Право и экономика: междисциплинарные подходы в науке и образовании. XII Международная научно-практическая конференция. Часть 3

Председатель ред. коллегии Синюков В.Н.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 20.12.2017 ISBN: 9785392277063 Язык: Объем текста: 428 стр. Формат: epub

Оглавление

Круглый стол «Реформа цивилистического процесса и правосудие в сфере экономики»

Круглый стол «Организованные формы совершения преступлений в сфере экономики»

Научно-практическая конференция «Улучшение инвестиционного климата и уголовное судопроизводство (проблемы реформирования)»

Научно-практическая конференция «Криминалистические средства и методы в борьбе с преступностью в сфере экономики»

Научно-практическая конференция «Специальные экономические знания в судопроизводстве»

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Круглый стол
«Реформа цивилистического процесса и правосудие в сфере экономики»

Ивакин В. Н.,
кандидат юридических наук, доцент кафедры
гражданского и административного судопроизводства
Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА)

Правовая природа досудебного порядка урегулирования спора: имеются основания для дискуссии

Соблюдение заинтересованным лицом, обратившимся в суд, установленного законом для данной категории дел порядка предварительного внесудебного разрешения спора традиционно рассматривалось в процессуальной литературе как одна из специальных предпосылок права на предъявление иска и такое определение правовой природы указанного действия истца ни у кого не вызывало сомнений.

Однако после принятия ныне действующего Гражданского процессуального кодекса РФ 2002 г. ситуация коренным образом изменилась, причем, как представляется, без достаточных к тому оснований. Поводом для произошедшего изменения взглядов на правовую природу досудебного порядка урегулирования спора послужило включение в действующее российское гражданское процессуальное законодательство нормы о возвращении искового заявления. Так, если ГПК РСФСР 1964 г. предусматривал лишь одну форму непринятия искового заявления судьей – отказ в его принятии, то ГПК РФ 2002 г. помимо отказа в принятии искового заявления предусматривает и вторую форму такого непринятия – возвращение искового заявления. Представляется, что в значительной мере появление данной новеллы в действующем гражданском процессуальном законодательстве обусловлено примером арбитражного процессуального законодательства, которому возвращение искового заявления как форма непринятия судьей к производству указанного заявления известно с самого начала существования этого законодательства и до нынешнего времени (см. ст. 86 АПК РФ 1992 г., ст. 108 АПК РФ 1995 г., ст. 129 АПК РФ 2002 г.). Очевидно, что разграничение отказа в принятии искового заявления и возвращения искового заявления упрощает законодательство в части регулирования отношений, связанных с непринятием искового заявления, облегчая определение его последствий, и поэтому оно, хотя и далеко не сразу, но было воспринято также и гражданским процессуальным законодательством.

При этом в качестве первого основания возвращения искового заявления в ГПК РФ 2002 г. указано несоблюдение истцом установленного федеральным законом для данной категории споров или предусмотренного договором сторон досудебного порядка урегулирования спора либо непредставление документов, подтверждающих соблюдение досудебного порядка урегулирования спора с ответчиком, если это предусмотрено федеральным законом для данной категории споров или договором (п. 1 ч. 1 ст. 135).

Следует отметить, что введение в силу приведенной части нормы не сразу оказало влияние на изменение взгляда в гражданско-процессуальной теории на правовую природу досудебного порядка урегулирования спора. В течение некоторого времени указанный порядок по-прежнему признавался рядом авторов специальной предпосылкой права на предъявление иска.

Однако в дальнейшем позиция процессуалистов по данному вопросу стала меняться и соблюдение досудебного порядка урегулирования спора было признано одним из условий, составляющих порядок предъявления иска.

Между тем, с таким взглядом в теории гражданского процессуального права трудно согласиться по следующим причинам.

Во-первых, соблюдение досудебного порядка урегулирования спора не входит в процедуру возбуждения гражданского дела, а, находясь вне ее, предшествует ей и поэтому не может рассматриваться в качестве одного из условий, составляющих порядок предъявления иска. В то же время право на предъявление иска не может возникнуть при несоблюдении предусмотренного законом или договором сторон досудебного порядка урегулирования спора, в связи с чем соблюдение такого порядка традиционно признавалось специальной предпосылкой права на предъявление иска, что полностью соответствовало и соответствует правовой сущности и значению этого юридического действия. Без опровержения же вышеприведенных положений, ссылаясь лишь на то, что в настоящее время несоблюдение досудебного порядка урегулирования спора влечет не отказ в принятии искового заявления, а его возвращение, т. е. основываясь лишь на новом юридико-техническом решении вопроса о правовом регулировании непринятия искового заявления судом общей юрисдикции, не имеющем, по сути дела, никакого отношения к проблеме определения правовой природы досудебного порядка урегулирования спора, невозможно прийти к выводу об иной правовой природе рассматриваемого явления.

Во-вторых, несмотря на изменение терминологии, применяемой при правовом регулировании непринятия судом общей юрисдикции искового заявления, в конечном счете правовые последствия несоблюдения истцом досудебного порядка урегулирования спора ничуть не изменились и остались точно такими же, какими и были раньше: возможность повторного обращения истца в суд с иском к тому же ответчику, о том же предмете и по тем же основаниям, если истцом будет устранено допущенное нарушение (ср. первое предложение ч. 3 ст. 135 ГПК РФ 2002 г. с первым предложением ч. 4 ст. 129 ГПК РСФСР 1964 г.). Таким образом, замена формулировки «отказ судьи в принятии заявления», содержавшейся в первом предложении ч. 4 ст. 129 ГПК РСФСР 1964 г. формулировкой «возвращение искового заявления» в ч. 3 ст. 135 ГПК РФ 2002 г. никак не отразилась на правовых последствиях несоблюдения досудебного порядка урегулирования спора, а значит и не должна влиять на определение правовой природы данного порядка. Следовательно, само по себе изменение юридической терминологии без изменения правовой сущности явлений, которых она прямо или косвенно (как в данном случае) касается, не может служить основанием для изменения взгляда на их место в системе правовых явлений.

В-третьих, представляется неверным имеющее место в процессуальной теории аксиоматическое признание возвращения искового заявления исключительно следствием нарушения условий, составляющих порядок предъявления иска, а не отсутствия предпосылок права на предъявление иска. Очевидно то, что с самого начала возникновения постсоветского арбитражного процессуального законодательства отсутствовавшее в ГПК РСФСР 1964 г. (ч. 2 ст. 129), в котором предусматривалось лишь такое процессуальное действие, связанное с непринятием искового заявления, как отказ в его принятии, хотя и с разными правовыми последствиями для истца в зависимости от оснований данного отказа (см. первое предложение ч. 4 той же статьи), разграничение отказа в принятии искового заявления и его возвращения, своей целью имело не разграничение случаев отсутствия у истца предпосылок права на предъявление иска и несоблюдения условий порядка предъявления иска. Введение двух различных вышеупомянутых процессуальных действий было направлено на решение вопроса о разграничении случаев непринятия судьей искового заявления, при котором в дальнейшем не допускалось повторное обращение в суд с тождественным иском (отказ в принятии искового заявления), и при котором такое обращение после устранения допущенных недостатков допускалось (возвращение искового заявления).

В-четвертых, анализ перечня предусмотренных ч. 1 ст. 135 ГПК РФ 2002 г. оснований возвращения искового заявления свидетельствует о том, что в нем в отдельных случаях речь идет не только о нарушении условий реализации права на предъявление иска, но и об отсутствии отдельных предпосылок права на предъявление иска. При этом, помимо ошибочно относимого в настоящее время к условиям предъявления иска соблюдения досудебного порядка урегулирования спора, о котором уже шла речь выше, к числу предпосылок права на предъявление иска принадлежит и отсутствие в производстве этого или другого суда либо третейского суда дела по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям, которое весьма сложно отнести к условиям, составляющим порядок предъявления иска, поскольку данное условие явно не «вписывается» в процессуальную деятельность по предъявлению иска и по своей правовой природе находится значительно ближе к предпосылкам права на предъявление иска, таким, например, как отсутствие вступившего в законную силу решения суда по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям или определения суда о прекращении производства по делу в связи с принятием отказа истца от иска или утверждением мирового соглашения сторон; отсутствие ставшего обязательным для сторон и принятого по тождественному спору решения третейского суда, за исключением случаев, если суд отказал в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда (п. 2, 3 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ). В связи с этим отнесение некоторыми учеными отсутствия в производстве этого или другого суда либо третейского суда дела по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям к условиям, составляющим порядок предъявления иска, является искусственным.

Вместе с тем следует отметить, что в процессуальной литературе рядом авторов, занимавшихся или занимающихся проблемами иска и возбуждения гражданского дела, правовая природа отсутствия в производстве этого или другого суда либо третейского суда по тождественному спору, служащее также одним из оснований возвращения искового заявления (п. 5 ч. 1 ст. 135 ГПК РФ 2002 г.), вообще не исследуется и не относится ни к предпосылкам права на предъявление иска, ни к условиям осуществления права на предъявление иска.

В-пятых, теоретически не исключена возможность возвращения к прежнему однозначному (отказ в принятии искового заявления) способу решения вопроса о непринятии искового заявления судом общей юрисдикции, как это имело место в действовавшей много лет и не вызывавшей ни у кого каких-либо сомнений норме п. 2 ч. 2 ст. 129 ГПК РСФСР 1964 г. Сама по себе возможность и такого регулирования непринятия искового заявления вполне определенно говорит о том, что данное регулирование не касается правовой природы досудебного порядка урегулирования спора, иначе получалось бы, что возможно признание соблюдения указанного порядка как специальной предпосылкой права на предъявление иска (если мы применяем вариант отказа в принятии искового заявления), что и имело место в процессуальной теории раньше, так и условием реализации указанного права (если мы применяем современный вариант возвращения искового заявления), и что имеет место в процессуальной теории сегодня. Но одно и то же правовое явление не может иметь разную правовую природу в зависимости от формы законодательного реагирования на его отсутствие, что было бы серьезным нарушением элементарной логики. Поскольку же применение отказа в принятии искового заявления при несоблюдения предусмотренного законом или договором сторон досудебного порядка урегулирования спора никогда не ставилось под сомнение, как и признание соблюдения этого порядка специальной предпосылкой права на предъявление иска, нет оснований лишь из-за изменения формы правового реагирования на несоблюдение данного порядка менять, причем коренным образом, представление о правовой природе досудебного порядка урегулирования спора, которое было и остается, как и раньше, специальной предпосылкой права на предъявление иска.

Князькин С. И.,
кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского,
и административного процессуального права,
Российского государственного университета правосудия

Дифференциация оснований проверки судебных актов в цивилистическом процессе

Справедливость судебного разбирательства и верховенство права с точки зрения его естественно-правовой природы требуют корректировки сложившегося подхода к компетенции проверочных судебных инстанций и их основному критерию – основаниями проверки судебных актов. Необходимость корректировки общего направления судебной проверочной деятельности вызвана также реформированием цивилистической процессуальной формы в последнее время.

Одним из традиционных требований к проверке судебных актов по гражданским делам, выработанным Комитетом Министров Совета Европы и правоприменительной практикой Европейского Суда по правам человека, является необходимость разделения компетенции проверочных судебных инстанций с целью исключения их дублирования, бережного отношения к законной силе судебного акта и обеспечения процессуальной экономии. Данное требование воплощается в дифференциации оснований проверки судебных актов всеми судебными инстанциями.

Идея разделения полномочий проверочных судебных инстанций, воплощенных в основаниях проверки судебных актов, была воспринята законодателем в ходе воссоздания отечественного института апелляции, трансформации прежней надзорной судебной инстанции в современные суды кассационной инстанции в совокупности с уменьшением проверочных полномочий высшей судебной инстанции в пользу ее сосредоточения на организационных и процессуальных средствах по обеспечению единства судебной практики.

Принцип правовой определенности на стадии проверки судебных актов в цивилистическом процессе реализуется посредством поинстанционного уменьшения полномочий в корректировке фактической и правовой стороны спора в части сбора, оценки новых доказательств, переоценки уже собранных нижестоящими судами доказательств, изменения правовой квалификации спорного правоотношения. Традиционный и, в некотором смысле, догматичный подход к проверочной судебной компетенции состоит в рассмотрении суда апелляционной инстанции в качестве суда факта и права, кассационной инстанции, – в качестве суда права, а за судом надзорной инстанции закреплено преимущественное полномочие по обеспечению единообразия судебной практики.

Неразрывность фактической и правовой сторон дела, бесперспективность их искусственного разделения вступают в противоречие с содержанием современных оснований проверки судебных актов. В то же время, компетенция проверочных инстанций полностью или в части совпадает.

Применительно к суду апелляционной инстанции мнение о приоритете процессуальной экономии и необходимости обеспечения динамики процесса реализовалось посредством ограничения судебных полномочий в части исследования новых доказательств, возможность которого ставится в зависимость от обстоятельств субъективного характера, среди которых уважительность причин непредставления доказательств суду первой инстанции.

Следует полагать, что сдержанный подход законодателя в части компетенции суда второй инстанции по корректировке вопросов факта противоречит его сложившейся природе как судебного органа, повторно рассматривающего дело, и имеющего в этой связи не только все полномочия по проверке обжалуемого решения суда, но и компетенцию по вторичному рассмотрению дела по существу.

Дифференциация оснований проверки судебных актов имеет место применительно к судам апелляционной и кассационной инстанции. Основания апелляционной и кассационной проверки в арбитражном процессе полностью совпадают в части правильности применения и толкования норм материального и процессуального права. Формально частичное совпадение наблюдается в фактической составляющей спора: как апелляционная инстанция, так и кассационная инстанция вправе проверить выводы суда нижестоящей инстанции на их соответствие обстоятельствам дела. Однако последующее ограничение полномочий кассационного суда в части проверки полноты установленных судом юридически значимых обстоятельств и их доказанности представляется неразумным.

В дореволюционный период в мировой практике существовало два способа проверки вступивших в законную силу судебных актов: кассация и ревизия. Российская модель предусматривала первый способ, в рамках которого обнаружение нарушений в фактической стороне дела влекло его передачу в нижестоящие инстанции, в то время, как пороки в правовом компоненте спора самостоятельно исправлялись судом кассационной инстанции. В современный период суд кассационной инстанции в части своих полномочий тяготеет больше к режиму ординарной проверочной инстанции, который предполагает исправление судебных ошибок в сплошном, а не селективном порядке. Следует отметить затруднительность проверки кассацией исключительно законности судебных актов ввиду нескольких тривиальных причин.

Во-первых, непротиворечивость судебного акта не может быть проверена только с использованием критерия законности. Законность, в свою очередь, на стадии проверки не может представлять самостоятельную ценность в отрыве от обоснованности принятого судом решения, поскольку судебная деятельность в рамках каждого дела сопряжена с квалификацией спорных фактических отношений, облечения их в юридическую форму.

Во-вторых, выводы суда, излагаемые в мотивировочной части судебного решения, имеют прямую причинно-следственную связь с обстоятельствами дела, изложенными в описательной части. В этой связи проверка фрагмента судебного акта попросту не состоится ввиду ограниченного объема информации, содержащегося в проверяемом фрагменте. В данном случае суд вынужден прибегнуть к проверке всех частей судебного постановления, поскольку каждое из них в отдельности самостоятельного процессуального значения не имеет.

Представляется разумным подход, при котором отечественная кассация может самостоятельно рассмотреть дело по существу, если отсутствует необходимость собирать и исследовать дополнительные доказательства. В то же время, неправильная квалификация спорного правоотношения или ошибочное отдание предпочтения одним доказательствам перед другими исправимы кассационной инстанцией. Обратный подход к кассационным полномочиям в подобных случаях представляется необоснованным ограничением. В современный период подобное ограничение проявляется либо в отказе в рассмотрении кассационной жалобы по существу ввиду отсутствия компетенции по переоценке уже собранных нижестоящими судами доказательств, либо, в лучшем случае, направлении дела на новое рассмотрение в нижестоящие судебные инстанции. Последнее обстоятельство, несмотря на возможность исправления, в конечном итоге, судебной ошибки, приводит к отсроченной реализации права на судебную защиту.

Основания апелляционной и кассационной проверки в гражданском и административном процессе формально не совпадают. Кассационный суд при проверке может скорректировать обжалуемый судебный акт или отменить его лишь в случае одновременного наличия двух условий: факта существенных нарушений норм права и влияния подобных нарушений на результаты разрешения дела в совокупности с нарушением публичных интересов.

Объяснением такой ситуации выступает отмеченная выше трансформация в 2010 г. прежнего суда надзорной инстанции в современный суд кассационной инстанции с сохранением всех свойств прежнего судебного надзора, включая ограниченный характер оснований проверки судебных актов. При этом полноценный суд апелляционной инстанции был заново воссоздан, а основания апелляционной проверки в полной мере воспроизвели аналогичные основания, к тому моменту имеющие место в апелляционном производстве арбитражного процесса. В свою очередь, Кодекс административного судопроизводства полностью продублировал инстанционный порядок проверки судебных актов, закрепленный в Гражданском процессуальном кодексе, включая основания пересмотра судебных актов в апелляционном и кассационном порядке.

Несмотря на ограниченный в полномочиях статус современного суда кассационной инстанции, судебная практика в отдельных случаях придерживается режима юридико-фактической проверки, при которой в кассационном определении, постановлении описываются фактические обстоятельства дела и указывается на изменение квалификации некоторых фактов спорного правоотношения. Подобный подход не рассматривается представителями профессионального юридического сообщества как недопустимый ввиду превышения кассационным судом своих полномочий. Внешне крайне узкая формулировка оснований кассационной проверки заставляет суд идти по пути построения сложной логической связи, демонстративно раскрывающей не только сам факт неправильного применения норм материального права, но и его существенный характер, определяемый неправосудностью обжалуемых судебных постановлений.

В частности, упоминание законодателем публичных интересов в качестве предмета кассационной проверки представляется неуместным ввиду того, что все судебные инстанции призваны защищать публичные интересы, а обнаружение факта их нарушения не должно быть прерогативой лишь некоторых проверочных судов.

Иными словами, часть кассационной практики пошла по пути рассмотрения существенности нарушений норм права с точки зрения правильности разрешения конкретного спора. Не отрицая важности публичных интересов, правоприменительный подход подтверждает востребованность кассации как ординарного способа проверки, в рамках которого нецелесообразно установление произвольных ограничений компетенции. Положительный опыт реализации подобного подхода имеется в лице первой кассационной инстанции в арбитражном процессе, которая выступает практически полноценным способом исправления судебных ошибок, несмотря на сопутствующие аналитические полномочия организационного характера, закрепленные за арбитражными судами округов законом.

Переосмысление статуса современной кассационной инстанции необходимо еще и потому, что она перестала быть последней инстанцией, которая в силу своего места в иерархии обязана обеспечивать единообразие судебной практики. С формально-юридической точки зрения, закрепление за кассационными инстанциями полномочия по обеспечению единства судебной практики, основанного на толковании права, является результатом мнимого представления о современной кассации как о суде исключительно права.

Не менее спорный характер имеют основания надзорной проверки судебных актов. Наряду с упомянутыми публичными интересами, суд надзорной инстанции проверяет судебные акты на предмет наличия нарушений конституционных норм, норм международно-правового характера. Вероятно, с включением в компетенцию суда надзорной инстанции международных юридических обстоятельств была предпринята попытка интегрировать высшие судебные инстанции в процесс применения нормативных положений международного характера, тем самым усилив исключительный характер деятельности надзорной судебной инстанции.

Ограниченное содержание оснований пересмотра судебных актов в порядке надзора является не рационально обоснованным, а, скорее, данью известному европейско-правовому принципу правовой определенности и попытке сделать акцент на экстраординарном предмете надзорной проверки. Следуя букве закона, суд надзорной инстанции должен защищать не все права и свободы, а лишь те, что нашли закрепление в тексте Конституции Российской Федерации. В то же время, должным образом не была учтена правовая природа и юридические свойства Основного закона.

С одной стороны, он отличается всеохватывающим характером, то есть, в разной степени затрагивает все сферы жизни общества. Как формально-юридический источник права, Конституция Российской Федерации содержит основополагающие нормативные положения, требующие конкретизации в других нормах позитивного права. Ей присущ учредительный характер, ее предписания выступают в качестве первоосновы.

Названные свойства предопределяют наличие в Основном законе страны абстрактных норм, представляющих собой определенные тезисы, идеи, принципы, которые являются не моделью поведения в какой-то конкретной ситуации, а исходными началами, имеющими значение для всего правопорядка в целом. При этом базовый характер конституционных норм не предполагает их достаточность. Иными словами, был избран неверный критерий проверки судебных актов порядке надзора, искусственно ограничивающий полномочия суда надзорной инстанции в объеме проверочной деятельности.

В свою очередь, конечной целью судопроизводства выступает защита прав, свобод и интересов граждан и организаций посредством справедливого судебного разбирательства, предполагающего его справедливый исход. В связи с этим полагаем, что критерием фундаментальности нарушений, подлежащих устранению судом надзорной инстанции, должен выступать не уровень нормативного правового акта, закрепляющего те или иные права и свободы, а факт достижения целей и задач судопроизводства, то есть, правильное разрешение дела по существу и, как следствие, состояние защищенности прав и законных интересов граждан и организаций.

Такой подход, среди прочего, применим не только к последней судебной инстанции, а ко всем проверочным судебным звеньям. Любые ограничения, устанавливаемые законодателем в части компетенции судов по проверке судебных актов, должны быть компенсированы адекватными процессуальными средствами, позволяющими любой судебной инстанции не только отреагировать на допущенные нарушения, повлиявшие на исход дела, но и своевременно их устранить. Учитывая абсолютный характер права на судебную защиту, который предполагает справедливый характер судебного разбирательства и итогового судебного акта, в совокупности с воспринятым отечественной правовой системой принципом верховенства права, представляется целесообразным единообразный характер оснований проверки судебных актов в инстанционном порядке, включающий их правомерность в широком смысле слова. Такой подход не исключает сохранения аналитических полномочий за высшей судебной инстанцией, однако позволяет любой судебной инстанции отреагировать не только на практикообразующие судебные ошибки, но и на типичные, но от того не менее существенные нарушения в рамках конкретного дела.

Кузнецов Е. Н.,
доцент кафедры гражданского процесса
Уральского государственного юридического университета

Право на добровольное и принудительное исполнение: некоторые вопросы соотношения

Правовая защита предполагает такую ситуацию, когда любое нарушенное право может быть восстановлено при помощи определенной законом процедуры. В данной связи, механизм судебной защиты логично должен завершаться эффективной реализацией соответствующего судебного акта в добровольном или принудительном порядке. При этом если в конкретном государстве способы и средства защиты и восстановления нарушенного права функционируют с перебоями, субъективное право фактически носит декларативный характер. Реальная защита прав, свобод и охраняемых законом интересов может быть достигнута только при условии функционирования такого механизма, который при этом должен отвечать требованиям законности, правильности, эффективности и оперативности. Движущим началом такого процесса выступают активные действия взыскателя, реализуемые сквозь призму фактически признаваемого государством, но явно не выделяемого в правовой доктрине права на исполнение судебных решений и актов других юрисдикционных органов, в котором определенным образом сочетаются добровольность исполнения обязательств и принудительность исполнения различных исполнительных документов.

Научный анализ правовой категории «право на исполнение» показывает, что оно может включать в себя два основных аспекта: право на добровольное исполнение и право на принудительное исполнение, которые являются разноотраслевыми по принадлежности правовыми инструментами, но выступают как равноценные и необходимые элементы комплексного механизма защиты прав, свобод и законных интересов.

К содержательным аспектам права на исполнение относятся следующие:

1) его следует рассматривать не только в отношении судебных постановлений, но и актов иных юрисдикционных органов, отвечающих требованиям, предъявляемым к исполнительным документам Федеральным законом «Об исполнительном производстве», поскольку правовая природа анализируемого права безотносительна к основаниям возбуждения исполнительного производства;

2) условие наличия у лица, защищавшего свои права через суд или иной юрисдикционный орган, судебного решения или акта соответствующего органа, отвечающего установленным требованиям (окончательный, т. е. вступивший в законную силу; для судебных решений – получение исполнительного листа) (для принудительного исполнения) или иного документа, не оспариваемого должником и достоверно подтверждающего наличие подлежащего исполнению обязательства (для добровольного исполнения);

3) право кредитора на предъявление к обязанному лицу требования о добровольном исполнении акта соответствующего судебного или иного юрисдикционного органа, а также, если смотреть более широко, обязательства, срок исполнения которого наступил (для добровольного исполнения);

4) право на предъявление к обязанному лицу через службу принудительного исполнения требования о принудительном исполнении исполнительного документа (для принудительного исполнения);

5) право на фактическое исполнение обязательства должником в сроки, установленные законом или соглашением сторон, или в разумный срок (для добровольного исполнения);

Председатель ред. коллегии Синюков В.Н. Право и экономика: междисциплинарные подходы в науке и образовании. XII Международная научно-практическая конференция. Часть 3

Председатель ред. коллегии Синюков В.Н. Право и экономика: междисциплинарные подходы в науке и образовании. XII Международная научно-практическая конференция. Часть 3

6–8 апреля 2017 г. в Московском государственном юридическом университете имени О. Е. Кутафина (МГЮА) состоялся IV Московский юридический форум «Право и экономика: междисциплинарные подходы в науке и образовании».<br /> В сборник включены тезисы докладов, подготовленные для заседаний конференций, круглых столов и секций, проводившихся в рамках Форума.<br /> Сборник рекомендуется для научных работников, преподавателей, аспирантов, студентов юридических вузов и факультетов. Представляет интерес для руководителей органов государственной власти и местного самоуправления, сотрудников правоохранительных органов, бизнес-сообщества.

Внимание! Авторские права на книгу "Право и экономика: междисциплинарные подходы в науке и образовании. XII Международная научно-практическая конференция. Часть 3" (Председатель ред. коллегии Синюков В.Н.) охраняются законодательством!