|
|
ОглавлениеИз сборника AMANITA PHALLOIDES. Старик Про мальчика, который потерялся Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгуЕва1 Ангел держит в руках лилию — символ рождения и смерти. Рыжеволосая Мария в простой белой рубахе до пят вжалась в стену. Она не рада благой вести и боится надменного посланника, но уже все решено, и за ее головой плотный полукруг нимба, и голубая ткань, а перед кроватью кроваво-красная пелерина. * * * Максим сбавил шаг и встал за спины людей, окруживших картину. Поколебавшись, он прикоснулся к плечу, пережатому кожаным ремешком. — Ева? — Да? — Максим. На вечере в прошлую среду, помните? — Если честно… — Я с Даниилом работаю. В «Астра-фарме». — А! Очень приятно. — И мне. Не ожидал вас здесь увидеть… — Почему же? — Губы девушки дрогнули в улыбке. — Ну, просто. — Максим смутился. — Не ожидал. Как вам выставка? — Мне нравится. А вам? — И мне. Оба замолчали. В наступившей тишине стало слышно, как у соседа разговаривает аудиогид. Немного постояв, Ева повернулась от картины и пошла вдоль стены, выбирая полотна, свободные от застивших их зрителей. Чтобы прочитать название, она чуть наклонялась вперед, придерживая спадавшие волосы. Максим двигался следом. В очередной раз девушка остановилась у золотой рамы, в которой обвитая змеем Ева замерла в блаженной неге. Группа рядом слушала лектора: — Согласно библейской легенде первая женщина сорвала с дерева запретный плод, что и привело к известным событиям, — монотонно вещал экскурсовод. — Художника интересует непосредственный момент искушения, мы видим здесь чувственный образ – этим работа Кульбера отличается от устоявшихся трактовок сюжета. — А где же Адам? — шепнул Максим. — Во многих художественных традициях Адам воспринимался как фигура второстепенная, ведомая, — будто услышав его вопрос, продолжил лектор. — Помните у Дюрера… В сумочке Евы заиграла музыка, и дремавшая на стуле старушка-администратор хищно вскинулась, всматриваясь в толпу. — Нельзя разговаривать! Нельзя разговаривать! — сурово забормотала она. Молодые люди вышли в коридор. — Вы одна? — Да. — Ева выключила звук. — Не хотите выпить кофе, когда все посмотрите? — Я уже все посмотрела. Путь к выходу лежал через Итальянский дворик, мимо черных рыцарей и голого Давида, за которого Максиму стало неловко. У книжного ларька Ева остановилась, внимательно осмотрела глянцевые обложки и, потрещав скороговоркой из сжатых страниц, купила детский альбом. — Сыну, — ответила она на незаданный вопрос, попросив завернуть книгу в вощеную цветную бумагу. Начинался тихий, чуть теплый апрельский день с обнадеживающими голубыми полыньями в сером небе. Ни машин, ни людей не было, и, игнорируя переход, они пересекли Волхонку через много белых линий, стараясь не смотреть на полицейских у метро. Прилежный гардеробщик распахнул дверь и проводил их к светящейся витрине, уставленной пирожными, за которой бармен в русском платье перетирал бокалы. В почти пустом зале они устроились под гигантской балалайкой на стене, заказали чай в чайнике, мяту, мед и печенье и все время, что несли заказ, сверяли биографии (27/30, овен/львица, юрист/журналистка, сыну 4, мужу 43, теннис, горные лыжи, фигурное катание) и говорили о разной обязательной для таких случаев чепухе — о работе, погоде, общих знакомых. Максим слушал, спрашивал, отвечал и безуспешно пытался перевести на мужской язык их настоящий разговор — без слов — из взглядов и интонаций, гадая про себя, есть ли у него шансы или даже и пробовать не стоит. Хоть в джинсах и майке, но девушка была похожа на дорогую волшебную игрушку, которую и хотелось, и страшно было потрогать. — Интересно про Еву, — сказал он, когда уже оплатил счет. — Без Адама. — Что именно? — Получается, мужчины — ведомые? — А разве нет? — Ну, не знаю… — Максим ухмыльнулся. — Как-то странно получается. — Женщина взяла яблоко. Женщина уговорила мужчину. — И всех выгнали. — Выгнали. И это было неизбежно. — Ты хочешь сказать, что человек не создан для счастья? — Нет. Просто… Не знаю, как объяснить. — Девушка задумалась. — Счастье и рай как-то не совмещаются у меня. — Наверное, я понимаю, о чем ты. В ад-то сразу веришь. — Да, да. До машины они шли рядом, она чуть впереди. Максим, стараясь ступать в такт волнующей джинсовой походке, смотрел сзади на льющиеся по плечам каштановые волосы и думал: «Сейчас она остановится, повернется и попрощается». Она остановилась и повернулась. — Ева! — Да? — Можно, я позвоню? Колокол Христа Спасителя возвестил о начале какого-то праздника, и церкви в округе ответили тонким перезвоном, смешавшимся с вороньим граем. Настала ее очередь отвести глаза. — Нет. Не в силах вынести унылую физиономию Максима, она расхохоталась: — Я пошутила, извини. Звони, конечно. — Смешно. — Не сердись. Лучше днем. Стараясь не выдать своей радости, Максим пошел к машине, а Ева поехала домой. 2 Ева жила за городом в поселке с вежливой охраной и корабельными соснами. В доме на первом этаже были гостиная, детская и большая кухня, финская и турецкая бани, зал с камином, охотничьими трофеями и кинотеатром. На втором — спальни, гардеробная и ванные комнаты. На третьем — мансарды: в одной была игровая сына, в другой — кабинет мужа. Ворча шестеренками, ворота натужно отворились, выпустив собачий смерч и малыша, вымазанного, как грязью, шоколадом. Ева вышла из машины, отгоняя восторженно припадавших к земле животных, и поцеловала мальчика. — Ты что купила? Что купила? — скороговоркой повторял он, пока содранная с хрустом бумага не открыла цветную обложку. Сосредоточенно рассмотрев картинки, ребенок по-буратиньи зажал книгу под мышкой и помчался к качелям. Пришла очередь и для влажно-колючего приветствия свекра, вышагивавшего во дворе, и, как всегда, Еве захотелось сказать старику что-то хорошее, и, как всегда, она не успела — сутулый свекор уже нес сумки, стараясь оправдать свое присутствие в сыновьем доме не только причудами генетики, выдумавшей из двух трогательных интеллигентов неожиданное для них самих продолжение. В рифму его торопливости свекровь выглянула в окошко и пропала. «Куда-то она спешит вечно?» — подумала Ева и тут же представила весь этот родственный набор антонимов за обеденным столом, по своим цифрам на циферблате. Сначала, когда она девочкой попала в дом «с традициями», ей это нравилось, а теперь скучно стало. И страшно. Смотри, мол, как бывает: кровь общая — люди чужие. А вдруг и с Сашкой так будет? В прихожей Ева сняла кроссовки и направилась на кухню, но остановилась, услышав своё имя. — Ева! — Улыбающийся Даниил смотрел на нее с галереи второго этажа, облокотившись на перила. — Что? — Ничего. Иди сюда. Девушка поднялась по ступенькам и шагнула в объятия мужа, крепко сжавшего руками ее бедра. Теснимая и осыпаемая поцелуями, она отступала, пока не закрылась дверь спальни. — Подожди! Мне надо Сашку покормить. — Потом покормишь. Ты не соскучилась? Ева присела на край кровати и, поочередно склоняя голову набок, вынула из ушей бриллиантовые капельки на золотых нитях. * * * — Знаешь, кого я сегодня встретила? — Кого? — Максима. — Максима? — Мы у вас на вечере познакомились, помнишь? — А… Смирнова! Где ты его встретила? — В музее. На выставке. — Слушай, а что сегодня на ужин? Даниил аккуратно переложил со своей груди ее руку и, вышаривая на столике сигареты, сел, закинув за спину подушку. — Ты его давно знаешь? — спросила Ева. — Кого? — Максима! — Да так… Он тоже в клуб ходит, на волейболе встречаемся. Сейчас как раз с его отделом разбирались, дело там одно непонятное… Хочешь, я съезжу на рынок? — Съезди, если успеешь. — Успею. Он смял в пепельнице окурок и оделся. 3 Спустя два месяца после встречи в музее Максим, неожиданно для самого себя, оказался в положении безнадежно и нудно влюбленного. Его мысли прокручивались в беличьем колесе повторяющихся воспоминаний о Еве, отношения с которой развивались совсем не так, как ему хотелось. Быстро добившись первого и последующих свиданий, которые совершенно ничем не закончились, он топтался на месте. Все, что ему дозволялось, было достаточно разве что ученику средних классов, а любые попытки добиться большего немедленно и обидно пресекались, так же как и иногда появлявшееся желание прекратить странные отношения. Максиму не хватало ни опыта, ни выдержки, и стоило Еве лукаво удивиться его поведению или отправить в ответ на дававшийся большой кровью двухдневный бойкот улыбчивое послание с предложением встретиться, как обиды забывались, и все начиналось заново. Он загорался, разочаровывался, тут же влюблялся опять и был, сам того не понимая, счастлив единственным возможным для настоящего мужчины счастьем — не обладания, но азартной охоты. В один из таких лихорадочных дней, сбежав с работы, он поехал на Чистые пруды, на очередное свидание. Сильный ветер, вперемешку с солнцем, о чем-то шумел, сердился деревьями и морщил бурую воду в пруду, собирая силы для обещанной грозы. Проходя мимо скамеек, засиженных студентами, Ева вдруг посмотрела на него, как будто смотрела последний раз, а потом, когда он сказал что-то про новый фильм, отвернулась, и глаза у нее стали влажные. Максим испугался и весь вечер суетился, стараясь угодить и угадать причину ее плохого настроения. Она не смеялась, отвечала невпопад, думая о чем-то своем, и неожиданно попросила за ужином вина. — А как же… — начал было Максим, но осекся, разобравшись наконец в происходящем. * * * У него дома, осмотревшись, она подошла к светлому от ночных огней окну и тенью замерла на соседней стене. Как всегда перед грозой, установилась преувеличенная тишина, и даже машины на перекрестке, казалось, ждали разрешения не от светофора, а откуда-то с неба. Максим обнял Еву из-за спины и поцеловал в шею, сдвинув вбок волосы. Она стояла молча, не двигаясь, а он робко, как впервые, ознобными руками расстегивал ей одежду и шептал скороговоркой про любовь. Ева мягко освободилась, поцеловала его и попросила полотенце, с которым ушла в ванную. Стараясь унять дрожь, он сел на диван, прислушиваясь к шуму воды, а когда свежая и обернутая полотенцем она зашла в комнату, бросился навстречу, не в силах больше ждать, забыв про свою очередь идти в душ. Где-то совсем рядом ударил гром, и крупные капли разом ринулись с неба на трескучий подоконник. В трусливо задребезжавшие окна ворвался озоновый вихрь, разметавший по комнате всякую легкую на подъем дрянь и обливший прохладой тела двух влюбленных на скрипучем диване, для которых сейчас не было ни грозы, ни ветра. Внимание! Авторские права на книгу "Ева: сборник рассказов" ( Рожников Л.В. ) охраняются законодательством! |
||||||||||||||||||||||
