раскрывало новые свойства вещества, и незамедлительно взялся за практические исследования. Один из его старых друзей, Эрнст фон Фляйшл, ассистент при том же физиологическом институте, в котором он уже долго работал, был морфинистом. Тридцативосьмилетний, приятной и привлекательной наружности человек, блестящий ученый, лектор и преподаватель, он в возрасте двадцати пяти лет в ходе анатомических исследований заразился инфекцией. Только срочная ампутация правого большого пальца спасла его от смерти. Но со временем на культе образовалась неврома, потребовавшая новой операции. Рука стала источником жутчайшей невралгической боли. С тридцати лет Фляйшл принимал постоянно возрастающие дозы морфия. Вследствие хронического морфинизма он страдал от временной потери сознания и периодических приступов помешательства. Когда Фрейд предложил Фляйшлу начать принимать кокаин, его полностью захватила эта идея, и он с жадностью взялся за ее воплощение. Поскольку он располагал более чем необходимыми денежными средствами, он пообещал Фрейду оплачивать все расходы на препарат, закупаемый в «Мерке». Через некоторое время он уже принимал грамм кокаина ежедневно. Он почувствовал чудесное облегчение. Приступы помешательства исчезли, как и приступы бреда. Сознание больше не покидало его. Его наполнила новая, невиданная энергия. Фрейда же захлестнула волна уверенности. Чтобы собрать больше экспериментальных данных, он давал кокаин коллегам, друзьям, пациентам и даже своим собственным сестрам. Он сам также регулярно принимал кокаин. Большую дозу он отослал Марте, чтобы «ободрить ее». Однажды в ходе своих экспериментов Фрейд заметил, что после приема кокаина язык и слизистая оболочка ротовой полости немеют, тем самым снимая боли, связанные с воспалением десен. Через несколько дней после сделанного наблюдения в саду Венской Общей больницы он встретил двоих коллег, среди которых был младший врач Коллер из офтальмологического отделения. Последний пожаловался на боль в деснах. Фрейд капнул немного кокаинового раствора на десну, но ничего не сообщил о своем чудесном средстве. На следующий день Коллер повстречался ему снова — он поинтересовался о составе препарата. Фрейд все разъяснил ему и пригласил, как и многих до этого, поучаствовать в экспериментах. Коллер сразу же согласился и в течение нескольких недель принимал кокаин наряду с Фрейдом. Оба в процессе употребления вещества наблюдали повышение мышечной выносливости. Они установили, что доза кокаина согревает, делает глубоким дыхание и повышает кровяное давление. Но они оставили без внимания онемение участков слизистой оболочки рта под действием вещества. Я много раз пытался разобраться в этом феномене, но не нашел лучшего объяснения, чем то, что Фрейд фокусировался в первую очередь на расстройствах нервной системы. Ему не хватало приверженности к практической медицине и, прежде всего, к хирургии. Его захватили собственные предположения о том, что кокаин избавляет от тоски, прогоняет депрессию и придает сил, поэтому на фоне всех этих свойств обезболивающее действие кокаина, важное для хирургии, казалось ему блеклым. Восемнадцатого июня Фрейд с энтузиазмом окончил статью об этом возбуждающем веществе. В ней он заключил, что кокаин является замечательным средством для преодоления любых видов депрессии и предотвращения нервных желудочных расстройств, что он возвращает душевные силы и повышает физическую работоспособность. По убеждению автора, он не вызывал привыкания, а значит, не превращал человека в наркомана и не давал побочных действий. Также он утверждал, что кокаин мог заменить морфий, поскольку приносил длительное облегчение, и избавить морфинистов от зависимости. Почти в самом конце статьи в двух небрежных строках Фрейд мимоходом упоминал: «Способность кокаина и его солей снижать чувствительность слизистых оболочек заставляет задуматься о возможном в будущем применении, особенно в случаях местной инфекции». И это все, что было написано Фрейдом об анастетическом действии вещества. Он и представить себе не мог, что в тот самый момент прошел мимо самого важного свойства кокаина, а с ним и мимо славы первооткрывателя, которой он так страстно искал. Он не подозревал также, что сосредоточился лишь только на пагубном действии кокаина, и из-за в спешке проведенных экспериментов, подгоняемый жаждой славы, именно его расценил как целительное, хотя в действительности кокаин вызывал еще более серьезную зависимость, чем морфий. Статья, к сожалению Фрейда, получила очень небольшой резонанс. Пока он разбирался в причинах своей неудачи, прошла уже половина августа. Каникулы и так страстно желаемая поездка к Марте, должная прервать разлуку длиною в год, были уже не за горами. Эксперименты с кокаином помогли ему скоротать казавшееся летом невыносимым одиночество. Кокаин и впоследствии спасал его от отчаяния и дурного настроения. По возвращении из Гамбурга он решил начать экспериментировать в более интенсивном режиме, чтобы добиться, наконец, успеха, который тогда ускользнул от него. Но сначала он должен был увидеться с той, что была причиной его тоски. Первого сентября он попрощался со своими немногочисленными друзьями, среди которых был и Леопольд фон Кенигштайн, доцент офтальмологии, с которым он сблизился еще в студенческие годы. Совершенно случайно разговор снова зашел о кокаине, и прямо перед отъездом Фрейд предложил Кенигштайну попытаться выяснить, может ли кокаин выступать в роли болеутоляющего при трахоме и ирите, глазных болезнях, причиняющих особенно много страданий. Этим он еще раз выказал свою незаинтересованность этими свойствами вещества — их он оставлял для специалистов. И все же Кенигштайн небрежно принял это небрежное предложение. Вскоре Фрейд, полный радостных ожиданий и забыв обо всем прочем, вскочил в поезд, который должен был доставить его в Гамбург. В противоположность Фрейду, Коллер как хирург значительно вырос. Ему сотни раз приходилось переживать то, что Фрейду не доводилось даже видеть, а именно глазные операции, которые приходилось делать без обезболивающих. Как хирург-офтальмолог он знал, что такое операция на глазах сопротивляющегося, беспокойного пациента, когда благоприятному исходу мог угрожать единственный неточный разрез. Уже много лет назад Коллер задумался, что ничто не может быть насущнее для офтальмологии, чем появление местной анестезии глаза. По собственной инициативе он уже провел соответствующие эксперименты. На глазах животных он опробовал все известные болеутоляющие медикаменты, а также те, которые способны были в некоторой степени заглушить боль, от хлорала до брома и морфия. Он пробовал как закапывание, так и инъекции. Также в своих экспериментах он применял «эфирный спрей Ричардсона». Но ему так и не удалось добиться местного обезболивания глаза. Когда от Фрейда Коллер узнал о кокаине, новое знание обрело благодатную почву. В то самое мгновение, когда Фрейд воспользовался раствором, чтобы облегчить боль в деснах, в голове Коллера непроизвольно родилась мысль, что точно такое же действие он может оказывать и на человеческий глаз. Удивительно, но страх перед новыми разочарованиями много недель удерживал его от проведения простого опыта с кокаином. Все это время он занимался изучением доступной исторической литературы о нем. Так он наткнулся на строки, еще в 1859 году записанные Ниманом, выделившим экстракт кокаина из листа коки: «Он имеет горьковатый привкус и оказывает странное действие на нервы языка, на время он будто бы немеет, становится почти нечувствительным». Через несколько дней после отъезда Фрейда из Вены Коллер отправился в Институт патологии профессора Штрикерса, с которым часто сотрудничал. Он встретил ассистента доктора Штрикерса, доктора Гертнера, показал ему небольшую емкость с белым порошком и попросил его помочь изготовить многопроцентный раствор. Когда раствор был готов, Гертнер взял лягушку и крепко держал ее, пока Коллер набирал жидкость в пипетку. Затем слегка дрожащей рукой он поднес ее, с уже повисшей на конце каплей, к глазу животного. Жидкость сразу же впиталась. Коллер подождал одну минуту и взял в руку иглу. Он оперся локтем на стол, чтобы дрожь не мешала ему, и приблизил кончик иглы к глазу лягушки: между ними оставался всего миллиметр. При обычных обстоятельствах этого было достаточно, чтобы вызвать защитную реакцию организма — моргательный рефлекс. Но тогда, в ту волнительную секунду произошло нечто совершенно иное. Глаз лягушки не пошевелился, не последовало абсолютно никакой реакции. Коллер поднес иглу еще ближе и почувствовал сопротивление глаза. Игла касалась роговицы. И никакой реакции! Коллер касался иглой различных участков роговой оболочки, но и это не спровоцировало никаких рефлексов. Приняв сиюминутное решение, он направил кончик иглы на второй глаз, в который не был предварительно закапан кокаин. Животное сразу же отодвинуло голову назад, еще до того как игла коснулась глаза. Коллер поспешил в лабораторию за другими инструментами. Он отыскал щипцы, с трудом доставил аппарат, вырабатывающий электрический ток, принес горелку, которой рассчитывал нагреть кончик иглы. Он раздражал обработанный кокаином глаз горячим металлом, затем пропускал через него разряды тока и двигал глазное яблоко при помощи щипцов — ничто в поведении лягушки не указывало на ее страдания. Когда он, наконец, сдался, не было никаких сомнений: кокаин способен полностью парализовать по крайней мере внешнюю оболочку глаза, а значит, можно было надеяться на безболезненные операции без наркоза в будущем. В этот торжественный миг Коллер не думал, что доктор Леопольд Кенигштайт в то же самое время, поразмыслив над сделанным перед отъездом предложением Фрейда, принял решение воспользоваться кокаином при оперативном лечении трахомы. Он установил, что болезненные проявления заболевания после закапывания кокаина на какое-то время исчезают. Но Кенигштайн, будучи, как и Коллер, глазным хирургом, после своих первых открытий тем не менее не был осенен идеей применять кокаин в качестве местного анестетика. В день своего открытия Коллер подверг экспериментам с десяток лягушек, одну за одной. Результат был тот же: нечувствительность обработанного раствором кокаина глаза. Гертнер предоставил в распоряжение Коллера дюжину кроликов. Животные спокойно переносили глубокие хирургические вмешательства. На следующем этапе экспериментов Коллер использовал собак, а затем поставил опыт на себе самом. Он попросил Гертнера закапать ему в глаз кокаин и раздражать его при помощи различных инструментов. Когда и он сам не ощутил ни малейших признаков боли, все, даже глубоко коренящиеся в нем сомнения были развеяны. Коллер направился в офтальмологическую клинику. За спиной у всех он уговорил одного из пациентов на участие в опыте и пообещал ему полное обезболивание. Этот пациент выразил готовность подвергнуться операции по экстракции катаракты, на которую долго не решался. Коллер провел операцию в абсолютной тайне, без наблюдателей, поэтому он один стал свидетелем чуда: пациент, находящийся в полном сознании, лежал неподвижно, а хирург мог работать спокойно, без увещеваний и страха перед неожиданными движениями больного. Радость Коллера была безгранична. Ему казалось, что успех уже осветил ему путь. Но Коллер опасался, что кто-то мог опередить его. Его первая удачная безболезненная операция по экстракции катаракты состоялась одиннадцатого сентября. Пятнадцатого сентября начинался конгресс в Гейдельберге. Этот конгресс был прекрасной возможностью обнародовать открытие и закрепить за собой законное звание первооткрывателя. Но у Коллера, никому еще не известного, не нашлось средств, чтобы вдруг выступить там. Он просил у друзей взаймы, надеясь покрыть хотя бы дорожные расходы. Но ни у кого из них не оказалось лишних денег. Ему помог случай: он вспомнил, что был знаком с офтальмологом из Триеста, доктором Бреттауером, который находился в Вене и собирался поехать на Гейдельбергский конгресс. Коллер продемонстрировал ему один из опытов, и Бреттауер, совершенно пораженный, согласился доложить о результатах его исследований и повторить его эксперименты в присутствии других офтальмологов. Внимание! Авторские права на книгу "Империя хирургов" (Торвальд Юрген) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
