По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей

Ильичев С.И.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Современная Проза Издательство: Проспект Дата размещения: 27.01.2017 ISBN: 9785392233915 Язык: Объем текста: 349 стр. Формат: epub

Оглавление

Удивительные приключения княжича Даниила в поисках Белогорья

Високосный год

Младшенький

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Високосный год

Повесть-сказка

Битве при Молодях и ратному подвигу народа государства Российского посвящается

Пролог.
ГОД ЗВЕЗДЫ БЕЛОГО КАРЛИКА

1572 год был високосным, в котором к февралю по обыкновению прибавился 29-й день, накопившийся за четыре года от шестичасовых годичных остатков времени... Своего рода набежавшие проценты для людей княжеского рода и дворянского звания. Казалось бы, всем радоваться надо, но в народе сей день получил название Касьяна завистливого, злопамятного, немилостивого и скупого... Очевидно, не случайно. Существовало даже поверье, что если Касьян, не дай бог, на скотину взглянет — скот валится, на дерево мимоходом посмотрит — оно сохнуть начинает. То есть, на что он ни взглянет, все на корню вянет. Потому в народе знали и помнили, что всякий високосный год тяжел как для людей, так и для скотины...

А тут еще Реформация, эта продажная и блудливая девка, раскинувшая ноги перед простолюдинами, очаровавшая их упоительной ересью таких слов, как свобода, равенство и братство, и, словно чума, заполонившая собой Западную и Центральную Европу. Этакое общественно-политическое движение, номинально принявшее религиозную оболочку борьбы против католического учения и Церкви и официально имевшее антифеодальный характер. Но это была лишь видимая причина и вершина разрушительного айсберга, серьезно подмявшего под себя католический «Титаник»... Когда реформаторы наконец-то сорвали ореол святости с католической церкви, далее они ее уже просто громили как крупного феодального собственника. Ведь не секрет, что проведение Реформации повсеместно сопровождалось секуляризацией церковного имущества, прежде всего огромной земельной собственности католической церкви, ее монастырей. Но и это было не главным. Реформацией хотели ослабить роль Церкви в управлении государствами с последующим захватом кукловодами «реформации» власти в тех самых государствах.

России, как пишут историки, Реформация не коснулась. Хотя здесь они немного грешат, она на Руси тогда не удалась, скажем так...

Начнем с того, что в преддверии народных восстаний, руководимых тамошним образованным дворянством и охвативших Нидерланды, Швецию, Англию, Венгрию, Германию и Польшу, на небе сначала ученые монахи, а затем и придворные астрономы обнаружили неведомый ранее катаклизм, узрев в созвездии Кассиопеи новую и никогда прежде не виданную ярчайшую звезду. Подобное визуальное наблюдение вспышки новой звезды в нашей Галактике, как известно, явление весьма редкое. В связи с чем, не касаясь сложных и специфических вопросов теории, великому князю Иоанну Васильевичу было доложено примерно следующее: некая белая карликовая звезда активно поглощает вещество соседствующей с ней звезды, вступившей ранее в стадию звезды красного гиганта...

На последующий вопрос великого князя, что за сим последует, был получен научный ответ: поглощение соседа продолжится до тех пор, пока белый карлик сам не станет столь же массивным. И когда его внутреннего давления больше не хватит, чтобы выдержать давление наружных слоев атмосферы, неминуемо последует звездный коллапс...

Государь ученых мужей на кол не посадил, а велел и далее наблюдать за небосводом. И всерьез задумался о том, кому предназначено сие небесное знамение, кто тот самый белый карлик, посягающий на то, что ему не принадлежит изначально.

Обстановка, как вы знаете, в стране к тому времени действительно была крайне напряженной. После сожжения татарами Москвы в 1571 году Иоанн IV уведомил крымского хана о том, что готов уступить ему Астрахань ради мира. Но в Крыму взяла верх молодая поросль, под влиянием которой мирные предложения Москвы были отвергнуты. Саму Россию серьезно опустошили голод и чума.

Прошло менее года, как последовал новый доклад: то, о чем ученые-астрономы предупреждали, свершилось: белый карлик взорвался-таки, а поглощенная им звезда вылетела, словно камень, пущенный из пращи, в сторону Земли... И то была не просто звезда, как вещали уже ученые мужи из монашеской братии, а нечто более похожее на наше Солнце, только значительно более старое, не иначе как энергетической сущностью которой и питался все это время сей белый карлик... И сие грозило непредсказуемыми последствиями...

И вновь великий князь призадумался о целостности России, собранной воедино усилиями хоть и покойных, но великих князей: Ивана Калиты, Симеона Гордого, Дмитрия Донского, Иоанна III... Русь в преддверии небесного катаклизма вновь находилась как бы на перекрестке дорог, где сталкивались интересы мусульманского Юга, православного Востока и католического Запада. Уступка в любую сторону привела бы страну к разделу территории на «зоны влияния» с последующей утерей государственного, религиозного и национального единства, и Иоанн IV это прекрасно понимал.

И еще, прежде чем мы приступим к самому повествованию, позволю себе напомнить нечто важное, о чем писал известный историк С. Ф. Платонов: «Бури Смутного времени и знаменитый пожар Москвы 1626 года истребили московские архивы и вообще бумажную старину настолько, что события XVI века приходится изучать по случайным остаткам и обрывкам материала». Тому причин, как мне видится, может быть две. Самая поверхностная — это, как нынче модно считать, человеческий фактор, то бишь якобы случайность, поглотившая Москву и запалившая, что было связано с периодом правления грозного царя Иоанна IV. Вторая — более глубинная, а именно сознательное уничтожение всего того, что могло пролить истинный свет на период царствования Иоанна IV, что для такого случая даже столицу не пожалели... Это для нас уже не новость, если судить по тому, что происходит в мире сегодня, так как известно, что все новое — это лишь хорошо забытое старое...

Но боже упаси проводить какие-либо параллели, да и наша повесть не об этом. Мы-то чистосердечно признаемся, что стряпали ее по ассоциативным обрывкам воспоминаний, домыслов и «неканоническим» народным преданиям, действуя по принципу «каждой сестре по серьге», т. е. никого не обеляя и понапрасну не вознося. Нас более интересовала судьба поколения одного боярского рода, в котором как в капле воды отразилась вся жизнь нашей страны в тот непростой период лихолетий...

Глава первая.
ОТГОЛОСОК МЕТКОГО ВЫСТРЕЛА

История, которую мы хотим вам поведать, имела свою предысторию и связана не столько с именем великого князя Иоанна Васильевича, сколько с одним из его ратников, молодым боярином Ростиславом Ногиным, принявшим в 1550 году участие во втором походе Иоанна IV на Казань, будучи в те годы простым стрельцом.

Царь Иоанн и стрелец Ростислав — оба были еще молоды, и до знакомства их отделял лишь один пушечный выстрел...

Так уж случилось, что Ростислава искренне заинтересовало искусство и мастерство служивших в русской армии немецких пушкарей. И, пока войско шло, он подружился с одним из них, изучая на привалах незнакомый язык и перенимая опыт умения стрельбы из пушек... Артиллерия у нашего царя уже тогда была разнообразна и многочисленна, а ядра у больших пушек весили по двадцати пудов, что не могло не заинтересовать молодого воина. И вот с помощью немца Ногин, освоив теорию, получил разрешение сделать свой первый в жизни самостоятельный выстрел в сторону неприятельской крепости. И надо же было такому случиться, что именно его меткий выстрел стал причиной гибели сына великого хана Сахиб-Гирея — Эмина, когда юноша из-за недогляда опекуна вышел на стены кремля для обзора поля боя и действий наших нападавших войск.

Царь Иоанн это собственными глазами узрел, а когда ему донесли о результате выстрела и о смерти сына казанского хана, то и похвалил ретивого молодца, подозванного для представления государю. Впоследствии, запомнив, вскоре приблизил к себе и почислил в бояры...

Об этом метком выстреле вскоре все забыли. А наступившая теплая погода, угроза ранней весны и распутицы заставили царя в тот год снять осаду и вернуться в Москву. Казалось бы, на этом и закончился поход на Казань, который не дал абсолютно никаких результатов, если бы не одно но... Кто-то из приближенных к династии ханов, правивших Крымским государством, после смерти Сахиб-Гирея, узнав имя меткого стрелка, приказал своим людям его найти и весь враз ставший ненавистным род взять в полон, а если взять в плен не удастся, то вырезать под корень.

И вот через месяц небольшой отряд татарских всадников, передвигавшийся преимущественно по ночам, незаметно подкрался и окружил поместье Ногиных. Сам боярин буквально накануне отбыл в Москву. Это его и спасло. Терема подожгли одновременно с нескольких сторон. Каждого, кто не задохнулся в дыму и выбегал из огня, хватали. Мужчин, вне зависимости от возраста, убивали на месте, а молодых женщин и девушек вязали в полон.

Молодая боярыня Анна была накануне родов, а ее годовалый сын и первенец Алексей уже лежал в кровати, когда раздались крики о пожаре. Женщина, понимая, что пройти через стену огня ей уже не удается, удушливый дым заполнял спальню, быстро спеленала младенца и всунула куль в пасть верному и крепкому хозяйскому псу, не случайно названному им Зевсом.

— Ищи хозяина, ищи...

И когда сообразительная собака скрылась в дыму, добавила:

— Господи, об одном лишь прошу, сохрани моего сына...

И лишь после этого почувствовала, как стала задыхаться, а потом и вовсе упала, потеряв сознание.

Вернувшийся на следующий день домой, боярин Ногин обнаружил лишь пепелище, в котором так и не нашел тел своей любимой жены и годовалого сына.

Кто-то из местных жителей рассказал, что видел, как татарские конники шли рысью, заставляя бежать и пленных. Посланная вдогонку дружина вернулась ни с чем. Татары с пленными людьми успели переправиться через Волгу, и их след был утерян.

А дальнейшие события рода Ногиных приобретали и вообще, скажем так, необычное продолжение.

Весной следующего года на гряде холма, в ожидании восхода солнца, стоял мальчик. Рядом с ним была волчица, а чуть выше застыл уже знакомый нам Зевс. В лучах восходящего солнца его шерсть переливалась, мгновенно реагируя на малейшее движение готового к отражению атаки пусть и бывшего ручным, но все же животного. Пес, и так будучи довольно крупным, за этот год еще более заматерел. Более того, в честном поединке он разодрал вожака стаи, постоянно преследовавшего человеческого детеныша, вскормленного волчицей. Она уже более не могла прокормить подросшего малыша. Да и Зевс каждый день чувствовал, что ему в затылок злобно дышат молодые волки. Еще немного — и он уже сам не сможет одержать верх в стае. Бой дался ему нелегко. И если бы не волчица, сдерживающая молодых волков, то лежать бы ему уже разодранным, а потому он решил, что мальчика пора уводить ближе к людям...

Алеша, если вы помните, так звали мальчика, уже и сам интуитивно чувствовал, что расставание неизбежно, к тому же несколько раз в лесу, тайком и издалека, он видел людей, похожих на него... Правда, значительно выше, крупнее и даже имеющих голос.

За год, проведенный в лесу, мальчик возмужал, пожалуй, как никто из человеческого рода в его возрасте. Но это не проявлялось в традиционной для нас телесной плотности. Наоборот, его отличали тонкий стан, хорошо развитая грудь, сильные руки и ноги, так как большую часть жизни он провел на четвереньках, уподобляясь молодым волчатам, а наличие длинных густых волос делало его похожим на мальчика-маугли. Единственное, что его отличало от зверей, — это серебряный крестик, висевший с детства на его шее.

И вот теперь, с утра вдоволь наигравшись с волчатами, они вместе ждали восхода солнца, чтобы отправиться в дорогу.

Волчица шла впереди, обозначая направление...

Вскоре они оказались в местах, где еще ни разу не охотились, где столетние ели веерами лапника отгораживались от бренного мира. В таких былинных чащах, как пишут краеведы, не только человеку не пройти, птице было трудно пролететь. Там на каждом шагу рядом с молодой неуемной порослью стояли деревья, уже приговоренные природой к смерти, вповалку лежали уже окончательно сгнившие и теперь более напоминавшие гробовые крышки для ночных вурдалаков, каким-то шутником подбитые сверху еще и моховым покровом.

Большую часть пути их сопровождал филин — этот лесной страж, изменивший сегодня по какой-то причине время своего традиционного ночного облета владений.

Дважды, удерживаясь за загривок Зевса, мальчик преодолел две полноводные реки, не считая ручьев, пока они не попали в царство величественного леса. Более того, встречные звери не бежали в страхе, не прятались от них в норы, а лишь провожали чужаков любопытными взглядами...

Создавалось такое впечатление, что здесь не действовали законы хищного мира. Значит, был некто, кто эти законы установил и строго следил за их исполнением.

И вскоре волчица остановилась.

Зевс также ощутил присутствие памятного ему человеческого запаха.

Даже Алеша встал на ноги, почувствовав необычное движение ветра, — ветра, который своими всполохами обволакивал мальчика, словно бы ощупывал, внимательно изучая с головы до ног, а потом неожиданно для всех обозначился светом, да такой силы, что животные опустили головы, а мальчик невольно прикрыл глаза рукой.

И из этого света прозвучал человеческий голос:

— Я ждал вас...

Сказанные слова не иначе как оказались понятны волчице и Зевсу. А потому, услышав их, волчица ткнулась Алеше в бок и замерла. Мальчик, более интуитивно, обнял волчицу, словно хотел сохранить на всю оставшуюся жизнь запах и память о той, кто его вскормил.

И потом она ушла, словно растворилась, поднырнув под лапник, передав мальчика тому, кто станет его господином на ближайшее время.

Мальчик пошел вперед на этот голос и в расступившемся тумане увидел рубленый островерхий терем. Осторожно поднявшись по ступеням, он отворил дверь и оказался в чистой половине, с голыми, тщательно выструганными и законопаченными стенами, более напоминавшими не гостиную, а келью. Интерьер дополняли деревянный стол и две лежанки под окнами. На столе лежала черная от времени, с металлическими застежками массивная книга, стояла плошка с молоком и лежала краюха хлеба.

Алешу не нужно было просить, путь его изрядно утомил, и он, вылакав предложенную трапезу, залез под лежанку и через минуту уже спал, предварительно оставив Зевсу немного молока.

Зевс с благодарностью поглотил содержимое и, аккуратно вылизав плошку, улегся рядом с мальчиком, понимая, что и он свою часть работы на сегодня выполнил, доверившись в этом волчице, которая привела их к человеку.

Утром уже Зевс вывел Алешу на поляну, в центре которой высился могучий валун. Когда Алеша вместе с собакой его обежал, то заметил углубления, более напоминающие ступени, позволяющие, очевидно, подняться на вершину высокого камня. Как и каждого смышленого ребенка, Алешу не нужно было упрашивать, через минуту он уже был на его вершине, которую венчала не иначе как рукотворная плоская площадка размером метра полтора на два, на которой мальчик поднялся в полный рост.

В этот самый момент уже знакомый нам филин, сопровождающий путников, плавно опустился мальчику на плечо. А тут еще практически одновременно солнечный луч, достигший макушек леса, высветил юного маугли, интуитивно возвысившегося над землей в ореоле своей будущей славы.

Но Алеша ничего этого еще не ведал. Пока что он был удивлен поведением птицы, которая, как известно, была повелительницей ночи. А здесь вдруг днем, да еще на плече мальчика... Радостное ощущение, правда, сменилось тревогой. С высоты монумента Алеша узрел чуть поодаль, в молодой березовой рощице, человека. И тут же, забыв про птицу, просто спрыгнул вниз под защиту Зевса, который, вынужденно, обозначил себя грозным рыком, обнажив клыки и приняв боевую стойку, давая понять незнакомцу, что мальчик находится под его личной защитой.

И вот незнакомец вышел на поляну.

Мы по книжкам и кинофильмам привыкли представлять волхвов традиционно белоголовыми и величественно статными, этакими немногословными кладезями мудрости, надмирными и вечными...

А тут... всего лишь молодой и худощавый, но, правда, жилистый и крепкий, словно вырезанный рукой Творца из цельного куска монолита. И даже не белоголовый, как лунь, а с темно-седой копной непокорных волос. Более того, прямо скажем, неказистый на вид, да еще и с горбинкой на носу. К тому же в ветхом рубище почти до пят и стянутым у горла кожаным ремешком, что традиционно для скандинавского покроя платья варягов.

Казалось бы, простой человек, если бы не одно но... Именно это увидел в нем, встретившись взглядом, и безгранично ему поверил мальчик, а именно: его хрустальные, невероятно чистые глаза василькового цвета, сами источающие не только свет, но и тепло, так необходимые человеку.

Мальчик, истосковавшийся по себе подобным, сделал те самые первые шаги навстречу хозяину этой земли.

И незнакомец принял его в свои объятия. Принял и поднял над землей, как в переносном, так и в прямом смысле этого слова, потому как Алеша почувствовал то, как они оторвались от земли, а затем стали медленно подниматься в небо. Сначала над уже знакомой нам опушкой с царственным валуном, потом над лесом и горами, реками, которые Алеша уже переплывал, держась за загривок Зевса. Потом они оказались в зоне дождя и мальчик основательно вымок, но из-за тучи выглянуло солнце и через несколько минут его тепло сделало свое дело...

И вдруг последовало стремительное падение с этой запредельно жуткой высоты. Возможно, что Алеша даже не успел понять, что его гибель была совсем рядом. Когда до земли оставалось всего несколько метров, Алеша вновь почувствовал крепкие руки незнакомца и на землю они опустились уже вместе.

Так, со стремительным взлетом и обозначением возможного падения, состоялась их первая встреча.

Волхв носил имя Басилевс. Для продвинутого читателя добавим, что сим именем, кстати, часто именовались скифские цари в Микенскую эпоху описываемого нами XV века.

Для нас же важнее нечто иное... А именно, что на Среднем Востоке в этот период словом «базилевс» называли загадочное лесное существо, символизирующее мудрость и просвещение. Считалось, что этот человек-зверь имел львиное туловище и голову орла, к тому же он повсеместно считался стражем золота. При том что его мало кто видел, молва о его существовании будоражила просвещенный люд.

Я думаю, что теперь вам понятно, в чьи заботливые руки попал мальчик. И с кем, благодаря провидению, ему была уготована встреча в этом лесу... Именно поэтому Алеша с первых дней своего пребывания у Басилевса был погружен в природу. Она сама учила наблюдательного ребенка. Более того, волхв за первый месяц даже не проронил ни единого слова. Он давал возможность мальчику самому видеть, оценивать, и если мальчик принимал увиденное, то учился и повторять.

Например, по вечерам волхв любил входить в воды потока и, стоя в воде, вслушивался в любопытнейшие пересказы журчащих вод, собирающих в себя весь информационный слой земли. Достоянием воды было любое сказанное вслух слово... Оно запечатлевалось в каплях росы, стекало слезинками в любой из источников и далее уже пополняло собой новостную ленту ручьев, вбираемых реками и пополняемых уже собой живое информационное поле морей и океанов... И если Басилевсу было интересно то, что происходило в его землях, для этого достаточно было просто считывать информацию ручьев; если его интересовало то, что было за пределами, положим, страны, то он обращался за необходимой информацией к дождям, а потому всегда и заранее знал то, о чем было лишь вскользь сказано, то, что лишь планировалось, то, к чему еще только готовились...

Вот и сегодня волхв стоял в потоке. Стоял молча, чуть склонив голову. Он слушал болотные сплетни о судьбе трех конокрадов, по своей жадности сгинувших на закате солнца в непроходимой трясине.

Басилевс знал о тайном присутствии мальчика, который старался не терять того из виду. Когда-то это все равно должно было произойти, и чем раньше, тем лучше. Пусть он все видит и знает. Это как с ребенком: если вы его в первый же день рождения бросите в воду, он с радостью станет барахтаться в знакомой ему среде обитания. Но через месяц он будет испытывать уже страх, интуитивно понимая, что соприкасается со стихией.

И вдруг волхв с какой-то невероятной силой крикнул, посылая этот звук не иначе как за многие километры и обозначая для кого-то свое присутствие на земле и согласие на выполнение возложенной на него миссии.

Мальчик вздрогнул, но не ушел... Его природное любопытство уже взяло верх. Он понимал, что влажный воздух с помощью всего лишь легкого дуновения ветра может быть использован как передаточный механизм, как перезвон полевых колокольчиков, который позволит перенести этот звук за сотни километров. Таким образом разыскные собаки могут взять след потерявшегося человека через несколько дней. А волки — вести наблюдение за своей добычей на расстоянии, зная направление пути и всегда оказываясь в нужное время в нужном месте.

Знал и Басилевс, что его крик, уже в свою очередь, поглотят волны далекой и великой реки, а затем он перекинется до моря... И этот его сигнал будет непременно услышан тем, кому он предназначен.

Этот гортанный сильный звук не был похож на знакомый Алеше рев смертельно раненого волка, столь же мощный, но более похожий на отрывистый, утробный лай.

Не походил он и на грубый и раскатистый голос лесного и благородного великана-марала. Крик очень редкий, так как животное чрезвычайно осторожно. И только в период гона олень забывает об опасности и, выбивая копытами турнирные площадки, позволяет себе призывной рев, приглашающий соперника на поединок.

Мальчик чуть позже понял, что тот крик Басилевса был подобен грозному рыку царя зверей. Рыку льва, способного мгновенно парализовать сильного, заставляющего неуверенного изначально склониться, а слабого даже припасть к земле, выжидая последующего решения его участи.

Но Алеша еще не знал, как называется то, чему он становился не только свидетелем, но и участником.

Утро следующего и последующих дней они оба поднимались чуть свет и начинали бег. Причем бежали на двух ногах, и лишь на каменистых холмах и узких тропах мальчику изредка позволялось опуститься на четвереньки.

Потом оба с высокого берега бросались в воду, и Басилевс удерживал мальчика под водой до последней секунды, пока тот не начинал захлебываться... Но в один из дней мальчик пересилил себя, вероятно, успокоился, понимая, что учитель рядом, и вдруг почувствовал, что он может находиться под водой значительно дольше, чем рисовало его воображение. А через несколько дней он просто забылся и начал гоняться под водой за крупной рыбиной.

Постепенно Басилевс начал обозначать словами предметы и боевое оружие, которым Алеша учился овладевать, а главное — еду... С этим было немного сложнее: воспитанный волчицей, мальчик какое-то время все норовил схватить со стола кусок мяса пожирнее и нырнуть с ним под стол, где и съедал, издавая характерное рычание.

Когда пришла зима, Алеша познакомился с огнем, который, заворожив с первого взгляда, буквально подчинил себе мальчика, а затем и просто влюбил в себя. За эту преданность огонь наделил мальчика особым даром: он мог ходить по углям и даже проходить через высокое пламя костра, оставаясь неуязвимым. Можно лишь догадываться, что здесь было главенствующим: сей дар огня или же детская вера мальчика, вернее, его доверие своему новому другу — огню, с которым он, оставаясь один на один, часто разговаривал теперь медленно тянущимися зимними ночами.

Весной они отправились в дальнюю дорогу на лодке. А если быть точнее, то эта лодка шла по волнам памяти, так как они двигались сквозь прошедшие годы...

Туман, который окутал лодку, вдруг ожил, заполонив все вокруг татарскими криками, стоном порубленных, умирающих русских воинов, которые фрагментарно появлялись на полотнах тумана как живые. Сначала увиденный мир прошлого был если не забавным, то любопытным для округлившихся глаз Алеши, а затем сразу же и охолонил суровыми проклятьями старух и плачем поруганных девиц, связанных и уводимых в полон молодых людей, убитых малых деток и горевших изб с оставленными в них стариками.

Басилевс делал это осознанно, чтобы мальчик сам, своими глазами снова увидел то, что произошло с его семьей, то, как он родился и рос, оберегаемый Зевсом.

Когда вечером сделали привал и разожгли огонь, Алеша немного успокоился и поведал огню то, что увидел, чему был свидетелем, про тот огонь, в котором, как он узрел, погибли многие родные и близкие.

Огонь сначала взвился, заискрился миллиардами искр, но успокоился. Мальчик был еще мал, чтобы понять очевидную истину: важен не сам огонь, а тот, кто его разжигает, с какой целью он это делает: дать ли тепло и свет людям или замести с помощью огня следы своего преступления.

А утром путешествие продолжилось. Туманная мистерия снова уводила их в мир удивительной живой иллюзии, хотя что сие было, сказать сложно, так как, когда туман чуть рассеялся, мальчик понял, что они уже давно оторвались от водной глади и теперь парят над землей... И это было возможно не иначе как силой благородного духа его наставника Басилевса, позволяющего ему управлять ветрами и летать; среди людей быть человеком, а среди тварей — величайшей из тварей; способным на наших глазах оборачиваться в легкокрылую певчую птицу или ниспадать на землю решительным коршуном, а при необходимости, ударившись о воду, и обернуться щукой, чтобы уйти в глубины темных вод... Как в сказках... Или же, наоборот, как божий дар, сохранившийся лишь в сказках.

Так прошло десять лет. Мальчика, выросшего в лесу и вскормленного волчицей, научили осознанию того, как создавался окружающий его мир. Его поездки с Басилевсом были своеобразным учебником жизни, которым одарила своего любимца матушка-природа. Возмужавший подросток во время боевого поединка мог самостоятельно подниматься в воздух и незаметно перемещаться, каждый раз оказываясь у противника за спиной. Или переходить реку как по воде, так и по дну, а также сливаться с природой так, что буквально в метре становился невидим даже такому искусному мастеру слияния с природой, как огромный олень-марал. А уж бег его был просто удивительным... Шаг мягкий, пружинистый, выверенный, прыжок сильный, грациозный и точный.

И вскоре настал тот день, когда Басилевс дал понять старику Зевсу, что настало время отвести Алешу к родному очагу.

Боярин Ростислав Ногин с месяц как вернулся из очередного северного похода с великим князем. Поход оказался неудачным...

В Москве на заседании Боярской думы, куда Ногин опоздал, он схватился с Ноздревым, когда тот, лукаво оправдываясь (а по сути просто врал), переводил стрелки за поражения в битве под Ревелем на воинов Ногина.

— Ты нагло лжешь! — воскликнул в ответ ему Ростислав. — Тебе были поручены государем посады, чтобы тылы в той битве наши прикрывать, когда на штурм мы утром выходили...

— Неправда! — закричал в ответ Ноздрев. — Вы, Ногины, еще у деда моего служа, уже тогда всегда сдавали города и укрепленья оставляли. И не иначе как за то в бояре с перепугу попали.

Ногин сделал шаг вперед и уже готов был схватиться с Ноздревым, но был остановлен извещением о появлении в палатах царя Иоанна, который, как оказалось, начавшуюся перепалку слышал, а потому обоих отправил с глаз долой в свои вотчины.

Ростислав был в бане, когда ему доложили, что у ворот поместья стоит его пропавший пес Зевс и какой-то приблудный подросток. Ногин пса любил. Второй такой был лишь в государевой псарне. И перетянувшись платом, не поленился, встал и вышел с несколькими слугами к воротам.

— Зевс... родной ты мой... совсем старик... — говорил боярин, узнав своего любимца. — Где же ты был все это время...

Он обнял пса, нечаянно напомнившего ему зарубцевавшуюся боль, связанную с потерей жены и детей. И лишь потом обратил внимание на сопровождающего пса подростка.

— Не может быть... — тихо произнес он, вдруг увидев тонкий кожаный ремешок, некогда надетый им самим на новорожденного младенца, а теперь стянувший возмужалую шею подростка. И застывший в вороте рубашки серебряный крестик, который сам привез родившемуся сыну еще из первого своего северного похода с великим князем.

Мальчик и сам внимательно всматривался в черты отца.

— Алеша, мой сынок, неужто то возможно... О, Зевс... я понимаю, что это тебя мне надо будет одарить за сей нечаянный подарок... — и, раскинув руки, обнял обоих, прижимая к своей груди.

Из-за широкой спины царского воеводы выглянула дочка управляющего поместьем по имени Мария, ровесница Алексея, а потом и вовсе вышла, держа в протянутых руках деревянную плошку с молоком и коврижку хлеба. Молоко робко протянула мальчику, а хлеб дала Зевсу.

Алеша в знак благодарности склонил голову и принял дар, как учил его Басилевс и как подобает знатному воину. Правда, при этом нечаянно коснулся дрожащей ладони маленькой красавицы и зарделся. После чего вначале пригубил, а потом и испил парное молоко, чем-то походившее на молоко его кормилицы-волчицы.

И лишь после этого взглянул на дарительницу, зардевшуюся уже в свою очередь... И возможно, что впервые в жизни, увидев ее стеснительность, его уста тронула еле заметная улыбка...

Глава вторая.
МОНАСТЫРЬ

Боярин Ростислав Ногин не спал всю ночь. Он никак не мог понять, как мог грудной младенец выжить и прожить десять лет в лесной глуши, да еще и успеть приобрести некие навыки обихода... Не укладывалось это в его уже поседевшей в боях голове. Не мог спросить об этом и Зевса, хотя уже понимал, что без человеческого участия здесь обойтись нельзя. И пока мальчик спал, он все думал, как утром встретит сына.

Зато весь дом Ногиных кипел. Появление мальчика заставило кого-то не спать всю ночь, а кого-то появиться чуть свет. Нужно было сшить ему одежды, собрать в дорогу и выделить слуг, а главное — понять, как восстановить время, что было упущено в воспитании и обучении будущего хозяина и господина, и кто будет этим заниматься?

И вот настал тот момент, когда утром Алеша предстал перед отцом.

— Садись, мой сын, вот здесь, под образами. Дай разглядеть тебя мне не спеша... Ты столько лет без материнского тепла нес тяготы, лишенья, а я сейчас вдруг растерялся, не зная даже, чем мне тебя потчевать. Ты по годам совсем подросток, а вижу, как уже сжимаешь кулачки и, словно воин, хмуришь брови... Ты дома, успокойся. Пусть придет покой в твое израненное сердце... А как на матушку похож, не ведает, поди, она во Царствии Небесном, что сын ее нашелся и в добром здравии сейчас сидит передо мной...

В дверь палат постучались, и после разрешения боярина вошел некто в монашеском облачении.

— Отец наш Гурий, рад тебя я лицезреть... — сказал, поднимаясь навстречу монаху, боярин. — Садись к столу, сегодня в нашем доме праздник. Мой сын, Алеша, которого считали мы погибшим, нашелся вдруг живым и невредимым.

— То воля Господа открылась для тебя, боярин, — ему в ответ молвил смиренно монах. — За десять лет, как понимаю я, ему в лесу несладко приходилось. А по тому, как сын твой сложен, могу сказать: в наш мир пришел достойный воин.

— Что слышу я? Тебе ль, отец, тревожиться... Молись спокойно, отче! На рубежах опричные полки... Сам Иоанн всегда в походах... Тебя же призвал, отец наш Гурий, я для того, чтобы ты сына принял у себя, открой ему в монастыре глаза на мирозданье, чтобы он знания о Боге получил и чтоб Творца благодарил за нашу встречу. Его научишь ты наукам и манерам, нам в управлении страной, как государь сказал, не только воины нужны.

И после трапезы отец сам проводил Алешу к карете игумена Гурия — настоятеля монастыря Святого Георгия Победоносца.

И Ростислав попрощался с сыном, как оказалось, на долгие три года. Хотя это было единственное для него правильное решение, так как еще накануне прибыл гонец из Москвы: государь Иоанн призывал к себе своего любимца, ему снова предстоял длительный северный поход, и оставлять мальчика одного в доме было негоже.

Когда карета в сопровождении верного Зевса выезжала из поместья, Алеша увидел девочку, ту самую дочку управляющего, которая вчера подала ему молоко и хлеб.

И пока карета ехала, он все смотрел в ее сторону, словно старался запомнить ее лик на всю жизнь. Равно как и она провожала его взглядом, пока карета не скрылась в клубах дорожной пыли.

Монастырь, куда привезли Алешу, был небольшим и окружен деревянным забором. Два храма — каменный летний и деревянный зимний — радовали мальчика своей изящной, устремленной в небо, непривычной для его глаз неземной красотой.

Монашеская келья с низким сводчатым потолком, которую выделили Алеше, была уютной и более привычной для мальчика, выросшего в земляной норе, чем палаты в доме отца. На пороге, с внешней стороны, был кем-то заботливо постелен коврик для Зевса.

Первое утро началось с раннего пробуждения и приглашения боярского сына на братский молебен.

Два десятка монахов, отец Гурий и несколько послушников приняли подростка радушно. Настоятель распределил между ними новые послушания, связанные теперь уже и с обучением Алексея грамоте и рукопашному бою.

Через два года в монастырь приехал боярин Ногин, и ему был представлен сын... На Алексее был монашеский подрясник, его длинные волосы были аккуратно забраны назад, и сам вид возмужавшего, но при этом смиренного послушника изумил Ростислава.

По просьбе игумена Гурия в присутствии отца юноше был устроен экзамен. Задаваемые ему вопросы касались как истории королевств и княжеств, так и их географических особенностей, правил ведения себя в обществе и знания кулинарных изысков. В числе прочего, что порадовало боярина, было хорошее знание латинского, греческого и французского языков. И конечно же, умение вести поединки самым разным оружием, как в пешем строю, так и верхом.

Боярин одарил монастырь щедрыми пожертвованиями и велел настоятелю ровно через год привезти Алексея в Москву, чтобы Ногин представил своего сына государю и великому князю Иоанну IV.

Ногин уехал, уже более спокойный за судьбу своего сына.

Прошел еще один год, точнее, чуть менее, когда произошло нечто, о чем мы должны вам поведать.

Здесь должен вам сказать, что из среды своих учителей особенно стали милы сердцу мальчика, истосковавшегося по материнскому теплу, двое: преклонных лет монах Сильвестр, зело мудрый и смиреннейший муж, да рослый монах, бывший некогда царским стрельцом и отменным лучником, Савва. Вот с ними-то почти весь свой день, за исключением времени церковных служб, и проводил мальчик.

Брат Сильвестр вот уже более тридцати лет как нес послушание в монастырском саду. Каждое утро после заутрени и братского молебна он спешил в свой «райский» садик, раскинувшийся рядом с монастырским прудом и ручьем, который не только пересекал монастырь, но и как бы отделял сад от всего остального, пусть и небольшого монастырского хозяйства, а вдобавок и приводил в действие мельничное колесо.

Там, под кронами монастырских яблонь, во время их цветения, они три года назад и познакомились. Но в утро описываемого нами дня произошло следующее. Сильвестр неожиданно для себя обратил внимание на то, что послушник, любивший уединение и большую часть свободного от молитв времени проводивший в глубине его сада, в то утро общался с ним, как с живым: то замирал, словно бы растворяясь среди стволов, то, на глазах оживая и мягко передвигаясь, легко касался каждого ствола своей ладонью, а они в ответ тянулись в его сторону своими нежными цветущими ветвями.

Алеша действительно чувствовал в этом саду иную, более привычную для себя жизнь, напоминающую ту, что он провел в лесу с Басилевсом, и, естественно, ничего похожего не имеющую с окружающим его монастырским обиходом. И в тот день, находясь наедине со старыми яблонями, он прощался с каждой из них, словно предчувствуя скорую разлуку.

Именно из этого состояния и вывело его предупреждающее рычание Зевса, а затем и голос монаха.

— Мир дому твоему, Алексий! — воскликнул брат Сильвестр издалека, для них обозначая себя.

И мир, таинственный, манящий, вмиг исчез.

— Благословите меня, отче! — произнес отрок подходящему к нему монаху.

— Бог благословит! Смотрю, тебе нравится наш сад...

— Да, но не только сей красивый сад, но и весь мир, что за оградой вашей. Все то, что создано Творцом, как убеждаете вы наш народ, поверивший в Христа. И эти ручейки, журчащие мне в ответ, когда я одинок, или парящие над нами облака, в которых хочется укутаться, когда вокруг тебя нет так желанного тепла.

— Алеша, — тихо отвечал ему монах. — То, что ты говоришь, никто не должен слышать. Пусть это станет нашей тайной на века. А то никто и не посмотрит на то, что ты боярский сын...

— За что же, отче, так пугаешь меня? За то, что я люблю и понимаю Божий мир, открытый каждому из нас?

— Прошу тебя, не говори так более. Сказали нам, что полных десять лет, с младенчества, ты прожил в лесу. И то, что твой отец прислал тебя сюда, чтоб в церкви получил воспитание, достойное того, чтоб в обществе тебя явить наследником. А также понимаю, что воспитанием твоим в лесу том кто-то занимался. Но кто учитель твой и почему не хочет он себя открыть?

— А я, что, должен и сие скрывать? — спросил Алеша слегка растерявшегося монаха.

— Ты знаешь, кто он? — тихо спросил Сильвестр.

— Знаю — это волхв! И помню хорошо все, что видел сам, что он мне рассказал, что показал, когда мы погружались с ним во глубину былых веков...

— Прошу, об этом более ни слова... — уже с тревогой в голосе молвил монах.

— Как скажете, — смиренно промолвил отрок.

— И вот еще о чем хотел просить тебя... Я завтра в это время буду вы­саживать капустную рассаду. Ты приходи на огород, поможешь старику.

Алеша улыбнулся и ушел, а монах еще какое-то время пытался понять, что же за испытание выпало на его долю и не искушение ли это. То, что мальчик, безусловно, обладал неким даром, было ему понятно. Но вот какие именно силы наделили его проницательностью и способностью видеть мир, который невидим простому смертному, да и не только смертному, но и монастырским подвижникам, годами вымаливающим у Творца дара прозорливости и предвидения, не говоря уже об иных талантах, присущих лишь святым. А тут всего лишь отрок и уже такое глубокое проникновение в живой мир и умение слышать его, общаться с ним и, может быть, даже повелевать... Знать бы, для чего, с какой целью сей отрок пришел в наш мир...

В раздумьях сутки пролетели незаметно. Сильвестр в огороде уж с рассвета свой труд рутинный начал исполнять, не сетуя, молясь и помня, что монастырскую стезю избрал он сам по доброй своей воле.

А спину разогнув и оглядевшись, увидел он Алешу на гряде. Но как попал сюда сей отрок? Не на волшебном же ковре, спустившись за его спиной!

Увидев обращенный на него взгляд старца, Алеша улыбнулся.

— Бог в помощь, отче! — произнес мягкий голос, и вновь он увлекся капустною рассадой.

К полудню ближе, терзаемый вопросом, монах сам предложил прервать начатый труд. Они присели под ветвистым древом и отдыхали, молча, пока Сильвестр не выдержал и спросил:

— Ты как здесь, чадо, очутился?

— Ты, отче, сам меня вчера позвал себе на помощь...

— То помню я... А за спиной моей с какого часа ты трудился?

— Так вслед за вами сразу и пришел...

— Не видел я ни Зевса, ни тебя, когда рассаду разносил по грядкам...

— Учитель этим даром наделил...

— Отводом глаз? Рассказывай все без утайки...

И Алексей, доверившись монаху, подробно рассказал про то, как с Зевсом жил в лесу, питаемый волчицей, как привела она их к Басилевсу... И про года, что тот его ученью посвятил. Что может он теперь незримо появляться, в воде безмерно пребывать и если нужно, то и в воздух подниматься...

Ильичев С.И. По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей

Ильичев С.И. По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей

Вместе с героями новой книги писателя Сергея Ильичева «По зову волхвов» вам предстоит оказаться в разные времена становления государства Российского, а в качестве основных героев всех трех произведений автора будут присутствовать волхвы, по слову которых и с чьей помощью герои новых повестей-сказок Сергея Ильичева будут искать загадочную и таинственную землю под названием Белогорье, отражать нападения внешнего ворога и даже спасать любимую землю от взбушевавшихся стихий.<br /> Конечно же, в основе этой книги, как и в предыдущих произведениях автора, лежит дерзкий авторский вымысел, но чтение столь увлекательно, а ситуации и герои так узнаваемы, что это не только непременно доставит вам изрядное удовольствие, но и заставит поразмыслить над многими вековыми вопросами нашего прошлого и настоящего.

Внимание! Авторские права на книгу "По зову волхвов: современные сказки для взрослых детей" (Ильичев С.И.) охраняются законодательством!