|
|
ОглавлениеДля бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуПОКЛОННИЦА. СценарийБородатый плотник остервенело приколачивает фальшивое театральное дерево. Декорация содрогается. В пустом сарае, оборудованном под зрительный зал, восседает режиссер Алексеев-Станиславский. В сарае холодно, и Станиславский кутается в плед. Станиславский: Господин плотник! Вы мешаете сосредоточиться господам артистам! Театр начинается с уважения к артистам! Плотник: Ты вроде говорил с гардеропа! Станиславский: С уважения тоже! Итак, господа, прошу внимания! Знойный, дремотный деревенский полдень. Каждый забивается в тень, ищет прохлады! Закутанные в платки и шубы артисты послушно устраиваются под фальшивыми кустами. Станиславский: Длительная пауза! Все молчат! Всем лень говорить, да и не о чем. Слышны лишь крики птиц. Москвин: Каких? Станиславский: Антон Павлович! Будьте любезны, посоветуйте нам, каких именно птиц? В дальнем ряду, в сторонке сидит Чехов. Чехов: Там же все написано! Станиславский: Извините, но... Чехов: Ну, как же! Все написано! Шамраев не дает Аркадиной лошадей, потому что начался сенокос. Сенокос бывает 20—25 июня. В это время коростель, наверное, уже не кричит, но зато кричит иволга. Станиславский: Значит, иволга? Чехов: Разумеется. Я же говорил! У меня все написано! Станиславский: Господин Москвин, вы умеете кричать иволгой? Москвин: Не пробовал. Окружающие смеются. Станиславский: Сегодня вы царь Федор, а завтра вам, быть может, придется кричать иволгой! Нас мало, господа! Нужно уметь все! Артем: Я могу лягушкой. Артем тут же, под смех товарищей, демонстрирует свое умение. Станиславский: Замечательно! В третьем акте, в вечерней сцене хорошо бы поквакать лягушкой. Зрителя мы должны словно бы переселить из его кресла на сцену, увлечь атмосфэрой подлинности, захватить вихрем человеческих страстей, заставить сочувствовать нашим героям... Труппа подхватывает с энтузиазмом. Труппа: И сострадать! Станиславский: Именно! А для этого все средства хороши! Не так ли, Антон Павлович? Чехов: Согласен-с. И с атмосфэрой согласен-с! Театр нуждается в обновлении. Готов квакать вместе с вами, господа, но мне вечером в Питер, а я еще... Труппа: До скорой встречи, Антон Палыч! Мы будем стараться, Антон Палыч! Артисты смеются, машут руками, женщины шлют воздушные поцелуи. Все они молоды, молоды, молоды. От ветра распахиваются ворота сарая, и неожиданно входит корова. Она громко мычит. Станиславский: Господин плотник, прогоните быка! Плотник: Это не бык, а корова! Станиславский пытается перекричать развеселившуюся труппу. Станиславский: Господа! Господа! В сарае становится прохладно. Следующая репетиция будет в среду, в бильярдной охотничьего клуба! Кирилл Пирогов в роли А. П. Чехова * * * Николаевский вокзал. Паровоз попыхивает паром. По дебаркадеру к лакированным вагонам курьерского поезда спешит чистая публика. Дежурный трижды бьет в колокол. Паровоз откликается гудком, трогается. Светящаяся цепочка курьерского ползет мимо подмосковных дачек, мимо усатого стрелочника с флажком, пропадает в черноте полей. Купе. Чехов без сюртука и галстука возится со специальным приспособлением «для удобства письменных занятий в дороге», раскладывает листочки с заметками и принимается писать бисерным, аккуратным почерком. За темным вагонным окном плывут неясные силуэты и световые пятна. Чехов поднимает голову от листочков и снимает пенсне. Лицо его меняется. Теперь оно кажется беззащитным и усталым — совсем непохожим на лицо того Чехова, который на людях всегда постоянно и бодро шутит. Из баула Чехов извлекает дорожную подушечку-«думку», откидывает голову и долго глядит в потолок, отдыхая. По лицу его проплывают пятна дорожных огней. Внезапно Чехов напрягается и кратко кашляет сухим кашлем. Теперь он насторожен: поднимается, словно прислушиваясь к себе, и вдруг задыхается и хрипит в лающем кашле. Он машинально шарит вокруг и, наконец, обнаруживает платок. Когда он отнимает платок от лица, то губы его, усы и борода окаймлены кровью. Чехов оглядывает окровавленный платок и, покосившись на дверь, рассматривает свое изображение в темном вагонном окне. Еще раз взглянув на дверь, он открывает окно и бросает окровавленный платок в грохочущую черноту ночи. Поезд проносится мимо. В завихрениях воздуха мечется окровавленный платок и прилипает к желтому фонарю стрелки. От этого желтый фонарь становится красным, как сигнал бедствия. * * * За ярким утренним окном неподвижного поезда течет толпа приехавших пассажиров. Отворяется дверь купе. Кондуктор: Господин хороший! Мы в Санкт-Петербурге! Чехов открывает глаза, поспешно одевает пенсне. * * * В Питере туман. Проплывают силуэты зданий, нелепая громада конного Александра Третьего, бронзовая Екатерина перед Александринкой. Чехов в извозчичьей пролетке едет по Невскому. * * * Издательство господина Лейкина. Здесь и приемная, и жилые комнаты. Типография тоже здесь. Простирая руки, господин Лейкин спешит навстречу гостю. Лейкин: Восхищенная столица приветствует Антошу Чехонте! Я могу еще называть тебя Антошей? Чехов: Хоть горшком называй, только в печь не сажай. Приятели обнимаются. Лейкин: Что нового на свете? Чехов: Все по-старому. Денег как не было, так и нет. Лейкин: Ну, тут мы кое-что подправим, кое-что подправим! Чехов: Премного благодарны-с! Приятели смеются, идут через типографию мимо станков и наборных касс. Рабочие приветливо здороваются. Чехов отвечает им, как старым знакомым. Чехов: А где?.. Лейкин: Корректурка? Лейкин размахивает полосами свежей корректуры. Лейкин: Вот он — твой сборник! Чехов выхватывает корректуру и пытается тут же ее читать. Лейкин: Не сейчас! Есть дела поважнее! Официанты распахивают дверь, за которой белеет длинный накрытый стол. Лейкин: Тобой здесь все интересуются. Сейчас буду знакомить. Справа — все сплошь знаменитости, а слева — пишущие дамы. Это у вас в московском захолустье женщины рожают, а у нас в столице они пишут книжки — это модно. Господа! Антон Павлович Чехов! Прошу любить и жаловать! Собравшаяся публика, улыбаясь, раскланивается. Чехов, сопровождаемый Лейкиным, переходит от группы к группе. Поэтесса: Ваша «Степь» — просто чудо какое-то, но, по-моему, у вас нет направления! Как вы относитесь к Михайловскому? Вечер у Лейкина. Лейкин: Тобой здесь все интересуются. Сейчас буду знакомить Чехов: Хорошо. Поэтесса: А к Зинаиде Гиппиус? Чехов: Я с ней не знаком. Поэтесса: И не знакомьтесь! Она не заслужила этой чести! Грузная романистка басом перебивает подругу. Романистка: Маша! Ты не права! Рядом улыбается желчный горбун, похоже — критик. Чуть в стороне стоит еще одна молодая женщина необыкновенной красоты. Она сияющими глазами смотрит на Чехова. Чехов невольно останавливает на ней свой взгляд. Лейкин: А это ваша ярая поклонница Лидия Алексеевна Авилова. Чехов: Очень рад и благодарю. Вы тоже пишете? Лейкин: Она пишет рассказики. Очень симпатичные. Я ей покровительствую. Чехов: Я тебя понимаю. Лейкин: Господа! Прошу к столу! Гости дружно направляются к столу. Чехов и Лидия стоят неподвижно и, не отрываясь, смотрят друг на друга. Романистка: Дорогой мэтр, я пишу роман и ваш совет для меня... Чехов: А я пишу рассказики, как Лидия Алексеевна, и прежде хотел бы... именно с ней... Вы позволите? Лидия: Я согласна. Чехов и Лидия идут к столу под суровыми взорами других литературных дам. Лейкин поднимает бокал. Лейкин: Дорогой Антон Павлович! Ты, можно сказать, наш питерский человек. Не в моих ли питерских «Осколках» ты так славно веселил народ, не в Питере ли Григорович восславил тебя на всю Россию? Только пьес не пиши! Золотое твое слово будут пьяные Аркашки переиначивать. Зачем это тебе? Желаю тебе всяких бед, прорух и напастей... избежать! Лейкин смеется, довольный собственной шуткой. Гости кричат «ура». Начинается беспорядочное российское застолье. Все говорят одновременно. 1-й гость: Цензура совсем спятила. 2-й гость: А что такое? Светлана Иванова в роли Лидии Авиловой 1-й гость: Прихлопнули журнал «Коневодство». 2-й гость: За что? 1-й гость: За сообщение о том, что племенной жеребец Архирей покрыл кобылу Лютеранку. Священный синод обиделся. Собеседники смеются. 3-й гость: Нет! Ты не прав! Вести из Манчжурии симптоматичны! Генералам хочется повоевать. Куропаткин... 4-й гость: Если, не дай бог, грянет война, то грянет и революция. 3-й гость: Революция? У нас? Не смеши! Чехов и Лидия увлечены беседой. Чехов: Вам тоже не нравятся мои пьесы? Лидия: Мне нравится все, что вы пишете. Чехов: Вы благодарная читательница. С бокалом поднимается юрист Собейко. Собейко: Подсудимый, встаньте! Лидия: Известный адвокат Собейко. Чехов нерешительно поднимается. Собейко: Подсудимый! Вы обвиняетесь в том, что нарушили общественное спокойствие, так как ваше искусство потрясает человеческие души, пробуждает совесть, а это нынче серьезное преступление! Еще я подозреваю вас в волшебстве и чародействе, потому что ваше волшебное слово заставляет людей смеяться и плакать. Я также подозреваю вас, дорогой подсудимый, в сокрытии многих и многих сокровищ — еще не написанных вами книг! Приговор будет строгим: пишите, пишите на радость нам! Пишите много, хорошо и смело! Романистка: И с направлением! Присутствующие бурно аплодируют. Чехов с облегчением садится. Чехов (Лидии): Может быть, сядем в сторонке? А то они опять начнут... Лидия: Нельзя! Вы в центре внимания, но после второй рюмки они... Рабочие моменты: вечеринка у Лейкина. Режиссер В. В. Мельников и исполнитель роли Лейкина О. П. Табаков Рабочий момент: вечеринка у Лейкина. Романистка (Светлана Крючкова), поэтесса (Оксана Мысина), адвокат (Михаил Морозов) Поэтесса и романистка лихо чокаются. В руке у поэтессы уже и пахитоска на длинном мундштуке. Шум застолья и общая суета усиливаются. Чехов и Лидия теперь сидят и разговаривают уже в сторонке. Чехов: Мне не часто приходится беседовать с молодыми интересными женщинами, да к тому еще и пишущими. Когда же овладела вами пагубная страсть — писать? Лидия: С детства. В гимназии я всегда получала пятерки за сочинения. Чехов: Теперь понятно. Лидия: А я хотела бы побывать на вашем месте. Чехов: Зачем? Лидия: Чтобы узнать, как чувствует себя известный, талантливый писатель. Чехов: Должно быть, никак. Лидия: Позвольте, но разве вдохновение и самый процесс творчества не дают вам высоких, счастливых минут? Или когда вы читаете про себя в газетах? Чехов: Когда хвалят, приятно, а когда ругают, то два дня чувствую себя не в своей тарелке. Лидия: Как я завидую вам, если бы вы знали! Ваша жизнь прекрасна и полна значения! За такое счастье, как быть писательницей или артисткой, я перенесла бы нелюбовь близких, нужду, разочарование... Чехов: Вы очень молоды и чуточку наивны. А вот меня день и ночь одолевают неотвязчивые, унылые мысли: я должен писать, я должен писать... Пишу непрерывно, как на перекладных. Впрочем, кажется, я много болтаю. Вы располагаете к доверию. Когда я вас увидел, мне показалось, что я вас знаю давно. Нет? Вам так не показалось? А у меня возникло такое вот странное узнавание! Может быть, мы все испорчены плохой беллетристикой, а потому и верим в романтические совпадения? Лидия: И я... И мне тоже показалось, что... Чехов: Может быть, мы встречались в какой-то предыдущей жизни? Я был древним египтянином, а вы прекрасной египтянкой? Чехов и Лидия дружно смеются, глядя друг на друга. Перед Чеховым и Лидией возникает романистка. За нею — вечно улыбающийся горбун. Романистка: И все-таки направление необходимо! Нужно вскрывать, нужно постоянно призывать! Лидия: Как я завидую вам, если бы вы знали! Ваша жизнь прекрасная и полна значения! Чехов: Милостивая государыня! А если с «направлением» выйдет ошибочка? Нет уж! Лучше я правдиво и художественно опишу реальную жизнь, а читатель как-нибудь сам разберется. Через толпу гостей пробирается Лейкин. Останавливается перед Лидией. Лейкин: Лидия Алексеевна! Вам телефонируют из дома. У Льва температура. Лидия вскакивает. Лидия: Ну, вот! Это Бог меня наказывает за легкомыслие! Извините, я должна уходить. Чехов: Уже? Но мы еще увидимся? Пришлите мне ваши рассказики. Я, может быть, что-нибудь посоветую! Лидия быстро идет к выходу. Чехов следует за ней. Чехов: У кого-то температура? Кто-то болен? Я ведь врач, я мог бы... Лидия: Извините меня! Лидия закрывает двери. Чехов растеряно оглядывается. * * * У подъезда с оскалившимися львами на фронтоне Лидия быстро выходит из пролетки и ожесточенно дергает за шнурок колокольчика. Она бежит вверх по лестнице мимо перепуганной горничной и останавливается перед дверью кабинета. За дверью слышится беззаботное посвистывание. В кабинете у чертежной доски муж Лидии, Михаил Федорович, старательно вычерчивает деталь какого-то моста. Лидия: Что случилось, где Лев? Михаил (шутливо): Лев спит! Не будите его! Вычерчивание и посвистывание продолжается. Лидия: Ты мне телефонировал? Михаил: Да, я тебе телефонировал, чтобы вернуть тебя к твоим супружеским обязанностям. Ты, конечно, сбежала на Чехова? Лидия: Меня пригласил Николай Александрович. А откуда ты знаешь? Михаил: Читаю газеты. Вот, к примеру, отклик на приезд твоего кумира. Михаил тянет со стола газету и цитирует. Михаил: Беллетристику-то, ах! увы! Пишут всякие там Чеховы! Лидия: Это зависть! Мерзость! Он выдающийся писатель! Михаил: Ваша горячность подозрительна, мадам! А сколько лет гению? Лидия: Это не важно! Миша! Когда ты делал мне предложение, ты обещал, что не будешь вмешиваться в мои литературные дела. Михаил: Ха! Литературные дела! Дамские забавы и больше ничего! Лидия входит в детскую. Там под кисейным пологом важно посапывает девятимесячный Лев. Няня вяжет у кроватки. Лидия откидывает полог. Няня: Оне поели и спят спокойненько. Лидия: А температура? Няня: Жар? Нету никакого жару. Лидия: Идите, Пелагея, отдыхайте, а я еще тут посижу. Няня уходит, а Лидия долго сидит у кроватки и думает о своем. Михаил уже в халате. Садится у кроватки рядом с Лидией. Михаил: Вот он — наш главный кумир! Не обижайся на меня, пожалуйста. Михаил обнимает жену и говорит шепотом. Михаил: Пойдем баиньки. Лидия не спешит следовать за супругом, и Михаил тянет ее за руки к спальне. Лидия: Миша! Я устала! Михаил: Вот сейчас... сейчас и отдохнем! Когда я делал тебе предложение, я обещал, что у нас будет много детей! Михаил втягивает жену в спальню и дует на свечу. * * * Вокзальный дебаркадер. Людская суета. Лейкин провожает Чехова. Лейкин: Когда снова к нам? Чехов: Кто знает? Вынужден буду притащиться по цензурным делам. Когда пьеса называлась «Леший», они требовали объяснить, почему именно «Леший». Сейчас, когда я название сменил на «Иванова», выпытывают, почему «Иванов». На что я намекаю? Лейкин: С ними не соскучишься! Приятели смеются, подходят к вагону. Чехов: А муж у нее кто? Лейкин: У кого? А! У Лидии Алексеевны? Инженер. Строит мосты. Богатенький, но скучный. Чехов: Кланяйся! Чехов добавляет, уже садясь в вагон. Чехов: Но не ему, а ей! Лейкин: Адью, Антоша! Сцена на вокзале, Лейкин провожает Чехова. Чехов: А муж у нее кто? Лейкин: У кого? А! У Лидии Алексеевны? Инженер. * * * Поезд ползет мимо чахлых берез и темных деревень. Купе. Чехов устанавливает свое дорожное приспособление, начинает писать. * * * Под утренним солнцем поблескивают рельсы. Поезд пробирается через путаницу подъездных путей. Кондуктор идет вдоль вагона, поочередно стучит в двери. Кондуктор: Москва, господа, Москва! Купе. Спит Чехов, откинув голову на «думку». На «приспособлении» разложены исписанные листочки. В руке зажат, на всякий случай, платок. Чехов открывает глаза, протирает пенсне. * * * Суета и гам в торговых рядах перед Кремлем. Подскакивая на булыжниках, мимо проезжает пролетка с Чеховым. * * * Охотничий клуб. Чучело кабана со стеклянными застывшими глазами. На его голову кто-то водрузил шляпу. К кабану прислонены зонты, брошены накидки. Опершись о бильярдный стол, Чехов внимательно следит за ходом репетиции. Станиславский: Госпожа Лилина, вы знаете текст? Лилина: Да. Конечно. Станиславский: Ну, тогда, очертя голову, прыгнем в омут? Нужно же с чего-то начинать. Вон там озеро, вон камень. На нем сидит Заречная. Вся в белом. Начинайте! Лилина: Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, молчаливые рыбы! Станиславский: А почему вы декламируете, как примерная девочка на рождественской елке? Лилина: Потому, что монолог напыщенный. Станиславский: А она, ваша Заречная, талантлива? Лилина: Не знаю, но она беспредельно предана искусству! Станиславский: Ну и что? Все мы преданы искусству, только не у всех получается. Лилина: И она очень старается перед знаменитой Аркадиной. Станиславский: Ну-ка, постарайтесь и вы! Лилина встает делает шаг вперед. Лилина: Люди, львы орлы... Нет! Получается еще хуже. Я не могу, Константин Сергеевич, я не умею! Станиславский: Мы все не умеем. Мы всего лишь любители! Мастера из Малого и от Корша с блеском имитируют человеческие чувства: любовь, надежду, отчаяние! А мы этого не умеем, и у нас только один путь. Нужно не изображать, а проживать. Попробовать жить чужой жизнью. Публично! Господа Артем, Москвин! Повернитесь спиной к залу и лицом к госпоже Лилиной. Она будет обращаться с монологом к вам. Артем: Мы будем спиной к публике? Но это же неприлично, невежливо. Станиславский: Мы замкнем пространство, словно никакой публики здесь и нет. Москвин: Играть спиной! Станиславский: Да, для Заречной! Она теперь будет видеть вашу реакцию — это очень важно. Вы готовы, госпожа Лилина? Лилина: Я... право, не знаю... Рабочие моменты. Режиссер В. В. Мельников Чехов внимательно следит за происходящим. Станиславский: Если наша Заречная талантлива, она невольно будет искать оправдание пышным словесам Треплева, преломлять его творение через призму собственной жизни и чувств. И помните: она очень молода, очень одинока и растеряна. Лилина: Хорошо. Я сейчас попробую. Чехов садится поближе к режиссерскому столу и к сцене. Лилина: Все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа. И эта бледная луна напрасно зажигает свой фонарь. Холодно, холодно. Пусто, пусто... В голосе Лилиной вдруг слышится искренняя боль, глаза наполняются слезами. Москвин и другие аплодируют. Лилина, облегченно улыбаясь, вытирает слезы. Станиславский: Ну, вот! Ну, вот! Что-то получилось. Только это же надо как-то закреплять! Ведь предстоит повторяться на каждом спектакле!.. Чехов: Удивительно. Не получалось и вдруг получилось. Станиславский: В ваших пьесах, милостивый государь, следить приходится вовсе и не за сюжетом, а... за движением чувств, если так можно выразиться. Чехов: Да? Знаете ли, Константин Сергеевич, по-моему, для Заречной нужна еще одна сценка, чтобы она восхищалась гениальностью Тригорина и пылала всяческими восторгами. У меня есть одна знакомая дама. Очень трогательная... * * * Лидия идет из комнаты в комнату, заглядывает то в кабинет, где уже что-то чертит и насвистывает Михаил, то в детскую, где гладит пеленки Пелагея, и, минуя кухню, заглядывает в комнату брата Алекса. Внимание! Авторские права на книгу "Поклонница (киносценарий)" (Мельников Виталий) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
