|
|
ОглавлениеГлава I Французская правовая система и юридическая карта современного мира Глава II Ценностное измерение французской правовой системы Глава III Нормативные основания французской правовой системы Глава IV Организационный (институциональный) элемент французской правовой системы Глава V Диффузия французского права Глава VI Влияние глобализации на эволюцию французской правовой системы Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава IV Организационный (институциональный) элемент французской правовой системы§1.Три измерения функциональности правовой системы: созидание права, применение права, толкование праваПравовые системы современного и прошлого от нас социальных миров, безусловно, следует оценить как феномены, имеющие динамические социальные пролонгации. Данный динамический аспект презентации правовой системы легко проследить, взяв в качестве рубежных точек оценки три основные составляющие ее функциональности: – созидание права; – применение права; – толкование права. Какова же качественная, содержательная составляющая представленных измерений функционирования, которую избрала для себя французская правовая система современного типа? Попытаемся дать развернутый ответ на поставленный выше доктринальный дискус. Созидание права Как небезосновательно подчеркивают представители французской юридической доктрины: «Начиная со времен Великой Французской Революции, французское право в своей основе является законодательным правом» . Действительно, и эту идею мы последовательно проводили в жизнь в главе первой монографического исследования, внешнесоциальный, законодательный вариант упорядочивания общественных отношений стал для французской правовой системы современного типа доминантным. Современная французская конституция внесла определенные уточняющие коррективы в само синтетическое по своему значению словосочетание «законодательное право», поставив водораздельный камень между законом (loi) в точном смысле этого слова, с одной стороны, и регламентами – с другой. При этом именно первый из названных выше источников права обладает высшей юридической силой в системе законодательства права, выступая для всей правовой системы Франции ultima ratio. В случае, если же какой-либо регламент не соответствует loi stricto sensu, административный суд вправе его аннулировать. Как отмечает профессор Б. Матье, видовое разнообразие функционирующих на территории Франции законов можно представить, используя два критерия дифференциального научного поиска: формального (особенности процедуры принятия законодательного акта) и материального (содержательный аспект презентации законодательного акта). В первом случае Б. Матье говорит, в частности, о таких loi stricto sensu, которые имеют особенности в собственной процедуре созидания: – законы о порядке проведения референдума по тем или иным государственно значимым вопросам (так, в частности, в 1961 и 1962 гг. во Франции проводился референдум по так называемому алжирскому вопросу; в 1972 и 1992 гг. – по вопросам общеевропейской валюты – евро; в 1988 г. – по правовому статуса Новой Каледонии); – финансовые законы. Во втором случае речь идет о Конституции как таковой, а также о конституционных и органических законах. Так же как и loi stricto sensu, безусловно, и французские регламенты имеют достаточно широкую палитру. Наивысшую ранговую позицию в их системе занимают декреты, которые, в свою очередь, возможно дифференцировать по следующим критериям оценки: 1. В зависимости от акторов правотворческой деятельности: 1.1) декреты, исходящие от Президента Французской Республики; 1.2) декреты, исходящие от Премьер-министра. 2. В зависимости от формальных процедур принятия: 2.1) так называемые простые декреты (не требующие обязательных согласительных процедур в Государственном совете Франции); 2.2) декреты, проходящие обязательные согласительные процедуры в Государственном совете. 3. По предметам правового регулирования: 3.1) декреты, имеющие автономную сферу социального регулирования; 3.2) декреты, принимаемые во исполнение законов. Помимо декретов, палитра регламентационных актов современной Франции представлена также циркулярами и постановлениями. Конечно же, не только закон является конечной точкой правообразовательной деятельности, институализируемой во французской правовой системе. Как уже отмечалось выше (в главе третьей монографического исследования), с середины ХХ в. формальными основаниями французского правопорядка стали также общие принципы права и (с определенными ограничениями) так называемое судейское право. Не следует также забывать и сбрасывать со счетов правовые обычаи как конечные точки выражения созидательной творческой энергии в правообразовательной сфере. Напомним, что в учебной и научной литературе сложилось достаточно много определений понятия «правовой обычай». Так, А. В. Поляков дает следующее определение правового обычая: «правовой текст, сложившийся на основе постоянного и единообразного повторения каких-либо фактических отношений и интерпретируемый как общезначимая и общеобязательная норма, имеющая предоставительно-обязывающий характер». А авторы монографии «Обычное право: вопрос теории и современная практика» А. Д. Лопуха и И. М. Зельцер обращают наше внимание на то, что правовой обычай представляет «санкционируемое государством правило поведения, которое сложилось в результате длительного повторения людьми определенных действий, благодаря чему закрепляется как устойчивая форма». В целом же, если проводить ретроспективу различных доктринальных взглядов на представленный выше источник права с точки зрения доминантных линий его гносеологической оценки, то следует говорить о подходах к его сущности: 1. Спиритуалистический подход к проблеме. Наиболее известен он стал в связи с работами представителей исторической школы права (Г. Пухты, К. Савиньи), образовавшейся в Германии в девятнадцатом столетии. В соответствии с этой теорией первостепенное значение в определении обычая должно отдаваться народному правоубеждению в необходимости и верности такого правила поведения, тогда как фактическое соблюдение нормы к существу правового обычая отношения не имеет, а относится только к средствам познания его существования. Вообще же для Г. Пухты, как представителя исторической школы права правом как таковым являются установления троякого рода: 1) непосредственное убеждение членов народа, проявляющееся в их действиях (обычай); 2) закон; 3) продукт научной дедукции (право юристов). Именно первый вид правовой действительности, по мнению Пухты, и представляет собой правовой обычай. Он возникает из «народного убеждения, каким оно обнаруживается в сознании членов народа...» Полное же обнаружение этого убеждения состоит в том, как продолжает автор, что «члены народа действуют согласно своему юридическому убеждению, признают его посредством соблюдения, применения» . «Это соблюдение отдельными лицами имеет в основании общее убеждение к равномерно повторяющимся одинаковым случаям». 2. Материальный подход к проблеме, выводящий не спиритуалистический компонент действия правового обычая, а так называемый diuturnus usus, то есть материальную сторону его воплощения (однообразное соблюдение определенного правила как таковое) на детерминантное место в определении его сущности. Апологетом абсолютизации этого компонента правового обычая можно считать немецкого юриста девятнадцатого столетия Рудольфа фон Иеринга, представителя так называемой «реалистической школы права». Так, Р. Иеринг, полемизируя с представителями исторической школы права по поводу сущности обычно-правовых норм, писал, что «сознание и убеждение суть лишь внутреннее психическое состояние отдельных индивидуумов, а правовой обычай, раз он действует как право, должен иметь объективное существование, стоящее над всеми отдельными убеждениями; поэтому и народное сознание о праве не может быть правом, прежде чем оно не выразится вовне, в виде какой-нибудь нормы, применяемой с убеждением в обязательности тем кругом лиц, который составляет данную общественную группу; если нет закона до того, как он опубликован, так нет и правового обычая, прежде чем он не выкристаллизовывается в каком-либо обычае; и как ни значительно может быть влияние сознания на обязательность обычая в его применении и развитии, это сознание возникает не само собой, а из того же обычая, вместе с порождающей его средой (во всяком случае, это сознание есть не простой, а сложный факт, который надо разложить на его элементы и исследовать эти элементы во всей совокупности их взаимных отношений); подобно тому, как законодатель не всегда выражает народное воззрение на право, являясь нередко новатором, завоевателем и узурпатором, так и правовой обычай связывается часто не только с народным правовоззрением, но и с законом подражания и различными случайными обстоятельствами». 3. Психологический подход к сущностной и понятийной оценке правового обычая, наиболее ярким представителем которого является русский дореволюционный исследователь, основатель русской психологической школы права Л.И. Петражицкий. Он последовательно отрицает как спиритуалистический подход к правовому обычаю, так и материалистический, считая, что: – явление продолжаемого однообразного соблюдения известного правила поведения с сознанием его правовой обязательности вовсе не означает существование правового обычая. Всякое право способно вызвать соответствующее однообразное поведение с сознанием обязательности его, и при продолжительном действии подлежащего права будет и продолжительное однообразное соблюдение; – истинная причина образования правового обычая заключается в том, что в чьей-либо психике происходят императивно-атрибутивные переживания с представлениями соответствующего массового поведения других как нормативного факта; я (или мы, он, они) имею право на то или обязан к тому-то, потому что так всегда соблюдалось прежде, так поступали предки, такова «старая пошлина», «стародавний обычай»; – нормативным фактом правового обычая выступает правовое поведение других (предков или современников), то есть подлежащие действия, воздержания или терпения совершаются в качестве удовлетворения признаваемых за другими права и осуществления этими другими приписываемых себе прав (а не исполнение чисто нравственных, эстетических правил). При этом в области правового обычая решающее значение в качестве нормативного факта имеет не то, что было в действительности, а то, что представляется как бывшее; – правовой обычай есть императивно-атрибутивное переживание со ссылкой на соответствующее представляемое массовое поведение других как на нормативный факт, а следовательно, является явлением индивидуальной психики. 4. Институциональный подход в трактовке правового обычая. Так, профессор Г.В. Мальцев полагает, что обычай не является ни правилом поведения, которое может быть наполнено различным по своему смысловому содержанию, ни психологической установкой исполнять и соблюдать правила, ставшие обыденными, привычными и необходимыми; он представляет собой «сопутствующий развитию человечества от древнего состояния до современности социальный институт, выполняющий регулятивные функции в человеческих сообществах и группах в целях упорядочивания отношений между людьми». Отличительной чертой такого социального института Г.В. Мальцев называет «саморегуляцию», которая заключается в том, что правовой обычай представляет собой такой феномен, который вырабатывается и развивается внутри самой социальной группы; он не навязывается ей извне, а представляет собой «самодеятельную, самоорганизующуюся и саморегулируемую структуру». 5. Антропологический подход к «правовому обычаю» предполагает выдвижение на передний план научного анализа непосредственную взаимосвязь самого правового обычая с тем типом правовой культуры и правового сознания, который свойственен тому социуму, внутри которого зарождается, функционирует и развивается правовой обычай. Данный подход поддерживает, в частности, известный антрополог Б. Малиновский. Так, Малиновский подчеркивает, что правовой обычай представляет собой те манеры и правила, которые регулируют цикл повседневной жизни и сезонный порядок событий, которые являются: 1) самыми сложными и важными в жизни племени; 2) обладающими признаком санкционированности, то есть оснащенными некоторым механизмом принуждения или действительности не просто в форме наказания, но также и через строго позитивное побуждение к уступчивости, и призванными по своей функции контролировать путь каждого человека к богатству, престижу и любви. Таким образом, можно заключить, что Малиновский различает обычай в общем и правовой обычай в частности на основе вышеуказанных признаков. Он выделяет человека как звено в социальной жизни человеческой группы, чьи интересы, чаянья и права должен защищать правовой обычай своим действием. По нашему же мнению, правовому обычаю можно дать следующее определение. Правовой обычай – сложившееся на практике и неоднократно и единообразно применяемое правило поведения, воспринимаемое в качестве обязательного для регулирования определенных групп отношений посредством санкции его со стороны государства. Таким образом, признаками такого правового феномена являются неоднократность, единообразие и однородность применения; локальный и обязательный характер действия. В отношении же французской правовой системы следует говорить о возможности пролонгаций правовых обычаев трех групповых направленностей: – обычаи, которые действуют «в дополнение к закону» (secundum legem); – ообычаи, которые действуют «кроме закона» (consuetude prater legem); – обычаи, которые действуют «против закона» (consuetude adversus legem). По вполне объективным и очевидным причинам резкой внешнесоциальной направленности концептов правообразования и правопонимания, господствующих во французской юриспруденции, большинство применяемых во Франции правовых обычаев следует отнести к первой и второй из названных выше групповых направленностей. Однако в отдельных случаях французская юридическая практика шла по пути признания дереготорной силы правового обычая по отношению к закону. Так, в частности, «20 ноября 1919 года французские власти, руководствуясь положениями существовавшего на территории их страны правового обычая, отменили действие соотвествующей статьи ФГК, устанавливающей, что все новорожденные должны быть зарегистрированы в Органах регистрации актов гражданского состояния не позднее трехдневного срока после их рождения» . Применение права Как и любое социальное явление, правовой феномен для того, чтобы стать элементом общественного порядка, должен иметь те или иные функциональные очаги имплементации в общественную систему. Институт применения права в данном случае становится индикаторной точкой оценки подобного рода имплементации. Рассмотрим его подробно на примере доминантного для французской правовой системы источника права – закона. Согласно Конституции первой точкой на пути превращения закона из акта созидательной воли законодателя в реально действующий феномен становится вступление его в законную силу. В данном случае следует говорить о двух взаимосвязанных процессуальных действиях: во-первых, о промульгации закона, а во-вторых, о его публикации. Согласно ст. 10 Конституции, «Президент Республики промульгирует законы в течение 15 дней, следующих за передачей Правительству окончательно принятого закона; он может до истечения этого срока потребовать от Парламента нового обсуждения закона или некоторых его статей. В этом новом обсуждении не может быть отказано. Публикация же французских законов после принятия Ордонанса от 20 февраля 2004 г. должна быть произведена в двух вариантах: материальном в Журналь Оффисьель (Journal officiеl) и электронном – на сайте Legifrance. Когда указанные процессуальные формальности пройдены, можно говорить о том, что вновь принятый закон занял свое предметное место в общей системе французского законодательства и может становиться объектом правоприменительной деятельности. Его действие можно проследить согласно двум заданным векторам – темпоральному и пространственному. Действие закона во времени Общий принцип действия французского закона во времени относится к разряду прописных истин: закон применяется с момента своего ввода в действие и до момента отмены… Вводом закона в действие отмечен тот момент, начиная с которого закон обретает силу обязательного положения для всех, кого он касается… С отменой закона, то есть уничтожением его для будущего законодательного или регламентарного органа, это положение лишается обязательной силы. Спланированная замена устаревшего текста на новый при соблюдении принципа иерархической эквивалентности не составляет труда. Наоборот, «молчаливая» отмена, которая является результатом несовместимости прежнего закона с новым, всегда носит более неопределенный характер и происходит только в том случае, когда оказывается невозможным согласование противоречивых текстов… Вопрос о том, может ли закон быть отменен в силу своей устарелости или даже путем замены его положений выводами, происходящими из совершенно иного обычая, еще более спорен. Как представляется, господствующее учение не допускает такой возможности, хотя вслед за св. Фомой Аквинским она была поддержана многими авторами. Если допустить, что закон является отражением социальной потребности, тогда есть основания полагать, что он останавливает свое действие после того, как прекращают действовать породившие его причины. Однако «непрерывность есть залог действенности закона», и принцип существования закона должен гласить, что он не может прекращать действие без вынесения конкретного определения. Мы могли отметить, что и устарелый характер, и иной обычай предполагают несоблюдение закона и что согласие с таким положением вещей, когда последний может быть отменен в силу продолжительного и ставшего нормой неподчинения ему со стороны лиц, которые должны выполнять его положения, служило бы фактором, воодушевляющим на неподчинение. В то же время мы справедливо ввели разделение служебных текстов, от выполнения которых можно уклоняться на законном основании, когда обоснованный отказ от выполнения их положений может означать их отмену, и императивных текстов, неприменение которых одновременно говорит о неподчинении субъектов права закону и об «умышленной и продолжительной инерции» органов власти, обязанных его выполнять. Что касается последних, упразднение закона в силу его устарелости теоретически немыслимо, но на практике невозможность его применения или его бездействие ведет примерно к такому же результату. Также важно заметить, что действие закона во времени во французском праве подчинено древнеримской максиме: «lex posterior derogat priori», то есть последующий закон отменяет предыдущий. При этом по общему правилу французский закон обратной силы не имеет. Формальное подтверждение сложившейся практики мы можем найти, в частности, в ст. 2 Французского гражданского кодекса: «Действие закона распространяется только на будущее; закон обратной силы не имеет» . Однако в отдельных случаях мы можем говорить об исключениях из этого общего правила, источники которых имеют различную природу. Так, например, соответствующая возможность применения закона предусмотрена в ст. 1–6 Закона, касающегося выплат компенсаций жертвам дорожно-транспортных происшествий от 5 июля 1985 г. В большинстве же случаев детерминированное влияние на реализацию возможности приобретения законом обратной силы оказывает сложившаяся судебная практика. В частности, в своих решениях от 19 и 20 января 1981 г. Конституционный совет декларировал соответствующую возможность в отношении уголовного закона. Действие закона в пространстве Согласно общей детерминанте французский закон распространяет свое действие на всю территорию страны. Однако ряд политико-правовых единиц Франции имеют определенную степень локализации в выборе применимого на их территории правового массива. К таким политико-правовым единицам следует отнести, в частности, заморские территории Франции, а также департаменты Alsace-Moselle (Верхний Рейн, Нижний Рейн и Мозель). Речь, безусловно, не идет о формировании на социальных пространствах Франции кочующих правовых систем сродни Квебеку в Канаде и штату Луизиана в Соединенных Штатах Америки, однако в отдельных предметных областях механизма правового регулирования указанные территориальные единицы обладают определенной долей автономии. Так, в частности, частно-правовой блок юридических норм в департаментах Alsace-Moselle имеет явные немецкие черты, что связано с историческим прошлым данных регионов. Еще выше уровень локализации в механизме правового регулирования мы можем наблюдать и в заморских департаментах Франции, а приобретение отдельным из названных территорий статуса автономии только усиливает отмеченный выше партикуляризм. Что касается проблемы применения иностранного права на территории страны, то она получает свое разрешение в зависимости от содержательного потенциала юридических норм. Если для публично-правового их блока, а также для уголовного права Франции очевиден и безусловен принцип территориального действия юридических норм, то в частном праве (droit privé) Франции, благодаря пролонгации действия коллизионных норм, возможны случаи обращения и к зарубежным правовым предписаниям. При этом в зависимости от объема коллизионной нормы варьируются и сами коллизионные привязки. Так, регламентация общественных отношений, осложненных иностранным элементом и связанных с вопросами брака, развода, гражданского состояния и филиации, осуществляется во Франции согласно коллизионной привязке личного статуса участников соответствующих правоотношений. Что касается прекращения действия законов, то оно может быть детерминировано различными причинами. В одних случаях предопределено качественной направленностью соответствующего закона, в других – прямым указанием в самом правовом акте на сроки его действия. Получило свое распространение во французской юридической практике и такое явление, как «молчаливое прекращение закона». Речь идет о невозможности одновременного действия двух законодательных актов и о выборе правоприменителем адекватной правовой нормы на основе разрешения той или иной коллизии. Толкование права Как отмечает профессор А.Ф. Черданцев, «термин толкование многозначен и сам требует разъяснения» . Так, в самом широком смысле этого слова под толкованием понимается познавательный процесс, направленный на объяснение явлений природы, общественных явлений, в том числе правовых норм. Имеет данный термин и свои предтечи в античных юридических традициях. В римском праве, в частности, широко использовался термин «респонза», то есть разъяснение и советы римских юристов по вопросам, которые вызывали у обращающихся к ним граждан сомнения. Французская юридическая доктрина в данном отношении склонна рассматривать процессы толкования в достаточно узком ключе как «изложенное в письменной форме научное мнение, имеющее решающее влияние при принятии решения по какому-то вопросу», подчеркивая при этом, что плюралистичность звучаний категории «толкование» изначально несет в себе потенциал релятивности тех или иных смысловых оттенков: «толкование не образует организованной системы мыслей, которую можно было бы представить в виде логично взаимосвязанных тенденций и суждений… Оно зависит от специфики взглядов конкретного автора, литературного жанра, стиля, от специфики рассматриваемой правовой системы…» Плюралистичны и объекты интерпретационной деятельности в сфере юриспруденции. Французская юридическая теория исходит в данном случае из необходимости интерпретации юридических правил поведения как таковых, так и индивидуальных правовых актов. Внимание! Авторские права на книгу "Французская правовая система: теоретический анализ" (Захарова М.В.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
