|
|
ОглавлениеВисокосный год. Пролог. Год звезды белого карлика Глава первая. Отголосок меткого выстрела Глава третья. Александрова Слобода Глава четвертая. Молодой наместник Глава пятая. Тайна Мурзы Селима Глава шестая. Когда задрожала земля Глава седьмая. Рекогносцировка на местности Глава восьмая. Битва при молодях Глава первая. Смерть соседа по даче Глава вторая. Письмо товарищу Сталину Глава третья. Туманный альбион Глава четвертая. Первый ход Берии Глава пятая. Особо важное задание Глава шестая. Перетягивание каната Глава седьмая. Немецкий атомный центр Глава восьмая. Война после Победы Глава десятая. И все-таки Аргентина Глава одиннадцатая. Американский проект Глава двенадцатая. Все еще только начиналось Глава тринадцатая. Букет для актрисы Глава четырнадцатая. Жизнь за други своя Резервист (рядовой запаса Федор Соколов). Пролог Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуРезервистМосква. Квартира Федора Соколова. Вечер. Двухкомнатная малогабаритная квартира в одном из спальных районов. Федор, его жена и дети сидят за кухонным столом. Ужинают. На столе куски резаной колбасы, разделанная селедка, отварная картошка прямо в кастрюльке и начатая трехлитровая банка маринованных огурцов. Едят молча. Федор доливает себе в стакан то, что осталось от бутылки водки, выпивает и тоскливо осматривает стол. Затем бросает взгляд на жену и детей и поднимается из-за стола. — Как же вы меня все достали!.. — говорит он и выходит из-за стола. В тусклой, как сама жизнь, гостиной комнате работает телевизор. Передавали вечерние новости. И был хорошо слышан голос диктора: — Сейчас в Кремле начинается церемония приведения к власти нового Президента России. Среди почетных гостей находятся лишь те люди, которые в свое время присягнули на верность либеральной партии и ее бессменному вождю. Аккредитация для участия в церемонии была предоставлена лишь нескольким, лояльным по отношению к партии власти, издательствам и нашему телеканалу... При этом экран старенького, еще лампового и когда-то модного телевизора «Рекорд» пересекали широкие полосы, которые делали картинку прерывистой, похожей на шкуру зебры... черная полоска новостей сменяла белую и наоборот, как, впрочем, и в самой жизни. А Федор в это время стоит в туалете с распахнутой дверью и просто пытается попасть непослушной от выпитого струей в ржавый унитаз. А новый Президент уже проходит по ковровой дорожке. Он улыбается. Останавливается, пожимая руки соратников. Вокруг одни восторженные лица. И вот он уже держит руку на Конституции. — Россия станет самой богатой страной в мире... — уверенно говорит он. — Мы вводим монополию на водку и сигареты, на сахар. Национализируем все, что горит и дает свет: нефть, уголь, газ... Я обещаю вам, что сделаю русских самыми счастливыми людьми планеты. С этой целью уже сегодня мною подписан указ за номером 004, по которому все лица кавказской национальности объявляются персонами нон грата с предписанием в течение двадцати суток покинуть территорию России... Пусть там, у себя, как пауки в одной банке, жалят друг друга... Присутствующие на инаугурации стоя аплодируют Президенту. Телевизор в гостиной комнате Федора продолжал работать. А сам Федор уже на кровати... Он спит и не слышит обещаний нового Президента сделать-таки его счастливым... Прошли обещанные им двадцать дней. На огромных мониторах аэропорта Тель-Авива передавали последние новости: — Полная разруха, вызванная пребыванием у власти ортодоксов коммунистических химер, привели в мае к победе на выборах в России лидера одной из либеральных партий, сумевшего привлечь на свою сторону патриотические союзы, а также отдельные группировки крайне националистического толка... Пассажиры с тревогой всматриваются в экран, где начинается рассказ о жизненном пути нового российского лидера. Расположились в креслах у экрана телевизора и члены английского парламента, внимательно вслушиваясь в слова диктора: — Специальные отряды особого назначения и мобилизованные активисты из националистических группировок врываются в квартиры тех, кто не покинул или по каким-то причинам не смог покинуть к указанному времени территорию России. А кадры смонтированной хроники уже показывали, как выбиваются двери, и вооруженные люди, как правило в масках, вламываются в квартиры, вытаскивают из домов всех лиц кавказской национальности, как кто-то пытается оказать какое-то сопротивление... Остановлены торги на биржах Нью-Йорка. Все слушают последние новости: — По имеющимся у нас данным все лица мужского пола, невзирая на возраст и состояние здоровья, вывозятся на переоборудованные для этих целей стадионы. А затем, после фильтрации, уже транспортными самолетами под конвоем отправляются к сопредельным регионам России... Последующие кадры хроники показывают, как людей под конвоем казачества выдворяют с территории страны... Оживление и в небольшом парижском кафе, в котором все взгляды посетителей прикованы к экрану телевизора. — Подтвердились тревожные данные, — вещал французский диктор, — что произведены аресты людей, стоявших в начале 1990-х годов у власти в России. Оставленные ими дома и квартиры распределяются по особым спискам среди особо отличившихся активистов националистического движения. Найденные и реквизируемые ценности сдаются в фонд господствующей партии... И здесь новые кадры хроники: происходит арест бывших руководителей власти. Правда, объектив телеоператора кто-то постоянно заслоняет рукой. И вот уже в кадре подвалы российского Гохрана. Оценщики и ювелиры взвешивают золотые украшения, осматривают и регистрируют произведения живописи, составляя какие-то списки... В пивной на одной из улиц города Берлина относительно спокойно. Люди меланхолично пьют свое пиво, и мало кто обращает внимание на голос диктора: — Сегодня состоялось экстренное совещание президентов стран Балтии. Их беспокоят события, происходящие на юге России. Они не исключают возможности вторжения российских войск на свои территории под видом защиты русскоязычного населения своих стран. Поистине Россия напоминает разбуженного ранее срока медведя, который, еще до конца не проснувшись и не понимая, что произошло с его страной, может наломать немало дров... И в квартире Федора Соколова тоже всё без изменения. Федор, его жена и дети снова за кухонным столом. Снова ужинают, тщательно пережевывая куски все той же нарезанной колбасы и разделанной селедки. На тарелках отварная картошка и новая трехлитровая банка маринованных огурцов. Из двух стоящих на столе бутылок водки одна была уже пустая. Едят молча. Федор доливает себе в стакан остатки из второй бутылки водки. В гостиной комнате, словно не выключался, работает телевизор. И все тот же голос диктора сообщает, что всех женщин, проживающих с инородцами, их детей и престарелых родителей уже вывозят в пионерские лагеря и пустующие профилактории и оставляют там без света и тепла и какой-либо медицинской помощи, без права выезда до особого решения партийных уполномоченных. Федор допивает. И уже раскрасневшийся, со стаканом в руке, внимательно, с легким прищуром глаз, какое-то время молча смотрит на жену. Та, лишь вздохнув, достает из холодильника новую бутылку и ставит ее на стол. А голос диктора добавляет в копилку новостей новые душераздирающие подробности политических новостей. — Мы являемся свидетелями раскола в Русской православной церкви, где сегодня прослеживается непримиримая конфронтация сторон: с одной стороны иерархов, поддерживающих действия Президента страны, а с другой стороны так называемого ортодоксального «старчества»... выступившего сегодня с резким заявлением о недопустимости решения каких бы то ни было вопросов силовыми методами... Федор открывает бутылку и выходит из-за стола. Проходит в гостиную и останавливается перед телевизором. Наливает водку в стакан, а бутылку ставит на верхнюю панель старенького телевизора. На экране очередной диктор. — Мы обратились к экс-президенту страны Владимиру Путину, находящему в своей резиденции под Петербургом, с просьбой прокомментировать ситуацию, сложившуюся в стране. — Все эти, мягко говоря, не до конца продуманные действия, — говорит Путин, — могут разрушить хрупкие, ранее с таким трудом сохраняемые нашей страной мирные межконфессиональные отношения между мусульманским и православным миром, которые сегодня грозят вылиться в открытое противостояние на всем юге России... Федор медленно выпивает очередной стакан водки, пытаясь вспомнить, где он уже видел это лицо. Но, так и не вспомнив, переключает телевизионный канал. На этот раз на экране телевизора уже группа независимых экспертов. — Не секрет, что войска приведены в боевую готовность, — говорит первый из них. — Мне думается, что политика правительства выражает мнение большинства населения нашей страны... — высказывает свое мнение второй. — В результате чего уже вся страна стоит на пороге гражданской войны... — заключает третий. Тут Федор, распахнув руки, спиной навзничь падает на пол. Стакан катится по полу. Ворсистая искусственная шкура паласа, застилающего полкомнаты, словно бы истосковавшаяся пустыня, жадно впитывает в себя разлившуюся по полу водку, ловя в этом уже свой кайф. Утро нового дня. Федор с женой лежат в кровати. Он спит. Лишь богатырский храп эхом отражается от пластмассовых бирюлек люстры, имитирующих хрусталь, и глухо вибрирует по всей квартире. Федор родился в конце 1980-х годов, на разломе времен, когда верхи уже не хотели жить по-старому, а низы не могли понять, что еще было нужно этим верхам, у которых и так все было? Федор был единственным и поздним ребенком в семье того самого Ванятки, а ныне Ивана Андреевича Соколова. А тут еще беда с матерью, которая загуляла и бросила их, когда малому не было и трех лет. Иван практически самостоятельно поднял сына на ноги. Как смог воспитал. Проводил в армию. Но тут снова беда. Началась перестройка, и уже новые хозяева вышибли его с завода по старости, на котором он проработал всю свою сознательную жизнь. И тут он враз сломался и сунул голову в петлю. Федор в это время служил недалеко от Москвы, в полку обеспечения бронетанковой академии. В течение первого года службы его, мягко говоря, неоднократно хорошо поимели, то и дело, складывая, как сапог, в гармошку... А потом и он, уже в свою очередь и по традиции, имел всех молодых, вымещая на них всю свою обиду и боль... Родная армия, к сожалению, кроме ощущения безнаказанности силы, не смогла дать ему ни навыков для настоящей профессии, ни понятия о воинском долге и чести. Квартира после смерти отца была свободной, и уже на следующий день он, одуревший от свободы, затащил в нее соседскую девчонку, можно сказать, малолетку. И они двое суток отрывались по полной, совсем забыв, что за такое веселье, как правило, приходится расплачиваться. Что вскоре автоматически и произошло. Девчонка понесла... Пришлось играть свадьбу. Так появилась на свете еще одна семья, в которой ни разу не было сказано слово «люблю». Елена надела на голое, гибкое молодое тело легкий халатик. Чем-то на себя побрызгала, поправила прическу, критически осмотрела себя в зеркале и вышла на лестничную клетку, осторожно прикрыв за собой дверь своей квартиры. А в это же самое время у пропускного пункта небольшого городка, граничащего с неким сопредельным государством, вереница автомашин растянулась на десяток километров. Тысячи человек, преимущественно женщин и детей, с вещами осаждали там же железнодорожный вокзал. Людей бесцеремонно досматривали, прибирая к рукам приглянувшиеся вещи. Роптать, а тем более сопротивляться беззаконию было бесполезно. Патрульным, что вместе с дежурным армейским офицером совершали обход вокзала этим майским вечером, сразу не понравился один из солдат. Он был огромного роста, расхлябанный, в рваной форме с вещмешком и с каской на затылке, пробирался сквозь толпу людей, стоявших на перроне, собираясь сесть в отходящий поезд, направляющийся в сторону границы. — Что за вид у вас, рядовой? — окрикнул его дежурный офицер. — Предъявите документы! — Да пошел ты... — прозвучало в ответ. — Взять его! — последовала команда, и солдатики передернули затворы своих автоматов. — Уже и пошутить стало нельзя, — произнес солдат, поднимая руки вверх. — Хорошо, я подчиняюсь силе. Момент этого задержания заметил молодой журналист, сделавший несколько снимков и теперь пытавшийся с кем-то говорить по телефону. — Срочно в номер, записывайте... Буквально у меня на глазах был задержан оказавший при аресте активное сопротивление дезертир Российской армии. Так называемые военные по контракту при столкновении с первой же опасностью бегут из страны, переходят на сторону противника. Кто-то с интересом, а кто-то и с сочувствием провожал взглядом конвоированного солдата. Да и вокруг корреспондента стали останавливаться люди. Журналист, понимая, что сам стал объектом внимания, продолжал говорить уже так, чтобы его слышали все. — Это еще одно свидетельство того, что проводимые страной так называемые военные реформы привели к тому, что во главе войск, как и в сороковые годы, в минуты опасности не оказалось ни одного действительно крупного, яркого и талантливого военачальника. Это еще одно подтверждение, что наемник может только грабить и разорять чужую страну и что за деньги еще ни одно правительство в мире не смогло защитить ни себя, ни свой народ. Но вот раздался резкий гудок, и толпа людей, покидавших страну, бросилась к своим вагонам, враз забыв приличия и хорошие манеры, свалив на землю штатив, на котором стояла видеокамера, и увлекая на землю самого журналиста. Задержанного солдата не успели довести до здания вокзала, как перед офицером патруля появился еще один офицер, правда, старший по званию. — Благодарю вас, лейтенант, что задержали бежавшего из дисциплинарного батальона солдата. Дальше мы будем сопровождать его сами... Офицер надел на руки дезертира наручники, и они вместе сели в один из вагонов отъезжающего поезда. «Странно, — задумался начальник патруля, когда поезд тронулся. — Если этот солдат действительно дезертир, то почему же они поехали за границу?» Этим же утром в квартире прапорщика Василий и Елена занимались обычным для них делом. Каким именно? Пока Федор спал, они регулярно, мягко говоря, «любили» друг друга. И в этот раз они так сильно любили, что кровать, на которой они занимались тем, что ныне стало называться любовью, готова была в любой момент развалиться на части. Но вот они, изнеможденные, откинулись на подушки. — Сейчас что-нибудь перекусим и повторим... — начал было Василий. — Боюсь, что мой может проснуться... — с грустью произнесла Елена. — Давай продолжим вечером... И полезла к нему целоваться. — Отстань! — произнес прапорщик. — Не люблю эти слюнявые нежности. После чего Вася брезгливо отпихнул ее и, явно недовольный, стал искать, куда он бросил вчера свои трусы... Машинально наткнулся на перевернутую и лежавшую на тумбочке фотографию жены с дочкой. Взял в руки. Посмотрел. И его словно бы от зубной боли всего передернуло. Фотография осталась лежать перевернутой... Через три дня где-то на границе с нашим государством в одном из залов красивого старинного здания, с бронированными автомобилями у входа и снайперами на крыше, за круглым столом сидело три человека. — До перехода границы и начала боевых действий осталось всего несколько суток, — начал тот, который был Банкиром. — Боевые подразделения добровольцев и силы спецназа стран НАТО несколькими клиньями постараются пройти как можно глубже на территорию России. И втянут ее в военные действия. Мы со своей стороны постараемся сделать так, чтобы этот вооруженный конфликт, вызванный необходимостью оказания помощи бывшим странам СНГ, а также с целью защиты наших экономических интересов, перерос в затяжную войну. Вы же скооперируйтесь с местными уголовными элементами и предложите им все, что не успели вывезти из банков и особняков наиболее состоятельных людей. Отдайте им на растерзание все православные храмы. Они любят носить погремушки и после такой подачки уже не станут мешать вам. — Вы хотите одним ударом отхватить часть территории России и установить на ней новую власть? — уточнил Юрист. — Не я, естественно, — ответил ему Банкир. — Меня будет интересовать лишь то, что находится в самой земле, но это уже второй этап всей кампании. Для начала ваши люди должны появиться там как настоящие миротворцы, которые будут помогать южным республикам обрести настоящую демократическую свободу. Нам предоставлены колоссальные материальные средства, продукты, всевозможная техника. А взамен вы предложите им с целью координации все этой помощи сформировать единое межгосударственное правительство... После чего он открыл свой дипломат и положил перед собеседниками какие-то схемы и карты. — Вот линия, — продолжал Банкир, — по которой предположительно должна будет проходить новая граница, и уже вам нужно найти людей (тут он обращается к адвокату), которым надлежит в срочном порядке заняться созданием там мощных оборонительных укреплений... — Вы думаете, что русские согласятся с потерей почти третьей части своей самой хлебосольной земли? — недоумевал уже Юрист. — Им ничего не остается делать, — отвечал ему Банкир, — так как все их попытки проведения реформ в армии оказались ошибочными, а общее состояние воинского контингента на контрактной основе, как вам известно, и не без нашего участия, полностью деморализовано. Они согласны будут пойти на эти потери, чтобы сохранить хотя бы свои центральные регионы... Президент сам развязал нам руки, по сути, спровоцировав этот военный конфликт... — И что тогда? — уже более заинтересованно вопрошал Адвокат. — Вот тогда-то в дело вступит некая третья сила, способная осуществить полный контроль на всем восточном направлении путем создания здесь нового буферного государства. Но это уже не нашего поля ягодка... Последние слова, произнесенные в этой комнате, как и все, что было сказано ранее, записывалось на миниатюрный приемник уже знакомым нам солдатом с помощью направленного мощного подслушивающего микрофона с чердака дома на противоположной стороне улицы. Вернемся же в Москву. Этим утром Елена едва успела войти в ванную комнату и включить воду, когда проснулся Федор. Он вышел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку пива. Открыл и стал пить прямо из бутылки... Елена, мокрая и чуть прикрытая полотенцем, вышла из ванной. — Проснулся? А я-то спешила тебя порадовать, — начала она. — Уже порадовала... пустым холодильником, — произнес Федор. — Сегодня же непременно исправлюсь... Федор каким-то отрешенным взглядом смотрел на жену, а потом вдруг вышел на лестничную клетку и забарабанил в знакомую нам дверь прапорщика Василия. Елена напряглась. Дверь в соседнюю квартиру отворилась. На пороге своей квартиры стоял прапорщик Василий. Он был уже в форме и спешил на работу в райвоенкомат... — Тебе чего? — хмуро спросил прапорщик у соседа. — У тебя опохмелиться не найдется? Стопарика, а? — с надеждой в голосе произнес Федор. — Когда ты пить научишься? — Давай на спор, а? — не унимался Федор. — Сегодня же вечером, а там и посмотрим, кто и что умеет?.. — Проси у Макаровны... вечером весь подъезд ее самогоном пропах... Она тебя полечит, а мне на службу надо... Елена, стоявшая за дверью и слышавшая их диалог, немного успокоилась. Федор постучал в дверь Макаровны, а та словно бы и сама ждала. Дверь сразу же и приоткрылась... Прапорщик уже спускался по лестнице, и Макаровна, выглянув из-за двери, презрительно проводила его взглядом. — Понаехала лимита!.. — произнесла она и, взглянув на соседа, все поняла. — Заходи Феденька, я словно чувствовала и для тебя кое-что приготовила... Елена снова вся напряглась, пытаясь услышать, что Макаровна говорила Федору, но они прошли на кухню... И тогда, ей, прикрытой одним лишь полотенцем, пришлось выйти из квартиры и подойти к квартире соседки, дверь в которую оставалась приоткрытой... Федор уже сидел на соседской табуретке, а Макаровна щедро отливала из трехлитровой банки в его стакан. — Ты, что, сегодня не на работе? — участливо спросила его соседка. — Не моя смена... — Не нравится мне наш сосед, Феденька, — начала соседка. — Ой как не нравится. Какой-то он весь скользкий... Уже два года, как живет, а все один, как перст, не женат... Внимание! Авторские права на книгу "Неопалимые" (Ильичев Сергей) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
