Проблема образования Древнерусского государства в отечественной исторической науке второй половины XIX в. Монография

Дитяткин Д.Г.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: История Издательство: Проспект Дата размещения: 29.09.2017 ISBN: 9785392261383 Язык: Объем текста: 266 стр. Формат: epub

Оглавление

Принятые сокращения. Введение

Глава I. Вопрос о возникновении Древнерусского государства в XVIII — первой половине XIX в.

Глава II. 50—70-е гг. XIX в.: новые дискуссии

Глава III. С. А. Гедеонов: «…Протест против мнимонорманнского происхождения Руси»

Глава IV. Славяно-балтийская концепция и другие альтернативы происхождения варягов и руси

Глава V. Варяжский вопрос и русская государственность

Заключение

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Глава I.
Вопрос о возникновении Древнерусского государства в XVIII — первой половине XIX в.

1. Возникновение норманнской теории и начало полемики

Варяжский вопрос как один из составляющих более широкой проблемы начала русского государства неразрывно связан с полемикой норманистов и антинорманистов. Этот беспримерный в рамках исторической мысли научный спор, который фактически разделил ученых различных специальностей (историков, филологов, археологов и т. д.) на два основных лагеря, имеет свою давнюю историю.

В историографии традиционно возникновение норманнской теории принято связывать с именем немецкого историка Г. З. Байера (1694—1738). Будучи выпускником Кенигсбергского университета, он был приглашен в Петербургскую Академию наук на кафедру древностей классических и восточных языков. Начиная с февраля 1726 г. в течение двенадцати лет Байер проживал в России. В 1735 г. в «Комментариях Петербургской Академии наук» была опубликована статья ученого на латинском языке «De Varagis» («О варягах»), где он привел основные доказательства норманнского происхождения варягов, которые, как акцентировал внимание в 1897 г. П. Н. Милюков, «до сих пор остаются классическими». С его именем принято связывать введение в научный оборот Бертинских анналов, сообщений Лиутпранда Кремонского и византийского императора Константина Багрянородного, отождествление летописных варягов с византийскими «варангами» и «верингами» скандинавских саг и, наконец, утверждение, что имена русских князей и их дружинников принадлежат скандинавскому языку. В качестве прямых последователей Байера, которым принадлежит честь дальнейшего распространения основных положений норманнской концепции начальной русской истории, называют Г. Ф. Миллера (1705—1783) и А. Л. Шлецера (1735—1809).

В советской историографии появление норманнской теории в России в первой половине XVIII в. рассматривали как политико-идеологическое обоснование широкого присутствия иностранцев при монаршем престоле. Она, по словам М. Н. Тихомирова, «в сущности выполняла заказ правительства Бирона, поскольку… стремилась исторически объяснить и оправдать засилие иноземных фаворитов при дворе Анны Ивановны» и тем самым «служила сугубо политическим целям». М. А. Алпатов выдвинул мысль о том, что норманизм в лице Байера, проникнутого антирусскими настроениями, выступал как «идейный реванш» за победу в Северной войне».

В действительности представления о норманнском происхождении Рюрика получили свое первоначальное оформление значительно ранее выхода известной статьи Байера, а именно — в шведской историографии XVII столетия. Впервые мысль о том, что варяги русских летописей были шведами, прозвучала в работе шведского дипломата и писателя Петра Петрея де Ерлезунда, который несколько лет прожил в России и дважды посещал Москву в качестве посланника шведского короля Карла IX (1608 и 1611 гг.). В 1614—1615 гг. им была написана работа «История о великом княжестве Московском» (Regin Muschowitici Sciographia), напечатанная затем на немецком языке в Лейпциге в 1620 г. Вот что писал Петрей о варягах: «В русских сказаниях и летописях упоминается народ, называемый у них варягами, с коими вели они большую войну и были принуждены платить им дань ежегодно по белке со всякого дома. Но я нигде не мог отыскать, что за народ были варяги, и потому должен думать и войти в подробные разыскания, что они пришли из Шведского королевства или из вошедших в состав его земель Финляндии и Ливонии. Потому что в наших летописях есть ясные известия, что шведы с русскими вели сильные войны, взяли страну их и области вооруженною рукой, покорили, разорили, опустошили и погубили ее огнем и мечом до самой реки Танаис и сделали ее своею данницей… Оттого кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции или имели главного вождя, который, может быть, родился в области Вартофта, в Вестерт-ландии, или в области Веренде в Смаланде, вероятно, назывался вернер и оттого варяг, а его дружина — варяги». Здесь же он привел и первые скандинавские аналогии для имен Рюрик, Синеус и Трувор: «Нет также особенной разницы между именами первых князей и шведских. Русские не могут так правильно произносить иностранные слова, как мы, но прибавляют к ним лишние буквы, особливо когда произносят собственные имена, так Рюрик мог называться у шведов — Эрик, Фридерик, Готфрид, Зигфрид или Родриг, Синеус — Сигге, Свен, Симон или Самсон, Трувор — Туре, Тротте или Туфве».

Вслед за Петреем о варягах-шведах пишут и другие шведские авторы (Юхан Видекинди, Олоф Рудбек). В это время появляется и основной набор доказательств, на которых базируется скандинавская концепция. Как подчеркивал историк-норманист А. А. Куник, «…В период времени, начиная со второй половины 17 столетия до 1734 г., шведы постепенно открыли и определили все главные источники, служившие до XIX в. основою учения о норманском происхождении варягов-руси». И лишь Бертинские анналы, неизвестные шведским авторам, указывал ученый, были введены в научной оборот Байером. Шведы объявили имена русских князей скандинавскими, из древнескандинавского выводилось само слово «варяг», варяги были отождествлены с византийскими «варангами» и «верингами» исландских саг. Имя «Русь» производилось от финского названия Швеции Ruotsi, проводилась мысль о лингвистической связи между именем «Русь» и частью береговой полосы Упланда Рослагеном. Современный специалист по историографии варяжского вопроса В. В. Фомин, неоднократно освещавший проблему возникновения норманизма, заключает: «Именно шведские историки XVII столетия… заложили основы норманской теории, во многом уже сформировали ее источниковую базу, очертили ее центральные темы, коими они остаются по сей день, и выдвинули доказательства, обычно приписываемые норманистам XVIII—XIX вв.».

Одной из главных причин появления версии норманнского происхождения Рюрика и его варягов-руси были политические амбиции шведского государства. Его правители, реализуя курс восточной политики («Великая восточная программа»), рассматривали Россию как основного геополитического противника, что отразилось в словах короля Густава II Адольфа, произнесенных в 1615 г.: «Русские — наш давний наследственный враг». Эту проправительственную позицию выражала и верноподданническая шведская историография. Фомин акцентирует внимание на том, что варяжский вопрос «родился не в сфере науки, а в сфере политики», так как шведские историки, доказывая скандинавское происхождение варягов, «пытались «исторически» подкрепить притязания Швеции на господство в Восточной Прибалтике и на ее земли, к чему она так настойчиво стремилась на протяжении нескольких веков».

Как основательно продемонстрировала шведская исследовательница Л. П. Грот, еще одним существенным стимулом создания норманнской теории, а точнее той почвой, на которой она выросла, было давнее убеждение шведов в исключительности своей истории. Это убеждение в свою очередь базировалось на двух основных китах — идеях готицизма и мифах о гипербореях. В XVI—XVII вв., когда европейская историография активно накапливала материал о своем историческом прошлом, появляется также тенденция к возвеличиванию истории своих стран, рождаются исторические мифы, одним из которых и был готицизм. Это течение обращалось к истории древних готов, на происхождении от которых настаивали многие западноевропейские народы. Крупный представитель шведского готицизма богослов и историк Иоанн Магнус (1488—1544) доказывал, что прародиной готов была Швеция, поэтому все, что относилось к истории готов, было связано и со шведской историей. Другой ученый Юхан Буре (1568—1652), обратившись к античным мифам о гипербореях, утверждал в своих записях, что Гиперборея располагалась в Скандинавии, а под ее населением надо понимать шведов (свеев), которые оказали существенное влияние на греческую культуру. Свеи под именем гипербореев путешествовали из Скандинавии до берегов Черного моря.

Мысль о глубокой древности шведской истории и владычестве ее населения под именем готов или гипербореев над пространствами Европы захватила умы многих шведских авторов. Профессор медицины Олаф Рудбек фактически соединил эти два мифа воедино: в 1698 г. в своей «Атлантиде» он отождествил Швецию с Атлантидой Платона и «отвел ей центральное место в древнегреческой и древнерусской истории». Существенное место в его работе занимает образ вендов и славян, издревле подчиненных шведам. «…Именно Рудбек был тем историком, — констатирует Л. П. Грот, — кто первым в полной мере дал развитие подброшенной Петреем идее, что к предкам шведов можно причислить и древнерусских летописных варягов». Шведский историк и поэт О. Далин (1708—1763) в 1750 г. сказал следующие слова: «Мы, как шведы, должны благодарить творца за преимущество перед многими другими, которого нам не единый народ оспаривать не может».

Такая абсолютизация шведской истории вызвала вполне справедливую критику даже среди тех ученых, которых полагают у истоков норманизма. В 1773 г. Г. Ф. Миллер указал в отношении Далина, что тот «употребил в свою пользу епоху варяжскую, дабы тем блистательнее учинить шведскую историю, чего однако оная не требует, и что историк всегда не кстати делает, если он повести своей не основывает на точной истине и неоспоримых доказательствах». Еще более категоричен в своих оценках был А. Л. Шлецер, констатировав в 1802 г.: «…В Швеции почти помешались на том, чтобы распространять глупые выдумки, доказывающие глубокую древность сего государства и покрывающие его мнимою славою, что называлось любовию к отечеству». Рассуждения Далина о русской истории он назвал не иначе как «Далиновыми бреднями». Н. М. Карамзин охарактеризовал Далина как исследователя, склонного «к баснословию». Однако мысль о шведском происхождении варягов прочно укоренилась в западной исторической науке.

Обладавший огромным авторитетом в Швеции труд Рудбека в конце XVII — первой половине XVIII вв. получает общеевропейское признание. «Произошло это в силу того, — пишет Л. П. Грот, — что готицизм, в русле которого немецкими и шведскими историками и теологами в течение XVI в. был создан образ великого прошлого готов как завоевателей мира героических предков германских народов, с XVII в. стал привлекать все больше внимания английских историков, а несколько позднее и французских мыслителей». Именно под влиянием английской и французской общественной мысли идеи готицизма и рудбекианизма перешли немецкую историографию XVIII в. Сочинения шведских авторов печатались в Германии на немецком и латинском языках и тем самым оказывали самое непосредственное влияние на формирование представлений европейской научной общественности об историческом прошлом России. Норманистский взгляд на начало русской истории получил широкое распространение в западноевропейской науке, а вместе с ним и вся система доказательств, которая во многом остается неизменной вплоть до настоящего времени. Мысль шведских ученых XVII столетия о том, что варяги — шведы, в российскую историческую науку была привнесена Г. Ф. Миллером и Г. З. Байером. Они, как подчеркивает В. В. Фомин, «вобрав основные положения норманизма у себя на родине, перенесли его в Россию, где это учение приобрело особое политическое звучание в силу проведения им резкой грани между «цивилизаторским» Западом и «диким» Востоком…».

Г. Ф. Миллер с ноября 1725 г. жил и работал в России. В 1732 г. ученый начал издавать в академическом журнале Sammlung russischer Geschichte («Собрание русской истории») отрывки из списка Радзивиловской летописи, содержащей Повесть временных лет (ПВЛ), где утверждал, что под наименованием варягов в IX—X вв. скрывались норманны, а само имя из-за незнания северного языка превратилось в собственное, хотя таковым не являлось. Историк опротестовал мнение, согласно которому имя «варяг» производили от warg-волк. Большинство варягов, по убеждению ученого, были выходцами из Норвегии, которая в последующие столетия имела самые тесные связи с Русью, как о том говорил исландский скальд XIII в. Снорри Стурлуссон. Неразрешимым вопросом для Миллера в данном случае осталось молчание об этом норвежских и датских источников.

В 1735 г., т. е. спустя три года после выхода первых комментариев Г. Ф. Миллера к ПВЛ, свет увидела упомянутая статья Г. З. Байера «О варягах», которую ошибочно связывают с началом норманнской теории. Первоначально статья вышла на латинском языке, ее русский перевод с небольшими сокращениями был включен в «Историю Российскую с самых древнейших времен» В. Н. Татищева. В 1767 г. сочинение Байера вышло отдельным изданием в переводе К. А. Кондратовича (переводом Кондратовича пользовался Татищев при работе над своей «Историей…»). В 1998 г. А. Г. Кузьмин привел некоторые выдержки из статьи Байера в хрестоматийном сборнике «Славяне и Русь», а в 2006 г. В. В. Фомин опубликовал ее в приложениях к своей книге, посвященной М. В. Ломоносову.

Будучи знатоком древних и восточных языков, Байер не знал славянских и поэтому практически не использовал славянских источников. В статье ученый во многом повторяет доказательства своих предшественников — шведов О. Рудбека, О. Верелия, а исландца Снорри Стурлуссона он называет достойнейшим и справедливейшим автором из всех. Байер рассматривает варягов как выходцев не только из Швеции, но также из Норвегии и Дании. «Сказывают же, — пишет он, — что варяги у русских писателей были из Скандинавии и Дании дворянской фамилии товарысчи на воинах и служившие у русских солдаты, царские кавалергарды и караульные на границах, також к гражданским делам и к управлениям допусчены от оных, потому все до одного шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами». Говоря о датчанах, ученый ссылается на немецкого хрониста Титмара, епископа Мерзебургского (975—1018), свидетельствовавшего о присутствии в Киеве времен Ярослава Мудрого (1015—1054)«быстрых данов».

Рассматривая этимологию слова «варяг», Байер приводит мнения Верелия и Рудбека, полагавших, что оно на древнескандинавском языке означало «разбойник», «неприятель», шведского историка Арвида Моллера (1674—1758), производившего его из Эстляндии и Финлядии, постоянно страдавших от набегов норманнов, где оно означало «вор» и «разбойник». Вместе с тем Байер вынужден был констатировать, что не может объяснить слово «варяг» из шведского языка, «ибо имя варяг неслыханное у оных разбойников есть», поэтому оно, на его взгляд, «более есть поэтическое», он трактовал его в значении «защитник», «оборонитель», «от слова верна — засчичать или более от слова варда, те есть беречь, хранить».

Норманнскую природу варягов-русов Байер обосновывал, с одной стороны, показаниями Бертинских анналов и кремонского епископа Лиутпранда, а с другой — сопоставление «варяжских» летописных имен со шведскими, датскими, норвежскими. Байер, вводя Бертинские анналы в научный оборот, не привел дословный отрывок из памятника, а изложил описываемые в нем события в вольной трактовке. Во второй части этого источника сообщается о посольстве византийского императора Феофила (829—842) к франкскому императору Людовику Благочестивому (814—840) в 839 г., в составе которого присутствовали представители народа «рос». Данная часть принадлежит перу епископа г. Труа Пруденцию, который, вероятно, был очевидцем описываемых событий.

Вот что повествует средневековый автор: «<Феофил. — Сост.> прислал также <…> некоторых людей, утверждавших, что они, т. е. народ их, называется Рос (Rhos); король (rex) их, именуемый хаканом (chakanus), направил их к нему (Феофилу), как они уверяли, ради дружбы. Он <Феофил. — Сост.> просил.., чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через империю безопасно вернуться (на родину), так как путь, по которому они прибыли в королевство, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подвергались при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав цели их прибытия, император узнал, что они из народа свеонов (Sueones) и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет. Об этом он не замедлил <…> сообщить Феофилу, а также о том, что из любви к нему принял их ласково, и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить».

Байер в пересказе изложенных выше событий вместо слов «они из народа свеонов» написал о послах росов, «что они родом шведы», тем самым указал на якобы прямое отождествление руссов со шведами. Норманисты последующего времени превратили это сообщение в один из своих главных аргументов.

Байер ссылается также на труд известного писателя и дипломата X в., кремонского епископа Лиутпранда. Он дважды, в 949 и 968 гг., посещал Константинополь. Его отчим, будучи послом в Византийской империи, был свидетелем нападения русов Игоря в 941 г. на византийскую столицу. Около 958 г. Лиутпранд написал исторический труд «Антаподосис» («Возмездие»), в котором коснулся данного события. Относительно русов он говорит: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке (lingua Teutonum) nord означает север, а man — человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами». Отметив, «что Лиутпранд думает, что никакой другой причины не было, для чего руссы от некоторых нордманнами называются, только что на севере жили», Байер, следуя в русле своих скандинавских представлений, заключает: «Однако ж ежели с норманским имянем оную память рода князей русских и множество служилых нордманских и прочее сравним, то кажется, что и Лиутпранду та же причина объявления оного имени была, которая от нас объявлена».

Наконец, скандинавскими Байер объявил все летописные имена русских князей и послов «отъ рода Рускаго»: «Потому ж есче от Рюрика все имяна варягов, в русских летописях оставшияся, никакого иного языка, как шведского, норвежского и датского суть…», на основании чего Святослав превращается у него в «Свендослава», Владимир — в «Валдемара» (Байер полагал, что это имя происходит от древненемецкого «вал» — поле, «на котором сражение неприятельское бывало» и оспаривал мнение немецкого филолога Шоттелиуса (ум. 1676), переводившего его как «лесной надзиратель»), Всеволод — в «Визивалдура». Не найдя аналогий для имени Дир, историк объясняет его как готский титул «диар» — «господин», прилагаемый к Аскольду, либо объявляет его турецким (хазарским). «…Байер считает вопрос решенным в пользу норманнов, — подчеркивает А. Г. Кузьмин, — лишь отысканием параллелей, без этимологизации самих имен. Этимология дается только по отношению к именам, в славянском происхождении которых обычно не сомневались: Святослав, Всеволод, Владимир». Ономатологические изыскания Байера последующих исследователей уже не устраивали; рассуждая о скандинавском происхождении большинства имен начальной русской истории, они вынуждены были отыскивать для них новые параллели.

Г. З. Байер не просто проводил мысль о норманнской природе варягов, но, по словам Кузьмина, «противопоставил свою версию начала Руси иному взгляду, распространенному не только в России, но и в Европе». Он отверг так называемую «августианскую» легенду (XV в.), выводившую Рюрика из Пруссии, не принял мнения П. Одерборна и прусского историка М. Претория, говоривших о прусской родине варягов. Заключения посла Габсбурской империи С. Герберштейна и его соплеменников Б. Латома и Ф. Хемница о выходе варягов с южнобалтийского Поморья, из славянской Вагрии, Байер посчитал несостоятельными. Научный авторитет Г. З. Байера был непререкаем. Его имя прочно вошло в русскую историографию, а взгляд ученого на начало русской истории заложил тот фундамент, на котором выросла отечественная школа норманинизма.

В. Н. Татищев при работе над своей «Историей Российской» включил в нее, как было сказано выше, русский перевод статьи Байера, которая составила тридцать вторую главу первого тома его сочинения, и тем самым сделал ее доступной для широкой отечественной публики. Историк снабдил статью своими комментариями, где соглашался или не соглашался с различными положениями Байера.

Татищев указал на целый ряд неточностей и натяжек в построениях немецкого ученого. Байер, ссылаясь на неизвестный источник, говорит о том, что литовцы зовут русских «гудами» и на этом основании предполагает, что русские — готы. Татищев замечает, что такого имени ни в русских, ни в польских источниках не нашел. Не принимает он на веру и другое утверждение Байера, который название Карелии производил от испорченного скандинавского ярл. «Имя же Корелии от ярли ли произошло или в корельском языке собственное знаменование имеет, — говорит по этому поводу Татищев, — надлежит справиться со знаюсчими достаточно их язык». Отверг ученый рассуждения Байера об именах, заключив, что тот имена Святослава, Владимира и других объяснил неверно, и что имя Святы задолго до христианства было известно у многих народов. Вместе с тем он так же трактует имя Дир не как собственное, а «прилагательное, тому же Оскольду принадлежасчее, и в сарматском тирар значит пасынок».

Указал Татищев и на предвзятое толкование Байером источников. «Нордманами же, — говорит ученый о словах Лиутпранда, — от положения севернаго имяновали, а не от владеюсчей финланской фамилии, как Беер мнит». Подобным образом объясняет он и сообщение Бертинских анналов: «…Они сусчих русь нодманами, т. е. северными или шведами, назвали, с которыми руссы частое сообщество имели и от грек к северу обитали».

Дитяткин Д.Г. Проблема образования Древнерусского государства в отечественной исторической науке второй половины XIX в. Монография

Дитяткин Д.Г. Проблема образования Древнерусского государства в отечественной исторической науке второй половины XIX в. Монография

Проблема образования Древнерусского государства лежит в основе русской истории древнейшего периода, что всегда предопределяло к ней пристальное внимание.<br /> В монографии рассмотрена историография вопроса о возникновении русской государственности в отечественной исторической науке второй половины XIX в. Этот период охарактеризовался очередным обострением полемики, что было связано с открытием новых источников, а также со знаменательной датой празднования в 1862 г. тысячелетия России. В книге также впервые дается специальный анализ концепции начала Руси С. А. Гедеонова как целостной научной системы, включающей в себя критику норманнской теории и собственную славяно-балтийскую теорию.<br /> Определена степень влияния, которое оказало исследование ученого на дальнейшую разработку идей в области варяжской проблематики.

Внимание! Авторские права на книгу "Проблема образования Древнерусского государства в отечественной исторической науке второй половины XIX в. Монография" (Дитяткин Д.Г.) охраняются законодательством!