Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование). Монография

Аминов И.И.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 02.11.2018 ISBN: 9785392275441 Язык: Объем текста: 265 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава 1. Государственно-правовая политика Российской империи в отношении закаспийского региона

Глава 2. Становление и развитие административно-правового статуса Закаспийского края

Глава 3. Распространение и утверждение российской государственности на территори и расселения туркмен

Заключение

Приложения

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
Распространение и утверждение российской государственности на территори и расселения туркмен

3.1. Специфика управления территорией Закаспийского края

История формирования органов управления Закаспийским краем берет свое начало с середины 60-х гг. XIX в., когда с завоеванием Средней Азии сложилась система органов государственного и военного управления, ответственная за политику Российской империи в данном регионе и обеспечивающая здесь поддержание спокойствия и правопорядка, а также максимальное экономическое освоение.

Ведущую роль в этой системе играли Военное министерство, Министерство иностранных дел Российской империи, региональные власти Оренбурга, Кавказа и Туркестана (см. рис. 2). В ней функционировали также отделы иных центральных министерств и ведомств: юстиции, финансов, государственного контроля, просвещения и т.д., имевшие свою административную «вертикаль». Ссылаясь на надлежащие нормы российского законодательства, они нередко пытались игнорировать указания военной администрации. Однако с введением 14 августа 1881 г. правительством на территории Туркестана, а впоследствии и на территориях его отдельных областей положения об «усиленной» или «чрезвычайной» охране, эти отделы были обязаны следовать распоряжениям военных властей, т.е. подчиняться генерал-губернатору, поскольку права министра внутренних дел на территории края принадлежали ему. Что же касается Закаспийской области, то строгое подчинение военному руководству не означало лишение центральных министерств и ведомств инициативы и возможности в пределах своей компетентности влиять на благоустройство края. Данный факт можно проиллюстрировать высочайше утвержденным мнением Государственного совета от 24 января 1886 г. № 1986, которому предшествовало рассмотрение в общем собрании с Департаментом законов и Государственной экономии представления Министра внутренних дел «Об устройстве почтовых учреждений в Закаспийской области». Этот документ положил начало открытию почтовых контор в Асхабаде, Красноводске, Михайловском, и почтовых отделений в Бами, Кизил-Арвате, Чикишляре, Форте-Александровском на общеустановленных основаниях.

Рис. 2. Органы управления Закаспийскими владениями Российской империи (1834–1917 гг.)

В структуре Военного министерства разработкой вопросов военно-политических отношений со странами Среднего Востока занималась Азиатская часть Главного управления Генерального (Главного) штаба (ГУГШ), возглавляемая генерал-лейтенантом, что само по себе уже говорило о ее значении в штабной иерархии.

По положению о Военном министерстве 1867 г. к ведению Азиатской части относились вопросы военно-административного и военно-народного управления; анализ известий из военных журналов для обнародования; снаряжение военно-ученых экспедиций; устройство укреплений и путей сообщения.

По положению об Азиатской части 1886 г. к прежним функциям добавилось устройство государственной границы азиатских владений Империи, а также сбор сведений о положении в соседних государствах.

Предложения офицеров Азиатской части рассматривались Военным министром и передавались, при необходимости, на рассмотрение Особого комитета, который был создан еще в период правления Николая I (1825–1855) для обсуждения азиатской политики государства. Решения Особого комитета утверждались императором. Так выработанное положение о Военно-народном управлении было Высочайше утверждено 18 июля 1860 г. В его основу были положены не только социокультурные особенности среднеазиатского региона, отечественный опыт, но и некоторые принципы управления в британской Индии (Военно-областной совет и управление при начальнике области), французском Алжире и Тунисе (подчинение аппарата управления военному министерству). В условиях же российской действительности эти принципы были творчески переработаны и сформулированы благодаря тщательным полевым исследованиям сильных и слабых сторон западноевропейских колониальных правлений.

Согласно позиции В. С. Мирзеханова, М. В. Ковалева, Французская и Британская империи иначе воспринимали роль и статус местного населения. Сегрегация, милитаризм, игнорирование местных элит привели к зарождению питательной почвы для идеологии национализма и деколонизации.

Конечно, наиболее ответственные должности всех степеней в русской администрации занимали генералы и офицеры. Однако вторая часть словосочетания «военно-народное управление» была аналогична по значению современному термину «традиционное». Это означало, что на низовые звенья имперской административной структуры (волостные управители, аульные старшины, аксакалы) назначались наиболее благонадежные и знатные представители местного населения. При этом третий раздел Временного Положения об управлении Туркестанской областью так и назывался: «Военно-народное управление», а ст. 30 поясняла, что его «составляют: а) военный губернатор области; б) начальники отделов области; в) управляющие туземным населением и городничие».

Такой военно-административный порядок сохранялся везде, где сосредоточивались важнейшие стратегические интересы Империи. Так, после того, как Россия окончательно закрепилась в Средней Азии – в Туркестане, в Оренбургском крае и так называемых киргизских степях военно-административный режим был отменен, поскольку эти территории отдалились от государственной границы, т. е. стали «тыловыми».

Модель управления, при которой гражданская и военная власти были неделимы, оставалась в Туркестане вплоть до свержения самодержавия в 1917 г. Однако, несмотря на всю незыблемость этой модели, она отличалась достаточной гибкостью, имела потенциал к обновлению и эволюции. В пользу этого свидетельствует тот факт, что Закаспийская область, несмотря на вхождение в 1898 г. в состав Туркестанского края и, соответственно, Туркестанского военного округа, тем не менее, управлялась на основе отдельного правительственного Положения.

В ведении Азиатского (со 2 февраля 1897 – Первого) департамента – единственной структуры, созданной в российском МИД по географическому принципу, находились: дела политические, касающиеся Востока; переписка с восточными правительствами и с русскими дипломатическими и консульскими агентами на Востоке, дела русских подданных, находящихся на Востоке, и подданных восточных стран, пребывающих в России; переводы по сношениям присутственных мест и правительственных лиц, а также по просьбам частным, документов и актов, подготовленных на восточных языках. В ведении этого департамента состояло также Учебное отделение восточных языков, ответственное за подготовку переводчиков для отечественных миссий и консульств на Востоке.

После того как в 1865 г. в Туркестанскую область и Степь была отправлена правительственная комиссия, названная Степной, во главе с сенатором действительным статским советником Ф. К. Гирсом, на основе ее выводов Александр II в марте 1867 г. учредил Особый комитет под председательством военного министра генерала Д. А. Милютина. В него вошли оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский, директор Азиатского департамента тайный советник П. Н. Стремоухов, генерал-майор М. Г. Черняев, председатель Степной комиссии сенатор Ф. К. Гирс, полковник (в дальнейшем генерал) А. К. Гейнс, генерал К. К. Гутковский. Все они были сведущи в обычаях, менталитете и хозяйственном укладе среднеазиатского населения.

После образования указом от 11 (23) июля 1867 г. самостоятельного Туркестанского генерал-губернаторства все вопросы, касающиеся Средней Азии, из низовых структур военно-административной иерархии Туркестана направлялись для рассмотрения через Главный Штаб к Военному министру, который, при необходимости, согласовывал решения Военного ведомства с другими министерствами. В конечном итоге эти решения утверждались российским императором.

Многие особенности такой системы управления были перенесены и на земли туркмен, после присоединения их к России. При этом отношение здесь к коренному населению было значительно лучше, нежели в Бухаре и Хиве, где сохранилась видимость самостоятельности под властью местных владык. При всех своих недостатках администрация Закаспийской области была ограничена контролем со стороны центральной власти, тогда как бухарские и хивинские ханы продолжали править, сохраняя типичные черты азиатской деспотии. Пристальное внимание не только военного ведомства, но и Министерства иностранных дел за действиями закаспийских властей было обусловлено особым пограничным положением Области. Так об «опеке» со стороны МИД свидетельствует введение при начальнике Закаспийской области специальной должности чиновника для пограничных сношений.

Структура, направленность, формы и методы деятельности военно-административного аппарата в Закаспии в значительной степени зависели от ряда факторов, раскрываемых ниже.

1. Географическое положение Закаспийского края, а именно отдаленность от Петербурга значительно снижали возможность центральной власти оперативно управлять административным аппаратом, прослеживать быстро изменяющуюся политическую ситуацию в этой части Средней Азии. В силу чего, инициатива в формировании данной политики естественным путем перешла к местным военачальникам. П. Ф. Рерберг (1881—1883), А. В. Комаров (1883–1890), а впоследствии и А. Н. Куропаткин (1890–1898) будучи начальниками Области, получили широкие права и полномочия на ведение внутриполитических и внешнеполитических дел в регионе, организацию структур власти и т.д.

Связь административных единиц Закаспия с внутренними областями России осталась проблематичной даже после окончания строительства Закаспийской железной дороги, длина которой к 1913 г. составила 1717 верст. Нужно было со станции Рязань, направиться на Владикавказ, потом проехать на почтовых по военно-грузинской дороге в Тифлис, отсюда перенестись по рельсовому пути к западному берегу Каспийского моря – в Баку, совершив, таким образом, путь в течение более пяти суток. В Баку сесть на пароход и добраться до порта Узун-Ада – начального пункта Закаспийской железной дороги.

Поскольку географическое местоположение Закаспийского края объективно затрагивало интересы нескольких региональных центров Империи – Оренбургского, Кавказского, а с июля 1899 г. и Туркестанского, военно-политическое руководство этих губерний, активно участвуя в формировании и реализации «закаспийской политики», находились в атмосфере соперничества. Это не редко приводило к игнорированию общегосударственных задач в угоду местным целям. В Петербург поэтому не всегда поступала достоверная информация о положении дел в Области. При этом на основе сведений региональных властей принимались важнейшие политические решения относительно всех сторон закаспийской жизни. В частности, на первых порах правительство Российской империи считало необходимым поддерживать точку зрения Кавказского руководства. Ведь именно оно сыграло главенствующую роль в присоединении Закаспийского края. Это обстоятельство предопределило особенности административного устройства в Закаспийской области, несколько отличавшегося от организации власти в других областях Туркестанского генерал-губернаторства.

2. Повседневные трудности в службе создавали определенные проблемы с подбором и назначением в край чиновников. Дефицит пресной воды, мириады мух днем, комаров и москитов ночью, страшная жара, раскаленные ветра и другие непривычные для европейского жителя условия, отрицательно влияли на здоровье и моральное состояние служащих и членов их семей. В Закаспийской области дети русских чиновников обыкновенно рождались зараженные малярией, а прослужившие здесь несколько лет обретали несколько хронических болезней. В силу этих причин для привлечения военных и статских служащих правительство было вынуждено предоставлять им существенные льготы. От органов же военного управления природно-климатические условия Закаспийского края потребовали отслеживать социальное и материальное положение чиновников с особым вниманием, побуждать правительство Российской империи к их улучшению.

Необычные условия службы предъявляли дополнительные требования и к профессиональным качествам личного состава администрации края. В Закаспии, в его в пустынных местностях с задачами службы могли справиться преимущественно военные кадры. Именно они были лучше подготовлены не только в физическом, но и морально-психологическом отношении, что помогало им преодолевать «тяжесть, однообразие, мертвенную монотонность … жизни», а главное – ощущение полнейшей изоляции от внешнего мира.

С учетом высокой исполнительской дисциплины военных кадров, для них в самые кратчайшие сроки были разработаны инструкции, наставления и другие нормативные документы, от которых зависела организация эффективного управления краем.

Несмотря на усиленное внимание к региону со стороны правительства, Закаспийская область, как и весь Туркестан, испытывала острейший дефицит в квалифицированных чиновниках. В силу чего край этот стал притягательным местом для лиц, стремившихся быстрее подняться по карьерной лестнице, чем это можно было сделать в цивилизованной метрополии. Среди чинов администрации Закаспийской области встречались не только ответственные лица, но и авантюристы. Отсюда проистекали произвол, взяточничество, хищения, финансовые манипуляции. Да и сама служба в Средней Азии, будучи малопрестижной в глазах российского общества, воспринималась большинством как место ссылки.

Особую трудность в быту и на службе создавало незнание офицерами и гражданскими служащими органов военно-народного управления Закаспия туркменского языка. Это не только порождало недоразумения, но и сознательно использовалось низовой администрацией, состоящей из представителей коренного населения, и переводчиками для создания различных коррупционных схем.

Несмотря на то что знание местного языка не являлось обязательным требованием для замещения административной должности, в 1906 г. генерал-губернатором Туркестана Д. И. Субботичем был поднят вопрос о необходимости овладения языками народов среднеазиатского региона для представителей русской власти. Однако и до Субботича и после такая политика поощрялась большей частью военного руководства. Многие офицеры перед направлением на службу проходили курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД, в Лазаревском институте восточных языков, Ташкентской офицерской школе восточных языков при Штабе Туркестанского военного округа. Массовыми тиражами издавались учебники, самоучители, словари, разговорники, устраивались уроки для чиновников и русского населения, проектировалось даже принятие закона об обязательном знании чиновниками местных языков. Однако все эти попытки не привели к большим переменам, хотя и не были абсолютно напрасными. По свидетельству академика В. В. Бартольда такому полезному для укрепления влияния России в регионе мероприятию противодействовали высокопоставленные чины Военного министерства. Они утверждали, что прямое обращение начальника к инородцам на их языке неминуемо приведет к умалению престижа русской власти.

3. Тесное взаимодействие военно-управленческой и экономической деятельности в Области служили дополнительным импульсом развития региона. Тот факт, что обширная по территории и своеобразию в цивилизационном отношении Закаспийская область находилась в ведении Военного министерства, само по себе свидетельствует о значительной социальной роли армии, функции которой не ограничивались решением чисто военно-профессиональных задач.

В последней четверти XIX столетия уровень экономического развития Закаспия сильно отставал от аналогичных показателей евразийского континента. Промышленность в крае, до присоединения региона к России, отсутствовала. По оценкам П. П. Иванова, даже в самом благополучном в экономическом отношении государстве Средней Азии – Бухарском эмирате, промышленное производство в первой половине XIX в. не достигло того уровня, на котором находилась европейская мануфактура XV–XVI столетий.

Хозяйственно-экономические преобразования в Закаспийском крае, обусловленные нуждами военного строительства и обустройства воинских соединений (строительство дорог, различных помещений, подсобных хозяйств) повлекли за собой изменения и в местной инфраструктуре. Например, чтобы создать нормальные бытовые условия для гарнизона крепости Кушка – самой южной точки империи на границе с Афганистаном, было признано необходимым проведение ирригационных и мелиоративных работ в окрестности укрепления. В 1904–1905 гг., согласно договору строительного подряда, на эти цели военным министерством было потрачено 100 тыс. руб., а на прокладку водопровода в крепость – 162.832 рубля.

В результате такой деятельности, территории вокруг российских воинских частей становились центрами цивилизации. Местные жители сбывали здесь свою продукцию, нанимались на работу, получали возможность улучшить свое материальное благосостояние.

В результате происходило и культурное взаимообогащение. Подобные тенденции охватывали и сопредельные с Закаспием области. Так, после постройки на бухарской территории крепости Керки, гарнизон стал ежемесячно закупать у населения разнообразную продукцию на сумму в несколько тысяч рублей. Предприимчивым уроженцем Кавказа рядом с военным лагерем было построено 12 бараков, названных гостиницей «Лондон с номерами». По оценке российского политического агента в Бухаре Н. В. Чарыкова, первоначальная сдержанность керкинских жителей-туркмен к русским, «сменилась открытыми дружественными отношениями... и последние, благодаря своему справедливому образу действий и добросовестности в денежных делах с туземцами, стали пользоваться среди них большой популярностью». Такое взаимодействие можно отнести и к другим торговым центрам туркменских районов Бухары – Чарджуй, Келиф, Кизил-Аяк. Однако типичной чертой городской жизни туркменских районов Бухарского ханства, как, впрочем, и Закаспия, являлось то, что в его городах селилось, в основном, пришлое население.

4. Поскольку важнейшей функцией Российского государства являлось обеспечение внешней и внутренней безопасности, задачам, вытекающим из ее реализации, были подчинены все отрасли государственного управления. Иными словами, часть средств, которую возможно было использовать на развитие социально-экономической сферы Закаспийского края с целью усиления безопасности Империи, вынужденно тратилась на военные нужды с целью усиления безопасности Империи. Так, военно-политические задачи России определили направление строительства Закаспийской железной дороги (от побережья Каспийского моря к Мерву), хотя логичнее было связать центральные районы России и Туркестан и, в первую очередь, через Оренбуржье.

В течение 1873–1883 гг. были потрачены значительные суммы на организацию пяти научных экспедиций в бассейн р. Аму-Дарьи. Перед ними стояли не только задачи исследования оросительной возможности реки для хозяйственного освоения новых земель, но и оперативной переброски войск с Кавказа и Туркестана к границам Афганистана. Для этого предлагалось повернуть воды Амударьи в Каспийское море. Работы по исследованию такой возможности велись под руководством Великого князя Николая Константиновича Романова (1850–1918) по инициативе и при содействии Военного министерства.

5. Решая общегосударственные задачи и проводя переселенческую политику, органы военно-народного управления в Закаспии старались учитывать интересы и нравы местного населения, не вмешиваться в их бытовые и правовые отношения. Конечно, целенаправленное перемещение в край русскоязычного населения, рассматриваемое правительством как главное средство утверждения российской власти в Закаспии, сопровождалось изъятием земли у местного населения, что приводило к обострению социальных и, прежде всего, межнациональных отношений. Однако в отличие от арабского или монголо-татарского завоевания, русское господство не сопровождалось изъятием жилищ у коренных жителей. Напротив, с приходом русских городами стали прежде небольшие, преимущественно глинобитные селения (укрепления) Асхабад, Красноводск, Кизыл-Арват, Мерв и др., в которых относительно мирно уживались представители различных народов и конфессий.

Руководство военной администрации соблюдало принятые на себя обязательства о сохранении религии, традиций и обычаев коренного населения. Религия туркмен Закаспийского края, согласно § 66 «Временного положения…» 1874 г. пользовалась охраной правительства, подобно другим инородческим вероисповеданиям. Любые нововведения принимались только после их тщательного анализа на соответствие ценностным нормам мусульман. Задача «проникнуться духом покоренных народов» рассматривалась важнейшим условием успешной деятельности военной администрации.

Решение перечисленных выше задач потребовало от Военного министерства вложения дополнительных финансовых средств, а от кадров военной администрации – настойчивости, терпения и бдительности.

Сосредоточив в своих руках всю власть в крае, закаспийская администрация, несмотря на свое настороженное отношение к местным органам управления, стремилась к минимальным изменениям в их деятельности. Необходимость сохранять старые туркменские порядки подчеркивалась рядом военных авторов. Так, инженер-генерал, писатель и публицист А. Н. Маслов (1853–1922) отмечал: «Всякая ломка и перемена порядков и обычаев с введением русских узаконений в этом новом крае совершенно излишни в смысле достижения хороших результатов, потому что этот ...народ больше всего ценит в победителе справедливость и дозволение им сохранять свои вековые обычаи».

Однако созданная в Закаспийской области жестко централизованная административная система, почти идеально сочетавшаяся с местными политическими традициями (нерасчлененность или слабая расчлененность различных ветвей власти, ее персонификация, внушительность во внешнем оформлении) вызывала серьезную критику. Так, граф К. К. Пален полагал, что в Туркмении, не имевшей своей государственности, можно было гораздо эффективнее, чем в Семиречье и коренном Туркестане, создать чисто русские формы управления и колонизации. При этом нельзя не отметить попытки закаспийской администрации выработать специфические региональные управленческие предписания, применение которых позволило бы Закаспию, адаптироваться и со временем стать частью единого государственного пространства.

Не вызывает сомнения и то, что русская администрация отличалась от бухарской или хивинской доброжелательностью и гуманностью. При ней не стало бессмысленной жестокости, характерной для межплеменных усобиц, повальных грабежей, разорения и посягательств на привычный образ жизни. Конечно, Закаспийский край был покорен не без военного вмешательств, но русские внесли мир и порядок в край, истерзанный азиатским правлением. «Изучение документов, – пишет известный американский исследователь Р. А. Прайс, – приводит к выводу, что все лучшее, что было сделано в крае в период имперского правления России, так или иначе связано с деятельностью «царских слуг» и созданных ими институтов».

Что касается системы органов власти Закаспийской области и их полномочий, то она состояла из двух подсистем (европейской и традиционной), взаимоотношения между которыми можно охарактеризовать как «политический симбиоз».

Начальник Закаспийской области, назначаемый императором по представлению военного министра, объединял в своих руках военную и гражданскую власть, т. е. был командующим войсками в Области, а по отношению к гражданскому населению пользовался правами губернатора. Даже после введения Положения 1890 г. начальник области «заведовал туземным населением … во всех отношениях»: устанавливал возраст для замужества туркменских девушек, величину калыма, утверждал судебные решения, вынесенные по адату или шариату; мог вмешаться и в гражданские дела, возбужденные в отношении воинских чинов. При этом ни в одном из Временных положений об управлении Закаспийской областью не было прямых указаний на судебные полномочия ее начальника. Отмечая в связи с этим незаконность вмешательства администрации края в деятельность «народных судов», К. К. Пален писал, что «...с точки зрения действующего закона весьма трудно обосновать самое право начальников области утверждать, отменять и изменять решения народного суда».

Несмотря на то, что жалобы на решения начальника Области могли быть поданы на рассмотрение в Правительствующий сенат, последний фактически отказывался от их рассмотрения, признавая решения начальника Области не судебными, а административными. В конечном итоге постановления по таким жалобам производил Главный штаб как высшая инстанция, да и то если дело касалось «пришлого населения» (русских, армян, персов и др.). Для туркмен по уголовным и гражданским делам до 1899 г. существовал военный и народный суд.

Относительно местного управления начальник Области имел право: избирать лиц для занятия должностей волостных управителей, утверждать их в этих должностях и отстранять от должностей, сменять всех других лиц народного управления, подвергать всех должностных лиц дисциплинарным взысканиям и аресту не свыше трехмесячного срока и предавать их за преступления суду.

В тех случаев, когда меры, предпринятые начальником Области в пределах его полномочий, оказывались недостаточными для сохранения общественного порядка, в дополнение к Временному положению об управлении Закаспийской областью 1892 г., ему разрешалось, по личному усмотрению или по донесениям уездных начальников подвергать коренных жителей аресту на время не свыше одного месяца.

При начальнике состояло гражданское отделение штаба, фактически ведавшее делами Области, а позже канцелярия, военно-областной совет, областной штаб, типография, артиллерийское, инженерное, инцедантское, медицинское управления. Канцелярия начальника состояла из правителя канцелярии, трех делопроизводителей, трех их помощников, бухгалтера, архивариуса и двух переводчиков. Проект дополнительных штатов военно-народного управления Закаспийской области устанавливал следующие должности: одного старшего и трех младших чиновников особых поручений, двух техников по строительству, дорогам, ирригации, и одного по горной части, чиновника Министерства иностранных дел и письменного переводчика.

Несмотря на то, что положение дел в Закаспийской области стало более спокойным, на территории края действовали военно-полевые суды. Основанием для учреждения таких судов стали случаи грабежей и нападений. Генерал Комаров обратился к командующему Кавказским военным округом с предложением создать военный суд «ввиду часто повторяющихся в последнее время в Закаспийской области нападений на проезжающих и даже на нижних чинов». Военный суд в составе председателя и членов суда из числа строевых офицеров Закаспийской области был учрежден в Асхабаде; право обвинения было возложено на находившегося здесь помощника военного прокурора, который мог «конфирмовать (утверждать – авт.) приговор суда».

Поскольку ежегодные перекочевки йомудов с северного берега реки Атрека на южный, т. е. с российской территории на персидскую, вызывали постоянные пограничные осложнения, начальник области совместно с чиновником Министерства иностранных дел выполнял и некоторые дипломатические функции по сношениям с персидскими, а также афганскими властями в пограничных областях.Однако в круг деятельности начальника Закаспийской области не входили сношения с Бухарским эмиром и Хивинским ханом.

В целом, Временное положение об управлении Закаспийской областью предоставляло ее начальнику более широкие полномочия, чем те, которыми обладали военные губернаторы туркестанских областей. Так, например, в Закаспийском положении 1891 г. существовал раздел, посвященный управлению духовными делами мусульман. В областях Туркестана подобные вопросы русской администрацией не регулировались.

После подчинения Закаспийского края в июле 1899 г. Туркестану должности начальника области был придан статус двойного подчинения: в военном отношении военному министру, а в гражданском – туркестанскому генерал-губернатору, как полномочному представителю министра внутренних дел в среднеазиатском регионе. Кроме того, эту перемену можно расценивать и в качестве признака стабилизации российско-туркменских отношений, приближения к форме правления, характерной для внутренних губерний России, предстоящей замены «военно-народного управления» «военно-гражданским».

О стремлении законодателя унифицировать подчинение Закаспия туркестанской администрации наравне с прочими подведомственными ей областями, свидетельствует высочайше утвержденное положение Совета министров «О предоставлении туркестанскому генерал-губернатору права передавать на рассмотрение состоящего при нем Совета вопросы по общему управлению Семиреченской и Закаспийской областей»; включение военного губернатора Закаспийской области, согласно ст. II положения, в состав этого Совета.

Управление уездами (округами) и приставствами в Закаспийской области с входящими в их состав городами и поселениями сосредоточивалось в лице уездных начальников и приставов, назначаемых также из военных офицерских чинов. Временное положение об управлении Закаспийской областью устанавливало, что «уездный начальник исполняет обязанности, возложенные на уездных исправников в империи». Им вменялось следить за спокойствием и порядком среди местного населения, наблюдать за точным исполнением низшими властями своих обязанностей, надзирать за правильным поступлением податей, сборов, выполнением повинностей, разбирать «арычные» споры жителей, заботиться о развитии торговли, принимать жалобы населения и следить за их правильным рассмотрением в народных судах и др.

Главы уездов назначали старшин для заведования аулами после утверждения их начальником области. Они пользовались правом временно отстранять от должности аульного старшину и подвергать должностных лиц общественного управления дисциплинарным взысканиям и аресту до месяца, а всех коренных жителей, за неисполнение закона, распоряжений властей, за ссоры, драки, буйство в публичных местах, за нарушение общественной тишины, непочтение и грубость к лицам, облеченным властью и др. аресту до 7 дней и денежному взысканию до 20 руб.

В действительности же права уездных начальников были значительно шире. Они вершили суд и расправу по уголовным и гражданским делам без вмешательства Сената, Военного министерства и Министерства юстиции. Когда помощник военного прокурора области, по свидетельству редактора асхабадской газеты «Закаспийское обозрение» К. М. Федорова, обратился к начальствующему гражданской частью на Кавказе с просьбой о формальном утверждении права уездных начальников на рассмотрение судебных дел, начальствующий отказался сделать представление, «утвердив словесно тот порядок, который существовал тогда в области в этом отношении».

Свои обязанности начальник уезда разделял с небольшим штатом чиновников (уездным правлением), который включал: помощника, делопроизводителя, двух переводчиков с письменной и словесной речи, уездного врача, акушерку, старшего медицинского фельдшера.

В июне 1911 г. при Асхабадском уездном управлении был установлен штат Сыскного отделения Закаспийской области по IV разряду. Он включал: начальника отделения, двух полицейских надзирателей, одного переводчика, трех городовых.

После того, как из состава некоторых уездов были выделены особые приставства (в Красноводском уезде – Кара-Калинское и Чикишлярское, в Тедженском – Атекское и Серахское, в Мервском – Тедженское и Иолатанское, в Асхабадском – Дурунское), приставы, подобно уездному начальству, также наделили себя правом налагать взыскания на туркмен сверх своих полномочий.

Штат приставского управления по количеству чиновников был наиболее малочисленным и состоял из пристава, его помощника (из туземных ханов), словесного переводчика.

Там, где территория уездов делилась на волости, во главе их ставился волостной управитель, избираемый населением сроком на 3 года, но фактически назначаемый начальником области из числа знатных и материально обеспеченных коренных жителей. По положению волостные управители пользовались «полицейской и распорядительной властью в волости»: наблюдали за сохранением спокойствия и порядком в ауле, за порядком кочевания; за исполнением законов и приказаний начальства; за пребыванием в аулах подозрительных личностей; собирали подати (кибиточный налог, земской сбор) и доставляли их в приставские управления; следили за исполнением установленных натуральных повинностей; вели исчисление кибиток в аулах, надзирали за действиями аульных старшин; обеспечивали явку ответчиков, свидетелей в суд, оказывали иное содействие распоряжениям суда; подвергали местное население аресту на срок не свыше 3 дней и штрафу до 3 руб.

Волостным управителям выдавалось жалованье за счет сбора на общественные нужды.

Объем власти старшин (особенно в первое время после присоединения Туркмении) был достаточно обширен. Если учесть, что порядок деления уездов на волости существовал лишь в Мангышлакском уезде, то в других уездах, где отсутствовал такой порядок, аульные старшины выполняли и функции волостных управителей. Важнейшая роль старшин заключалась в решении вопросов пользования землей и водой среди населения. Так, в 1884 г. старшина селения Дарган на Атреке «отказал в воде» пяти «дымам анавлийцев» на том основании, что «управляемые им текинцы не желают более иметь в своей среде чуждых им по племени и роду пришельцев и что он, старшина, не позволяет анавлийцам пользоваться оросительною водою по приговору Текинского общества селения Даргана». Потребовалось особое распоряжение начальника области, чтобы старшина начал отпускать воду анавлийцам, жившим в Даргане более трех лет.

Старшины назначались, поддерживались и контролировались русской администрацией. При этом жалобы населения на старшин были постоянным явлением. Например, каахкинский судья-казий СеидМухаммед-ших многократно жаловался на то, что старшина в Каахке Шах-Назарюзбаши вмешивается в шариатские дела не по правилам и настаивает, чтобы они решались по его желанию. Аульные старшины за службу вознаграждения не получали.

В некоторых приставствах существовали должности эминов, занимающихся сбором налогов и податей. При старшинах имелись аульные джигиты (2 или 3 есаула) для передачи приказаний, сбора рабочих, розыска подозреваемых и т. д., а также приставские джигиты для караулов. Кроме того, для писарских дел приходилось по одному мулле.

В 1890 г. был установлен выборный порядок замещения должностных лиц аульной администрации производимый на сходах, результаты которых вступали в законную силу лишь после утверждения их начальником области. На сходах решались не только вопросы избрания должностных лиц местной администрации, но и проблемы, касающиеся хозяйственных нужд (пользования землей и поливной водой), приема в состав аула и исключение из него кибитковладельцев, назначение опекунов, раскладки кибиточной подати, земского сбора и отправления натуральных повинностей. Решая вопросы распределения налогов, податей и повинностей между членами общин, аул следовал принципу родовой, коллективной ответственности. Поэтому на практике налоги и повинности за выбывших, перекочевавших за пределы аула, уезда, области, пропавших без вести, а также за бедных, несостоятельных членов общества несли их ближайшие родственники.

Решения сходов, составляемые после 1881 г. письменно, принимались под непосредственным руководством старшины аула, волостного, пристава или уездного начальника. Они основывались на обычном праве туркмен и соответствовали распоряжениям и приказаниям царских властей. Приговоры сходов исполнялись лишь после утверждения соответствующим начальством.

В некоторых городах Закаспийской области (Асхабаде, Красноводске и Мерве) находились и хивинские аксакалы, назначавшиеся с санкции туркестанского генерал-губернатора. Они действовали на основании законов Российской империи и должны были вести списки подданных хивинского хана, постоянно или временно проживавших в подведомственных им селениях, выдавать им паспорта, сообщать царским властям о преступлениях хивинских подданных, но не имели права взыскивать с них торговых сборов.

Особое значение в системе местной администрации имели мирабы, ведавшие распределением воды в районах поливного земледелия, нарядом людей для осуществления натуральных повинностей по ирригации и дренажу. По материалам начала XX в., в каждом старшинстве колена ближайших родов и родственников располагались по отдельным канавам, были старшинства с двумя канавами, но в большинстве от 3 до 4 канав. Каждая канава (арык) в Иолатанском приставстве имела своего мираба, в большинстве же старшинств их было по четыре. В Атекском приставстве каждое старшинство выставляло обычно одного, реже – двух мирабов. В виду важности этой должности в жизни туркмен, мирабами всегда избирали наиболее честных из односельчан. Однако в случае злоупотреблений с их стороны, аульное общество, зорко следящее за их деятельностью, смещало мирабов с должности, не спрашивая разрешение у начальства. За службу мирабы получали нефиксированное вознаграждение: в одних аулах деньгами, в других – зерном, в третьих – водой.

Кроме мирабов, существовали и другие должности, связанные с водопользованием, столь важным для Средней Азии. К их числу принадлежали помощники мирабов – пенджувары, сахлияны – караульщики на плотинах, местные техники и пр.

О государственной важности местной водной администрации свидетельствует высочайше утвержденное в декабре 1896 г. мнение Государственного совета «О присвоении арык-аксакалам и мирабам в Туркестанском крае особых должностных знаков». Этот нормативный правовой акт обязывал заведующих оросительной системы всего Туркестана, в т.ч. и Закаспийской области надевать эти особые почетные знаки при отправлении служебных обязанностей. Похожие знаки требовалось носить и другим должностным лицам местной администрации (см. прилож. 5).

Таким образом, минимально изменив традиционные институты власти, закаспийская администрация поставила их на службу Империи. В результате в самый кратчайший срок была достигнута общая стабильность в крае, хотя и ценою некоторых изменений в жизни и быте коренного населения. Вместе с тем нельзя отрицать и тот факт, что имперское правительство и закаспийская администрация вели постоянный поиск наиболее приемлемых путей утверждения русской власти в Туркменистане, адаптации новых подданных к новым государственным реалиям, освоения края.

Сама же форма управления в Закаспии, основанная на оптимальном сочетании традиционных механизмов самоорганизации туркмен и государственного регулирования и продиктованная необходимостью приспособления туркмен к задачам государственного строительства, оказалась наиболее эффективной. С одной стороны, она способствовала консолидации племен, давала возможность улаживать конфликты, обеспечивала стабильность в Области. С другой стороны, опора закаспийской администрации на местную власть и органы самоуправления, делегирование им части государственных функций, позволили обеспечить значительную экономию финансовых и кадровых ресурсов Империи.

В целом, и административная практика, и местные положения в Закаспийской области показали неторопливость введения в данном регионе российских государственных учреждений. Они продемонстрировали попытки нахождения наиболее эффективных способов совместного существования, обеспечивающих приемлемый для подавляющего большинства населения образ и уровень жизни. В завершении параграфа отметим, что вне административно-территориальных рамок Области оставалась еще значительная часть туркмен, составлявшая население Керкинского и Чарджуйского бекств Бухарского эмирата, а также население низовьев Амударьи (районов Ташауза), входящее в состав Хивинского ханства. По замечанию генерал-лейтенанта, участника Туркестанских походов, военного историка и географа М. И. Иванина, «для установления приязненных отношений с туркменами» здесь нужны были «десятки лет хорошего управления, развития торговли и здравой политики».

Лишь пришлое население этих земель (российские поданные) находилось в ведении Российского политического агентства в Бухаре (Новый Чарджуй и Керки) и начальника Амударьинского отдела Туркестанского генерал-губернаторства (Петро-Александровск).

3.2. Источники действующего права на территории Закаспия

Устанавливая свою власть на подчиняемых территориях, Российская империя, как правило, не ломала коренным образом правовые устои местного населения, предоставляя ему возможность жить по привычным и издавна сложившимся порядкам. Там же, где местные обычаи вступали в резкое противоречие общему государственному строю и нарушали мирное течение общественной жизни, правительство прибегало к строгим запретительным, а иногда и карательным мерам. Данной политикой Россия руководствовалась и на Кавказе, и в Сибири, и Туркестане, а также при завоевании и установлении своей власти в Закаспии.

Аминов И.И. Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование). Монография

Аминов И.И. Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование). Монография

В предлагаемой вниманию читателей монографии на основе разнообразных и обширных источников (законодательных актов Российской империи, архивных документов, мемуаров современников событий и других материалов) анализируются организационные и правовые особенности становления и развития российско-туркменских отношений на протяжении XVIII – начала XX в. Приводимые в монографии данные убедительно свидетельствуют о том, что не все туркменские племена отнеслись негативно к распространению и утверждению российской власти в Закаспии. Добровольному принятию частью туркменского этноса российского подданства способствовала политика Российской империи, отличавшаяся многообразием подходов и административных мер, корректностью, гибкостью институциональных и законодательных установлений, стремлением цивилизационно объединить регион с остальными частями Российского государства. Рекомендуется юристам и историкам, научным работникам, преподавателям и аспирантам образовательных организаций, всем, кто интересуется истоками правовой культуры и государственности народов Центральной Азии.

Внимание! Авторские права на книгу "Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование). Монография" ( Аминов И.И. ) охраняются законодательством!