Проблемы квалификации преступлений по субъективным признакам. Монография

Рарог А.И.

Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 12.02.2015 ISBN: 9785392177967 Язык: Объем текста: 239 стр. Формат: epub

Оглавление

Введение

Глава I. Основы общей теории квалификации преступлений

Глава II. Основы учения о субъективной стороне преступления

Глава III. Квалификация преступлений по признакам субъективной стороны

Глава IV. Квалификация преступлений по признакам субъекта

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава III.
Квалификация преступлений по признакам субъективной стороны

§ 1. Вина и квалификация преступлений

В действующем уголовном законодательстве имеются составы преступлений с так называемой альтернативной формой вины, то есть преступлений, совершение которых возможно как умышленно, так и по неосторожности. При применении норм о таких преступлениях суд в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ обязан решать вопрос о том, с какой формой вины было совершено преступление в конкретном случае, ибо от ответа на этот вопрос зависит целый ряд последствий правового характера (например, установление рецидива преступлений, определение вида исправительного учреждения и режима отбывания наказания в виде лишения свободы и т. д.), хотя квалификация преступления от формы вины и не зависит. Кроме того, во многих нормах не используются признаки, с помощью которых можно однозначно определить форму вины, поэтому в теории уголовного права вопрос о формах вины в ряде составов преступлений носит дискуссионный характер, а практика применения этих норм отличается большими разночтениями.

Важнейшим направлением, по которому вина влияет на квалификацию преступления, является зависимость квалификации преступления от формы вины.

Ответственность за некоторые преступления в уголовном законе дифференцируется в зависимости от того, с какой формой вины совершено деяние. Так, за убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, за умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества установлена ответственность специальными нормами с достаточно суровыми санкциями, а за эти же деяния, но совершенные по неосторожности, предусматривается менее строгое наказание по другим нормам. Следовательно, в этих случаях форма вины определяет квалификацию за деяния, неразличимые по объективным признакам.

Например, рабочие подсобного хозяйства К. и З. после распития спиртных напитков, в котором принимал участие и начальник подсобного хозяйства С., решили искупать последнего в реке по существующим в деревне обычаям. Они столкнули С., который к этому времени был в состоянии сильного опьянения, с деревянных мостков в воду. Он некоторое время плыл по реке, а потом утонул. В результате неверной оценки субъективной стороны этого преступления Горьковский областной суд осудил К. и З. за убийство из хулиганских побуждений. Рассмотрев дело по кассационным жалобам, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР указала, что вывод об умышленном характере совершенного преступления областной суд сделал «без должного учета конкретных обстоятельств дела, взаимоотношений потерпевшего и виновных, их намерений и всей обстановки происшедшего», поскольку «К. и З., сталкивая С. в воду, не предвидели его гибели, хотя при сложившейся ситуации должны были и могли предвидеть, что в результате их действий могут наступить указанные последствия». На этом основании Судебная коллегия квалифицировала описанное преступление как причинение смерти по неосторожности.

Противоположная ошибка была допущена президиумом областного суда Карачаево-Черкесской автономной области, который переквалифицировал с ч. 1 ст. 108 УК РСФСР (ч. 1 ст. 111 УК РФ) по ч. 1 ст. 114 УК РСФСР (ч. 1 ст. 118 УК РФ) действия К. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, не согласившись с такой переквалификацией, указала:

«Нанося удар обутой в туристический ботинок ногой в живот потерпевшему, К. предвидел и сознательно допускал возможность причинения потерпевшему тяжких телесных повреждений», то есть совершил преступление не по неосторожности, а умышленно.

В обоих случаях суд допустил ошибку в определении формы вины, что повлекло неправильную квалификацию, которая была исправлена лишь Верховным Судом РСФСР.

Форма вины оказывает определяющее влияние на квалификацию преступления и в том случае, если деяние совершается без умысла, необходимого для привлечения к уголовной ответственности за причинение фактически наступивших последствий. Так, Чертановским межмуниципальным судом г. Москвы М. осужден по ст. 115 УК за то, что в ходе ссоры он нанес удар по лицу Б., которая, падая, ударилась головой о стену, что повлекло причинение легкого вреда ее здоровью по признаку кратковременного расстройства здоровья.

По протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ Президиум Московского городского суда переквалифицировал деяние на ст. 116 УК, указав на отсутствие оснований для утверждения, что умыслом М. охватывалось причинение таких повреждений. Данные последствия наступили по неосторожности М., но, поскольку УК РФ не предусматривает уголовной ответственности за причинение легкого вреда здоровью по неосторожности, его деяние надлежит квалифицировать как совершение насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших причинения легкого вреда здоровью.

Для квалификации умышленных преступлений большое значение имеет не только форма вины, но и направленность умысла, под которым следует понимать обусловленную определенными побуждениями мобилизацию волевых усилий субъекта на причинение определенных общественно опасных последствий конкретными способами.

Квалификация преступлений непосредственно зависит от направленности умысла на определенный объект в случаях, когда фактически совершенные действия могут иметь неодинаковое юридическое значение.

Так, сообщение заведомо ложных сведений о якобы совершенном другим лицом тяжком или особо тяжком преступлении может составлять признаки либо клеветы (ч. 5 ст. 1281 УК), либо заведомо ложного доноса (ч. 2 ст. 306 УК). Решающим критерием квалификации здесь является направленность умысла: клевета, соединенная с обвинением в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, отличается от заведомо ложного доноса тем, что при доносе умысел виновного направлен на инициирование уголовного преследования против потерпевшего, а при клевете — на унижение его чести и достоинства.

Б., А., Х., У., Л. и М., осужденные Архангельским областным судом по ч. 3 ст. 227 УК, в своей кассационной жалобе ставили вопрос о переквалификации их действий на том основании, что у них не было умысла на завладение чужим имуществом. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала доводы осужденных об отсутствии у них умысла на завладение чужим имуществом, в частности морским судном и находящимся на нем грузом, необоснованными.

После захвата судна, изоляции всех членов экипажа и установления контроля над судном осужденные вывели из строя навигационные системы и спутниковую автоматическую систему идентификации судна, принимали меры по изменению названия судна, изменили курс судна, удаляясь от европейских государств. Эти установленные судом обстоятельства свидетельствуют о том, что умысел захвативших морское судно осужденных был направлен на завладение как самим судном, так и находящимся на нем грузом, то есть соответствовал составу преступления, предусмотренному статьей 227 УК.

Неправильное установление направленности умысла на определенный объект на практике иногда влечет необоснованное вменение состава преступления, совершение которого не входило в намерение виновных. Так, Му-в и Мо-в были осуждены за убийство из корыстных побуждений и ошибочно — за разбой, совершенный по предварительному сговору группой лиц с применением предметов, используемых в качестве оружия. Преступление было совершено при следующих обстоятельствах.

Договорившись между собой завладеть путем обмана квартирой, а при неудачном исходе этой попытки убить ее хозяина, виновные для реализации своего плана предложили потерпевшему продать им квартиру, но последний отказался. После этого осужденные вместе с потерпевшим приехали на берег реки, где распивали спиртные напитки. Когда потерпевший уснул, они нанесли ему несколько ударов камнями по голове, отчего наступила смерть. Осужденные завладели ключами от квартиры потерпевшего и впоследствии пытались продать ее разным лицам. Исключая из приговора осуждение за разбой, Президиум Верховного Суда РФ указал, что «умысел осужденных был направлен исключительно на лишение потерпевшего жизни с целью последующего завладения его квартирой, но не путем разбойного нападения». Кроме того, осужденные заранее предполагали завладеть квартирой потерпевшего именно путем мошенничества.

Направленность умысла имеет определяющее значение при квалификации преступлений, связанных с посягательством на личность, и для их отграничения от иных преступлений, сходных по объективным признакам. Пленум Верховного Суда РФ в п. 12 постановления от 15 ноября 2007 г. «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений» № 45, указал:

«Судам следует отграничивать хулиганство, ответственность за которое предусмотрена статьей 213 УК РФ, от других преступлений, в том числе совершенных лицом из хулиганских побуждений, в зависимости от содержания и направленности его умысла, мотива, цели и обстоятельств совершенных им действий.

Под уголовно наказуемыми деяниями, совершенными из хулиганских побуждений, следует понимать умышленные действия, направленные против личности человека или его имущества, которые совершены без какого-либо повода или с использованием незначительного повода. При этом для правильного установления указанных побуждений в случае совершения виновным насильственных действий в ходе ссоры либо драки судам необходимо выяснять, кто явился их инициатором, не был ли конфликт спровоцирован для использования его в качестве повода к совершению противоправных действий. Если зачинщиком ссоры или драки явился потерпевший, а равно в случае, когда поводом к конфликту послужило его противоправное поведение, лицо не подлежит ответственности за совершение в отношении такого потерпевшего преступления из хулиганских побуждений».

Без учета направленности умысла К. был осужден по п. «в» ч. 3 ст. 228 УК за незаконную перевозку маковой соломки. Рассмотрев дело по протесту заместителя Генерального прокурора РФ, Судебная коллегия Верховного Суда РФ признала, что умысел осужденного после приобретения одного пакетика маковой соломки весом 19,5 г был направлен на ее доставку к месту своего жительства для личного потребления, поэтому деяние следует признать незаконным хранением наркотических средств, которое при отсутствии признака крупного размера не является уголовно наказуемым, и дело прекратила за отсутствием состава преступления.

Направленность умысла была неверно установлена и по делу У., осужденного Пермским областным судом по ч. 4 ст. 117 и п. «г» и «е» ст. 102 УК РСФСР.

Преодолевая сопротивление потерпевшей в процессе изнасилования, У. нанес ей несколько ударов кулаком по голове, причинив травму, результатом которой стало повреждение головного мозга. Потерпевшая сумела дойти до деревни, где и скончалась в своем доме. Суд не учел того, что у подсудимого не было причин желать смерти потерпевшей. После того, как она прекратила сопротивляться, У. перестал избивать ее, а после изнасилования не только не пытался убить, а даже звал с собой, но она отказалась. Таким образом, умысел подсудимого был направлен на совершение полового акта с применением насилия по отношению к потерпевшей, а причинение вреда здоровью и даже неосторожное причинение смерти потерпевшей охватывается диспозицией уголовно-правовой нормы об изнасиловании, повлекшем особо тяжкие последствия. Следовательно, дополнительное вменение убийства было необоснованным.

Квалификация преступления нередко зависит от направленности умысла на причинение вреда избранному объекту определенным способом. Эта зависимость наглядно проявляется при квалификации хищения, ответственность за которое дифференцируется в законе в зависимости от формы хищения, то есть от способа незаконного завладения имуществом. Преимущественное влияние направленности умысла на квалификацию хищения подчеркнуто Пленумом Верховного Суда СССР в п. 2 постановления от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»:

«Как тайное хищение чужого имущества (кража) следует квалифицировать действия лица, совершившего незаконное изъятие имущества в отсутствие собственника или иного владельца этого имущества, или посторонних лиц, либо хотя и в их присутствии, но незаметно для них. В тех случаях, когда указанные лица видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества».

Квалификация преступлений может зависеть и от направленности умысла на совершение деяния конкретным способом, имеющим значение не обязательного, а квалифицирующего признака.

В соответствии с действующим законодательством кража, грабеж и разбой считаются совершенными при отягчающих обстоятельствах, если они совершены с проникновением в жилище, помещение или иное хранилище. Для квалификации преступлений по соответствующим статьям УК необходимо установить, что умысел виновного был направлен на совершение деяния именно этим способом. Между тем Верховный Суд РФ указал, что «судам необходимо выяснять, с какой целью винов­ный оказался в помещении (жилище, хранилище), а также когда возник умысел на завладение чужим имуществом. Если лицо находилось там правомерно, не имея преступного намерения, но затем совершило кражу, грабеж или разбой, в его действиях указанный признак отсутствует».

Направленность умысла на совершение деяния определенным способом нередко влияет на квалификацию преступлений против личности. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала правильной квалификацию действий С. и Д., осужденных Новосибирским областным судом по пунктам «в», «д» и «ж» ч. 2 ст. 105 УК, поскольку их умысел был направлен на лишение жизни малолетнего ребенка особо жестоким способом.

УК относит к квалифицированным видам убийства, в частности, убийство, совершенное с особой жестокостью (п. «д» ч. 2 ст. 105). В соответствии с разъяснением, содержащимся в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», «при решении вопроса о направленности умысла следует исходить из совокупности всех обстоятельств содеянного и учитывать, в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений (например, ранения жизненно важных органов человека), а также предшествующее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения». О направленности умысла на причинение потерпевшему особых страданий как квалифицирующем признаке убийства в п. 8 названного постановления указано: «Признак особой жестокости наличествует, в частности, в случаях, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему применялись пытки, истязания или совершалось глумление над жертвой либо когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий (нанесение большого количества телесных повреждений, использование мучительно действующего яда, сожжение человека заживо, длительное лишение пищи, воды и т. п.)».

Необходимо обратить особое внимание на вторую половину приведенного разъяснения, в которой подчеркивается субъективная направленность деяния на причинение потерпевшему особых страданий: убийство признается совершенным с особой жестокостью, если винов­ный намеренно причинил потерпевшему особые страдания, т. е. избранный способ лишения жизни заведомо был связан с такими страданиями. Это правило полностью относится и к убийству, совершенному общеопасным способом, под которым «следует понимать такой способ умышленного причинения смерти, который заведомо для виновного представляет опасность для жизни не только потерпевшего, но хотя бы еще одного лица (например, путем взрыва, поджога, производства выстрелов в местах скопления людей, отравления воды и пищи, которыми, помимо потерпевшего, пользуются другие люди)», то есть убийство, при котором умысел направлен на причинение смерти конкретному человеку именно способом, представляющим реальную опасность для жизни и других лиц.

Некоторыми учеными высказывалась мысль о том, что на квалификацию может оказывать влияние вид умысла.

Так, по мнению Н. И. Загородникова, субъективная сторона преступного нарушения правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, водного или воздушного транспорта, предусмотренного ч. 1 ст. 85 УК РСФСР 1960 г. (ст. 263 УК РФ), могла характеризоваться только неосторожностью или косвенным умыслом, а если имел место прямой умысел, то деяние следовало квалифицировать как повреждение путей сообщения и транспортных средств либо как умышленное преступление против жизни или здоровья. Сходное мнение, хотя и по другому поводу, было высказано П. И. Гришаевым, С. В. Бородиным и некоторыми другими авторами, полагающими, что доведение до самоубийства может характеризоваться только неосторожностью либо косвенным умыслом, а при наличии прямого умысла деяние должно рассматриваться как своеобразный вид убийства «руками потерпевшего».

В связи с приведенными суждениями следует подчеркнуть: ни в действующем уголовном законодательстве, ни в теории уголовного права не имеется никаких оснований для различной квалификации оконченного преступления в зависимости от того, совершено ли оно с прямым или косвенным умыслом. Умышленное причинение крупного ущерба путем осознанного нарушения правил безопасности движения или эксплуатации железнодорожного, воздушного или водного транспорта, независимо от вида умысла, должно квалифицироваться по ч. 2 ст. 167 УК (по признаку совершения деяния общеопасным способом), а умышленное причинение тяжкого вреда здоровью либо смерти при таких же обстоятельствах — по ст. 108 или 105 УК. Точно так же доведение до самоубийства квалифицируется по ст. 110 УК при любой форме вины; независимо от вида умысла оно ни при каких обстоятельствах не может быть признано убийством, поскольку отсутствует объективная сторона последнего. Вид умысла может оказывать влияние на квалификацию только неоконченных преступлений, о чем будет сказано в § 6 настоящей главы.

Отрицая влияние вида умысла (прямого или косвенного) на квалификацию преступления, следует вместе с тем признать, что на квалификацию преступления влияет вид умысла, выделяемый по степени определенности представлений субъекта о существенных объективных свойствах деяния. Речь идет об альтернативном и неопределенном (неконкретизированном) умысле.

Совершенные с альтернативным умыслом преступления должны квалифицироваться в зависимости от фактически причиненных последствий. Так, лицо, наносящее проникающее ножевое ранение в грудь, действует с альтернативным умыслом, если с равной долей вероятности предвидит любое из двух возможных последствий: смерть или тяжкий вред здоровью. Его действия должны квалифицироваться как умышленное причинение тех последствий, которые фактически наступили. В литературе высказывалась точка зрения, согласно которой преступления, совершенные с альтернативным умыслом, при ненаступлении последствий по независящим от субъекта последствиям следует квалифицировать как покушение на причинение наиболее тяжких последствий из числа тех, которые охватывались сознанием виновного. Такая позиция аргументируется доводом, что последствия, вменяемые субъекту, «охватывались его сознанием и его воля была направлена на достижение этих более тяжких последствий». Ошибочность приведенной точки зрения обусловлена тем, что она исходит из необоснованной презумпции, будто воля субъекта направлена на достижение более тяжких последствий из числа охватываемых его умыслом. Но если бы это было так, то умысел был бы не альтернативным, а простым определенным. С учетом сказанного следует согласиться с тем, что при ненаступлении ни одного из последствий, охватываемых альтернативным умыслом, «по обстоятельствам, не зависящим от виновного, содеянное подлежит квалификации как неоконченное менее тяжкое из этих двух преступлений». Такое решение соответствует принципу истолкования всех неустранимых сомнений в пользу лица, совершившего преступление.

Преступления, совершенные с неопределенным умыслом, следует квалифицировать как умышленное причинение тех последствий, которые фактически были причинены.

Так, Х. был осужден к шести годам лишения свободы за покушение на убийство А. Кассационная инстанция переквалифицировала совершенное деяние как покушение на убийство в состоянии аффекта и снизила наказание. Президиум Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело по принесенному в порядке надзора протесту Заместителя Генерального прокурора, указал следующее. Осужденный и потерпевший находились в дружеских отношениях, ссора между ними возникла случайно, и ее инициатором был сам потерпевший, который в процессе ссоры ударил Х. кулаком по переносице и ногой в пах. После этого Х. выхватил нож и нанес им потерпевшему два удара: один — в грудь, а второй — в спину, после чего драка прекратилась и Х. не предпринимал никаких попыток лишить потерпевшего жизни. Напротив, собранные по делу доказательства указывают на то, что Х., находясь в состоянии сильного душевного волнения, вызванного насилием со стороны потерпевшего, нанес ему ножевые ранения, действуя с неопределенным умыслом. Поэтому его деяние должно квалифицироваться в зависимости от фактически наступивших последствий, то есть как умышленное причинение в состоянии аффекта тяжкого вреда здоровью.

§ 2. Вменение квалифицирующих признаков

В соответствии с принципом субъективного вменения привлечение к уголовной ответственности обоснованно лишь при условии, что виной субъекта охватываются все обстоятельства, образующие в своей совокупности состав данного преступления. Это касается не только обстоятельств, являющихся необходимыми признаками данного состава преступления, но и обстоятельств, имеющих значение квалифицирующих признаков. Как отмечалось в юридической литературе, «наряду с признаками объекта и объективной стороны преступления содержанием субъективной стороны охватывается психическое отношение виновного к квалифицирующим признакам состава преступления».

Для правильного решения вопроса о формах вины по отношению к квалифицирующим признакам состава преступления необходимо, во-первых, отграничить квалифицированные виды неосторожных преступлений от квалифицированных видов умышленных преступлений, а во-вторых, раздельно рассмотреть психическое отношение виновного к квалифицирующим последствиям и отношение к иным квалифицирующим признакам.

Применительно к квалифицирующим последствиям в неосторожных преступлениях вопрос о психическом отношении к ним сомнений не вызывает: оно может быть только неосторожным, иначе все преступление в целом превратилось бы в умышленное. Значит, задача выяснения характера психического отношения к квалифицирующим последствиям ограничивается только умышленными преступлениями.

Признаки состава преступления, имеющие квалифицирующее значение, условно можно разделить на четыре группы:

1) характеризующие объект посягательства;

2) характеризующие действие или бездействие, совершаемое в условиях конкретного места, времени, обстановки и т. д.;

3) относящиеся к последствиям;

4) касающиеся субъекта преступления.

Самым распространенным квалифицирующим признаком умышленных преступлений по действующему уголовному законодательству являются общественно опасные последствия, указанные в законе либо конкретно (например, причинение вреда здоровью, смерть человека, гибель нескольких лиц, загрязнение, отравление или заражение окружающей среды и т. д.), либо путем оценки степени их тяжести (особо тяжкие, тяжкие и т. п.).

В свое время в постановлении от 18 марта 1963 г. «О строгом соблюдении законов при рассмотрении судами уголовных дел» Пленум Верховного Суда СССР указал: «Вредные последствия, независимо от их тяжести, могут быть вменены лицу лишь в том случае, если оно действовало в отношении их умышленно или по неосторожности». Ссылаясь на это разъяснение, некоторые ученые высказали мнение, что психическое отношение и к квалифицирующим последствиям умышленных преступлений может быть либо умышленным, либо неосторожным. Однако подобное утверждение высказано без учета того, что приведенное выше разъяснение было дано в связи с имевшими в судебной практике место случаями объективного вменения, то есть подчеркивало незыблемость принципа субъективного вменения и не относилось к какому-либо частному вопросу. Поэтому упомянутое разъяснение нельзя распространять на вопрос о форме вины по отношению к квалифицирующим последствиям и утверждать, что и по отношению к ним при всех обстоятельствах возможна любая форма вины. Напротив, некоторые юристы считают, что к последствиям, имеющим в умышленных преступлениях значение квалифицирующего признака, вина может выражаться только в неосторожности.

В значительном числе норм действующего УК прямо указано на неосторожную форму вины по отношению к квалифицирующим последствиям умышленного преступления. Значит, необходимо сформулировать правила установления возможной формы вины к таким последствиям только для тех норм, в которых форма вины к ним законодателем не определена.

При отсутствии в диспозиции уголовно-правовой нормы прямого указания на неосторожное отношение к квалифицирующему последствию умышленного преступления причинение такого последствия с умыслом (а тем более — по неосторожности) полностью охватывается этой нормой и не требует дополнительной квалификации только при условии, что в статье УК об умышленном причинении того же самого последствия закон не предусматривает более строгого наказания, чем за умышленное преступление, в котором данное последствие играет роль квалифицирующего признака. Например, в соответствии с п. «в» ч. 3 ст. 162 УК разбой с причинением тяжкого вреда здоровью влечет наказание в виде лишения свободы на срок от 8 до 15 лет. В данном случае умышленное причинение тяжкого вреда здоровью при совершении разбоя наказывается существенно строже, чем по норме об умышленном причинении тяжкого вреда здоровью (ч. 1–3 ст. 111 УК). Значит, составом разбоя, совершенного с причинением тяжкого вреда здоровью, это последствие полностью охватывается как при неосторожном, так и при умышленном его причинении.

Если же нормой об умышленном причинении определенного последствия предусмотрено более строгое наказание, чем нормой, в которой данное последствие играет роль квалифицирующего признака умышленного преступления, то последней нормой это последствие охватывается только при неосторожном его причинении. В действующем УК роль квалифицирующих признаков придается конкретно обозначенным последствиям чаще всего в нормах об экологических преступлениях (причинение вреда здоровью, массовая гибель животных и т. п.). В таких случаях необходимо исходить из характера и количественных показателей причиненного ущерба, что практически возможно только применительно к причинению вреда здоровью. Например, ч. 2 ст. 247 УК, в которой роль квалифицирующего признака (наряду с другими) играет причинение вреда здоровью человека, форма вины к которому законодателем не определена. В соответствии с позицией Верховного Суда РФ данное преступление может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности (п. 4 постановления Пленума от 18 октября 2012 г. № 21). Однако такая рекомендация представляется неоправданно категоричной. Санкция ч. 2 ст. 247 УК предусматривает максимально строгое наказание в виде 5 лет лишения свободы. Из этого следует, что при умышленном отношении к этому признаку данной нормой охватываются последствия в виде причинения только легкого и средней тяжести вреда здоровью без отягчающих обстоятельств (ст. 115 и ч. 1 ст. 112 УК). Если же при умышленной вине эти последствия выразились в причинении средней тяжести вреда здоровью при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 и 3 ст. 112 УК) или тяжкого вреда здоровью, то это требует дополнительной квалификации по статьям УК о преступлениях против здоровья, за которые законодатель устанавливает более строгие санкции, чем за нарушение правил обращения экологически опасных веществ и отходов, повлекшее причинение вреда здоровью человека.

Из этого же принципа следует исходить при решении вопроса о том, охватываются ли данной нормой умышленно причиненные последствия в случаях, когда в диспозиции они определены оценочным термином — как тяжкие (особо тяжкие) последствия либо тяжкий вред.

В отдельных нормах законодатель указывает на неосторожную форму вины, однако из буквы закона нельзя сделать категорический вывод, какие из нескольких предусмотренных диспозицией квалифицирующих последствий могут быть причинены только по неосторожности. Например, в п. «б» ч. 3 ст. 131 УК квалифицирующий признак сформулирован следующим образом: изнасилование, «повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей, заражение ее ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия». Таким же образом этот признак сформулирован и в ст. 132 УК. С первого взгляда, неосторожное отношение предполагается ко всем из названных последствий. Однако сразу возникает вопрос: как же квалифицировать изнасилование, сопряженное с умышленным заражением ВИЧ-инфекцией? Ведь умышленное заражение этой инфекцией (ч. 2 ст. 122 УК) наказывается лишением свободы только до 5 лет, то есть мягче, чем изнасилование по ч. 3 ст. 131 УК (от 8 до 15 лет лишения свободы). И если прибегать к институту совокупности преступлений, то с его использованием умышленное заражение ВИЧ-инфекцией при изнасиловании вопреки всякой логике обязательно будет наказано менее строго, чем изнасилование, повлекшее заражение ВИЧ-инфекцией по неосторожности. Из этого следует, что данное последствие должно иметь квалифицирующее значение как при неосторожном, так и при умышленном его причинении при изнасиловании. Примерно таким путем следует определять квалификацию изнасилования и насильственных действий сексуального характера, повлекших иные тяжкие последствия, предусмотренные пунктами «б» ч. 3 ст. 131 и 132 УК, с учетом их характера и количественных показателей. Значит, указание на неосторожную форму вины в этих нормах законодатель безоговорочно распространяет только на причинение тяжкого вреда здоровью.

Рассмотренную выше концепцию преступлений с двумя формами вины некоторые ученые пытались использовать для установления отношения не к последствию, а к иным квалифицирующим признакам умышленных преступлений, например к признаку особой жестокости при убийстве. При этом «умысел» в обоих его видах и оба вида «неосторожности» конструируются как психическое отношение субъекта к самым различным признакам, характеризующим объект, способ, обстановку совершения преступления и т. п. К сожалению, подобные тео­ретические конструкции имеют под собой определенные основания, содержащиеся в разъяснениях высших судебных органов страны. Так, в постановлении № 2 от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании» говорилось, что за изнасилование несовершеннолетней несет ответственность «лицо, которое знало или допускало, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней, либо могло и должно было это предвидеть». Аналогичное разъяснение содержалось и в постановлении № 16 Пленума Верховного Суда СССР от 3 декабря 1976 г. «О практике применения судами законодательства по делам о преступлениях несовершеннолетних и о вовлечении их в преступную или иную антиобщественную деятельность», в соответствии с п. 9 которого «уголовная ответственность наступает как при условии осведомленности взрослого о несовершеннолетнем возрасте вовлекаемого лица, так и в тех случаях, когда по обстоятельствам дела он мог и должен был предвидеть это».

В несколько измененном виде это положение воспроизведено и Пленумом Верховного суда РФ, который в постановлении № 4 от 22 апреля 1992 г. разъяснил, что деяние может квалифицироваться как изнасилование несовершеннолетней или малолетней, «когда виновный знал или допускал, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней или малолетней». Как видно из приведенного суждения, Пленум Верховного Суда РФ уже не признавал возможности отношения к названным квалифицирующим признакам в виде небрежности, но все еще допускал возможность косвенного умысла по отношению к ним.

Верховный Суд РФ не мог не отреагировать на новую формулировку соответствующих квалифицирующих признаков в УК РФ, который связал усиление наказания с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера, совершенными в отношении заведомо несовершеннолетней или малолетней. Комментируя новую формулировку этих признаков, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 15 июня 2004 г. № 11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации», разъяснил, что «ответственность за совершение изнасилования или насильственных действий сексуального характера в отношении заведомо несовершеннолетнего лица либо не достигшего четырнадцатилетнего возраста наступает лишь в случаях, когда виновное лицо достоверно знало о возрасте потерпевшего лица (являлось родственником, знакомым, соседом) или когда внешний облик потерпевшего лица явно свидетельствовал, например, о его возрасте» (п. 14). Законом от 27 декабря 2009 г. № 377-ФЗ признак заведомости был исключен из формулировки соответствующих признаков, но Пленум Верховного Суда РФ пока не изменил своего понимания в вопросе об их вменении. Принципиально важным в этом вопросе (несмотря на изменение закона) является положение о том, что «добросовестное заблуждение, возникшее на основании того, что возраст потерпевшего лица приближается к 18-летию или в силу акселерации оно выглядит взрослее своего возраста, исключает вменение виновному данного квалифицирующего признака» (п. 14). В силу принципа субъективного вменения это положение должно иметь абсолютное значение независимо от наличия или отсутствия признака заведомости: вменено может быть лишь то фактическое обстоятельство, которое осознавалось субъектом.

Показательным в этом отношении является позиция Президиума Верховного Суда РФ по делу Я., осужденного Московским городским судом 26 сентября 2011 г. по п. «а» ч. 3 ст. 131 УК. Президиум Верховного Суда РФ 10 июля 2013 г. изменил прежние судебные решения и переквалифицировал действия осужденного с п. «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ на ч. 1 ст. 131 УК, указав следующее:

«Внесение Федеральным законом от 27 июля 2009 г. № 215-ФЗ изменений в п. «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ, которыми из прежней редакции было исключено указание о «заведомости» совершения изнасилования потерпевшей, не достигшей восемнадцатилетнего возраста, не освобождает органы следствия и суд от обязанности доказывания осведомленности виновного лица о возрасте потерпевшей.

Таким образом, в деле отсутствуют доказательства, подтверждающие, что осужденный знал или допускал, что потерпевшей является лицо, не достигшее восемнадцатилетнего возраста, и что его умысел был направлен на изнасилование несовершеннолетней».

Примечательно, что, используя старую формулировку «знал или допускал», Президиум Верховного Суда тем не менее требует от суда доказательств осведомленности подсудимого о возрасте потерпевшей.

Для юридической оценки преступного воздействия на несовершеннолетних (малолетних) принципиально важной представляется позиция Пленума Верховного Суда РФ, выраженная в п. 42 постановления от 1 февраля 2011 г. № 1: «К уголовной ответственности за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления или совершение антиобщественных действий могут быть привлечены лица, достигшие восемнадцатилетнего возраста и совершившие преступление умышленно. Судам необходимо устанавливать, осознавал ли взрослый, что своими действиями вовлекает несовершеннолетнего в совершение преступления или совершение антиобщественных действий. Если взрослый не осознавал этого, то он не может привлекаться к ответственности по статьям 150 и 151 УК РФ». Практическая важность этого разъяснения состоит в том, что как в преступлениях, в которых те или иные интересы несовершеннолетних выступают как основной объект, так и в преступлениях, в которых несовершеннолетие (малолетний возраст) потерпевшего лица имеет квалифицирующее значение, осознание этого признака является обязательным условием его вменения.

Конструирование «умысла» или «неосторожности» по отношению к различным квалифицирующим признакам помимо общественно опасных последствий не соответствует теоретическому понятию и психологической сущности, а также законодательному описанию умысла и неосторожности, поэтому подвергается обоснованной критике со стороны известных ученых. Так, А. Я. Светлов пишет: «Психическое отношение к отдельным объективным признакам состава не следует называть «умыслом» или «неосторожностью», поскольку закон употребляет эти понятия лишь для обобщенной характеристики деяния в целом». Аналогичное мнение отстаивал и П. С. Дагель: «Формы вины характеризуют отношение виновного к деянию и вредным последствиям в целом, то есть в целом к совершенному преступлению. Поэтому они не могут рассматриваться только по отношению к одному из признаков, который характеризует какой-либо из элементов состава преступления».

Все объективные признаки преступления, за исключением последствий, осознаются либо не осознаются субъектом, то есть составляют предмет интеллектуального, а не волевого отношения, а само это отношение не является ни умыслом, ни неосторожностью. Поэтому конструирование двух форм вины на основе неоднородного психического отношения к чему-либо, кроме последствий, теоретически несостоятельно.

Таким образом, научно необоснованным является построение неосторожной вины по отношению к таким квалифицирующим признакам, как особые свойства объекта (возраст потерпевших при изнасиловании), способ совершения преступления (например, общеопасный), обстановка (например, условия стихийного бедствия) и т. п. При совершении умышленного преступления лицо может относиться неосторожно по отношению только к одному квалифицирующему признаку — последствию, а «иные квалифицирующие обстоятельства умышленного преступления могут вменяться в вину только тогда, когда преступник заведомо знал о наличии этих обстоятельств». Отвергая возможность вменения при совершении умышленных преступлений таких обстоятельств, о которых лицо не знало, но могло и должно было знать, Г. А. Кригер писал: «Поскольку умышленное деяние предполагает осознание лицом общественно опасного характера своих действий, то видимо, все обстоятельства, влияющие на характер общественной опасности, должны быть известны лицу».

Действительно, никакое преступление не может быть признано умышленным, если субъект не осознает характера объекта либо тех обстоятельств объективной стороны, которые существенно влияют на характер и степень общественной опасности деяния. Ведь по законодательному определению умысел характеризуется осознанием общественной опасности совершаемого деяния. А применительно к квалифицированным составам это требование означает осознание повышенной общественной опасности деяния, что предполагает обязательное знание субъектом тех фактических обстоятельств, которые и повышают эту опасность. Не случайно высшие судебные органы необходимым компонентом умышленного преступления обычно считают знание виновным не только основных, но и квалифицирующих обстоятельств. Например, такую позицию занял Президиум Верховного Суда РСФСР по делу Х., осужденного Кемеровским областным судом по ч. 4 ст. 117 УК РСФСР. Президиум переквалифицировал содеянное по ч. 3 ст. 117 УК на том основании, что Х. не знал, что потерпевшая является малолетней, а внешне она выглядела на 17–18 лет. Эта позиция разделяется и Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РФ, которая по конкретному делу указала: «Если умысел виновного был направлен (курсив мой. — А. Р.) на получение взятки в крупном размере и заранее было обусловлено, что она будет получена по частям, то при получении хотя бы части взятки содеянное должно квалифицироваться как оконченное преступление в виде получения взятки в крупном размере».

Юридическая Рарог А.И. Проблемы квалификации преступлений по субъективным признакам. Монография

Юридическая Рарог А.И. Проблемы квалификации преступлений по субъективным признакам. Монография

Предлагаемая монография открывается главой об основах общей теории квалификации преступлений.<br /> В ней не ставится задача рассмотреть все аспекты теории квалификации преступлений, поскольку они с достаточной полнотой освещены в работах известных ученых. В этой главе излагаются лишь основные начала общей теории квалификации преступлений, чтобы в дальнейшем можно было пользоваться ее инструментарием при решении практических вопросов, связанных с уголовно-правовой оценкой общественно опасных деяний. Затем следуют две центральные главы – «Основы общего учения о субъективной стороне преступления» и «Квалификация преступлений по признакам субъективной стороны», а завершает монографию глава о квалификации преступле-ний по признакам субъекта.<br /> Законодательство приведено по состоянию на сентябрь 2014 г.<br /> Работа предназначена главным образом для судей, следователей, дознавателей, прокуроров и адвокатов, но может использоваться также научными работниками, преподавателями, аспирантами и студентами юридических учебных заведений.

Внимание! Авторские права на книгу "Проблемы квалификации преступлений по субъективным признакам. Монография" (Рарог А.И.) охраняются законодательством!