|
|
ОглавлениеГлава 2. Судебное представительство в России в дореформенный период (XVIII - первая половина XIX в.) Глава 3. Судебные уставы 1864 г. И создание института адвокатуры в Российской Империи Глава 4. Адвокатура советского государства: этапы развития (октябрь 1917 — 1993 г.) Глава 5. Современная адвокатура Глава 6. Адвокатура Урала. След в истории правоохранительных органов страны Глава 7. Адвокатура и суд присяжных Глава 8. Процессуальные документы защитника по уголовным делам Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуГлава 7. АДВОКАТУРА И СУД ПРИСЯЖНЫХ§ 1. Два судебных процесса: 1879 и 1903 гг.Суд присяжных и адвокатура, введенные Судебной реформой 1864 г., знаменовали утверждение состязательных начал судопроизводства. В циркуляре министра юстиции (декабрь 1900 г.) указывалось на роль суда в деле защиты гражданских прав и свобод: «Каждому уважающему себя деятелю суда должно быть всегда присуще сознание, что обвиняемый еще не подсудимый, подсудимый еще не осужденный, а осужденный — тот же человек и притом уже начавший искупление своей вины... Следует неизменно иметь в виду: защитнику — что он обязан содействовать, а не препятствовать суду в достижении целей правосудия; присяжным заседателям — что в силу высокого доверия к ним законодателя они согласно приносимой ими присяге призваны отправлять суд “по сущей правде и убеждению, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного”». В предыдущей главе говорилось, что в Екатеринбургском судебном округе к началу ХХ в. сложилось сословие адвокатов, которое «всегда честно и высоко держит свое знамя, серьезно и с большим значением исполняет свои благородные задачи». Нередко в Екатеринбург приглашались иногородние адвокаты, среди них были знаменитые Н. П. Карабчевский и А. Ф. Керенский. Ниже приводятся материалы двух процессов тех лет с некоторыми сокращениями: первый — в отношении присяжного поверенного З-ва (по-видимому, Зубкова. — В. С.), второй — об умышленном поджоге фабрики Жиряковых. Становление присяжной адвокатуры не было простым. Современники отмечали «почти всеобщее к ней враждебное настроение». Непонимание и подозрительность выражали судебные места, в руках которых была дисциплинарная власть над присяжными поверенными. Показательным явился процесс над присяжным поверенным З-вым по обвинению в мошенничестве. Дело возникло из жалобы в окружной суд другого присяжного поверенного — Квашнина, требовавшего дисциплинарного взыскания с З-ва. Как жалоба превратилась в уголовное дело, видно из подробного судебного отчета в четырех номерах газеты «Екатеринбургская неделя» за 1879 г. Процесс высветил недоверчивое и предвзятое отношение властей предержащих к адвокатуре и не утратил актуальности по сей день. Присяжные поверенные С. А. Бибиков и З-в (один — в защитительной речи, второй — в последнем слове) блистали как находчивые и остроумные мастера судебного красноречия. Они отстояли не только честь и репутацию подсудимого, но и показали высокое предназначение института защиты: «Придет время, и скорее, чем того ожидает прокурор, когда адвокаты займут то почетное место, которое им предназначено нашим законодательством». Другое дело — о поджоге льнопрядильно-ткацкой фабрики Жиряковых — слушалось в мае 1903 г. Опубликовано оно в пяти номерах газеты «Урал» весьма подробно. Процесс уникален составом участников: два обвинителя — товарищи прокурора, два представителя гражданского истца — оба присяжные поверенные, четыре защитника, из них два присяжных поверенных, один — помощник присяжного поверенного и один частный поверенный. О напряженности судебного поединка свидетельствуют высказывания обвинителей, представителей гражданского истца и защитника Н. П. Карабчевского по поводу речей оппонентов. Причем Н. П. Карабчевскому пришлось принести извинения местному присяжному поверенному Базунову — представителю гражданского истца — «за невольно вырвавшееся сравнение со старьевщиком, антикварием». Н. П. Карабчевский в основной речи противопоставил положение защиты цели гражданского истца: первое «служит восстановлению истины, освобождению человека», вторая преследует лишь «денежный интерес своих доверителей». Базунов ему возразил: «Разве предосудительно, когда люди ищут принадлежащее им по праву? Это тем более странно, что сам же Карабчевский неоднократно выступал на суде в качестве гражданского истца!» Н. П. Карабчевский, защищая Жирякова-сына, воскликнул: «Но если уж правосудию нужна будет искупительная жертва, то лучше возьмите и осудите моего клиента... но оправдайте старика-отца...» Базунов упрекнул Карабчевского, что он, «движимый какими-то ему известными побуждениями... отказывается от защиты своего клиента, отдает его в жертву и просит помиловать лицо, которое он не защищает и не обязан защищать...». Н. П. Карабчевского называли третьим в ряду выдающихся судебных ораторов после В. Д. Спасовича и Ф. Н. Плевако либо ставили наравне с ними. География процессов с его участием носила поистине всероссийский характер. В. Д. Спасович за легкость передвижения называл его «летучим голландцем». Но факт посещения Н. П. Карабчевским Екатеринбурга (возможно, и не один раз, что следует из его реплики в адрес Базунова) биографами не зафиксирован. В итоге защита по данному делу, возглавляемая Н. П. Карабчевским, смогла снять обвинение, связавшее воедино всех подсудимых, вывести Жирякова-отца из числа виновных и тем самым уберечь его имущество от притязаний гражданского истца — страхового общества. Материалы этих двух процессов помимо их исторической ценности являют собой кладезь судебного красноречия в условиях суда с участием присяжных заседателей. § 2. Дело по обвинению адвоката З-ва15 и 16 октября в Екатеринбургском окружном суде разбиралось дело по обвинению одного из наших адвокатов в преступлении, предусмотренном ст. 1688 Уложения о наказании. Поскольку в качестве обвиняемого должен был фигурировать один из более известных местных адвокатов г-н З-в, то дело привлекло внимание всей местной интеллигенции. В зал суда пускали по билетам, и он был переполнен слушателями. В роли обвинителя в этом деле предстал сам прокурор, а защитником подсудимого был недавно приехавший и еще мало знакомый всем присяжный поверенный С. А. Бибиков. Дело г-на З-ва представляло собою особый интерес не только по существу, но и по возникновению его. Дело в том, что один из местных присяжных поверенных г-н Квашнин признал некий поступок г-на З-ва как адвоката неблаговидным и обратился в Екатеринбургский окружной суд с жалобой на З-ва на основании закона от 25 мая 1974 г. Окружной суд заявил, что это дело не может быть решено дисциплинарным порядком, а потому передал его судебному следователю для направления в уголовном порядке. Судебный следователь не нашел данных при производстве предварительного следствия к обвинению г-на З-ва в взводимом на него проступке и представил дело к прекращению. Не согласившись с заключением судебного следователя, суд возвратил дело обратно для дальнейшего производства следствия. По окончании предварительного следствия и. д. прокурора, не найдя поводов к обвинению г-на З-ва, представил дело в Казанскую судебную палату с заключением о прекращении следствия, но палата с этим не согласилась и составила определение о предании З-ва суду с участием присяжных заседателей по обвинению в преступлении, предусмотренном вышеуказанной статьей... (Речь господина прокурора длилась полтора часа.) Господин прокурор начал свою речь выражением соболезнования в том, что на скамье подсудимых сидит человек, получивший высшее юридическое образование и обвиняемый в таком «поражающем чувство чести преступлении, как мошенничество...» Прокурор заявил, что, хотя он больше склонен к защите, чем к обвинению подсудимого, он, побуждаемый чувством долга и обязанностью охранять общественный интерес, а также силой созданных на суде фактов, стремится стать выше своих личных чувств и к этому приглашает присяжных как своих природных союзников в деле отправления правосудия, предостерегая их «не стать, вследствие особых свойств подсудимого, на ложный путь не присвоенного им помилования». Остановившись на преступлении, прокурор определил его так: «В ряду преступлений против собственности частных лиц есть такое, в основании которого лежит не грубая сила, как в грабеже, не отсутствие охраны имущества, как в краже, а сила духовная, личные свойства преступника, по коим он, достигнув отрицания в себе собственного человеческого достоинства и чувства чести, с корыстной целью искажает перед другим действительность существующих фактов и, создав в нем посредством этого ложные представления, добивается, что потерпевший или собственными руками отдает ему свое имущество, или соглашается на какое-либо действие или сделку в том предположении, что он действует с выгодой для себя и что обманувший его есть его доброжелатель». Коснувшись истории совершенного преступления, прокурор сказал: «По замечаниям одного из наших лучших юристов, специально занимавшегося исследованием мошенничества, это преступление есть порождение новейшего времени, и оно обусловливается сложностью тех экономических явлений, которые в последнее время стала проявлять жизнь народов и вследствие чего, с целью оградить не только личные интересы, но и общественную нравственность, — обманы, в различных их видах, стали появляться на страницах уголовных кодексов всех образованных государств, причем особенно строго они преследуются в той стране, которая богаче всех своими финансовыми оборотами — в Америке. Верность этого замечания, — продолжал прокурор, — подтверждается и нашим законодательством, ибо то преступление, которое составляет предмет настоящего дела, введено в наш уголовный кодекс лишь только в 1845 г., причем оно мотивируется, как самое распространенное и самое вредное явление современной жизни». Затем прокурор перешел к рассмотрению отдельных признаков преступления в отвлеченном их виде, после чего — к подробному изложению и анализу обстоятельств дела, сообразно установленным им признакам преступления, предусмотренного ст. 1688 Уложения. Подробно разобрав все обстоятельства предварительного и судебного следствия и установив фактическую и правовую стороны дела, прокурор перешел к изложению общих положений о значении адвокатуры: «Уставы 20 ноября 1864 года открыли целую отрасль новой деятельности в форме адвокатуры. В основании сего учреждения лежала та гуманная цель законодателя, в силу которой он стремился, чтобы те права, которые даровал новый суд тяжущимся и подсудимым, не остались бы, вследствие незнакомства с формами судопроизводства, одной мертвой буквой. На адвокатуру, таким образом, закон возлагал одну из самых симпатичных и благороднейших сторон деятельности человека — оказание нравственной помощи ближнему, охрану личного интереса, охрану прав человека, как отдельного лица. Любовь к ближнему — вот краеугольный камень этого учреждения. Потребность представительства присуща природе человека; она зиждется на той нравственной твердыне, что говорить и доказывать свои интересы или доказывать свою невиновность, просить за себя самому очень трудно, как ввиду возможности пристрастия, так и того непокойного, подавленного состояния духа, в котором находится обиженный или осуждаемый человек. Адвокатура есть, таким образом, учреждение, вытекающее из нравственной природы человека. Вследствие этого, по идее, представители адвокатуры должны быть такими личностями, которые уже сами собой возбуждают к себе уважение, и одно появление которых располагает сердце человека к спокойствию и кротости, всегда вызываемыми благородным заступничеством...» «Сообразно этим высоким нравственным началам, — продолжал прокурор, — и развилась адвокатура в других странах, так что ее представители стали едва ли не во главе всей интеллигенции, и из среды ее стали выходить замечательные государственные люди. Если вам приходилось слушать или читать какие-нибудь рассказы из иностранной литературы, в которых действующими лицами являются адвокаты, то вы заметили, что о них отзываются всегда с глубоким уважением даже в тех случаях, когда критика касается их недостатков. Несомненно, однако же, что если адвокатура развилась в других странах в нравственном смысле так благоприятно, то этому много помогли общественные взгляды и те строгие требования, которые предъявлялись обществом к людям, занимающимся подобной профессией, ибо как бы ни было хорошо учреждение по мысли законодателя, если общество относится к нему равнодушно, то и представители этого учреждения мало помалу начинают опускаться, и в результате получается извращение той первоначальной мысли, которая лежала в основании закона. Наша адвокатура, господа присяжные, еще молода, она еще не сложилась в одну корпорацию, могущую сама за себя постоять, а потому она более чем кто-либо нуждается в содействии общества; жалобы, которые на нее раздаются, отчасти справедливы, но ее нельзя так повально обвинять, как делают некоторые, ибо если принять во внимание ту легкость, с которой при отсутствии в юриспруденции строго специальных и технических сторон, которые проявляют другие специальности — как медицина, инженерное искусство и т. п., всякий с некоторым запасом беззастенчивости может выступить в роли адвоката; ту свободу, с которой до издания правил о частных поверенных открывался доступ в нашу адвокатуру, раскрывшую поэтому свои двери значительному количеству праздных, полуобразованных и способных только жить на чужой счет людей, — нельзя не прийти к заключению, что недостатки нашей адвокатуры лежат не в ее существе, а в особенных временных, неблагоприятных для нее условиях, от которых может освободить ее только общество: если не станут обращаться к людям с сомнительной репутацией; если будут искать в адвокатах прежде всего честных, а не ловких людей; если не будут придавать особого значения тому внешнему блеску, которым окружают себя некоторые адвокаты, с целью повысить таксу за свои услуги, напоминая собой те лавки, которые думают о наружной отделке своих помещений, не заботясь о качестве товара; если будут отворачиваться от тех, которые, щеголяя своим цинизмом, ищут в обществе поощрения для своей практики балаганным остроумием на суде; если представители общества, в лице присяжных, будут строго судить тех из адвокатов, которые попадаются в преступлениях, то в самом непродолжительном времени толпа непрошеных гостей в адвокатуре, образовавшаяся от наплыва разных сомнительных личностей, станет редеть и останутся лишь те, которые в действительности способны осуществлять идею адвокатуры». Высказав еще несколько соображений и выразив уверенность, что высокие нравственные начала адвокатуры не потеряны и для нашей, если только своевременно подоспеет общественная помощь к тем достойным ее представителям, которые и в настоящее время в ней встречаются, прокурор перешел к личным качествам подсудимого и между прочим указал, что он по образованию принадлежит к числу тех лиц, которые более всего призваны к осуществлению нравственных идей адвокатуры, поэтому к нему нужно отнестись с большей строгостью, и что, наконец, если он мог ввести в заблуждение таких опытных людей, как Квашнин и прочие кредиторы Пономаревой, то легко предположить, что он гораздо хуже поступает с людьми темными, неясно понимающими свои права и интересы, на судьбу этих людей прокурор и просит обратить внимание. Прокурор закончил свою речь следующими словами: «Итак, господа присяжные заседатели, во имя общественного интереса, которого мы с вами одинаковые представители, для поддержания чести нашего университетского образования, для поддержания достоинства нашей юной адвокатуры, для примера другим, быть может и здесь находящимся и ожидающим вашего оправдательного слова, с тем чтобы развязать себе руки для совершения разных преступлений, я прошу вас постановить обвинительный по сему делу приговор, который будет важным для этой страны историческим моментом, ибо он докажет, что местное общество уже достигло той степени нравственного развития, когда мошенничество считается позорным, нарушающим публичный интерес, преступным действием, и когда такие деятели, как З-в и ему подобные, могут практиковать и проповедывать искусство превращения уголовных деяний в проступки гражданские и неблаговидные, лишь в тех темных углах, куда не проникает свет государственного правосудия. Если же вы не захотите внять моему слову и, не признав доказанной умышленность действий З-ва, вынесете оправдательный приговор, то, окончив ваши занятия, не откажите принять на себя труд сказать обществу, вас избравшему, что жалобы его на адвокатуру неискренни и напрасны, ибо представители его, в лице вашем, признали преступные действия адвоката З-ва безнаказанными, скажите обществу, что закон и обвинительная власть сами по себе ничего не могут сделать, что и суд без общественного содействия обратится в одно пустое зрелище!» Речь защитника, присяжного поверенного С. А. Бибикова «Господа судьи и господа присяжные заседатели! Господин прокурор в обвинительной речи своей говорил Вам, что есть много таких деяний, которые, хотя и не преследуются уголовными законами, но тем не менее деяния эти такого сорта, что они не должны быть оставлены без наказания. Хорошо говорил господин прокурор по этому поводу, но речь его была бы еще лучше, если бы она несколько больше относилась к настоящему делу. Господин прокурор в речи своей особенно останавливался на том, что в настоящем заседании судится адвокат, и потому я, прежде чем стану говорить по существу этого дела, считаю уместным в нескольких словах коснуться значения адвоката вообще и значения адвоката русского в особенности. Чтобы точнее определить, кто такой адвокат вообще и чем он должен быть, мне, по примеру господина прокурора, придется переступить за пределы русской почвы и бросить взгляд на адвоката тех стран, в которых суды присяжных существуют уже давно и где, стало быть, адвокат человек уже не новый, как наш русский адвокат, а где он уже сформировался вполне, где он определил и свое значение в обществе и свое значение в суде и где и общество, и суд, в свою очередь, определили его значение для них. Для примера я возьму образованнейшие страны в ряду европейских держав — Англию и Францию. Какую роль играют там адвокаты в обществе? Нас может удивить и поразить видное место, занимаемое там адвокатом. Мы видим, что там адвокат стоит в ряду лучших литераторов, там адвокат заседает в парламенте и голос его имеет решающее значение в деле управления страною, там, наконец, мы видим, что адвокат стоит во главе управления целою страною; человек, в руках которого находится судьба всего государства, судьба миллионов людей, — адвокат. Там адвокат пользуется безусловным уважением; это уважение к нему и воздвигает его на ту высоту, на которой он находится; там звание адвоката — звание почтенное, всеми уважаемое. Вот кто такой там адвокат в обществе. Посмотрим теперь, что такое там адвокат в суде: окруженный доверием и уважением общества, адвокат, стало быть, и в суде не теряет того же значения, какое имеет в обществе. Как среди общества адвокат, стоя в ряду лучших литераторов, является проводником новой, здоровой мысли, так и в суде он посредством живого слова проводит те же здоровые мысли, бросая верный, беспристрастный взгляд на дело, в защиту которого выступил в суде. В суд стекается общество прослушать адвоката и верить ему; там не закрадывается в голову судей мысль, что адвокат существует для того, чтобы силой диалектики извратить истину, чтобы из черного сделать белое и из белого сделать черное; там помнят то, что дело адвоката заключается не в этом, а, напротив, в том, чтобы со всевозможной тщательностью раскрыть истину. Адвокат по своей профессии вращается во всех слоях общества; он видит нищету и голод, видит изобилие и роскошь, адвокату чаще чем кому другому приходится заглянуть в душу человеческую и открыть в ней то, чего не откроет в ней человек другой профессии. Адвокат по своей профессии имеет дело со всевозможными человеческими страстями; кто же, как не он, откроет истину и увидит причину и повод к преступлению? И общество, а стало быть, и суд, понимают это преимущество адвоката. Чтобы точнее выразить мою мысль относительно обязанностей адвоката на суде, я возьму пример: положим, некто совершил грабеж, факт виновности подсудимого в грабеже — на суде установлен. Что должен делать адвокат? Разумеется, он не должен стараться всеми силами, во что бы то ни стало опровергнуть факт и опровергнуть виновность подсудимого. Нет, адвокат обязан проследить до мельчайших подробностей всю жизнь, все поведение подсудимого до суда, проследить и доискаться причины преступления; быть может, подсудимый в данную минуту умирал от голода, быть может, он не имел возможности иным способом сохранить себя от голодной смерти; дело адвоката все это выяснить тщательно перед судом — и роль его окончена, а дело суда — вменить преступнику его преступление в вину или признать, что голод такое чувство, с которым человеку не совладать, и потому не казнить его одного за то, что сделал бы каждый на его месте. Вот что такое адвокат и вот кем он должен быть в суде. Теперь я брошу взгляд на адвоката на нашей русской почве. Суд присяжных для нас еще новинка, многие наши губернии только слышали о том, что существует в России суд присяжных. Если для нас новинка суд присяжных, стало быть, и адвокат для нас еще человек новый. Небезызвестно всем, что человеку свойственно относиться ко всему новому, ко всякому нововведению с некоторым недоверием. К каждому новому явлению человек подходит и с любопытством, и с недоверием; долго и долго нужно ему приглядываться к этому новому явлению, чтобы отбросить свой страх и недоверие и взглянуть на него без предубеждения. Та же участь, конечно, постигла и новые суды, а вместе с ними и учреждение сословия адвокатов. Общество не могло не понимать, что старый суд не может сравниться с новым гласным судом, но в то же время общество, не зная основных положений и начал нового суда, относилось к нему, как к новому явлению, еще не вполне разгаданному, с некоторым недоверием, и потому было в высшей степени склонно всякую малейшую, случайную шероховатость в деле отправления правосудия принять за явление недостатка в этих новых судах. Вы видите, господа, что адвокат на суде играет не последнюю роль: на нем установлено одно из основных положений нового суда; очевидно, следовательно, что адвокат почти прежде всего в учреждении нового суда, положением своим в суде, останавливает на себе внимание общества; к нему-то общество почти прежде всего подходит как к новому явлению, с недоверием и предубеждением, и не успело оно еще вполне приглядеться к нему, освоиться с ним, как вдруг слышит, что там-то, такой-то адвокат поступил так-то неблаговидно. «Хорошая слава лежит, а дурная бежит», говорит русская пословица, и дурная слава об этом адвокате разносится из конца в конец. То, что сделал один адвокат, приписывается всему сословию адвокатов; если сделал один адвокат, стало быть, то же может сделать и каждый — вот общественный взгляд. Не правду ли я говорю? Я докажу примерами: такой-то торговец обмеривает или обвешивает своих покупателей, такой-то чиновник берет взятки, такой-то крестьянин пьянствует, такой-то офицер стреляется на дуэли. Следует ли из этого, что все торговцы обмеривают или обвешивают, что все чиновники берут взятки, что все крестьяне пьянствуют и все военные стреляются на дуэли? Разумеется нет, а между тем в обществе, между меньшинством, живут и подобные взгляды; конечно, большинство уже давно поняло, что есть и честные торговцы, и честные чиновники, и непьяницы крестьяне, и миролюбивые военные, но ведь торговцы, чиновники, офицеры и крестьяне существуют давно, а адвокат едва народился. Дурную славу распространяют и поддерживают враги. Кто же больше адвоката по своей профессии может иметь врагов? Никто, конечно. Я покажу вам примеры: положим, некто поручает ведение своего дела адвокату, дело проигрывается не по вине адвоката; этот некто винит в проигрыше дела своего адвоката и относится к нему враждебно, но ведь адвокат противной стороны выиграл это дело, и этот адвокат с противной стороны становится врагом проигравшему дело: ведь он же был его противник, ну стало быть, враг, и вот проигравший дело выискивает различные мотивы и бранит своего и чужого адвоката. Посмотрим далее: защищая кого-либо, адвокат усматривает, положим, что такой-то свидетель, давая свое показание на суде, погрешил против истины; адвокат обязан восстановить истину, а следовательно, должен опорочить показание свидетеля, и вот адвокат в лице этого свидетеля нажил себе нового, непримиримого врага и так далее; всех случаев, в которых адвокат может нажить и наживает себе врагов, не перечтешь: то он неосторожным словом задел обвинительную власть, то еще задел чье-нибудь самолюбие поневоле и так далее; недоброжелателей он может встретить всюду. Итак, адвокат является борцом со всевозможными врагами, и чем энергичнее, чем деятельнее он, тем большее число недоброжелателей окружают его. А кто же эти адвокаты по своему бывшему положению, т. е. кем были эти люди, прежде чем стали адвокатами? Да это те же бывшие судебные следователи, те же бывшие товарищи прокуроров, те же члены окружных судов, те же прокуроры, те же бывшие председатели окружных судов и бывшие профессора университетов — люди, почти все получившие высшее юридическое образование. Когда же и в силу каких событий эти люди стали тем, чем их так безуспешно силится изобразить господин прокурор? Конечно, придет время и скорее, чем того ожидает прокурор, когда адвокаты займут то почтенное место, которое им предназначено нашим законодательством. Теперь, переходя к существу настоящего дела, я обращаюсь к вам, господа присяжные заседатели, с одной просьбой: если в душу кого-либо из вас слова прокурора заронили какое-либо предубеждение против адвокатов, то вы, прежде чем сказать ваше последнее по этому делу слово, взгляните на дело прямо, так, как оно есть, без всякой предвзятой задней мысли. Все, что происходило здесь на суде, я постараюсь представить вам, насколько сумею, понятно и беспристрастно. Дело это в существе своем в высшей степени несложно. В 1875 г. в г. Екатеринбурге проживали муж и жена, Федор и Марфа Пономаревы; денежные дела их пришли в крайнее расстройство. Пономаревы были много должны, и разные лица имели на них различные долговые обязательства; по некоторым из таких обязательств состоялись уже решения суда, и кредиторам были выданы исполнительные листы на взыскание по ним с Пономаревых. В числе кредиторов Марфы Пономаревой были, от лица своих доверителей, поверенные: господа Квашнин, Казанцев и Долгов. Господин Квашнин был поверенным купца Семена Петрова. Федор и Марфа Пономаревы имели свое имущество и не уклонялись от уплаты своих долгов. В числе прочего имущества Марфа Пономарева имела получить с купца Богомолова 12 тыс. руб. по иску, который от ее лица вел поверенный г-н З-в. У Пономаревой находился исполнительный лист на взыскание с Богомолова 12 тыс. руб... был передан судебному приставу Попову для истребования по нему денег... Богомолов, уплатив приставу Попову 8 тыс. руб., сказал, что остальные 4 тыс. руб. он через некоторое время вышлет... Согласно нашим законам деньги эти, 8 тыс. руб., в данном случае, должны были поступить в Екатеринбургский Окружной суд для распределения их между всеми кредиторами, где между тем должны были пролежать в течение шести недель с тем, чтобы в это время и другие кредиторы могли бы заявить свои притязания на часть из этих денег. Но в это время в Екатеринбургский Окружной суд поступил новый иск на Марфу Пономареву, предъявленный поверенным Белоруссовым. Кредиторы же Марфы Пономаревой... пожелали 8 тыс. руб. разделить между собой раньше, чем Белоруссов получит исполнительный лист; желали они этого потому, что если бы они дождались, когда будет выдан исполнительный лист и Белоруссову, то им пришлось бы... часть из этих денег отделить и Белоруссову... Пономарева на раздел их согласилась, почему в ее квартире и были собраны кредиторы Квашнин, Казанцев и Долгов... но в то время судебного пристава Попова, у которого находились в руках эти деньги, не оказалось в городе, и потому деньги разделены не были. На этом и кончается предположенный раздел помимо суда, так как затем эти деньги поступили в Окружной суд и там уже были распределены между кредиторами. Вы помните, господа присяжные заседатели, я говорил, что Богомолов остался должным Пономаревой 4 тыс. руб., которые... выслал своему поверенному Квашнину для передачи их судебному приставу... или самой Пономаревой. Г-н Квашнин, как я сказал раньше, был поверенным купца Семена Петрова, которому должна была Пономарева. Г-н Квашнин... удержал их у себя с тем, чтобы впоследствии наложить арест на эти деньги и таким образом из них удовлетворить претензию своего доверителя Петрова... Квашнин предложил эти 4 тыс. руб. разделить между кредиторами. Я говорил раньше, что Марфа Пономарева не уклонялась от уплаты своих долгов и потому на предложение г-н Квашнина о разделе денег, 4 тыс. руб., согласилась. Марфа Пономарева еще тогда, когда было предложено разделить 8 тыс. руб., сообщила г-ну З-ву, что кроме Квашнина, Долгова и Казанцева есть еще исполнительный лист на нее, Пономареву, в 14 тыс. руб. у ее сестры Мамаевой; еще тогда Марфа Пономарева требовала, чтобы при разделе 8 тыс. руб. деньги эти были между прочим разделены не только между Квашниным, Долговым и Казанцевым, но чтобы соответствующая часть из этих денег была отделена и Мамаевой, в удовлетворение ее долга, по ее исполнительному листу. То же самое Пономарева повторила г-ну З-ву и в этот раз, т. е. когда она дала свое согласие на раздел между кредиторами и 4 тыс. руб. Г-н З-в был поверенным не по всем делам Марфы Пономаревой, а лишь по одному делу, а именно по делу с Богомоловым, и должен был дело это довести до конца. З-в... не имея оснований сомневаться в правдивости слов Пономаревой, составляя расчет долгам Пономаревой, вписал в этот расчет и долг Мамаевой в 14 тыс. руб. как в первый, так и во второй раз. Когда собрались в квартире г-на Квашнина для дележа... З-в, рассчитав, сколько каждому должно причитаться из 4 тыс. руб., выдал каждому его долю, а на долю Мамаевой оставил 1890 руб. Затем потребовал от Квашнина, Долгова и Казанцева расписки в получении ими денег с тем, чтобы представить Пономаревой отчет... Получил от Пономаревой расписку на 4 тыс. руб., т. е. на ту сумму, на которую частью он доставил ей расписки ее кредиторов, а частью передал ей наличными деньгами. Расписка Пономаревой была прочитана здесь на суде. Вот все, что произошло, на этом бы дело и кончилось, но через некоторое время г-н Квашнин обнаруживает, что 14 тыс. руб. была должна Мамаевой не Марфа Пономарева, а должен был ее муж... Г-н Квашнин пришел к тому заключению, что, во-первых, г-н З-в должен был знать, что исполнительный лист у Мамаевой выдан ей не на Марфу Пономареву, а на Федора Пономарева, и, во-вторых, что г-н З-в, зная это, умышленно ввел на этот счет в заблуждение его, Квашнина, и он, Квашнин, получил меньше, чем должен был получить, если бы из 4 тыс. руб. не было оставлено на долю Мамаевой 1890 руб. Г-н Квашнин, усматривая в поступке г-на З-ва неблаговидный образ действий, заявил обо всем случившемся Екатеринбургскому окружному суду, и имея в виду, — как он сам заявил здесь на суде, — что окружной суд, убедившись в неблаговидном поступке г-на З-ва, может только подвергнуть его, З-ва, дисциплинарному взысканию; но дело, сверх всякого ожидания, получило иное направление, и г-н З-в предан суду за преступление, предусмотренное ст. 1688 Уложения о наказаниях. Статья эта гласит: «Кто из корыстных или иных личных видов, через сообщение с умыслом кому-либо ложных заведомо известий о каких-либо мнимых происшествиях или обстоятельствах, побудит его к невыгодной по имуществу сделке, или также через заведомо ложные сведения и уверения вовлечет его в убыточные или по крайней мере весьма неудобные для него предприятия или обороты, тот за сие приговаривается...» Итак, вы видите, господа присяжные заседатели, что для состава этого преступления необходимо, чтобы г-н З-в, сообщая с умыслом заведомо ложные известия, имел бы в виду какую-нибудь корысть или иные личные виды. Слыхали ли вы из показаний хоть одного свидетеля, что З-в имел или даже мог иметь какую бы то ни было корыстную цель, а между тем свидетель Квашнин говорил здесь, что он не предполагал и теперь не предполагает, чтобы З-в имел или мог иметь корыстную цель; итак, перед нами фигурирует предположение одного господина прокурора, что З-в должен был иметь и имел корыстную цель; на чем же основано это предположение, г-н прокурор вам не разъяснил. Затем в прочитанной мною вам статье говорится о сообщении с умыслом заведомо ложных известий. Может ли быть умысел там, где нет цели, и из чего видно, что г-н З-в сообщил заведомо ложное известие? Кто, господа, доказал вам, что г-н З-в знал, что исполнительный лист выдан в 14 тыс. руб. на Федора Пономарева, а не на Марфу Пономареву? Обстоятельства этого дела свидетельствуют противное, т. е. что г-н З-в и не мог знать этого, а между тем для состава преступления, в котором обвиняется г-н З-в, необходимо, чтобы он знал, на кого именно выдан исполнительный лист и, зная, что он выдан на Федора Пономарева, сообщил бы кредиторам ложно о выданном исполнительном листе на Марфу Пономареву и сообщением этого ложного известия вовлек бы их в невыгодную сделку. Да где же тут сделка: с кем и в чем заключена сделка? Вы слышали, что все свидетели, бывшие кредиторы Пономаревой, показали, что они в распределении между ними 4 тыс. руб. не видели сделки, а просто видели добровольное желание Пономаревой заплатить им часть своего долга по тем исполнительным листам, которые у них на нее находились. Да и в самом деле: представим себе, что Марфа Пономарева не поручала бы г-ну З-ву получить от Квашнина ее деньги, а явилась бы к нему сама и потребовала бы от него деньги, присланные ей Богомоловым; разве бы вправе был г-н Квашнин отказать ей в выдаче этих денег? Разумеется, нет. Иначе он бы мог навлечь на себя обвинение в самовольном удержании чужой собственности. Итак, Пономарева, получив от Квашнина свои деньги, могла же ими распорядиться как ей было угодно, т. е. она могла все эти деньги оставить у себя для расплаты с другими кредиторами, а не удовлетворять этими деньгами гг. Квашнина, Долгова и Казанцева; она, разумеется, могла бы все 4 тыс. руб. отдать Мамаевой, считая себя ее должницей, в виду того, что она была поручительницей за мужа своего... Пономарева поручила З-ву распределить эти деньги между ее кредиторами Квашниным, Долговым и Казанцевым, и притом добавила, чтобы известная часть этих денег была оставлена на долю ее сестры Мамаевой. Г-н З-в действовал, как вы видите, по поручению Марфы Пономаревой и делил деньги за нее, и если Пономареву нельзя обвинить в каком бы то ни было преступлении за то, что она распоряжалась своими деньгами так, как ей было угодно, а не так, как бы хотелось ее кредиторам, то в чем же можно обвинить ее поверенного г-на З-ва, который был только исполнителем законной воли своей доверительницы? Итак, где, с кем и какая сделка? Где преступление, в котором обвиняют г-на З-ва? Я бы мог сказать: «из мухи сделали слона», — но я даже не вижу той маленькой мухи, из которой сделан такой большой слон. Вот вся сущность этого дела. Я понимаю, что для вас, господа присяжные заседатели, невольно возникает вопрос: каким же образом подобное дело может возникнуть, может продолжаться, может быть оконченным в своей предварительной подготовке и, наконец, выступить на суд общественной совести? Вспомните, господа, то почти всеобщее враждебное настроение против адвокатов, которое я уже имел честь представить вам и от выражения которого не воздержался даже и господин прокурор, — и разгадка возникновения, продолжения и, наконец, осуществления подобного обвинения для вас выяснится вполне. Я указал вам на нравственную причину возникновения и дальнейшего движения этого дела; теперь я укажу вам фактическое приведение в действие этой нравственной побудительной причины. Началось это дело по заявлению г-на Квашнина. Чем руководился Квашнин при подаче своего заявления — вы знаете, потому что слышали здесь его объяснения. Затем дело было направлено к судебному следователю для производства предварительного следствия... Судебный следователь находил, что дело о З-ве, обвиняемом в взводимом на него преступлении, должно было быть прекращено. От судебного следователя дело это поступило к и. д. прокурора, который в свою очередь не нашел в деянии г-н З-ва признаков преступления и написал заключение о прекращении дела, но палата не согласилась с его мнением, и г-н З-в по определению палаты предан суду; из этого определения палаты вы и можете усмотреть, что по настоящему делу было написано заключение о прекращении его. Вы видите, господа, что судебный следователь и и. д. прокурора — оба юристы, и каждый из них требовал прекращения этого дела, но г-н З-в все же предан суду. Господа присяжные заседатели, закон воспрещает защитнику и обвинителю разъяснять вам, какому наказанию подлежит подсудимый в случае его обвинения, и я не стану говорить вам ни о том строгом наказании, которое грозит ему, ни о тех ужасных последствиях, которые сопряжены с этим наказанием для г-на З-ва в случае его обвинения. Я не стану просить у вас ни милости, ни снисхождения для подсудимого З-ва, как указывает вам на то господин прокурор. Я унизил бы вас, ввел бы вас в заблуждение, если бы стал просить милости и снисхождения там, где я должен просить правды, одной чистейшей правды и теплого сердечного отношения к судьбе подсудимого З-ва. Познакомившись с делом и приняв на себя защиту г-на З-ва, я ни на одну минуту не усомнился, что бояться обвинительного приговора мне нечего, если я имею дело с вашим судом, судом совести, беспристрастия и правды». Внимание! Авторские права на книгу "Адвокатура и адвокатская деятельность. Учебное пособие" (Смирнов В.Н., Смыкалин А.С.) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
