|
|
ОглавлениеДля бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуСчёт дваПить в автобусе начали почти сразу, как только выехали из Горькой Балки, и ворвавшийся в окна ветер вытолкнул из автобуса застоявшуюся жару. Усам достал из щели между сиденьями ещё пару пластиковых канистр и пакет с одноразовыми стаканчиками, и вскоре их, наполненных до половины дешёвым местным коньяком, начали передавать по цепочке в конец автобуса. Одновременно он с энтузиазмом рассказывал о Кабардино-Балкарии, о том, какой там живёт замечательный народ и как ему там здорово жить. В качестве закуски имелся оставшийся невыгруженным ящик помидор и полпакета крупной соли. Пить Николаю не хотелось, но дорога предстояла тяжкая, часов пять тряски, поэтому он все же выпил, закусив половинкой помидора. Гадость. Коньяк, подпрыгивающий вместе с автобусом, сразу запросился из желудка наружу, но усилия воли в сочетании с глубоким дыханием открытым ртом хватило, чтобы удержать его на рабочем месте. — Как? — с любопытством поинтересовался Усам, улыбающийся со стаканом в руке, как будто увидел что-то по-настоящему радостное. Николай мог только молча помотать головой, потому что боялся, что вместе со словом из него выскочит и что-то лишнее. — Хороший коньяк! Я же говорил! Бренди! Он отвернулся, и продолжил рассказывать заинтересованным, о том, как делают коньяк, какие для этого нужны особенные бочки и, главное, такой виноград, который больше нигде не растёт. Через пол часа автобус свернул с неплохой двухрядной дороги пятигорского направления на однорядную, с синим указателем «Прохладный». — Вот сейчас Новопавловская тут же будет, — рассказывал Усам тем, кто его слушал, — Потом Солдатская, потом Прохладный, потом такой изгиб, и Доксукино. — Как-как? — засмеялся один из бойцов, молодой стоматолог, вообще-то смеющийся по любому поводу. — Доксукино! На этот раз засмеялись почти все. — А что такое? — Усам даже не обиделся. — Хороший посёлок, я там сахар покупал. Большой, домов много, даже поезд ходит из Нальчика. Но нам туда далеко, мы люди деревенские. У нас очень просто всё, а вот Нальчик, или Орджоникидзе, скажем, это го-о-род... Слово послужило сигналом, и в середине автобуса начали с увлечением исполнять песню об одном мальчике, «который ездил побираться в город Нальчик». После неё плавно перешли вообще к географическим песням, включая песни «про город Светогорск» и село Глинки, куда «Первый Мед» исторически ездил в колхоз, «на морковку». Впрочем, для всех, кроме самого Николая, это уже было просто абстрактной легендой. Петь в отрядах любили и умели. Не петь было чем-то странным, как в своё время было странным, например, не уметь кататься на коньках. Многие сочиняли песни, обычно «на злобу дня» — про злого прораба, про ленивого коменданта и тому подобное. Такие песни жили недели три от силы. Изредка же в среде дилетантов рождались бессмертные шедевры, выплёскивающиеся иногда на страну с телеэкранов КВНовских состязаний или со сцен Грушинских фестивалей. Дорога тянулась и тянулась, и ребята пели всё подряд, заставляя Усама всхлипывать в восторге от особенно залихватских припевок. Постепенно все утомились, и песни стали потише и попротяжнее. Когда ребята дошли до киплинговского цикла, Николай уже уснул. Проснулся он от того, что ужасно затекли плечи, изогнутые так, чтобы из пары ладоней создать под щекой какое-то подобие подушки. Спина ныла, и ныли согнутые в течение последних часов в коленях ноги. Автобус мерно подвывал мотором, чуть рыская при каждом нарастании звука. За окном было уже темно, и в полумраке было чуть заметно, как ветер колыхал занавески из прикрытых форточек. Вот мотор взвыл особенно густо, с позвякиванием, и шофёр, вполголоса выругавшись, переключил передачу. Автобус, перейдя на басовые ноты, с урчанием тащил себя куда-то в гору, раскачиваясь и фыркая каждые несколько секунд. Стараясь проснуться, Николай, растирая щёки, разглядывал окружающее. Судя по всему, спали все, кроме всё так же чертыхающегося себе под нос водителя. Сзади на спинку сиденья навалились, почти соприкасаясь головами, Шалва с приятелем-стоматологом, через пару сидений через проход спали в обнимку Руслан со своей подругой. Усам что-то пробормотал во сне на непонятном языке, и, всхлипнув из-под усов, начал похрапывать. Пустая канистра бессильно ползала по проходу взад и вперёд, крышки на ней не было. И похоже, это была уже вторая... Поудобнее устроившись вплотную к окну, Николай попытался задремать снова, но сон, видимо, уже пропал. Осталось только спокойное и тихое настроение, которое часто приходит в дороге. Под такое хорошо сидится или лежится без мыслей о чём-либо, под шуршание камешков под колёсами или перестук рельсов. Закрыв глаза, он улыбнулся и начал думать о доме, о том, как беззвучно вспыхивают в темноте искры, срывающиеся с дуг трамваев, со скрежетом заворачивающих в депо июньской ночью, когда окна открыты настежь. На столе башня учебников и методичек, и остаётся один, самый последний экзамен в страшной, длящейся целый месяц сессии. А потом — новая нашивка на плече, и дорога, и песни, и дорога... Проснувшись, Николай удивлённо приподнялся. Задремал всё-таки, надо же! «Больной, проснитесь! Примите снотворное!». — Э, Шалва, сколько времени? Он обернулся назад, в автобусе уже всё равно почти никто не спал, позади бубнили тихие голоса. — Пол... одиннадцатого. Даже больше уже. — Чёрт... — Николай помял ладонями щёки. — Надо же, как я заплющил... А выехали мы во сколько? — Часов в шесть с копейками. — В шесть... Скоро приехать должны уже. Усам, эй, Усам! Усам обернулся спереди, почему-то раздражённый. — Чего? — Долго ещё ехать? Вопрос был, конечно, детский, но для него имелись определённые физиологические причины. Конкретно — требовалось сходить до ближайшего места, где без помех можно было отлить. Внимание! Авторские права на книгу "Дойти и рассказать" (Анисимов Сергей) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
