Обеспечение прав и свобод человека в современном мире: материалы конференции: в 4 ч. Часть 3

Председатель ред. коллегии сборника Синюков В.Н.

Возрастное ограничение: 0+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 25.04.2017 ISBN: 9785392259403 Язык: Объем текста: 488 стр. Формат: epub

Оглавление

Кузнецовские чтения «Роль уголовного права и обеспечение прав и свобод человека»

Секция криминологии и уголовно-исполнительного права

Круглый стол «Обеспечение прав и свобод человека в современном уголовном процессе»

Круглый стол «Криминалистическое изучение личности»

Круглый стол «Судебно-экспертная деятельность и обеспечение прав и свобод человека»

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

Кузнецовские чтения
«Роль уголовного права и обеспечение прав и свобод человека»

Н. Е. Аленкин

соискатель кафедры уголовного права и криминологии (юридический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова)

Убийство по мотиву сострадания и принцип справедливости

Согласно принципу справедливости (ч. 1 ст. 6 УК РФ), наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного.

Полагаем, что принцип справедливости обращен не только к правоприменителю, но и к законодателю, и должен соблюдаться не только при индивидуализации наказания судом, но и при дифференциации уголовной ответственности в законе, в том числе при отнесении общественно опасного деяния к той или иной категории преступлений и установлении санкции за его совершение.

Известно, что закон, тем более уголовный, не может существовать сам по себе, в отрыве от процессов развития общества, усложнения общественных отношений и т. д. Уголовный закон, как никакой другой, должен отражать уровень общественного правосознания, соответствовать сложившимся на данный момент представлениям общества о справедливости. В противном случае говорят о неэффективности, криминологической необоснованности, несправедливости закона и т. п. В случае жесткого конфликта уголовно-правовой нормы с правосознанием общества речь может идти о «мертвой» норме.

Истории известно немало примеров, когда правоприменительная практика обходила, исправляла, а порой и просто игнорировала предписания уголовного закона, не отвечающие требованиям времени или не находящие отклика в массовом правосознании, не соответствующие господствующим представлениям о справедливости. Когда по известному «Закону о колосках» от 7 августа 1932 г. деревенским мальчишкам за кражу колосьев с колхозного поля грозил расстрел или 10 лет лишения свободы, охранители социалистической собственности делали вид, что не замечают хищения. Когда в это же самое время 10 лет лишения свободы являлось максимальным наказанием за убийство, совершенное способом, особо мучительным для убитого, и за убийство из хулиганских побуждений, суды в некоторых случаях, наоборот, вынуждены были прибегать к искусственной квалификации столь опасных преступлений по статье о бандитизме, которая давала возможность применить расстрел.

Подобных примеров множество, и встречаются они в самые разные эпохи и в самых разных странах. В действующем УК РФ также имеется ряд неэффективных норм, в том числе обусловливающих назначение наказаний, не соответствующих характеру и степени общественной опасности деяния, и, следовательно, нарушающих принцип справедливости.

Так, не соответствующим принципу справедливости, с нашей точки зрения, является отсутствие в системе привилегированных составов убийства в УК РФ убийства по просьбе потерпевшего, испытывающего вызванные неизлечимой болезнью тяжелые физические страдания, совершенного по мотиву сострадания (далее — убийство по мотиву сострадания).

По УК РФ рассматриваемое убийство должно квалифицироваться как простое убийство (ч. 1 ст. 105), отнесенное законодателем к категории особо тяжких преступлений и наказуемое лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с ограничением свободы на срок до двух лет или без такового. При этом совершение преступления по мотиву сострадания признается обстоятельством, смягчающим наказание (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Такой подход законодателя мы считаем необоснованным. Думается, что ни по характеру, ни по степени общественной опасности убийство по мотиву сострадания не сопоставимо ни с простым, ни, тем более, квалифицированным видами убийства.

Фундаментальное отличие убийства по мотиву сострадания от иных видов убийства заключается в том, что оно лишено насильственного характера. Практически любое другое убийство, будучи насильственным преступлением, совершается против воли потерпевшего (или независимо от нее). В случае же убийства по просьбе потерпевшего воля самого «потерпевшего» направлена на уход из жизни, более того, он просит об этом исполнителя, что охватывается умыслом последнего. Автор монографии о физическом насилии в уголовном праве Р. Д. Шарапов определяет насилие как умышленное неправомерное причинение физического вреда другому человеку против или помимо его воли.

В случае лишения человека жизни по его просьбе нельзя говорить ни о причинении вреда против или помимо его воли, ни о принудительном воздействии.

Другое качественное отличие убийства по мотиву сострадания в субъективной стороне деяния. В отличие от простого и квалифицированного видов убийства, совершаемых, как правило, по низменным, антиобщественным мотивам (корысть, ненависть и др.), рассматриваемое убийство совершается по мотиву, который отнесен законодателем к числу смягчающих наказание обстоятельств (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК РФ). Гуманный, нравственный характер носит и цель убийства из сострадания — стремление прекратить страдания потерпевшего. По справедливому замечанию Н. С. Таганцева, «нельзя поставить на одну доску с убийцей из корысти или мести солдата, заколовшего на поле битвы своего смертельно раненного товарища по его просьбе, чтобы избавить его от дальнейших мучений, доктора, прекратившего мучительную агонию умирающего, и т. п.».

Рассмотрим два классических случая убийства по мотиву сострадания, которые могут быть использованы при конструировании нового привилегированного состава.

Орехово-Зуевским городским судом Московской области по ч. 1 ст. 105 УК РФ осужден Корсаков. Виновный проживал вдвоем с потерпевшей, у которой имелось онкологическое заболевание с осложнениями, не поддающееся лечению. В течение нескольких месяцев потерпевшая не могла самостоятельно обслуживать себя, не вставала с постели, испытывала очень сильные боли, из-за чего дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Корсаков один ухаживал за ней. Обезболивающие лекарства, которые выписывали потерпевшей, не помогали. В последние дни жизни она не могла принимать пищу, могла говорить только шепотом. Потерпевшая говорила Корсакову о своем желании умереть, так как не в силах «терпеть такую боль», неоднократно просила его помочь ей уйти из жизни. После одной из таких просьб виновный из жалости к потерпевшей причинил ей смерть, сдавив шею простыней.

Многочисленные свидетели показали, что у Корсакова с потерпевшей были хорошие отношения, они проживали вдвоем, Корсаков очень любил потерпевшую и в одиночку ухаживал за ней. Потерпевшая была неизлечимо больна, испытывала сильные боли и говорила о своем желании умереть. Дважды пыталась покончить с собой, принимая таблетки и вскрывая себе вены. Перед одной из попыток самоубийства написала записку своему сыну, в которой писала, что больше не может терпеть такие страдания, и просила простить ее. Свидетель — участковый врач-терапевт — показал, что у потерпевшей имелось неизлечимое онкологическое заболевание с метастазами в кости, поэтому в последнее время она не могла ходить. При таком заболевании, пояснил свидетель, больной действительно испытывает сильные боли.

Подсудимый явился с повинной, полностью признал себя виновным.

Суд установил, что в момент преступления Корсаков находилсяв состоянии повышенного эмоционального напряжения, возникшего в связис длительной психотравмирующей ситуацией, что привело к невозможности в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.

Виновный ранее к административной и уголовной ответственностине привлекался, ни в чем предосудительном замечен не был, по месту работы и за время обучения в школе характеризовался исключительно положительно. Суд признал обстоятельствами, смягчающими наказание Корсакова, явку с повинной, его чистосердечное раскаяние в содеянном и активное способствование раскрытию преступления, а также совершение преступления по мотиву сострадания.

С учетом обстоятельств дела суд применил ст. 64 и 73 УК РФ и назначил Корсакову наказание в виде лишения свободы сроком 4 года условно с испытательным сроком 3 года.

По другому делу Пролетарским районным судом Ростовской области Задорожний осужден за убийство своей супруги. Как указано в приговоре, виновный совершил преступление с внезапно возникшим умыслом, находясь в состоянии аффекта, вызванного «длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с тяжким онкологическим заболеванием супруги, а также ее систематическим аморальным поведением, выразившемся в неоднократном высказывании просьб о лишении ее жизни с целью избавления от имевшихся болей, вызванных указанным заболеванием».

Комплексная психолого-психиатрическая судебная экспертиза установила, что в связи с нахождением в момент преступления в состоянии физиологического аффекта подсудимый не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими. Индивидуально-психологические особенности личности Задорожнего: толерантность, жалость, доброта, безотказность, ответственность, порядочность — способствовали подчинению воле супруге.

Подсудимый полностью признал себя виновным и заявил ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства.

Суд квалифицировал действия Задорожнего по ч. 1 ст. 107 УК РФ, признал смягчающими обстоятельствами совершение преступления по мотиву сострадания, явку с повинной, активное способствование раскрытию и расследованию преступления (п.п. «д», «и» ч. 1 ст. 61 УК РФ) и приговорил виновного к одному году ограничения свободы.

Оба дела, на наш взгляд, отчетливо иллюстрируют неэффективность существующей системы привилегированных составов убийства, в которой не нашлось места составу убийства по просьбе потерпевшего по мотиву сострадания.

И в деле Корсакова, и в деле Задорожнего суд, очевидно, посчитал неоправданным назначение наказания, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, и вынужден был изыскивать возможности существенного смягчения ответственности, чтобы «подправить» несправедливость закона. В первом случае суд назначил наказание «ниже низшего предела», да еще условно, во втором — допустил, по нашему мнению, большую натяжку (признав аморальным поведением неоднократные просьбы тяжело больной о лишении ее жизни с целью избавления от невыносимых страданий), чтобы «подогнать» содеянное под привилегированный состав убийства.

Таким образом, отсутствие в УК РФ привилегированного состава — убийства по мотиву сострадания — может рассматриваться как пробелв законе. Представляется, что этот пробел, восполняемый сегодня с помощью различных правовых средств судебной практикой, должен быть устранен в законодательном порядке.

Е. С. Бородулькина

научный сотрудник отдела исследований в области правоохранительной деятельности и осуществления правосудия (Институт правовых исследований Национального центра законодательства и правовых исследований Республики Беларусь)

Принцип гуманизма в уголовном праве

Гуманизм как система воззрений, провозгласившая познание человека в качестве главной задачи науки и философии, появилась в XIV веке. Однако влияние на правовую мысль «человекоцентристская» идея оказала не сразу. Гуманистические начала уголовного права были заложены лишь в XVIII веке представителями просветительско-гуманистического движения (Ч. Беккариа, Ф. М. Вольтер, Ш. Монтескье и др.).

В XX веке гуманистические идеи начали активно проникать в нормативно-правовую сферу. Особое влияние в части распространения идей гуманизма оказал ряд международно-правовых актов, сформировавших основу для реформирования законодательства отдельных государств.

Вместе с тем, весь советский период сущность государства определялась его приоритетом по отношению к конкретной личности, что являлось сдерживающим фактором для развития гуманистической идеи в юридической науке и правотворческой сфере. В результате распада СССР ситуация во всех странах постсоветского пространства изменилась коренным образом: забота о личности и ее правах стала одной из основных функций современного государства. Смену иерархии общественных отношений, находящихся под уголовно-правовой защитой, можно охарактеризовать как «личность — человек — общество — государство».

Несмотря на довольно длительную историю развития представлений о гуманизме, ошибочно рассматривать его в качестве понятия абсолютно очевидного и не дискуссионного. Принцип гуманизма требует критического осмысления, особенно применительно к сфере уголовно-правового регулирования, поскольку в рамках уголовно-правовой защиты государство применяет наиболее суровые меры воздействия в отношении человека, нарушившего границы свободы поведения. Реализация принципа гуманизма в процессе уголовно-правовой охраны преследует основную цель — обеспечить безопасность прав и свобод граждан от преступных посягательств. В то же время в соответствии с сущностью идеи гуманизма, требуется обеспечить соблюдение прав и законных интересов лица, виновного в совершении преступления. В связи с этим актуальным является исследование многоаспектного подхода к правовой природе гуманизма в уголовном праве и особенностях его реализации в положениях уголовного закона.

Содержание принципа гуманизма в праве вытекает из общефилософских требований (человеколюбие, уважение и защита достоинства, интересов, прав и свобод личности) и связано с доминированием в формулировании и функционировании правовой системы неотъемлемых прав и свобод человека. Правовым основанием закрепления общеправового принципа гуманизма следует признать положения Конституции Республики Беларусь о том, что человек, его права, свободы и гарантии их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства (ст. 2).

Применительно к уголовному праву, гуманизм является продолжением общеправового принципа, однако со своими особенностями реализации, которые позволяют учитывать назначение конкретной отрасли, специфические задачи и функции, которые призвано решать как уголовное право в целом, так и каждый уголовно-правовой институт.

Законодатель называет гуманизм в числе принципов уголовного закона и уголовной ответственности (ст. 3 УК), указывая на то, что он призван служить обеспечению физической, психической, материальной, экологической и иной безопасности человека, при этом наказание и иные меры уголовной ответственности не имеют своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Учитывая, что в уголовном законе делается акцент на то, что гуманизм является, прежде всего, «принципом уголовного закона и уголовной ответственности», сразу возникает вопрос о том, можно ли говорить о гуманизме как о принципе уголовного права и каково его содержание.

Э. А. Саркисова, придерживаясь мнения об отождествлении принципов, закрепленных в уголовном законе и принципов уголовного права, объясняет данное законодательное решение тем, что именно уголовная ответственность является тем уголовно-правовым институтом, вокруг которого формируются институты уголовного права. Такую же позицию занимает белорусский ученый Н. А. Бабий, отмечая, что есть все основания утверждать, что данные принципы (перечисленные в ст. 3 УК) являются принципами уголовного права. Поддержим указанные мнения, и, в том числе, позицию А. Б. Баумштейна о том, что «принципы уголовного права совпадают с принципами уголовного закона в той мере, в какой последний их нормирует». Таким образом, принцип гуманизма полагаем считать принципом уголовного права.

Анализ существующих в науке мнений позволяет говорить о том, что ученые различным образом раскрывают правовую природу принципа гуманизма. Часть авторов делает акцент на такой стороне гуманизма, как «гуманность», «милосердие», «человеколюбие» по отношению к преступнику, однако главенствующей в настоящее время является позиция, признающая два ключевых аспекта: во-первых, защита интересов, прав, свобод, жизни, здоровья, личных благ и личности гражданина от преступных посягательств; во-вторых, человеческое, в рамках требований закона, отношение к личности, совершившей преступление. Мы также поддерживаем признание многоаспектности принципа гуманизма в уголовном праве, поэтому далее предлагаем подробнее рассмотреть каждую из его сторон.

В первом случае гуманизм проявляет себя в отношении к человеку как объекту уголовно-правовой охраны и выражен в подчинении иерархии интересов, охраняемых нормами уголовного права, гуманистическим ценностям. Вся система Особенной части УК Республики Беларусь построена согласно иерархии ценностей и охраняемых общественных отношений, в которой приоритетное место занимает человек, его права и свободы.

Второй аспект гуманизма связан с гуманным отношением к виновным при реализации норм, предусматривающих ответственность за совершенные ими преступные деяния. Здесь данный принцип выражается в отношении к человеку как к объекту уголовно-правового воздействия, в обеспечении прав лица, совершившего преступление. В данном случае проявление гуманизма не может быть беспредельным и требует, чтобы при реализации норм, предусматривающих уголовную ответственность, под предлогом защиты общества не свести уголовно-правовое воздействие лишь к возмездию, каре преступника. Подчеркивается, что физические и нравственные страдания осужденного, которые причиняются во время отбывания наказания и иных мер уголовной ответственности, должны ограничиваться в максимальной степени.

Проявление данного аспекта довольно широко в уголовном праве. Принцип гуманизма раскрывает себя посредством применения к лицу, совершившему преступление, наиболее гуманных мер уголовно-правового воздействия, достаточных для его исправления и предупреждения новых преступлений; в законодательном установлении оптимальных пределов использования мер уголовно-правового воздействия в борьбе с преступностью: в ограничении возможности применения отдельных (особенно наиболее строгих) их видов определенными условиями, сроками, размерами, кругом лиц, в отношении которых допустимо их приме­нение и т. д.

Одним из наиболее ярких проявлений принципа гуманизма в уголовном праве является освобождение от уголовной ответственности и наказания. Рассмотрим на примере освобождения от наказания в случае иного тяжелого (не психического) заболевания, каким образом реализуется каждая из сторон гуманизма.

Часть 2 ст. 92 УК закрепляет, что «лицо, страдающее иным тяжелым заболеванием, препятствующим отбыванию наказания, может быть судом освобождено от отбывания наказания или это наказание может быть заменено более мягким. При этом учитываются тяжесть совершенного преступления, личность осужденного, характер заболевания и другие обстоятельства».

В данном виде освобождения от наказания явно выражен такой составной элемент гуманизма как «гуманность», которая связана с добрым, милосердным отношением к каждому человеку. Норма об освобождении от наказания по заболеванию содержит в себе возможность облегчения участи осужденного, избавления его от тягот, страданий и лишений, усугубляющих состояние здоровья. Виновный не совершает какого-либо юридически значимого положительного поступка, но его положение улучшается за счет реализации социально-нравственных установок, господствующих в обществе, выражающихся в милосердном отношении к больным лицам.

В контексте указанной двойственности, освобождение от наказания по заболеванию сочетает в себе как гуманное отношение к осужденному (связанное с осознанием того, что пребывание в местах лишения свободы не должно усиливать физические страдания заболевшего лица), так и учет всесторонней охраны интересов общества (этот аспект реализуется посредством установления в норме своеобразных «предохранительных механизмов» — обозначения обязательных условий освобождения от наказания по заболеванию, необходимости учета тяжести совершенного преступления, личности осужденного и прочих обстоятельств).

В данном случае содержательно гуманизм проявляется, прежде всего, в отношении к больному лицу, совершившему преступление и членам общества, не являющимися потерпевшими от конкретного преступления, но чьи права и свободы находятся под охраной уголовного закона. Однако, на наш взгляд, необходимо учитывать не двойственность, а тройственность правовой природы гуманизма, когда в полной мере могут быть учтены также интересы потерпевшего лица. В частности, необходимо предусмотреть возможность принятия во внимания судом мнения потерпевшего об освобождении заболевшего лица, и, кроме того, уведомление потерпевшего о таком освобождении. Думается, что конструирование и возможная последующая корректировка норм, регулирующих освобождение от наказания по заболеванию, должны учитывать триединую направленность принципа: гуманизм не может «фокусироваться» на одной категории граждан — тяжело больных осужденных, а в обязательном порядке должен сочетаться с эффективными мерами, направленными на защиту общества от преступных посягательств, а также на защиту потерпевших от преступления лиц. Данный подход не только отражает специфику принципа гуманизма в уголовном праве, но и в полной мере будет соответствовать философскому и общеправовому пониманию гуманизма

Рассуждая от частного к общему, заметим, что гуманизм на любых уровнях реализации (законотворческой, правоприменительной; на уровне уголовно-правовой политики) содержательно призван защитить интересы лиц, совершивших преступление; лиц, потерпевших от преступления; интересы общества и государства. Именно такой подход при формировании каждого института и подинститута уголовного права не позволит превратиться принципу гуманизма во «всепрощение» и «необоснованный либерализм».

Таким образом, реализовать принцип гуманизма в уголовном праве означает найти разумный баланс между проявлением гуманизма к лицу, совершившему преступление, а также к тем, чьи права пострадали или могут пострадать в результате совершения преступления.

Я. Ю. Васильева

кандидат юридических наук, доцент(Иркутский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации)

К вопросу о наказании в виде штрафа осужденных по делам коррупционной направленности

1. Как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 19 марта 2003 года № 3-П, законодательное установление ответственности и наказания без учета личности виновного и иных обстоятельств, имеющих объективное и разумное обоснование и способствующих адекватной юридической оценке общественной опасности как самого преступного деяния, так и совершившего его лица, и применение мер ответственности без учета характеризующих личность виновного обстоятельств противоречили бы конституционному запрету дискриминации и выраженным в Конституции Российской Федерации принципам справедливости и гуманизма.

В соответствии с подпунктом «а» пункта 7 Национальной стратегии противодействия коррупции, утвержденной Указом Президента РФ от 13 апреля 2010 года № 460, одной из системных угроз безопасности Российской Федерации признается коррупция.

Наказание лицам, совершившим преступление коррупционной направленности, должно назначаться с учетом личности и иных характеризующих виновного обстоятельств в соответствии с принципами справедливости и гуманизма.

Конституционный запрет дискриминации в отношении виновных лиц находит свое отражение в ст. 4 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ). Наказание должно быть справедливым, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного (ч. 1 ст. 6 УК РФ).

2. Во взаимосвязи с вышеназванными положениями УК РФ подлежит применению и его статья 291, которая устанавливает ответственность за дачу взятки перечисленным в данной норме лицам.

Общественная опасность дачи и получения взятки во многом обусловлена размером взятки. Установление законодателем в статье 291 УК РФ штрафов, кратных сумме взятки, объективно отражает общественную опасность предусмотренных в ней коррупционных преступлений.

Кроме того, при назначении штрафа в качестве наказания за совершение преступления, предусмотренного рассматриваемой нормой, также учитываются положения статьи 46 УК РФ, согласно которым штраф, исчисляемый исходя из величины, кратной сумме коммерческого подкупа, взятки или сумме незаконно перемещенных денежных средств и (или) стоимости денежных инструментов, устанавливается в размере до стократной суммы коммерческого подкупа, взятки или суммы незаконно перемещенных денежных средств и (или) стоимости денежных инструментов, но не может быть менее двадцати пяти тысяч рублей и более пятисот миллионов рублей (ч. 2); размер штрафа определяется судом с учетом тяжести совершенного преступления и имущественного положения осужденного и его семьи, а также с учетом возможности получения осужденным заработной платы или иного дохода; с учетом тех же обстоятельств суд может назначить штраф с рассрочкой выплаты определенными частями на срок до пяти лет (ч. 3).

На необходимость учета соответствующих обстоятельств обращает внимание и Пленум Верховного Суда Российской Федерации, который прямо указывает, что при разрешении вопроса о том, какое наказание должно быть назначено осужденному, совершившему коррупционное преступление, в случае наличия в санкции статьи наказания в виде штрафа, суду необходимо обсуждать возможность его исполнения.

В этих целях следует иметь в виду наличие или отсутствие у осужденного основного места работы, размер его заработной платы или иного дохода, возможность трудоустройства, наличие имущества, иждивенцев и т. п. (пункт 36.1 постановления от 9 июля 2013 года № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях»). Так, в деле Хедояна А. С. при назначении ему наказания в соответствии с ч. 4 ст. 291 УК РФ, предусматривающей альтернативные санкции в виде штрафа в размере от шестидесятикратной до восьмидесятикратной суммы взятки с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет и в виде лишения свободы на срок от пяти до десяти лет со штрафом в размере шестидесятикратной суммы взятки, суд исходил из того, что было совершено покушение на тяжкое преступление, и учел отсутствие отягчающих обстоятельств и смягчающие обстоятельства (наличие двоих малолетних детей, совершение преступления впервые, полное признание вины и раскаяние в содеянном, способствование раскрытию и расследованию преступления, заявление ходатайства о рассмотрении дела в особом порядке), а также иные обстоятельства (наличие на иждивении неработающей супруги, родителей, в том числе матери — инвалида III группы, сестры-студентки, матери супруги, страдающей тяжелым заболеванием; положительные характеристики со стороны членов его семьи, по месту работы и по месту жительства и др.), совокупность которых признана исключительной.

Оценив эти обстоятельства, а также посчитав, что исправление Хедояна возможно без изоляции от общества, суд применил правила, установленные в ч. 5 ст. 62, ст. 64, ч. 3 ст. 66, ст. 73 УК РФ, и назначил наказание в виде лишения свободы сроком на четыре года (которое постановлено считать условным с испытательным сроком три года) с дополнительным наказанием в виде штрафа в сумме 7 миллионов 500 тысяч рублей (пятидесятикратная сумма взятки).

3. Вопрос о назначении наказания в виде штрафа по делам коррупционной направленности весьма актуален в настоящее время, живо обсуждается в юридической среде, является предметом рассмотрения научных собраний с привлечением судей. Многомиллионные штрафы за коррупционные преступления в России были введены в 2011 году. В результате, по данным судебного департамента при Верховном суде Российской Федерации, штраф стал главным наказанием за такие преступления. Так, по делам коррупционной направленности судами России за 2012 год всего осуждено 6014 лиц, из них к лишению свободы на определенный срок — 506, к ограничению свободы — 11, к исправительным работам — 10, к обязательным работам — 12, к лишению занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью — 63, а к штрафу — 3835; за 2013 год всего осуждено 8697, из них к лишению свободы на определенный срок — 837, к ограничению свободы — 23, к исправительным работам — 23, к обязательным работам — 20, к лишению занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью — 197, а к штрафу — 5145; за 2014 год всего осуждено 10784, из них к лишению свободы на определенный срок — 1361, к ограничению свободы — 13, к исправительным работам — 29, к обязательным работам — 13, к лишению занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью — 123, а к штрафу — 6370; за 2015 год всего осуждено 11499, из них к лишению свободы на определенный срок — 1564, к ограничению свободы — 16, к исправительным работам — 34, к обязательным работам — 17, к лишению занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью — 98, а к штрафу — 6203.

Между тем, важно понять насколько это наказание эффективно в отношении так называемых коррупционеров. Число удовлетворенных судами ходатайств о замене штрафа лишением свободы остается значительным. Так, количество представлений о замене кратного штрафа, назначенного по ст. ст. 204, 290, 291, 2911 УК РФ (ч. 5 ст. 46 УК РФ), всего по России за 2014 год составило 1578, из них удовлетворено 260; за 2015 год — 752, из них удовлетворено судом — 169; за 1 полугодие 2016–452, из них удовлетворено 94 представления.

4. Актуальнейшим вопросом является механизм реального возмещения, назначенного приговором суда размера штрафа. Так, приговором Волгоградского областного суда от 30 ноября 2011 г. Ч. осужден за совершение преступления, предусмотренного п. «в» ч. 5 ст. 290 УК РФ (в ред. ФЗ от 4 мая 2011 г.), а именно за получение взятки в сумме 180 тыс. руб. от индивидуального предпринимателя. Ч. назначено наказание в виде штрафа в размере, 70-кратном сумме взятки, — 12 млн 600 тыс. руб. с лишением права занимать должности на государственной службе и в органах местного самоуправления, связанные с осуществлением организационно-распорядительных функций, сроком на 2 года. Поскольку Ч. до постановления приговора содержался под стражей и находился под домашним арестом, суд на основании ч. 5 ст. 72 УК РФ смягчил назначенное ему наказание в виде штрафа до 9 млн. руб. Постановлением суда от 3 апреля 2012 г. удовлетворено ходатайство осужденного Ч. о предоставлении ему рассрочки уплаты штрафа на период 5 лет. Однако в связи с тем, что Ч. в установленные сроки не производил уплаты штрафа, судебным приставом-исполнителем в Волгоградский областной суд было направлено представление о замене наказания осужденному. Учитывая, что к моменту рассмотрения дела он выплатил лишь 17 166 руб. 92 коп. и при этом остаток неисполненного наказания в виде штрафа составляет 8 982 833 руб. 08 коп., суд признал злостным уклонение его от исполнения наказания и постановил заменить штраф осужденному Ч. лишением свободы на срок 5 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. При этом суд не принял во внимание наличие у Ч. ряда заболеваний и необходимость дорогостоящего лечения, т. е. не учел те факторы, которые не позволяли ему оплачивать штраф в должном объеме. О серьезности состояния здоровья осужденного свидетельствует тот факт, что сразу после замены наказания на реальное лишение свободы он был переведен в лечебно-исправительное учреждение, поскольку не мог отбывать наказание и работать в колонии. Никак не отразились на решении суда и такие обстоятельства, как утрата Ч. постоянной работы в связи с увольнением с должности главы администрации, отсутствие имущества, равноценного сумме штрафа, которое он мог бы реализовать.

По смыслу закона, установление других условий, кроме неуплаты штрафа в срок (например, неоднократное предупреждение осужденного судебными приставами-исполнителями о возможности замены штрафа другим наказанием, отобрание у него объяснений о причинах неуплаты штрафа, представление сведений об имущественном положении осужденного и источниках его доходов), для признания, осужденного злостно уклоняющимся от уплаты штрафа не требуется. Однако при рассмотрении вопроса о замене штрафа, назначенного в качестве основного наказания, другим видом наказания суду необходимо проверять доводы о том, что осужденный не уклонялся от уплаты штрафа, а не уплатил его в срок по уважительным причинам.

Не случайно, в нововведенном 22 декабря 2015 года п. 5.1 Пленумом Верховного Суда Российской Федерации в Постановлении № 21 от 20 декабря 2011 года разъяснено судам, что сам по себе факт отсутствия у осужденного денежных средств не может признаваться уважительной причиной для неуплаты штрафа в срок. Уважительными причинами могут считаться такие появившиеся после постановления приговора обстоятельства, вследствие которых осужденный лишен возможности уплатить штраф в срок (например, утрата дееспособности, нахождение на лечении в стационарном лечебном учреждении, утрата заработка или имущества вследствие обстоятельств, которые не зависели от лица).

А. И. Попова

А. П. Паршукова

М. И. Галюкова

доцент кафедры уголовного права Российского государственного университета правосудия (Уральский филиал), федеральный судья центрального районного суда г. Челябинска

Проблемы законодательной регламентации уголовно-правовой охраны эмбриона человека

Право является динамично развивающейся системой, реагирующей на необходимость урегулирования новых отношений, приобретающих для общества особое значение. Выполнение указанной задачи в отношении отдельных отраслей человеческой деятельности невозможно без применения знаний, отражающих специфику регулируемой сферы, в нормативных актах.

Одним из наиболее ярких примеров, иллюстрирующих данный тезис, является нормативное регулирование использования эмбрионов человека. Этические проблемы применения данной биомедицинской технологии вызывают дискуссии, а законодательство не учитывает научных положений генетики, а потому не позволяет эффективно регулировать избранную сферу деятельности.

В Российской Федерации системообразующим элементом нормативной базы генетических исследований и биотехнологий является Конституция Российской Федерации.

Следующую подсистему составляют международные акты, такие как: Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного орудия и об их уничтожении 1971 г.; Всеобщая декларация о геноме человека и правах человека, принятая на 29-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО 11 ноября 1997 г.; Конвенция о защите прав и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины; резолюция Экономического и Социального Совета ООН о генетической конфиденциальности и недискриминации от 26 июля 2001 г.

Блок федерального законодательства включает в себя Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»; Федеральный закон от 5 июля 1996 г. № 86-ФЗ «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности»; от 20 мая 2002 г. № 54-ФЗ «О временном запрете на клонирование человека»; Федеральный закон от 23 июня 2016 г. № 180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах».

Подсистема актов федеральных органов исполнительной власти регулирует наиболее узкие вопросы генетических исследований и биотехнологий. К таким актам относится, в частности, постановление Правительства РФ от 16 февраля 2001 г. № 120 «О государственной регистрации генно-инженерно-модифицированных организмов»; Приказ Минздрава России от 30.08.2012 № 107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению».

В ходе анализа нормативной базы сделан вывод о том, что законодателем генетические исследования на территории Российской Федерации разрешаются. Однако правовые акты, регулирующие вопросы генетики и биотехнологий не соответствуют реалиям регулируемой сферы. Регламентация применения биотехнологий с использованием человеческих эмбрионов обладает рядом очевидных пробелов.

Во-первых, законодателем не установлены критерии правового статуса эмбриона, что делает невозможными законные манипуляции по клонированию, использованию эмбриональных клеток и тканей для трансплантации; распоряжению невостребованными клетками в случае смерти донора; порядок распоряжения эмбрионами в случае развода супружеской пары; признания супруга или донора недееспособным и многие другие процедуры.

Федеральным законом от 20 мая 2002 г. № 54-ФЗ «О временном запрете на клонирование человека» определяется, что под эмбрионом следует понимать зародыш человека на стадии развития до 8 недель. Однако в федеральном законе от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» разрешено прерывание беременности на сроке до 12 недель без каких-либо ограничений при наличии добровольного согласия пациентки. Таким образом, законодатель устанавливает срок, при котором возможно проведение манипуляций с эмбрионом, очерчивая тем самым период наступления охраны его прав.

Таким образом, мы наблюдаем определенную правовую коллизию при признании жизни эмбриона объектом уголовно-правовой охраны. Данные противоречия не позволяют объективно зафиксировать временной аспект начала правовой защиты эмбриона в призме уголовно-правового регулирования.

Кроме того, законодателем не сформулирован момент правового регулирования манипуляций с эмбрионом. С какого периода он наступает — с зачатия и до рождения, в качестве части организма женщины, или с создания в качестве экспериментального образца?

Возникает вполне закономерный вопрос — чем считать эмбрион? Объектом исследований, вещью или же субъектом права? Законодатель, очевидно, данные вопросы при разработке нормативных актов не рассматривал.

Мировым научным сообществом было разработано несколько концепций правового статуса эмбриона. Согласно первой, эмбрион представляет собой форму жизни человека. Жизнь является абсолютной ценностью, и эмбрион начинает охраняться государством с момента зачатия.

Вторая концепция исходит из невозможности определения эмбриона как личности. Следовательно, государственная гарантия на охрану и защиту человеческой жизни на эмбрионы не распространяется.

Наиболее прогрессивной, по нашему мнению, является третья концепция, предложенная Национальным институтом здоровья США. Согласно данному подходу, для признания индивида личностью, необходимо наличие трех конструктивных признаков: сознания, мышления, ощущения.

Председатель ред. коллегии сборника Синюков В.Н. Обеспечение прав и свобод человека в современном мире: материалы конференции: в 4 ч. Часть 3

Председатель ред. коллегии сборника Синюков В.Н. Обеспечение прав и свобод человека в современном мире: материалы конференции: в 4 ч. Часть 3

22 ноября – 3 декабря 2016 г. состоялась VI Московская юридическая неделя, центральным событием которой стала научно-практическая конференция «Обеспечение прав и свобод человека в современном мире». Организаторы конференции — Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА), Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова (МГУ). В сборник включены тезисы докладов, подготовленные для конференций, круглых столов и секций, проводившихся в рамках Юридической недели.<br /> Сборник рекомендуется для научных работников, преподавателей, аспирантов, студентов юридичеких вузов и факультетов. Сборник представляет интерес для руководителей органов государственной власти и местного самоуправления, сотрудников провоохранительных органов, бизнес-сообщества.

Внимание! Авторские права на книгу "Обеспечение прав и свобод человека в современном мире: материалы конференции: в 4 ч. Часть 3" (Председатель ред. коллегии сборника Синюков В.Н.) охраняются законодательством!