Уголовно-правовая охрана права на труд лиц, нуждающихся в повышенной социальной защите в связи с беременностью и воспитанием ребенка

Качина Н.В.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 04.01.2014 ISBN: 9785392025534 Язык: Объем текста: 178 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава 1. Социально-экономическая обоснованность криминализации деяний, предусмотренных ст. 145 УК РФ

Глава 2. Объективные признаки необоснованного отказа в приеме на работу или необоснованного увольнения беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет

Глава 3. Субъективные признаки необоснованного отказа в приеме на работу или необоснованного увольнения беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет

Заключение

Приложение № 1

Приложение № 2

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава 3.
СУБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ НЕОБОСНОВАННОГО ОТКАЗА В ПРИЕМЕ НА РАБОТУ ИЛИ НЕОБОСНОВАННОГО УВОЛЬНЕНИЯ БЕРЕМЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ ИЛИ ЖЕНЩИНЫ, ИМЕЮЩЕЙ ДЕТЕЙ В ВОЗРАСТЕ ДО ТРЕХ ЛЕТ

§ 1. Субъективная сторона необоснованного отказа
в приеме на работу или необоснованного увольнения беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет

По мнению большинства авторов, преступление, предусмотренное ст. 145 УК, может быть совершено только с прямым умыслом.

Так, И. М. Тяжкова пишет, что с субъективной стороны рассматриваемое преступление характеризуется умышленной виной, причем умысел может быть только прямым. Л. Г. Мачковский утверждает, что отсутствие последствий в законодательной формуле, содержащей признаки преступления, предусмотренного ст. 145 УК, и указание в ней на мотив с бесспорностью свидетельствуют о том, что умысел может быть только прямым.

Другие криминалисты, отмечая совершение рассматриваемого преступления исключительно с прямым умыслом, дополнительно раскрывают его признаки.

Так, по мнению Ю. А. Красикова, «субъективная сторона отказа в приеме на работу или увольнения состоит в том, что виновный осознает, что отказывает или увольняет женщин, находящихся в состоянии беременности или имеющих детей в возрасте до трех лет, и желает совершить указанные действия». Еще более подробную характеристику прямому умыслу дает А. В. Серебренникова, включая в нее признак необоснованности: «Виновный сознает, что необоснованно отказывает в приеме на работу или необоснованно увольняет беременную женщину или женщину, имеющую детей в возрасте до трех лет, и желает это сделать». Почти так же раскрывают это понятие В. И. Курилов и Р. И. Михеев: «Виновный сознает, что необоснованно отказывает в приеме на работу или увольняет с работы женщину, которая является беременной или имеет детей в возрасте до трех лет, и желает этого». А. И. Бойко, в свою очередь, указывает на предвидение субъектом общественно опасных последствий. Он отмечает, что виновный сознает необоснованность и общественную опасность своего решения, предвидит ущемление конституционных прав женщин и желает этого.

По мнению И. Е. Эмировой, «субъект осознает, что совершает дискриминационные деяния, а именно незаконно отказывает в приеме на работу или увольняет с работы женщину, которая заведомо для него (по внешним признакам, медицинским и иным документам) является беременной, или женщину, имеющую детей в возрасте до трех лет, и желает этого». Таким образом, автор подчеркивает осознание субъектом дискриминации в отношении указанных женщин, заменяет признак необоснованности на признак незаконности и дополняет определение признаком заведомости в отношении отдельных признаков потерпевшего, а именно беременности или наличия детей.

Как видим, признаки умысла в преступлении, предусмотренном ст. 145 УК, в различных источниках не совпадают, но различаются главным образом степенью детализации. Однако в том, что это преступление может быть совершено только с прямым умыслом, все авторы едины.

Вместе с тем в период действия УК РСФСР 1960 г. была высказана точка зрения, согласно которой это преступление (предусмотренное ранее ст. 139 УК РСФСР и, заметим, по конструкции состава оставшееся неизмененным в ныне действующем УК РФ) может быть совершено и с косвенным умыслом. В таком случае, поясняли авторы, должностное лицо осознает общественно опасный характер своего действия или бездействия, предусматривает общественно опасные последствия и сознательно допускает их наступление. Чаще всего, по мнению ученых, такая ситуация складывается, когда налицо вина нескольких лиц и кто-то из них прямо не желает опасных последствий увольнения беременной женщины, но сознательно их допускает.

Как видим, авторы указывают на предусмотренность (предвидение) субъектом последствий. И. Е. Эмирова считает, что согласиться с подобным высказыванием вряд ли возможно, и на это указывает конструкция состава преступления, предусмотренного ст. 145 УК. Рассматриваемый состав, пишет И. Е. Эмирова, сконструирован по типу формальных, следовательно, последствия лежат за пределами его объективной стороны и не могут быть предметом ни интеллектуального, ни волевого отношения. Сознательное допущение же (присущее косвенному умыслу) связывается исключительно с общественно опасными последствиями. На основании этого автор приходит к выводу, что преступление, описанное в ст. 145 УК, характеризуется желанием совершить действия, в которых воплощен характер общественной опасности данного преступления, и это указывает именно на прямой умысел.

Таким образом, высвечивается общий вопрос о возможности разграничения видов умысла в преступлениях, сконструированных по типу формальных, и соответственно о возможности совершения их с косвенным умыслом.

В период действия прежнего УК этот вопрос был особенно актуальным ввиду особенностей законодательной формулировки умысла в нем. Согласно ст. 8 УК РСФСР преступление признавалось совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидело его общественно опасные последствия и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий.

Как видно, законодатель сформулировал единое определение для прямого и для косвенного умысла, и их разграничение возможно было провести только по волевому отношению субъекта к последствиям деяния. Такая законодательная формула умысла давала некоторым ученым основания считать, что преступления с формальным составом могут быть совершены и с косвенным умыслом.

Так, Н. И. Коржанский указывал на очевидность положения о совершении «формальных» преступлений не только с прямым, но и косвенным умыслом, если строго следовать законодательному определению вины. Однако и тогда многие авторы отстаивали невозможность совершения указанных преступлений с косвенным умыслом. П. С. Дагель и Д. П. Котов считали искусственными попытки обосновать обратное.

С принятием УК РФ 1996 г. и, соответственно, изменениями законодательной формулировки умысла большинство криминалистов признает, что преступления, сконструированные по типу формальных, могут быть совершены только с прямым умыслом, и волевой момент умысла в этих преступлениях – желание совершить общественно опасное деяние.

Более того, как отмечает А. М. Трухин, положение о том, что преступления с формальным составом с косвенным умыслом совершены быть не могут, является общепризнанным. В настоящее время, утверждает он, с учетом законодательного определения видов умысла споры о возможности совершения формальных преступлений с косвенным умыслом перестали быть актуальными.

Однако и в период действия УК РФ в литературе можно по-прежнему встретить точки зрения, согласно которым формальные преступления могут совершаться как с прямым, так и косвенным умыслом. Например, А. И. Марцев считает, что при совершении указанных преступлений лицо осознает общественную опасность своего деяния, предвидит наступление общественно опасных последствий и может желать наступления таких последствий либо относится к ним безразлично. Таким образом, автор подчеркивает, что, несмотря на отсутствие в формальных составах преступлений определенных законом общественно опасных последствий, они должны быть предметом интеллектуального и волевого отношения.

Многолетним теоретическим спорам о возможности предвидения общественно опасных последствий в преступлениях с формальным составом, по мнению С. Векленко, можно положить конец, поменяв предмет предвидения в формулировке умысла с «общественной опасности последствий» на «возможность причинения вреда чьим-либо интересам». В таком случае, поясняет он, в преступлениях с формальным составом предвидение также станет бесспорным элементом умышленной вины. Исходя из его предложения изменить интеллектуальный элемент умысла, совершенно понятно, что автор считает необходимым учитывать последствия преступления, но только в виде вреда чьим-либо интересам. Соответственно, он допускает возможность совершения преступления, сконструированного по типу формального, с косвенным умыслом, где отношение к последствиям будет элементом и интеллектуального и волевого отношения.

Бесспорно, что вопрос о видах умысла в формальных составах связан исключительно с особенностями законодательной формулировки умысла, которая, как отмечает большинство криминалистов, ориентирована на преступления, сконструированные по типу материальных. Заметим, что и в прежнем УК формулировка умысла имела такую особенность. Соответственно авторы, считающие возможным совершение формальных преступлений с косвенным умыслом, утверждают, что, несмотря на отсутствие в таких преступлениях последствий, они всегда должны учитываться при решении вопроса о вине в действиях лица. Эти ученые полностью накладывают законодательную формулировку умысла на формальный состав, и последствия преступления в таком случае становятся элементами волевого и интеллектуального отношения.

По мнению А. И. Марцева, формулировка умысла, даваемая в ч. 2. ст. 25 УК РФ, полностью охватывает структуру психического отношения – как при материальном составе преступления, так и при формальном.

Н. И. Коржанский поясняет, что понятие вины – и умышленной, и неосторожной – дано законодателем применительно не к так называемым «материальным преступлениям» (в уголовном законе нет деления преступлений на «материальные» и «формальные»), а к общему понятию преступления как общественно опасному деянию, запрещенному уголовным законом под угрозой наказания.

Некоторые авторы, исходя из особенностей законодательной формулировки умысла, приходят к выводу о ее полной непригодности к формальным составам, так как интеллектуальный и волевой элементы умысла «выпадают». В связи с этим отдельными авторами предпринимаются попытки сформулировать понятие умысла применительно к преступлениям с таким составом.

Так, Н. Иванов утверждает, что законодательная формулировка умысла к преступлениям, сконструированным по типу формальных, не может быть применена, поскольку последствия не являются признаком их объективной стороны, а умысел ориентирован исключительно на объективированный вовне результат. Перенесение момента желания с последствий на действия противоречит, по мнению автора, не только общим положениям и принципам УК, но и конституционному принципу ответственности исключительно в рамках закона.

С. П. Новосельцев попытки трансформировать содержание ст. 25 УК (содержащей законодательную формулировку умысла) в отношении формальных составов также считает не соответствующими общим положениям уголовного законодательства РФ, закрепившим в ст. 3 УК концептуальный отказ от применения аналогии. По его мнению, необходимо ввести в понятие умысла новый термин – «решимость». В таком случае умысел при формальном составе преступления должен включать в себя сознание общественно опасного характера деяния и решимость совершить это деяние.

По утверждению Д. А. Гарбатовича, легальное определение прямого умысла ориентировано только на преступления с материальным составом, в соответствии с буквой закона абсолютно неприемлемо к преступлениям с формальным составом. Он считает, что при квалификации преступлений с формальным составом правоприменителю приходится пользоваться расширительным толкованием определения прямого умысла, что не является положительным критерием при оценке действующего законодательства. Во избежание этого автор предлагает свою законодательную формулировку прямого умысла, первая часть которой относится к формальным составам: «Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и желало их совершить…»

В. П. Мальков на основании законодательной дефиниции умысла и отсутствия последствий в формальных составах (автор ставит знак равенства между осознанием общественно опасного характера деяния и предвидением общественно опасных последствий) приходит к выводу об отсутствии в формальных преступлениях вины, если ограничивать ее указанными в законе элементами.

Действительно, как было отмечено выше, законодательная формулировка умысла ориентирована на преступления, сконструированные по типу материальных. Однако это не значит, что указанная формулировка является препятствием для установления умысла в «формальных» преступлениях и тем более неприменима к ним. Никаких проблем здесь нет, и подтверждает это тот факт, что при разработке нового Уголовного кодекса законодатель оставил формулировку умысла (ориентированную на те же материальные составы) прежнюю. С учетом длительного действия Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., невозможность или сложность применения формулировки умысла была бы выявлена и законодатель не допустил бы повторной ошибки, разработав более совершенную законодательную дефиницию умысла.

Еще в период действия прежнего УК П. С. Дагель и Д. П. Котов отмечали, что деление умысла на прямой и косвенный применимо только к материальным составам. Попытки обосновать возможность косвенного умысла в формальных составах авторы считали искусственными. Однако перенос признака желания или сознательного допущения с последствия на действие или бездействие авторы признавали неправомерным. Вместе с тем они не отрицали наличия волевого момента в умысле, но указывали, что он не влияет на форму вины.

Г. А. Злобин и Б. С. Никифоров также констатировали, что «главная» классификация умысла в уголовном праве на прямой и косвенный к преступлениям, в состав которых не включены определенные общественно опасные последствия, вообще неприменима. При совершении формального преступления умышленно действует тот, поясняют авторы, кто совершает общественно опасное деяние, сознавая его общественную опасность. В этих случаях, по их мнению, совершение действия есть вместе с тем и причинение результата, и поэтому предвидение общественно опасного результата отдельно от сознания общественно опасного характера действия здесь не может иметь места.

Мы полностью поддерживаем точку зрения, устоявшуюся в науке уголовного права. Как правильно отмечает А. И. Рарог, при совершении преступлений с формальным составом волевой элемент умысла всегда заключается в желании совершить общественно опасные действия, запрещенные уголовным законом, т. е. он может быть только прямым.

Действительно, в преступлениях, сконструированных по типу формальных, последствия лежат за пределами их объективной стороны и не могут быть предметом ни интеллектуального, ни волевого отношения. Поэтому все попытки приспособить формулировку умысла, предусмотренную для материальных составов, полностью к формальным составам являются искусственными. Однако, несмотря на то что определение умысла ориентировано на преступления с материальным составом, оно применимо и к формальным.

Так, отдельное преступление с формальным составом накладывается как трафарет на общую формулировку и прямого, и косвенного умысла и элементы предвидения последствий и их желания автоматически становятся выпавшими из общей формулировки. В результате этого прямой и косвенный умысел становятся одинаковыми, что является подтверждением невозможности деления видов умысла применительно к преступлениям, сконструированным по типу формальных. Однако при операции «наложения трафарета» выпадает и волевой элемент умысла. Вместе с тем при совершении какого-либо действия интеллектуального отношения к нему, конечно, недостаточно, необходимо также и волевое отношение. В таком случае ни к чему другому, кроме самого действия, этого отношения быть не может.

Юридическая Качина Н.В. Уголовно-правовая охрана права на труд лиц, нуждающихся в повышенной социальной защите в связи с беременностью и воспитанием ребенка

Юридическая Качина Н.В. Уголовно-правовая охрана права на труд лиц, нуждающихся в повышенной социальной защите в связи с беременностью и воспитанием ребенка

Настоящая работа представляет собой исследование состава преступления, предусматривающего ответственность за необоснованный отказ в приеме на работу или необоснованное увольнение беременной женщины или женщины, имеющей детей в возрасте до трех лет. В работе определяется обоснованность криминализации таких деяний на современном этапе, а также ввиду бланкетного способа изложения диспозиции устанавливается соотношение уголовно-правовой охраны права на труд беременных женщин и женщин, имеющих детей в возрасте до трех лет (и иных лиц, воспитывающих детей), и трудовых гарантий при заключении ими трудового договора и его расторжении.<br />             Рекомендуется для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов.

Внимание! Авторские права на книгу "Уголовно-правовая охрана права на труд лиц, нуждающихся в повышенной социальной защите в связи с беременностью и воспитанием ребенка" (Качина Н.В.) охраняются законодательством!