Книги

Из пережитого. 7-е издание

Толстой Ю.К.

Возрастное ограничение:

Жанр:

Биографии и Мемуары

Издательство:

Проспект

Дата размещения:

13.04.2017

ISBN:

9785392247776

Язык:

Объем текста:

563 стр.

Формат:

epub

Страницы воспоминаний
Б. Б. Черепахин, О. С. Иоффе

Автор книги рассказывает о творческом пути видных представителей юридической науки Бориса Борисовича Черепахина (1894—1969) и Олимпиада Соломоновича Иоффе (1920—2005). Работая в течение нескольких десятилетий вместе с ними на кафедре гражданского права Ленинградского университета, автор мог знакомиться со взглядами этих ученых не только по их трудам, но и изнутри — в ходе преподавания, многочисленных дискуссий, подготовки ряда работ в соавторстве и их редактирования, участия в законопроектной и консультационной деятельности.

Автор стремился, не впадая в крайности, донести до читателей, особенно молодежи, насколько сложным и противоречивым может быть путь ученого в науке.

Уроки Б. Б. Черепахина.

Судьбы ученых после их кончины складываются по-разному. Многие из тех, кто блистал при жизни, был обласкан властью, удостоен множества регалий, вскоре после смерти оказываются напрочь забытыми. Если их и вспоминают, то лишь для того, чтобы выставить напоказ допущенные ими прегрешения, не отказать себе в удовольствии в очередной раз «лягнуть мертвого льва».

Но есть и такие ученые, которые вели себя скромно и неприметно, старались не высовываться, не напоминали о себе начальству, не выказывали безмерную преданность режиму. Да и вклад их в науку не исчисляется сотнями наименований. Бывали периоды, когда они надолго замолкали, считая, что в эпоху топора и виселиц ученый, если он не ощущает в себе достаточно сил, чтобы взойти на плаху, по крайней мере должен сомкнуть уста. Подлинное признание таких ученых иногда наступает после смерти. Продолжатели их дела начинают все активнее обращаться к их трудам, находя живительный источник не только в оставленных ими мыслях, но и в нравственном облике своих учителей, которые даже в то страшное время, в которое им выпало жить, не запятнали своей репутации прислужничеством тоталитарному либо псевдодемократическому режиму.

К числу таких ученых с полным правом может быть отнесен Борис Борисович Черепахин, жизнь и деятельность которого тесно связаны со становлением и развитием нескольких цивилистических школ — саратовской, иркутской, свердловской и ленинградской.

Борис Борисович, питомец Казанского университета, вошел в большую науку в начале 20-х годов. Но до этого глубокую борозду в его жизни проложили революция и Гражданская война, в которую Борис Борисович оказался втянутым. По мобилизации он служил в армии Колчака. Об этом периоде он по понятным причинам не очень распространялся, хотя никогда не утаивал этот факт и добросовестно писал о нем в анкетах. Лишь незадолго до кончины в больничной палате, куда он попал в связи с инфарктом, он приоткрыл мне эту сторону своей жизни. В частности, он рассказал, что, предвидя конец, Колчак распустил свою охрану, состоявшую преимущественно из интеллигентной молодежи, чем дал возможность некоторым из них спастись.

Имея такое «пятно» в своей биографии, Борис Борисович уцелел чудом, хотя не раз был на волоске от расправы. Как-то на кафедре он поведал нам, что был вызван на допрос к следователю. Думал, что не вернется. Ксения Францевна, верная спутница жизни, снабдила его запасной парой носков и носовых платков. Спасло Бориса Борисовича то, что вскоре был арестован следователь, который вел его дело.

Невольно вспоминаешь, что писал Илья Эренбург, кажется, в своих мемуарах. Отвечая на вопрос, как ему, Эренбургу, удалось уцелеть, хотя многие его близкие друзья погибли в застенках, он сказал примерно следующее: «Человеческая жизнь — это не шахматная партия, разыгранная по всем правилам, а лотерея». В этой лотерее и Эренбургу, и Черепахину выпало остаться в живых.

В 20-е годы Борис Борисович активно печатается не только в отечественных изданиях (главным образом в Саратове и Иркутске), но и в зарубежных. В числе опубликованных в тот период работ особый интерес представляет монографический очерк «К вопросу о частном и публичном праве». Многие развиваемые в нем положения и сегодня звучат весьма актуально. Касаясь разграничения частного и публичного права, Б. Б. Черепахин писал: «…разграничение должно проводиться в зависимости от способа построения и регулирования юридических отношений, присущего системе частного и публичного права.

Частноправовое отношение построено на началах координации субъектов, частное право представляет собой систему децентрализованного регулирования жизненных отношений.

Публично-правовое отношение построено на началах субординации субъектов, публичное право представляет собой систему централизованного регулирования жизненных отношений».

До прихода Гитлера к власти он сотрудничает с солидным немецким журналом «Обзор цивилистической практики», что материально ощутимо поддерживает семью — Ксению Францевну и родившуюся дочь Татьяну — в голодные годы. Получая скромный гонорар в твердой валюте, Борис Борисович имеет возможность пользоваться Торгсином. Затем наступает довольно длительный перерыв в научной деятельности. Доступ в зарубежные издания закрыт, ученые, группировавшиеся вокруг журнала «Право и жизнь», объявляются сменовеховцами, носителями чуждой идеологии и, по существу, изгоняются леваками из науки. В числе таких ученых оказывается и Черепахин. Он надолго замолкает и возвращается к активной научной деятельности лишь в конце 30-х — начале 40-х годов. Первой ласточкой, насколько известно, была статья о приобретательной давности, опубликованная в журнале «Советское государство и право» в 1940 году, затем следует интенсивная работа над успешно защищенной докторской диссертацией «Добросовестное приобретение права собственности от неуправомоченного отчуждателя». Незадолго до войны Борис Борисович переезжает в Свердловск, где одновременно является заведующим кафедрой и заместителем директора по научной работе Свердловского юридического института. На свердловский период приходится расцвет научно-педагогической и организаторской деятельности Черепахина. Он по праву считается родоначальником свердловской цивилистической школы, представленной такими именами, как О. А. Красавчиков, С. С. Алексеев, В. С. Якушев, В. К. Мамутов, В. П. Шахматов, В. Ф. Яковлев и др. Во время войны в Свердловске находят работу и кров многие ученые, эвакуированные из Москвы, Ленинграда, других городов и регионов страны. Все они тепло вспоминали Бориса Борисовича и сохраняли с ним дружеские связи.

Борис Борисович связал свою жизнь с Ленинградом после того, как он занял пост заведующего кафедрой гражданского права в Ленинградском юридическом институте, носившем имя М. И. Калинина. Произошло это в связи с кончиной в 1952 году прежнего заведующего кафедрой Самуила Исааковича Аскназия. Самуил Исаакович был выдающимся ученым, и найти ему достойную замену было нелегко. Выбор пал на Черепахина и оказался вполне удачным. Нельзя сказать, что в науке они придерживались одного и того же направления — Аскназий находился под несомненным влиянием господствовавших в то время политико-экономических воззрений и не без успеха стремился перевести их на цивилистический язык. Черепахин, скорее, был догматиком, хотя и не чурался широких теоретических обобщений, о чем свидетельствуют его фундаментальные работы о частном и публичном праве и о правопреемстве. Как развивалось бы его научное творчество, если бы ему довелось трудиться в более безопасное время, — судить не берусь. Вполне возможно, что и он отдал бы щедрую дань проблемам методологии гражданского права, если бы был уверен в том, что это не навлечет на него бед. В сложившейся обстановке, да еще помня о своем прошлом, Борис Борисович после работы о частном и публичном праве сосредоточился главным образом на исследовании цивилистических вопросов, не без оснований полагая, что до них у «органов», скорее всего, руки не дойдут.

В то же время в нравственном облике С. И. Аскназия и Б. Б. Черепахина общего гораздо больше, чем различий. Помимо того что они были людьми в высшей степени порядочными, их отличали необычайная деликатность, врожденный такт, что не мешало ни тому ни другому с принципиальных позиций отстаивать положения, в обоснованности которых они были убеждены.

Именно поэтому Борис Борисович органически влился в коллектив кафедры, который пестовал С. И. Аскназий, и возглавил его. То же произошло и при присоединении Ленинградского юридического института к Ленинградскому университету, в котором Борис Борисович стал деканом юридического факультета и заведующим объединенной кафедрой гражданского права. Могу засвидетельствовать, что мой учитель А. В. Венедиктов, который до этого заведовал в университете кафедрой гражданского права, всячески этому споспешествовал.

Пост декана Черепахин занимает в течение трех лет, а пост заведующего кафедрой — свыше десяти. Как видите, «колчаковское прошлое» не мешало Черепахину занимать довольно крупные административные посты. К тому же Б. Б. Черепахин, в отличие от многих нынешних демократов, членом партии никогда не был и заявления о приеме в партию, а следовательно, и о выходе из нее не подавал. Поистине, пути Господни неисповедимы. И дело не только в том, что так было угодно Всевышнему, но и в том, что благодаря кристальной чистоте и порядочности Бориса Борисовича ни у кого рука не поднималась на него настучать. В душевном облике Бориса Борисовича, во всем складе его личности было нечто такое, что даже людей, не очень-то разборчивых в средствах, удерживало от совершения против него неблаговидных поступков.

Достаточно близкое соприкосновение с Б. Б. Черепахиным произошло в 1953 году, когда он любезно согласился выступить первым официальным оппонентом по моей кандидатской диссертации, посвященной праву собственности.

В том, что Борис Борисович согласился выступить по моей диссертации официальным оппонентом и дал ей в целом положительную оценку, сказалось присущее ему благородство, поскольку по многим вопросам я занимал позиции, противоположные его, и ему ничего не стоило, выражаясь современным сленгом, размазать меня по стенке.

Памятна мне и позиция, занятая Борисом Борисовичем, когда на кафедре решался вопрос, дать ли зеленый свет подготовленной в соавторстве О. С. Иоффе и мною монографии «Новый Гражданский кодекс РСФСР» или «зарубить» ее. Некоторые члены кафедры, не очень тяготевшие к самостоятельному научному творчеству и привыкшие к активному редактированию их работ (как правило, выражавшихся в статьях и популярных брошюрах), крайне не хотели того, чтобы соавторами этой книги были только О. С. Иоффе и ваш покорный слуга.

Борис Борисович без обиняков нас поддержал. Во многом благодаря поддержке его и тогдашнего проректора университета профессора Н. А. Беляева книга была опубликована и, насколько можно судить, встретила положительный отклик читателей. Правда, Борису Борисовичу это стоило первого инфаркта, о чем он сам мне говорил, оказавшись на больничной койке в клинике Военно-медицинской академии.

Как уже указывалось, Борис Борисович Черепахин не был членом партии. В истории кафедры были периоды, когда из числа преподавательского состава единственными беспартийными были Б. Б. Черепахин и автор настоящих заметок. Заседания партгруппы созывали иногда после заседаний кафедры, причем Борису Борисовичу и мне предлагалось (не всегда тактично) покинуть помещение, где это «судьбоносное» заседание происходило.

Во время чехословацких событий (в то время кафедрой заведовал О. С. Иоффе) было объявлено, что по указанию парткома каждый член кафедры должен выразить свое отношение к этим событиям. В ответ, памятуя о своей беспартийности, я бросил реплику: «Надеюсь, ко мне это не относится». Иоффе не без сарказма ответил: «На этот раз вы не отвертитесь». Видимо, на Бориса Борисовича это произвело сильное впечатление. После заседания кафедры он подошел ко мне и сказал: «Мы должны держаться вместе». В то время я не очень представлял себе Бориса Борисовича в роли бойца и не мог сдержать улыбки. Борис Борисович это заметил и, кажется, обиделся. Только прочитав воспоминания В. П. Шахматова (одного из учеников Бориса Борисовича), в которых он поведал о том, как мужественно вел себя Борис Борисович во премя случившегося в Свердловском юридическом институте пожара, я понял, что он оказал мне честь, предложив в трудные времена быть с ним рядом.

Будучи заместителем директора Свердловского юридического института, Борис Борисович во время войны прикрывал К. С. Юдельсона, которого из Свердловска хотели выслать из-за его не устраивавшей властей национальной принадлежности.

Из опубликованных несколько лет назад в Свердловске материалов стало известно, какое участие принимал Б. Б. Черепахин в судьбе А. М. Винавера, который в 20-е годы редактировал журнал «Право и жизнь». После возвращения из мест заключения А. М. Винавер оказался и без пристанища, и без работы, то есть без всяких средств к существованию. Дружескую руку помощи протянул ему Б. Б. Черепахин, который добился вызова А. М. Винавера в Свердловск и трудоустроил его в институте, где Винавер преподавал до своей преждевременной кончины. А ведь для Бориса Борисовича это было далеко не безопасно, поскольку он сам находился «под колпаком». Борис Борисович всю жизнь оставался большим ребенком. Один из его учеников вспоминал: в бытность Б. Б. зам. директора Свердловского юридического института по науке (ныне — Уральская государственная юридическая академия) один из преподавателей института совершил неблаговидный поступок. Б. Б. искренне недоумевал: как он мог так поступить, ведь он же дворянин.

Став заведующим кафедрой гражданского права Ленинградского университета (это произошло в 1954 году), Борис Борисович принимал посильное участие в судьбах реабилитированных лиц, вернувшихся из мест заключения, и членов их семей. Он не раз поручал мне как «жилищнику» на общественных началах оказать им помощь в получении жилья. И надо сказать, что иногда это приносило плоды. В моем архиве хранится переписка с инженером Прохоровым, который был арестован в Ленинграде во время войны и осужден к длительному сроку лишения свободы. Квартира его, как и положено, была занята работниками правоохранительных органов. После реабилитации Прохоров никак не мог добиться справедливости и вынужден был вместе с членами семьи ютиться в комнате у тещи. Он обратился за помощью на кафедру. Борис Борисович поручил мне заняться его делом. Прохорову удалось помочь. У меня хранится письмо Прохорова с выражением благодарности Борису Борисовичу, который принял участие в его судьбе.

И сколько таких людей, известных и неизвестных, Борис Борисович согрел и ободрил!

Видимо, в благодарность за праведную жизнь (которая все более становится редкостью) Бог послал ему легкую смерть (если смерть вообще бывает легкой). Борис Борисович, как это ни странно, был страстным футбольным болельщиком. На матчи в силу возраста, правда, не ходил, но сопереживал команде, за которую болел, сидя у допотопного телевизора. Транслировали матч сборной страны с зарубежной командой (кажется, австрийской). Борису Борисовичу казалось, что судья, судивший матч, несправедлив к нашей команде, и он остро это переживал. Во время трансляции матча он и умер, причем смерть наступила мгновенно. Произошло это 27 августа 1969 года.

Верной спутницей жизни Бориса Борисовича была его жена — Ксения Францевна Черепахина, с которой он состоял в нерушимом брачном союзе без малого пятьдесят лет (с 1921 года по день кончины).

После смерти Бориса Борисовича Ксения Францевна осталась одна в двухкомнатной квартире в профессорском доме на Мойке. Одна из комнат в квартире была затемненной, но Черепахины после долгих мытарств и этой квартире были рады.

Возникла необходимость переезда Ксении Францевны в Горький (ныне Нижний Новгород), где жила семья дочери Черепахиных Татьяны (по мужу Тихомировой), а следовательно, и обмена ленинградской квартиры на квартиру в Горьком. Такую квартиру удалось подыскать, но она оказалась трехкомнатной. И тут органы исполнительной власти Ленинграда против обмена стали возражать, мотивируя тем, что нельзя за одним человеком закреплять трехкомнатную квартиру. Поскольку я многократно консультировал работников партийных, советских и правоохранительных органов по вопросам жилищного права, выступал перед ними с лекциями, у меня в этой среде были прочные связи. Пришлось доказывать, что город от этого обмена ничего не теряет (в квартиру Черепахиных должны были въехать два человека, и метраж квартиры позволял произвести такой обмен), а в Горьком Ксения Францевна трехкомнатную квартиру обменяет для объединения с семьей дочери, так как в силу возраста не может жить одна. В конце концов тогдашних руководителей удалось в этом убедить, и обмен был разрешен.

С переездом Ксении Францевны в Горький началась наша переписка, которая продолжалась с 1971 по 1977 год. Из писем Ксении Францевны я понял, с какой удивительной женщиной судьба свела Бориса Борисовича и как ему в этом повезло в жизни. Приведу из писем Ксении Францевны несколько выдержек, поскольку никто лучше, чем она сама, не сумеет передать чувства безграничной любви, которые до последних дней испытывала к Борису Борисовичу. В этих письмах четко вырисовывается благородный облик и самой Ксении Францевны, которая всю жизнь была Борису Борисовичу верной опорой.

Едва ли не каждое письмо пронизывает незатухающая боль, вызванная утратой Бориса Борисовича.

Вот выдержка из одного письма: «Я здесь живу потихоньку, так сказать, по инерции, а вернее, вырабатывается некий новый modus vivendi. Когда-то нас учили (по психологии, еще в гимназии!), что душевные потрясения особенно тяжело переживаются человеком в первые тридцать лет его жизни, когда организм еще не успел выработать достаточно сильную бессознательную самооборону. А с годами — и не хочешь жить, но… живется. Мне думается, что это верно, только это относится не к тем, кто живет интенсивной творческой жизнью, а к такой вот улитке, как я».

А вот другое письмо: «Живу хорошо, но не тосковать не могу. Слишком много воспоминаний, слишком еще они живы в моей памяти. Вчера вот неожиданно окропила слезой известие о кончине де Голля, потому что Борис Борисович всегда живо интересовался его выступлениями и высказываниями. Так ярко вспомнилось, как слушали мы вместе его недавнее выступление в Квебеке и сперва онемели от изумления, а потом Борис Борисович восхищенно сказал: «Ну и старик! Ах, какой озорной старик!» (Имеется в виду выступление, которое было воспринято как покушение на суверенитет и территориальную целостность Канады, после чего де Голлю пришлось свой визит в Канаду завершить. — Ю. Т.) Вот так и получилось, что скончался очень крупный политический деятель во Франции, а в России старое женское сердце по неизменной женской логике оплакало свое собственное неизбывное горе».

А вот письмо от 29 июля 1971 года: «С 15-го июля я живу здесь одна под опекой соседки. Сижу во дворе, в густой тени лип и кленов, в окружении детских колясок, и веду нехитрую беседу с бабушками, мамами и с обитателями колясок. Я очень люблю этот крохотный народец и могу часами смотреть на них и слушать их лепет, у каждого свой, особый.

Приближается август — наш месяц. Пятьдесят лет тому назад мы начали в августе нашу совместную жизнь. Умер он, как Вы знаете, тоже в августе».

Другое письмо — от 2 января 1974 года: «Никак не думала, что доживу до года, когда и Борису Борисовичу, и мне исполнится восемьдесят лет, однако дожила».

А вот и последнее письмо от 8 января 1977 года: «Спасибо за поздравление. Раз вспоминаете меня, значит, сохраняется у Вас живая память о Борисе Борисовиче».

Вот с какой замечательной русской женщиной, глубоко интеллигентной, умной, доброй, порядочной и тактичной, до конца своих дней сохранившей светлое восприятие жизни, несмотря на тяжелые испытания, выпавшие на их общую с Борисом Борисовичем долю, связал свою жизнь наш старший друг и учитель. Они были под стать друг другу и оба не ошиблись в своем выборе. Вне всякого сомнения, именно этот союз помог им выстоять, сохранив сполна всю свою духовную притягательность. Как недостает нам сейчас таких светлых личностей, как Ксения Францевна и Борис Борисович Черепахины! Поэтому очерк, предлагаемый вниманию читателей, не без оснований можно было бы назвать «Уроки Черепахиных».

На ленинградский период приходится публикация большого числа работ о волеобразовании и волеизъявлении юридического лица, исковой давности, представительстве, перевозке, буксировке и др. Но центральное место среди них, несомненно, занимает монография «Правопреемство по советскому гражданскому праву», оказавшая заметное влияние не только на развитие цивилистической мысли, но и на труды по общей теории права и международному праву. В частности, работы наших международников Авакова и Захаровой, много внимания уделявших вопросам правопреемства, написаны под несомненным влиянием фундаментального исследования Б. Б. Черепахина.

Каковы бы ни были притягательные личные качества любого ученого, он все же не оставляет заметного следа в развитии науки и формировании личностей своих учеников, если эти качества не преломляются в его трудах. С Черепахиным этого, к счастью, не произошло. Будучи крупной личностью, он и в науке придерживался принципиальных, глубоко нравственных позиций, не поступался велениями своей совести, был верен привитому с юношеских лет чувству справедливости и права. В то же время это был государственник, хорошо понимавший, к каким пагубным для Отечества последствиям могут привести политические игры конкурирующих между собой элит.

В январе 1957 года мне довелось участвовать с Черепахиным в коференции, на которой обсуждались пути кодификации нашего законодательства. Уже было известно, что в верхах принято решение сузить компетенцию Союза ССР в области законодательства, сохранив в ведении Союза лишь принятие основ по соответствующим отраслям законодательства и передав принятие кодексов в ведение союзных республик. К сожалению, большинство участников конференции, зная мнение верхов (в первую очередь Н. С. Хрущева), эту идею поддержало. Лишь немногие отважились выступить против нее. В их числе был и Б. Б. Черепахин, который убедительно доказывал, что достаточных оснований для реализации этой идеи нет, а попытка претворить ее в жизнь оживит центробежные тенденции и вызовет в правоприменении дополнительные трудности, что впоследствии и произошло. Помню, во время перерыва ко мне в курительной комнате подошел известный московский цивилист, ныне покойный, хорошо ко мне относившийся. Улучив момент, когда мы остались одни, он, озираясь по сторонам, сказал, имея в виду мое выступление в защиту общесоюзной кодификации гражданского законодательства: «Что вы делаете? Ведь решение об изменении статьи 14 Конституции СССР (речь шла о Конституции 1936 года) и принятии кодексов республиками одобрено Президиумом ЦК (тогдашним Политбюро)». Знал об этом решении и Черепахин. А если учесть, что ему пришлось пережить с октября 1917-го (сорок лет без малого, говоря словами Пастернака), то с его стороны это был акт несомненного гражданского мужества. Как знать, если бы у участников конференции хватило воли и решимости выступить против сужения компетенции Союза ССР в области законодательства, то, возможно, и удалось бы предотвратить нарастание центробежных тенденций, которые в конечном счете завершились распадом Союза и крайне отрицательно сказываются ныне на экономической жизни всех республик, некогда входивших в Союз.

Хочется перекинуть мост и к сегодняшним дням. Если бы юристы независимо от их политических симпатий и антипатий употребили все свое влияние, чтобы убедить представительные и исполнительные ветви власти в недопустимости использования силовых методов для разрешения возникшего кризиса, то вполне возможно, что трагедию в Москве, случившуюся в сентябре-октябре 1993 года, удалось бы предотвратить.

На той же конференции Борис Борисович позволил себе другую «крамольную» мысль. Дело в том, что на протяжении всей своей научной деятельности Черепахин был решительным противником так называемой презумпции права государственной собственности, то есть предположения о том, что всякое спорное имущество на территории РСФСР предполагается государственным до тех пор, пока не доказано противоположное. В самом законодательстве это положение сформулировано не было, но его, начиная с постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 29 июня 1925 года и даже раньше, придерживались судебные органы. Это положение было выдвинуто в противовес презумпции законности фактического владения, закрепленной в правовых системах других стран. Черепахин последовательно выступал против презумпции государственной собственности, указывая на то, что достижение истины в процессе должно сопровождаться сокращением числа презумпций, которые он рассматривал как недостающее звено в цепи доказательств, особенно если они не основаны на массовом наблюдении. К числу таковых он относил и презумпцию права государственной собственности. Вместе с тем он ратовал за то, чтобы закрепить в законодательстве опровержимую юридическую презумпцию (praesumptio juris) законности фактического владения, поскольку вещи, как правило, находятся во владении тех, кто имеет то или иное юридическое основание владеть ими. Согласитесь, что по тем временам это была достаточно смелая мысль, и Борис Борисович не преминул высказать ее на упомянутом совещании, на котором было довольно много ответственных лиц. К слову сказать, в этой части рекомендации Черепахина услышаны. Презумпция права государственной собственности ни в кодификационных законодательных актах 60-х годов, ни тем более в последующих актах не закреплена.

Лишь спустя несколько десятилетий можно по достоинству оценить позицию Черепахина в вопросе о последствиях истечения исковой давности. Борис Борисович во многих работах последовательно придерживался той точки зрения, что истечение исковой давности не влечет для пропустившего ее лица утрату самого субъективного права. С истечением давности погашается только право на иск, а само право сохраняется, хотя его юридическая защита ослаблена. Сохранение права Черепахин усматривал в том, что исполнение обязанности по истечении давности имеет юридическую силу. А это свидетельствует о признании права и после истечения исковой давности. Поэтому, продолжал Черепахин, имущество по истечении исковой давности не может перейти в собственность государства как бесхозяйное. Многие горячие головы, в том числе и ваш покорный слуга (повинную голову меч не сечет!), оспаривали эту точку зрения со ссылкой на ставшее хрестоматийным высказывание В. И. Ленина в «Государстве и революции»: «Право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права». А тут еще подоспела брошюра Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», которая вроде бы тоже говорила в пользу того, что право, лишенное исковой защиты, не сохраняется. Черепахин тактично, но твердо защищался, указывая на то, что высказывание Ленина, относящееся к правовой системе в целом, нельзя абсолютизировать и механически распространять на конкретные ситуации, связанные с пропуском истцом исковой давности. К тому же, замечал Черепахин, причем еще до принятия Основ гражданского законодательства 1961 года, признание права является одним из способов его защиты. А в данном случае признание права налицо.

Сейчас я все более склоняюсь к точке зрения Черепахина, хотя пятьдесят с лишним лет назад по молодости (уж больно был горяч, по Роберту Бернсу) ее отвергал. Ныне в развитие и подкрепление позиции Черепахина можно сослаться и на то, что в соответствии с принципом равенства сторон в гражданских правоотношениях и принципом равенства защиты всех форм собственности на последствия истечения исковой давности в отношениях между юридическими лицами (независимо от форм собственности, на которых они основаны) распространяются установленные законом общие правила. А это придает аргументации Черепахина, в свое время по достоинству не оцененной, еще большую весомость.

Наконец, высокая гражданственность Черепахина проявилась и в таком остром вопросе, как классификация способов приобретения права собственности. Борис Борисович при разграничении первоначальных и производных способов приобретения права собственности отказался от критерия воли как шаткого и ненадежного и предложил взамен него критерий правопреемства как юридически куда более точный. Опираясь на него, Черепахин вопреки едва ли не безраздельно господствовавшему мнению отнес национализацию, конфискацию и реквизицию не к первоначальным, а к производным способам приобретения права собственности, доказывая, что при всех этих способах правопреемство в тех или иных пределах имеет место. Ныне эта точка зрения получила признание в новейших законодательных актах о праве собственности и в новом Гражданском кодексе Российской Федерации, поскольку изъятие в собственность государства на основании закона имущества, находящегося в частной собственности, возможно лишь при условии возмещения собственнику убытков, причем споры об их возмещении разрешаются судом.

Итак, можно констатировать, что всем своим творчеством Черепахин, по существу, полемизировал с известным тезисом, согласно которому в области хозяйства мы ничего частного не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Наоборот, он был за то, чтобы государство выступало на равных с другими участниками гражданских правоотношений, а случаи вмешательства государства в частноправовые отношения, в гражданские дела были ограничены и четко определялись в законе.

Полемизируя с А. Г. Гойхбаргом, который делал вывод об отказе современных законодателей от принципиального деления права на частное и публичное, Черепахин писал: «Гойхбарг совершенно неправильно ставит вопрос: он очевидно полагает, что юристы относят те или иные отношения к частному праву тогда, когда находят желательным оградить их от вмешательства государства, предоставив частному усмотрению. Таким образом имеют возможность ставить вопрос только лица, занимающиеся правотворчеством, или же подходящие к тем или иным правовым институтам, с правно-политической точки зрения, при создании или обдумывании тех или иных правовых норм.

В стадии применения и догматического изучения действующего права вопрос ставится совершенно в иной плоскости — те или иные отношения причисляются к частному, а не к публичному праву не потому, что юристы желают изъять их из сферы публичного права, централизованного правового регулирования, но именно потому, что эти отношения, под влиянием экономических и других факторов, объективным правопорядком уже отданы на произвольное усмотрение заинтересованных частных лиц.

Таким образом, в этом вопросе все сводится к констатированию и раскрытию сущего, а не к созданию желаемого. Должна быть построена теория, которая бы передавала, отражала действительность, а не переиначивала или приспособляла ее. От желаний и симпатий здесь ровно ничего не зависит, если подходить к вопросу без предвзятых мыслей».

Нетрудно понять, что, формулируя эти положения, Черепахин метил не столько в Гойхбарга, сколько в кое-кого значительно повыше. Заметим также, что Черепахин куда ближе здесь к материалистической философии, чем те, кто ее на словах исповедовал.

Любопытно, что печально-знаменитый призыв: в области хозяйства мы ничего частного не признаем, для нас все в области хозяйств есть публично-правовое, а не частное, был выдвинут как раз в тот период, когда партия устами того же В. И. Ленина продекларировала отказ от политики военного коммунизма — она привела страну к краху — и переход к нэпу — он означал допуск частного капитала в экономику и поначалу его предполагалось ввести всерьез и надолго. А это в переводе на юридический язык — не что иное, как взаимодействие в правовом регулировании экономических отношений публичных и частно-правовых начал. Правда, уже через год было заявлено, что больше мы отступать не будем, что не помешало и после этого стремиться к заключению выгодных концессионных соглашений. Метанья и шараханья наблюдались и ранее. Напомним о попытках внедрить прямой продуктообмен, который вылился в обыкновенную куплю-продажу. К сожалению, непоследовательность в социально-экономической политике имеет место и в наши дни.

Купить

Внимание! Авторские права на книгу "Из пережитого. 7-е издание" (Толстой Ю.К.) охраняются законодательством!

Из пережитого. 7-е издание

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Страницы воспоминаний
Б. Б. Черепахин, О. С. Иоффе

Уроки Б. Б. Черепахина.

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Из пережитого. 7-е издание

Оглавление

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Страницы воспоминанийБ. Б. Черепахин, О. С. Иоффе

Уроки Б. Б. Черепахина.

ЛитГид

Помощь

Книги

ЛитГид в соцсетях

Страницы воспоминаний
Б. Б. Черепахин, О. С. Иоффе